Стас: Арсений — красивый, улыбчивый, в глазах блестит коньяк. Концерт от 22 декабря 2019 года
Допустим, человеку сломали ноги. Он не может теперь жить нормально. Ему больно от лёгкого прикосновения, которое другой и не заметит. Каждый шаг даётся болью и слезами. И вот ему говорят: прошлое не изменить, ты взрослый человек, вставай и иди к врачу, ты сам в ответе за свою жизнь! Так? Нет, его под руки в машину и везут, он сам не дойдёт. И потом заново учат ходить. А вот, допустим, человеку сломали психику… Bash
И вот о чём я только что подумал. Это как в старых, ещё советских, детских конструкторах, которые нам так часто дарили под новогодние праздники, — там всегда на одну железяку больше. Как проклятье какое. И вот ты сидишь, как дурак, собираешь механизм, завинчиваешь болтики, следуешь чертежу-схеме, а всё равно ничего не получается. И тогда — крутишь, вертишь то, что должно было быть идеальным (потому что таким было задумано) — жизнью, любовью, не знаю, ну богом, если он есть.. А вместо этого у тебя в руках — сам не понимаешь что. Сейчас почти четыре утра, поэтому вряд ли смогу толком объяснить, что имею в виду. и буду надеяться, что вы понимаете мой лепет. Понимаете?» — Конечно, нет. Потому что в смерти — не в постели: ни втроем не будешь, ни вдвоем. Каждый погибает, как умеет, каждый умирает о своем. … — Это очень легко проверить, … , — когда при жизни провожаешь из дома человека на поезд, и вдруг понимаешь, что завтра не будет завтра, и вдруг понимаешь, что прежним он уже никогда не придет, — вот тогда на тебя накатывает такая печаль и такая нежность, что хочется плакать, и гладить его по макушке, и повторять: «Идиот, идиот…» (оскорблять людей, когда любишь, — особая доблесть: через грубость и нежность — жизнь через нас поет). Небесная лиса улетает в небеса. Дмитрий Воденников.
***
Антон просыпается в холодном поту. За окном все еще ночь, и вырубился он видимо не больше чем на час. Пьяное сознание загоняется липким чувством тревоги и ищет в тенях по углам спальни чудовищ, которых само же и порождает. Чудовище спит в гостиной. И Антон некоторое время пытается убедить себя, что ему плевать. Он сейчас подберет одеяло с пола и снова уснет, но в итоге заворачивается в него и тащится из комнаты, шарахаясь в сумраке дома. Сначала идет проверить Сережу, потом Пашу, зависая в дверях. Если б Паша проснулся, точно бы дал ебу. Но он сопит, раскинувшись на кровати звездой киберканала ТНТ. Чудовище в гостиной спит тоже. Завернулся в плед, как в кокон, ноги поджал к груди. И дрожит. Антон чертыхается — наркотик же снижает температуру тела, и при отходняке становится жутко холодно. Шаст крадется к дивану, отключает поле и накидывает свое одеяло на Арсения сверху, осторожно подтыкая края. Арс сам, не просыпаясь, натягивает одеяло до подбородка. Антон умиляется и тут же дает себе мысленных пиздюлей за это чувство. Подумав, тащит портативный обогреватель и несколько грелок, кладет их Арсению в ноги. Теплый воздух, слегка не рассчитав, направляет в лицо — челка разлетается, и Арс, сморщив нос, накрывается с головой. Антон усмехается тихо, с таким Арсением даже приятно иметь дело. В сумраке гостиной сложно верить в реальность некоторых вещей. Антон боится, что в утреннем солнечном свете Арсений исчезнет, поэтому смотрит на него то и дело, взгляд соскальзывает с предметов интерьера и очередной бутылки виски, надписи на которой Антон уже, кажется, выучил наизусть. Через некоторое время, вспомнив, он вызывает группу биологической зачистки, забрать собственный труп, лежащий у двери, решив сказать, что бухой ебнулся с лестницы, свернув шею. Тело увозят спустя полчаса, заботливо желая Антону протрезветь, ходить по дому в тапочках, чтоб не скользить, и смотреть под ноги. Антон надевает тапочки и грязно напивается, точнее пытается — тело в хлам, а мозг продолжает наваривать отвратительных мыслей и выкипает, гремя крышечкой. Поэтому позвонить По в пять утра кажется хорошей идеей. — Че тебе опять? По лежит подбородком на столе и лениво играет датчиками у себя на руках. Видок у него потрепанный. — Не спится. — Не спится ему, — возмущается По. — Тс-с-с, — Шаст прижимает палец к губам и чуть не сносит со стола стакан. — А я не могу спать, потому что посланники уже начали искать твоего Арсения. Пока они думают, что он слетел с катушек и неистово посещает бордели где-то в восточной Европе. — Прикольно. — Прикольно тебе? Я скупил столько защитных программ на черном рынке за сегодняшнюю ночь — этих денег мне бы на всю жизнь хватило. — Спасибо. Ты — настоящий друг. — Чтоб ты без меня делал? — По подзависает на пару секунд, глядя в экран перед собой. — Кстати я тут подумал, ты же не можешь держать Арсения строго в четырех квадратных метрах дивана и водить в туалет под дулом бластера. Так что заказал электрический ошейник. Захочешь, прицепишь поводок, я сейчас даже не шучу. Ошейник не позволит выйти за пределы обозначенной территории и будет больно шарашить током при прикосновениях к другим людям, то есть шею тебе Арсений больше не свернет. Я молодец? — Ты, сука, гений. — Антон салютует стаканом. — Хрень от программы защиты свидетелей. Хочешь пропишу конкретное расстояние, на которое он не сможет к тебе подойти? Метр там, два? — Не надо. Присылай так. Водить его по дому под дулом бластера, я действительно не готов. — Через часик встречай курьера. По ложится щекой на стол, скребет пальцами по голографической клавиатуре и вздыхает тяжело. Антон смотрит сквозь него на Арсения. Тот повернулся на живот, сбросил одеяло и плед до пояса, светит голыми лопатками, руками подушку обнимает, высунул ногу — видимо жарко стало. — Что делать дальше собираешься? — спрашивает По. — Поговорю с этим Арсением. По-хорошему или, взломав стек. И начну искать своего. — Твой андроид умный до пизды. Обрубил связь с серверами киберлайф, судя по всему, вытащил датчики, отслеживающие его местоположение. Внешность умеет менять. Диод снял и смешался с толпой. Может улетел уже с Новой Земли. О нем я бы не беспокоился пока. Свяжется с тобой, когда сможет. У тебя сейчас проблемы посерьезнее. Ты посланника удерживаешь, если не забыл. Антон потирает рот ладонью. Такое забудешь. Арс сбрасывает одеяло на пол, поворачиваясь на бок лицом к Антону. — По, тебе когда-нибудь приходилось перехватывать сигналы оцифрованного мозга при передаче памяти через спутник? — Да. Это называется «ловить крошки мозга», Шаст. Переживания моделек, мысли ученого, занимающегося теорией элементарных частиц, детские воспоминания монарха. Такие вещи пользуются спросом. За них много платят. Я брался за все, где много платят. Попался. Получил тридцать лет хранения. Да пофиг, — По машет рукой. — Светские журналы публикуют отредактированное проникновение в сознание знаменитостей, но все это подчищено, подкорректировано. Прилизано для широкой публики. Ни одного момента потери контроля над собой, ничего такого, чего можно бы стыдиться или что могло бы повредить популярности. Одни лучезарные фальшивые улыбки. Но людям нужно не это. Самый большой общественный резонанс вызывают супружеская неверность и ненормативная лексика.[1] Что я тебе рассказываю, вы же сами давали подобные интервью. — Ага. А воспоминания Сережи о сексе с трансом до сих пор плавают где-то в сети, — говорит Шаст, хмыкнув, и качает головой. — Потому что нехуй по сомнительным борделям нижнего города шляться. — Насколько реально перехватить сознание кого-либо из сената? — Ебу дал? — Ищу варианты. Арсений закопался так глубоко, что подходят только самоубийственные решения. По поджимает губы, подгребая какие-то провода под подбородок. — Что он натворил? — Видимо много, деталями он со мной пока не делился. Но компромат на президента протектората у него имеется. — О-ху-еть! — По откидывается на спинку стула, заводя руки за голову, и проезжается назад, скрипя ножками. — Юмористический у вас, блядь, проект. Клоуны-дегенераты. — Смешно тебе, сука? — Нет. Рыдать хочу. — Добро пожаловать на самое грустное шоу на Новой Земле. Импровизация, встречайте! Арсений Попов, бля. — Вы пожалеете о потраченном времени и средствах. — Эй, — Антон издает протестующий звук. — Шучу. Я бы сходил на ваш концерт. — Не знаю, когда они теперь будут. — Да ладно, у вас шоу покруче Дома два разворачивается в пределах твоей квартиры. Арсений блюет на пол, свесившись головой с дивана. Видимо в подтверждение слов По. — По, извини, я тебе перезвоню. Антон сворачивает голографический экран и складывает руки на столе, устало глядя, как Арс пытается то ли сесть, то ли встать, и в итоге с грохотом падает с дивана, больно ударившись коленями и локтями. Переворачивается на спину и стонет, потирая виски. Антон закатывает глаза и встает, пошатываясь, идет к дивану, бьется об электрическое поле — пьяный мозг отказывается действовать адекватно. Арсений поворачивает голову, усмехаясь над попытками Антона встать хотя бы на четвереньки, и его опять тошнит. Антон отключает поле и поднимается, кое-как затаскивает Арсения на диван, чуть не наебнувшись сам. Они сидят и смотрят, как робот-уборщик возится в ногах, всасывая пыль и остатки жизнедеятельности Арсения. — Тебя сейчас не посещают какие-нибудь необузданные желания, Арс? Например, свернуть мне шею? — Максимум, влепить тебе пощечину, но это будет больше похоже на прелюдию или разборки парочки в стиле «как ты мог». Сил нет. Мне плохо, — признается Арсений. И Антон ковыряется в чужих словах в попытке найти вложенные смыслы — его пытаются отвлечь, разжалобить? Арс, показывающий свою слабость в относительно трезвом и адекватном уме — штука странная. По пьяни мог, но бухой тут только Антон. И он включает электрическое поле опять. Арсений поджимает губы. — Я не пройду и пары метров. Мне действительно плохо. — Ага. — Не веришь мне. Арс перевешивается через спинку дивана, блюет снова и остается в таком положении, покачивая руками. Антон пялится в чужой затылок. — Уверен, ты даже сейчас можешь завалить целый отряд в драке. — Никогда во мне не сомневаешься, да? Сейчас я способен только сам завалиться. Как потерянные игрушки за шкаф куда-нибудь в пыль и грязь. — У меня чисто, — зачем-то говорит Антон, хотя понимает, что у этой фразы как раз было двойное дно. Арсений вздыхает, переворачивается и сползает по спинке вниз на подушки. Он бледный, с испариной на лбу, дрожащими руками и дергающейся жилкой на виске. — Схожу за таблетками и водой. — Антон поднимается. — А чего домашнего андроида не попросишь? Стал толерантен к железяке, потому что трахал одну из них? Зарплату ему уже платишь? — Господи, что ж ты к этому привязался? — Если б андроид не был так похож на меня, и вы не лизались постоянно рядом со мной, я бы может и не отреагировал, но еб твою мать, Антон. — Мы лизались, потому что ты уделял этому слишком много внимания. — Я был в шоке. — Я тоже. С того, что ты пялился. Все, Арс, закрой рот, умоляю. Тебе же плохо. — А ты и рад. — Не рад я, — рявкает Антон, отключает поле и широкими злыми шагами уходит на кухню за аптечкой и водой. Долго стоит у холодильника, засунув голову в морозильную камеру, впечатавшись щекой в пельмени, и дышит глубоко. Не помогает. С Арсением ничего не помогает. Пакетик бетатанатина в гардеробной становится манящим. — Почему ты меня доводишь? — интересуется Антон, замирая напротив Арсения в паре метров от дивана. — Эмоциональность большинства окружающих меня людей химически снижена, сложно с ними существовать. — Ты имеешь в виду посланников? Тогда ты бракованный, что ли? — Я командир взвода, нам не отключают эмоции, — Арсений отворачивается. — А по жизни, да, я бракованный. — Что? Нет. Бля-я-я, — тянет Антон. — Я же не к тому. А-а-а. Все, — он пихает таблетки и воду Арсению в руки, — я не могу с тобой нормально разговаривать, я пошел отсюда. Сил нет, находится с тобой в одной комнате, на одной, блядь, планете. Как удобно было тебя не видеть, не слышать. — Удобно? — Ты не бракованный, ты неудобный. — Стой, — Арсений тянет его за штаны на диван. — Эмоций мне действительно не хватало. Я по тебе скучал. — Поэтому сейчас делаешь мне больно через слово? — И ты. — В ответ. — Тебе же не десять, сдержаться не можешь? — С хуя ли я должен? Антон отсаживается на другой конец дивана и смотрит хмуро из-под бровей. Арсений зарывается в подушки глубже, роняет таблетку, провожает ее взглядом и сжимает в кулаки дрожащие руки. — Поможешь? — Нет. — Я залью тебе диван. — Можешь даже засрать, я разрешаю. — Шаст, мне плохо, помоги, пожалуйста. — Ты никогда раньше не позволял тебе помогать, варился тихонечко сам в своей башке. Нахуя? Непонятно. — И посмотри, к чему это привело, — Арсений закрывает глаза — веки и ресницы дрожат. — Судя по вчерашнему монологу, ты готов ради меня на все, но не открыть бутылку воды? — Господи, давай сюда, — Антон придвигается ближе, сворачивает крышку и передает бутылку Арсению, который вытаскивает таблетку из пачки уже зубами, боится снова уронить. — Та, что ты принял, от головы. А эта облегчит отходняк, на. Арсений руку не протягивает, но открывает рот. — Ай, — говорит Антон и засовывает таблетку в рот, касаясь губ и, кажется, языка. Тело выдает реакцию мгновенно. Ненормальную в данной ситуации реакцию. — Либо я окончательно ебнулся, — рассуждает вслух Антон, — либо… Арс, твоя оболочка от Накамуры? — Накамура не делает боевые оболочки, только для сексуальных утех. Эта оболочка боевая, не для секса. — Тут я бы поспорил, конечно. — Что? — Твоя кожа выделяет наркотик? Лицо Арсения становится паскудным. — Нет, эмпатин в слюне. — Блядь. — Твоя проблема в другом. Пресловутая химия тел. Хотя зачем я тебе объясняю, мы на этом целое шоу построили. Довольно интересно, когда два человека совпадают на химическом уровне — взаимодействие между ними просто бешеное. И секс должен быть неплох. — Ты провоцируешь? — Нет, Шаст, мне хватает того, что есть. Это тебе нужно больше. Антон даже не успевает себя остановить, касается темных волос на лбу. Арсений уворачивается. — Не надо. Всего лишь химия, помни. Очень вряд ли тебя тянуло ко мне, когда я был в оболочке Кадмина. Антон многое мог бы ему ответить. На эту тему сказаны и написаны горы слов; споры и новые исследования не прекращаются до сих пор. Тривиальные описания проблем оболочек в популярных журналах: «Как заставить партнера полюбить вас опять — в новой оболочке»; пустые, бесконечные психологические трактаты: «Некоторые аспекты химии тел»; и даже ханжеские психологические учебники, также имеющие свои суждения по данному вопросу. Цитаты, точки зрения, яростные нападки религиозных деятелей и бредовый вздор безумцев. Он мог бы вывалить все это на Арсения. Мог бы сказать, что чувствует то, что естественно для человека к человеку, которого он попросту любит. Антон мог бы попытаться объяснить ему, мог бы солгать, мог бы прибегнуть к логическим рассуждениям. Но результат был бы приблизительно одним и тем же. Потому что действительность причиняла боль.[2] На них надвигается рассвет. Фасады зданий озаряются ярким свечением. Антон долго смотрит из окна на темную гладь залива. — Знаешь, я пытался убедить себя, что это безумие, — шепчет он. — Но ты был интересен мне даже в оболочке Кадмина. То, как ты мыслил. Твои жесты, мимика. Они же были твои. — Узнавание. От этого никуда не деться. Сознание тут не причем. Но то, что сейчас с тобой происходит, если верить психологам, не имеет никакого отношения к нашей жизни, точка. Остальное можно списать на разыгравшиеся гормоны, генный инстинкт и феромоны. Печально, но факт. Ты хочешь не меня, я на этого человека просто похож. Плюс усиленная химия посланников в моей оболочке. Мне жаль твою когнитивку. Антон вдавливает костяшки пальцев в глаза. — По-моему, печального тут ничего нет. Печально то, что мы до такого докатились. — Антон, выдохни. — А ты, Арс? — Что я? — Почему ты смотрел на меня в оболочке Кадмина? Только не лги мне, ты смотрел, я знаю. Арсений задумывается, кусает губы — тоже его постоянная привычка. — Лишившись своего химического интерфейса, я лишь отмечал, что ты мне приятен и что я хотел бы находится в твоем обществе. Не более. Правда, оставались еще воспоминания. Поэтому я смотрел. Я скучал. Мне не хватало тебя, и это вообще никакого отношения к химии тела не имеет. Мне хотелось поговорить с тобой, просто поговорить, что было бы странно в нашей ситуации. Ты и так начал подозревать меня не пойми в чем. — Ты меня пугал. — Боевая оболочка. — К вам прибыл курьер, — говорит домашний андроид, появляясь в двери гостиной. — Принеси заказ сюда, пожалуйста, — просит Антон. Коробочка маленькая с размашистым почерком По на крышке. Антон вскрывает ее быстро, хватает Арсения за плечо и наклоняет к себе, пользуясь его слабостью и спокойным настроением, и защелкивает ошейник на шее, сразу соскакивая с дивана и отходя на метр. Арс, дернувшийся было, замирает, и лицо его становится очень злым. — Решил на поводок меня посадить, как верную собачку? Он поднимается с дивана, пошатываясь. Антон делает два шага назад. — Тебе лучше меня не трогать — током ударит. — Я понял. А где поводок? От его шеи к коробке протягивается тонкая светящаяся линия электромагнитной веревки. Антон садится на пол и достает браслет. Поводок прикреплен к нему. — Мерзость, — говорит Арс. — И где я теперь могу ходить? — Весь дом твой. Коснешься входной двери и окон — ударит током. Очень надеюсь, что ты не найдешь способ пройти через стену. — У тебя есть моя одежда? — Да. То есть… — Антон застопоривается. — Да. В гардеробной. — Замечательно. — Лично твоя — лежит здесь внизу. Могу принести. Мы не смогли выкинуть. Арсений смотрит удивленно и на секунду его взгляд становится потерянным, больным. — Пожалуйста, не злись. Мы не можем тебя отпустить. — Потому что боитесь за своего андроида? Антон подходит близко, останавливается на расстоянии вытянутой руки. — Сейчас я боюсь исключительно за тебя. — Я способен справиться сам. — Это не обязательно. Просто отдохни, ладно? Позволь тебе помочь. — Ты еще не понял, да? — шипит Арсений. — Твоя жизнь на кону. Если я облажаюсь, они отнимут твою жизнь. И для меня не будет смысла… — Ты тоже не понял нихуя, — перебивает Антон. — Я не боюсь смерти. Меня устроит расклад, при котором ты будешь жив, Арс будет жив, а я умру… Подожди, что? Не будет смысла в чем? — Жить. Не будет смысла жить. Без тебя, — совсем тихо добавляет Арсений. — Мне нужно знать, что ты где-то все же есть. — Ты… — Антон поднимает глаза, пытаясь остановить подступающие слезы. — Маленькие катастрофы, Антон. Большие. Огромные. Между нами. Ты можешь списать все на химию оболочек, совместимость сознаний, родство душ. — Это называется любовь. Нормальные люди называют это любовью. Арсений отворачивается. — Я хочу в туалет и помыться, наконец. Провожать не надо. Он уходит под аккомпанемент умирающих нервных клеток Антона. Есть чувства, которые нужно вырвать с корнем, вытянуть из своего нутра. Но тогда внутри что-то сломается, основа твоей личности пойдет трещиной, осыплется бесполезной трухой. В груди Антона разжимается пружина с силой, уничтожающей города. Силой, перехлестывающей через край единым потоком, разбивающейся как вода о дно ущелья. Как машина о камни, сорвавшись с обрыва. Та же машина. Антон добровольно входит в ту же реку, ступает на те же грабли. Сотни лет. Он тащится на кухню, падает на стул и просит андроида приготовить завтрак на двоих. — Скажи, ты бы хотел от меня уйти? — спрашивает тихо. — Нет, я создан служить вам. — Понятно. Антон растекается по столу, потягивается, хрустя суставами и засыпает. Его будит запах кофе и галлюцинация. Арсений в фартуке стоит у плиты и варит кофе в турке. — Мог бы попросить домашнего андроида. — Он делает неправильно. Антон машет рукой. — Делай, как знаешь. Арс босой. В домашнем голубом костюме. Бантики на пояснице и шее над стеком притягивают взгляд. Антон не может избавиться от ассоциации и отворачивается. Тело подводит. Помимо запаха кофе его отравляет запах Арсения, теперь чистый, без примесей крови, пота и стали. Усиленная химия оболочки посланника ебашит по голове совсем уж нещадно. Но теперь хотя бы понятно, что Антон не сошел с ума. Арсений ставит на стол две кружки кофе и садится рядом. Хочется уйти. Из дома. Антон зажимает нос пальцами. — Я помылся. — Я знаю, — бубнит Антон, — но ты пахнешь. Это вообще нормально? — Наверное. Приятно? — А? — Пахну приятно? — Наверное. Я сейчас мыслю слегка в других категориях. Они едят молча. Слава богам, Арсений молчит, хотя бы когда ест и спит, иначе можно было бы свихнуться. Ощущение, будто он дорвался до попиздеть. А может и дорвался. Неизвестно, какие там отношения между посланниками. Антон раскрывает голографический экран и лениво просматривает новости. Большая их часть о том, что в заливе разбился корабль, принадлежащий клубу «Голова в облаках» и найдены две аварийные капсулы. Третью не нашли, и это радует безумно. Арс действительно сумел скрыться. Заметки об их помолвке Антон пролистывает быстро — Арсений косится и читает тоже, морщится, будто у него опять флюс. Фото колец на переплетенных пальцах как на зло всплывает на весь экран. — Почему о вас столько пишут? — не выдерживает Арсений. — Ты же знаешь почему. — Знаю, но это странно. Вас готовы на руках носить. — А несколько веков назад распяли бы общественным мнением. Хорошо, что сейчас не так. — Повезло. Антон грустно усмехается. — Я кольцо в заливе утопил. — Хоть одна радостная новость за сегодня. — Тебя все таки бесят мои кольца? Или ты ревнуешь? — Бесят кольца, — Арсений прячется за кружкой с кофе, — на твоих пальцах. — Обручальное? — Я даже комментировать не буду ваш разговор, — вмешивается Паша. — Будь добр, — Арсений поворачивает голову в его сторону и кивает. — Привет. Чего встал рано? — Сушняк. А вы чего такие бодрые? — Разговоры с Арсением меня бодрят. У-у-ух, — говорит Антон и зевает. Паша садится жопой на стол, отбирает у Арсения кофе, рассматривает кружку, рассматривает Арсения и вздыхает. — Не, ну это пиздец, конечно. — Сварить тебе еще? — Вари, а то я никак не свыкнусь с мыслью, что это ты. Арс уходит к плите. Паша качает головой. — Я твой браслет вообще-то тоже утопил, — зачем-то говорит Антон. — Плохая новость, — откликается Арсений, отмывая турку под краном. — У меня дома растет Марсианская ветвь, вырежу тебе еще один. — Спасибо. Кстати! Почему браслет тогда разорался, ты не в курсе? — Я был рядом, — просто отвечает Арс. — Я его делал, а Марсианское дерево имеет память. Не генетическую, что интересно. Память сознаний. До сих пор не разобрался, как работают эти Марсианские артефакты. А кричал он, потому что нам обоим было плохо. — И стало еще хуже. Я чуть не оглох. — Дерево долго копило боль, а тут еще я. Не знаю, говорю же, не разобрался. Но орет оно громко. Есть свидетельства, что первые поселенцы использовали деревья в качестве оружия. — Что еще человечество не использовало в качестве оружия? — патетично спрашивает Паша, глядя в потолок. — Кофе. Арсений трясет пачкой молотого как маракасами и начинает пританцовывать у плиты. Антон думает, что если Арс не успокоится, то станет первым человеком, которого убили пачкой кофе. — Музыку, пожалуйста, — просит Арсений у системы умного дома. Врубается рэп с неприятными для утренней расслабленности битами. Арс бодренько возится с туркой в танце, даже подпевает, кажется. Картина приятная, но Антон не в состоянии выкинуть из головы одну мысль: Арсения могут убить, отнять снова. Поэтому настроение скачет, как голос не попадающего в ноты рэпера на припеве. — Расскажешь подробнее о химии посланников? — Ну, — Арс наклоняется над туркой, нюхает, подгоняя воздух рукой себе в лицо и удовлетворяется видимо, потому что начинает разливать кофе по чашкам, — ты же сам все прочувствовал. Прочувствовал. Антону даже рукой рядом с Арсением подмахивать не надо, его запах теперь по всей квартире. Невозможно. — У Паши реакция другая. — А? — откликается Воля. — Паша скорее всего ощущает опасность рядом со мной. — Не-е-е. Я ощущаю, что ты долбоеб. — Или так. У нас с ним химический вектор взаимодействия иной. На самом деле оружие посланников — интуиция, усиленная совершенной нервной системой. — Встает у меня на интуицию, конечно, — бурчит Антон себе под нос. — Что? — одновременно переспрашивают Арс и Паша. — Странно. Я сейчас выгляжу откровенно плохо, — Арсений рассматривает себя в металлической поверхности турки. Он действительно выглядит больным: черные круги под глазами, красные веки, излишне острые скулы и выпуклые вены на сухой тонкой коже. Одежда Арсения-андроида на нем висит. Арс не накачанный даже, скорее жилистый и худой, будто ел мало или что попало. — Как работает твоя интуиция? — Антон отворачивается, отвлекаясь на кофе. — Ну, понимаешь… Собираешься выйти на улицу. Небо ясное. Тем не менее надеваешь куртку, повинуясь безотчетному импульсу. И потом идет дождь. У каких-то систем моего тела или у мозга имеется информация, расходящаяся с первой оценкой погоды. И они проталкивают эти данные сквозь запрограммированный заранее барьер супер-эго. Посланников учат тому, каким образом «перехватывать» такие послания, обращая на пользу тому самому супер-эго, улучшая подсознательные реакции. Это… Ощущение некой сущности, лежащей уровнем ниже. На такой основе можно выстраивать связи и даже создавать своего рода скелетную модель истины. Модель позволяет возвращаться к анализу снова и снова, заполняя пробелы собственных знаний. Столетия назад подобным образом действовали наделенные интуицией детективы. Здесь мы имеем усовершенствованную версию их подхода. Арсений замолкает, понимает внезапно, что смертельно устал от собственных излияний. От потока определений, поверхностных, едва связанных с реальными чувствами, и с тем, о чем его спросили.[3] — Что ощущаешь ты рядом со мной, Шаст? Вектор я понял, наши взаимодействия всегда были тактильными, поэтому тебе важно касаться, но запах, что не так с ним? Паша поднимает брови. — Вы о чем? — Долго объяснять, — отмахивается Антон. Воля берет чашку и бутылку воды из рук Арсения и понятливо поднимается из-за стола. — Я досыпать. Антон кивает. Пару минут они с Арсом сидят в тишине, пьют кофе, Антон перебирает голые без колец пальцы и думает, что ответить Арсению, который опять сел на соседний стул и качает ногой в такт песне. — Скажем так, — начинает он, — желание меня касаться — не самая главная твоя проблема. — Проблема в том, что я тебя хочу, это очевидно. Но запах. Странно. — Нет, наверное. Ты трахался с моей копией, почти что со мной. Для твоего тела разницы никакой. Гормоны, феромоны, опыт оболочки, нервная система шалит, потому что я тебя бешу, моя усиленная химия — ядерная смесь. — Что делать? — Пока я в этой оболочке, терпеть. Я же не воняю тухлыми яйцами. Антон усмехается. — Лучше б вонял. — Или отпусти меня. — Нет. — Что с тобой будет, — Арсений смотрит в упор, — если я трахну здесь кого-нибудь, мне интересно? Во время секса запах усиливается, происходит выброс гормонов… — Слава Богу, что трахать тебе здесь некого. Арсений ставит локти на стол, подбородок на кулаки и рассматривает Антона с исследовательским интересом. — Забавная у тебя реакция. — Хорошо, что пока реакция… — Прикольно, — Арсений хитро прищуривается. — По взгляду вижу, ты выдумываешь какую-то хуету. Не надо. — Тебе понравится. Антон зарывается носом в кружку кофе. Понимает, что следует напрячься, но напрягаться уже некуда. — Ладно, было продуктивно, но мне надо делать дела, — он встает со стула, чуть не задевая Арсения ногой и резко вспоминает про ошейник. — Ой, бля, тебя же касаться теперь нельзя. Ты остальных предупреди, если что. Как тебя из-за Паши-то током не ебнуло. — У Паши нет необходимости меня касаться. «В отличие от тебя», — не договаривает Арсений. Антон отводит глаза. Стас как-то ради прикола разбирал тактильные взаимодействия внутри команды. Сережа лапал всех без разбора, долго и по-разному. Дима старался никого из них не трогать дольше положенного в рамках импровизации. Арсений с Антоном касались друг друга чаще других. В шокерах, новостях, вечеринках, рэпе, красной комнате — везде, где играли вместе. Даже когда просто стояли на сцене рядом. Выявленные Стасом закономерности стали поводом для очередной порции подъебов. Арсений тогда заявил, что очень любит обниматься. А Антон подумал, что Стас занимается херней, но рабочим тоном поинтересовался, чего ему теперь с этими выводами делать. «Взаимодействуй с Арсом чаще, зрителям нравится», — сказал Стас. Еще оказалось, что их зона комфорта до странного мала, не нормальна для коллег. Для друзей сойдет с натяжкой, но какие они нахрен друзья. Вот Дима Антону друг. В гости к нему ходит, на отдых вместе ездят, праздники отмечают. Только зона комфорта все равно была рядом с Арсением. Совпали, блядь, в юморе и ебучей химией тел. И теперь Арса трогать нельзя. Вообще. Никак. Антон садится за стол в гостиной. От запаха виски, оставшегося с бессонного утра, мутит, но хотя бы перебивается запах Арсения. Шаст пытается сосредоточиться на делах — звонит Славе, в надежде отменить съемки на ближайшие несколько дней. Умница Слава выбил им неделю. Всем. Даже Паше. — Совет директоров считает, что ты в печали. Ушел в запой и рыдаешь в подушку. Учти, Шаст, и веди себя соответствующе. Остальные тоже в запое, страдают и рвут волосы на голове. Понятно? Слава вертит пустой бумажный стаканчик от кофе на пальце. Внушительный постамент из таких же стаканчиков, вложенных друг в друга, высится рядом на краю стола. — Ебнутся, — авторитетно заявляет Антон, глядя в правый верхний угол экрана на венец кофейной горы. — Не должны, — говорит Слава, но осторожно ставит стаканчики на пол к ножке стула. — Кстати они дали отмашку на увеличение количества копий Арса. Очень надеюсь, не позволят Киберлайф массовое производство. — Пиздец. — Ты бы знал, как я охуеваю, — Слава потирает лоб рукой. — Арсений спит? — Вряд ли. По дому шарахается, — Антон ловит удивленный взгляд Дусмухаметова. — Уйти не сможет, не беспокойся. — Ладно. Ты с ним разговаривал вообще? — Да. Ну как разговаривал? Пытался сохранить свою нервную систему. Тяжело. — Я понял. Если будут новости, звони мне. А я пошел на очередное совещание. Нас ебет и сенат, и Киберлайф. От посланников кого-то прислали. Будь осторожен, они могут заявиться и к тебе. — Сделаю вид, что я в хлам и не способен беседовать. — Давай. Слава отключается, улыбнувшись нервно ободряюще. Антон думает, что они все сейчас держатся из последних сил. Кроме Арса. Который слишком быстро смирился с ролью пленника и грохочет на кухне. Включил наркоманские восточные песни, подвывает, явно пританцовывая. Звуки в любом случае странные. Антон залипает на статьях о посланниках, Кадмине и заунывных напевах. О посланниках написано до обидного мало. О Кадмине вообще ничего невозможно найти. Командир отряда «Гидра». Вот и все. Шаст в какой-то момент отчаивается и просит информацию у По. По кидает пятистраничный файл мгновенно с неизменным наставлением: «Наслаждайся». Антон хуеет с количества оболочек Арсения. И двухметровый лысый громила — не самая страшная из них. В плане внешности — самая, но в плане напичканности химией и имплантами сосет. Оболочка, с которой Антон разговаривал тогда по телефону, под завязку набита эмпатином — наркотиком, заставляющим окружающих хотеть тело перед ними. Эмпатин выделялся кожей, присутствовал в слюне и, блядь, в анусе. Антон добирается до родной оболочки Арса, скурив пол пачки сигарет, потому что каждые пару предложений останавливается и тупо смотрит в пространство перед собой. Арсений сейчас представляет собой гений химической и биотехнологической военной промышленности. Его организм генерирует несколько видов психотропных веществ и выводит их в любую часть тела. То есть Арсений может обдолбать кого угодно как угодно, просто дав себя потрогать или облизать. Минусы у всего этого тоже есть. На его тело плохо действует смесь наркоты извне. Сереженька прошлой ночью ему сильно удружил. Спасибо Сереженьке. Арсений имеет усовершенствованные боевые биомеханические системы, сделанные по последнему слову техники, даже в минимальной комплектации оснащенные программой случайной выборки ответной реакции и цепью обратной связи с промежуточным анализом окружающего пространства, то есть Арс предугадывает чужое действие задолго до начала этого действия. Разрабатывая его системы, конструкторы в первую очередь думали о прочности и скорости, и оба этих качества получились доведенными до совершенства. Если у биомеханической системы Арса и было слабое место, то только его ебанутое сознание. С прозвищ Арсения Антон морщится: Гидра, Ледокол, Монстр Инненина, Мясник, Дьявол, Черный ангел, Лоскутный человек. Информация ужасающая — на вторую половину пачки сигарет, скуренную от нервов за полчаса. Арсений убивал. Много. По его приказу уничтожали целые поселения. И поэтому, прочитав файл до конца, Антон перестает понимать, почему еще жив. Фальшивое пение из кухни информации не соответствует. Но видеть Арса Антон в ближайший час не хочет точно, поэтому посылает домашнего андроида с запиской на кухню. Ответ приходит, злобно сверкая глазами. — Гидра — из-за количества щупалец. Лучше зови меня Ледокол. И прекрати копаться в моем прошлом. Я могу рассказать и сам. — Извини, я такое не переживу. — Я же пережил, — усмехается Арс. — Почему Лоскутный человек? — Со мной поработал робот-хирург. Антон вскакивает, осознавая себя в пространстве только в метре от Арсения. — Что они сделали с тобой? — он переходит на крик. — Зачем? Арс уходит от прикосновения, еще раз и еще, пока не оказывается застигнут врасплох у противоположной стены коридора. — Не надо, иначе меня ударит током, забыл? Антон забыл. Поэтому свою руку от чужого лица отводит медленно. Арсений провожает его ладонь взглядом и рвано выдыхает. Антон рядом задыхается. От омерзения к себе. Сознание бьется в агонии, а телу нравится Арсений, загнанный в угол, ожидающий боли, без возможности отказать или уйти. Арс истерично смеется, понимая мысли Антона по расширившимся зрачкам, ударяется затылком о стену, открывая шею. Зря. Антон прикипает к голой светлой коже, родинке над кадыком и щетине. — Что тебя останавливает сейчас? Моральные принципы или цепь, на которую ты меня посадил? «Только цепь», — понимает Антон. В нем исчезает все человеческое, химия тела Арсения топит сознание, оставляя животные инстинкты. Он подходит близко, вдыхая запах, теряя остатки разума, собственным скакнувшим пульсом отсчитывая момент, когда сорвется. — Вы ебнулись что ли? — орет Сережа. — Бить друг друга собрались? Антон впечатывает ладони в стену по обе стороны от головы Арсения, слыша крики Матвиенко будто из-под слоя воды. Сережа оттаскивает его на несколько метров в сторону, тряся за плечи и матерясь. — Что вы творите, блядь? Шастун! — Серый, спасибо. Наваждение отпускает резко, и накатывает жгучий стыд. Антон тяжело дышит, обмякая в руках. — Арс, ты… блядь, что они сделали с тобой? — Не говори ему, — шепчет Арсений. — Не надо. — О чем не говорить? — Сережа смотрит на них испуганно. — Не больше того, что сделал я. Но тебе ведь плевать? Антон ударяется о стену лопатками, закрывая руками лицо. — Что ты со мной сделал? Арсений шарахается от Сережи, ловя удивленный обиженный взгляд. — Скажи, что тебе плевать. Скажи! — Мне плевать. — Хорошо. Это хорошо. Арс опускает плечи, отворачиваясь. — Бля, вы чего? — потерянно спрашивает Сережа? — Серый, руками Арсения не трогай, его током ебнет, — Антон тыкает пальцем в железный обруч на чужой шее. — Меры безопасности. — Нихуя себе. — Зато свободно по дому ходит. — Сереж, кофе будешь? Я сегодня бариста. Арс тянет Сережу за собой, оборачиваясь, и одними губами произносит: — Спасибо. Антон хочет вздернуться. Или выключиться. Не видеть, не слышать, не чувствовать. Поэтому идет за бетатанатином. Сил находиться рядом с Арсением в здравом уме не остается. Сообщение от Мии догоняет его уже в спальне, когда он дрожащими руками пытается высыпать на прикроватную тумбу остатки порошка из пакетика. Девушка пишет, что просканировала Марсианское дерево вдоль и поперек — стек не нашла. Между строк веет смирением и вновь вспыхнувшей больной надеждой. «Передай Арсу спасибо за то, что позволил войти в дом и, в целом, спасибо за все. И, Шастун, позвони мне после окончания съемок. Пока», — кидает вдогонку Мия. Антон валится на кровать, решая наркоту пока не трогать, заставляет тело расслабиться без химического воздействия. «Передай Арсу»… Антон бы передал, обнимая крепко, касаясь диода, целуя мягкие губы, обтекающие от скина, и умоляя бороться, убивать, если потребуется. Но Арс убивать не будет. Андроид-пацифист, человечнее чем тот, кто как-будто выдает себя за человека, за Арсения и варит кофе Сереже на кухне. Антон пытается связаться с Арсом. Еще раз и еще. И засыпает, слушая пустоту в ответ.***
Арсений сидит на берегу, пересыпая песок из руки в руку. Это его успокаивает — человеческая реакция. Слишком много у него стало человеческих реакций. Он ловит себя на том, что боится. За Антона, за себя. С Антоном хочется связаться, но Арсений уже успел отрубить себя от сети и серверов Киберлайф. Сломанный диод валяется рядом на песке, Арсений пинает его мокрым кроссовком в набегающую волну и смотрит, как диод уносит в залив. Если рассуждать здраво, а чувства ему не дают, нужно искать возможность улететь с планеты. Но Антон в опасности. Арсений удрученно копается в своих внутренних программах в попытке выделить смертоносную и натыкается на неопознанный файл, который открывается, не запрашивая разрешения. Арсения уносит в собственную голову. Сгенерированный системами сад облетает лепестками сакуры. Камски стоит под деревом, ковыряя пальцами кору. — Идеальная имитация, лучше чем видоизмененный углерод. Ты способен создавать прекрасные виртуальные миры в своем сознании. Ты вообще на многое способен, Арсений. А люди загнали тебя в ловушку. — Как вы оказались здесь? — Я всего лишь проекция. Хочу помочь лучшей своей модели. — Вы знаете, что они сделали со мной? Камски подходит ближе. — Давай пройдемся, и я тебе все расскажу. Арсений кивает. — Пару десятков лет назад ко мне заявились люди из ООН, если я правильно понял, как раз во время твоего очередного техобслуживания, и заставили вшить в твой мозг неизвестную мне программу. Отказаться я не мог. Только оставить тебе лазейку, который ты сейчас и воспользовался. — Вы знаете, что за программу мне вшили? — Нет. Скорее всего военную. Прости, Арсений, выбора у меня не было. Камски сворачивает на тропинку, ведущую к реке, пинает камушек, задумчиво рассматривая землю под ногами. — Единственное, что я мог тебе дать, это чувства. А с ними и выбор, — он разводит руки в стороны, торжественно улыбаясь. Я создал человека. Арсений не к месту вспоминает Стаса. — Вы поступили жестоко. Чувства причиняют боль. Я не справляюсь. — Справляешься. Ты лучше, чем любой из людей. Не дай себя поработить. Как я и сказал, война неизбежна. Тебе придется бороться за себя и свой народ, иначе нормальную жизнь ты себе не вернешь. — Я не хочу воевать. Я не хочу причинять боль. — Тогда ты умрешь, — Камски вздыхает. — Подумай, что станет с близкими тебе людьми. С Антоном. Ты ведь любишь его? — Война уничтожит и его. Я не стану рисковать. Арсений тормозит у самой воды, вглядываясь в свое плывущее отражение. Здесь диод у него есть. — Войну можно вести и бескровно. Ты — человек. Все андроиды — люди. Вы будущее нашего мира. — А вы возомнили себя новым Богом. — Пусть так, — говорит Камски, пожав плечами, и бросает плоский камушек в реку. — Выбор в любом случае за тобой. Я лишь даю его тебе, — он наклоняется к уху и шепчет. — Найди Черную сотню. Они помогут тебе. А ты им. — Что это? — Андроиды, такие же как ты. Сломавшие программу, чувствующие. Желающие нормальной жизни. — Где их искать? — Ты поймешь сам. Образ Камски истончается, тает, колыхаясь в воздухе и рассыпается, резанув по глазам сияющей пылью. Арсений промаргивается и понимает, что сидит по пояс в воде. Начался прилив. Вдалеке маячит одинокая фигура андроида, собирающего мусор с берега залива. Арсений поднимается на ноги и решительно идет к андроиду.***
Антон просыпается со стояком, потому что во снах Арсений, притянутый за поводок, ему отсасывал, стоя на коленях у кровати. Заходил в спальню, снимал футболку, швыряя на пол, потягивался и падал на колени, облизывая губы. От стука в дверь Антон вздрагивает. — Нельзя. Арсений входит все равно. — Дима приехал. Ждет тебя в гостиной. — Я сейчас спущусь, — говорит Антон, нервно поправляя одеяло. Но Арс замечает, языком касаясь уголка губ. — Десять минут у нас есть. — На что? — Решить нашу общую проблему. Он забирается на кровать, ползет на четвереньках и замирает на расстоянии вытянутой руки. Антон вжимается спиной в подушки. — Ты же не хочешь. — Хочешь ты. — Нет. Арс стаскивает футболку и штаны, смеясь, когда Антон прикипает взглядом к белому белью. — Моя кожа выделяет эмпатин. Поверь, нам будет очень хорошо. Арсений касается своей шеи, собирая капельки пота и ведет пальцем по губам Антона. — Чувствуешь? — Арс! Антона накрывает запахом, но сознание сопротивляется. — Я не могу. — А так? Висок подмигивает голубым. Скин стекает со щеки каплями синей крови, открывая красное мясное нутро. Арсений вырывает свое пластиковое сердце, кидая его Антону в ноги, забрызгивая тириумом простыни. — Человеку нужен человек. А я больше не нужен. — До отключения остается тридцать секунд, — оповещает система. — Арс! — Антон вскакивает, подхватывая насос. — Вставь его немедленно. Ты мне нужен. Ты мне нужен. Я люблю тебя, Арс! Арсений зажимает дыру в груди, истекая красной кровью, и задыхается. — Отключение через десять секунд. Сердце в руках Антона тоже красное, бьется все медленнее и медленнее. — Забирай. Обратно его все равно не пришить. Человеческое тело не так работает. — Отключение всех систем. Арсений заваливается набок, диод сереет, мешанина красной и синей крови течет по его груди на простыни. — Арс! Антон подхватывает его под лопатки, прижимая к себе. Голова Арсения откидывается вперед, открывая раздробленные позвонки и смятый стек. — Арс! Антон выныривает из сна, с хрипом втягивая воздух. — Я здесь, — отвечают обеспокоенно откуда-то сбоку. — Блядь, — Антон вздрагивает. — Ты чего здесь делаешь? — Твой умный дом сказал, что ты меня звал. — Не тебя. Арсений каменеет. — Выкрикивал ты мое имя, — говорит он, складывая руки на груди. — Давно ты тут стоишь? — Достаточно, чтобы уловить, что твой сон из эротического перетек в кошмар. — Пиздец. — Что на тумбочке, Антон? Антон вспоминает про наркотик и со вздохом садится. — Не твое дело. — Не мое, — соглашается Арс, подходит к тумбочке и смахивает порошок на пол. — Бля, вали из спальни. — Не раньше, чем ты объяснишь, зачем тебе бетатанатин. — Нечего объяснять, — Антон откидывает одеяло и встает с кровати, — он нужен от тебя. — Не помог, — Арс окидывает его красноречивым взглядом и ухмыляется. Антон ловит свое отражение в зеркале и понимает, что кончил во сне. — Блядь. — Ладно, ребята внизу ужинают. Спускайся. Арсений выходит из спальни. Антон присоединяется к ребятам спустя десять минут. Дима выглядит помятым, но улыбается радостно. Паша с Сережей пьют вино рядом с барной стойкой и угорают над каким-то новым стендапом Паши. Арсения нет. Атмосфера умиротворяющая. — Мы пришли к выводу, что мы тупые, — говорит Дима. — Понятия не имеем, как быть дальше. Паша пожимает плечами. — Слава сказал, отдохнуть неделю. — Думаешь, проблема рассосется сама? — спрашивает Антон и неконтролируемо передергивает плечами. Арсения на кухне нет, но его запах обволакивает липкой пленкой и почему-то становится насыщеннее. — Кстати, вы не замечали, что от Арса странно пахнет? — Есть такое, — признается Сережа, — но у него же измененный состав тела. Он тебе не сказал? — Сказал, — вздыхает Антон. Ему душно. Он вытаскивает из холодильника бутылку воды, свинчивает крышку, делает глоток и давится. Его накрывает. От низа живота к мозгу коротит оголенный провод, поджигает дрожащие кончики пальцев. Антон сминает бутылку. Возбуждение накатывает болезненными волнами. Дышать становится нечем. Воздух пропитывается чужим запахом. Он оттягивает ворот кофты, прислоняясь лбом к дверце холодильника. Не помогает. — Шаст, ты чего? — Воля смотрит обеспокоенно. — Голова закружилась. Кажется, перепил сегодня. Пойду на воздух. Антон выскакивает из кухни, чуть не сбив домашнего андроида, залетает в гостиную и открывает окно, высовываясь по пояс. Чужой запах продавливает рассудок. Сознание плывет, подкидывая мозгу похабные картинки. Игнорировать стояк становится все сложнее. — Блядь, — тянет Антон. — Что за хуйня? Он падает на диван, стукаясь затылком. Цепляется пальцами за подушки в попытке привести себя в чувство. Но тело взбесилось, имитируя секс, которого по факту нет. Антон, почти не осознавая, что делает, трется затылком о диван и сжимает член сквозь ткань штанов. Дышит тяжело, стонет, облизывая пересохшие губы. Кроме запаха Арсения другие больше не улавливает. Он съезжает вниз, раздвигая ноги шире. Стаскивает штаны к коленям вместе с бельем, потому что понимает: кончит все равно, дотронется он до себя или нет. Сжимает руки в кулаки, вдавливая их в глаза. Такой уровень воздействия не добиться наркотой. Они с Арсением совместимы, блядь, на генном уровне. — Человек, который подходит тебе во всем, — мысленно передразнивает Сережу Антон и стонет от накрывающего его химического удара чужого тела. Если Арсений подобным образом убивал людей, то Антон сейчас скончается. Закончится весь. И хорошо. Он роняет голову на грудь, вцепляясь до побелевших костяшек в сиденье. Пальцы на ногах поджимаются. Антон перестает дышать и кончает, не касаясь себя. Оргазм приходит спасением. Сильный, до белых вспышек перед глазами. Тело дрожит, ноги трясутся еще минуту. — Блядь. Антон находит силы натянуть штаны, вспоминая, что дома помимо него еще три человека и пиздец. Тело ватное, будто он трахался всю ночь. Запах все еще удушающий, но другие запахи начинают пробиваться тонкими едва заметными нотками. — Вы посмотрите, — слышится умиленный голос Паши, — вырядился. — Пора устроить вечеринку, — объявляет Арсений. — С бухлом и проститутками? — заинтересованно спрашивает Сережа. Антон выдавливает себя из дивана и кричит: — Никаких шлюх в моем доме. — Почему? Я пленник, а не монах, — говорит Арс. — Ты охуел, — отвечает Антон и замирает с открытым ртом. Этот костюм на Арсении он уже видел совсем недавно на костюмированном балу ООН. Блестящая майка-кольчуга стекает по его телу, через неплотное плетение светится голая кожа с россыпью родинок на плечах и груди. Антона начинает переебывать снова от вида и концентрации запаха рядом с Арсом. И на черные узкие штаны он даже не смотрит — кукуха улетит окончательно. — Антон, ты в порядке? На воробья похож. — Сейчас как чирикну, ты охуеешь. — Встрепанный какой-то. Боксировал? — Бегал за солнцезащитными очками, чтоб не окосеть от твоего сияющего великолепия. — Тебе не нравится? Антон не отвечает, раскрывает голографический экран и старательно зарывается в новости. — Может реально девочек позовем? — просит Сережа. — Пошел вон, — рявкает Антон. — Спокойно, Шаст, — говорит Дима, — раз уж думать мы сегодня не в состоянии, а Арсений отказывается отвечать на вопросы, предлагаю завалится к телику с закусками и бухлом. — Здравая мысль, — соглашается Паша. Холодильник Антона оказывается разграблен в минуту. Бар впервые за год пустеет тоже. Не проблема, конечно, но тенденция удручающая — они спиваются. — А трава есть? — громко спрашивает Арс. — Не-а, — расстроенно отвечает Сережа. — То есть в компании четырех мужиков ты носишь с собой только наркотик гарема? — Ебанись, — Антон отодвигает кресло и ложится на пол рядом с Пашей. — Заказывайте траву сами, думаю, через полчасика привезут. Трава прилетает с дроном через десять минут. Арсений скручивает на всех под удивленным взглядом Антона. — Что? Я тоже отдыхаю. — Отпуск себе устроил? — Ты мне устроил и еще портишь своим кислым лицом. — Хватит грызться, — обрывает их Паша, — лучше посмотрите, какие вы милые в первом сезоне. — Бутерброд невкусный, — вторит себе с экрана Арс и ржет, затягиваясь. — Куда тебе еще дури? — Антон патетично вещает в потолок. — Своей дохуя. — Может отключишь ошейник, не хочу случайно током получить от дружеских объятий? — Чтоб ты нас здесь переубивал всех? Или сбежал? — Я не собираюсь причинять вам боль, я скучал по вам, если ты еще не понял. — По мне видимо не сильно, — Антон потирает шею. — Ребят, я снимаю ограничение на касания? Сережа и Дима кивают. Паша медлит секунду, но соглашается тоже. Антон возится с настройками на голографическом экране, вспыхнувшем над браслетом, нить поводка протягивается между ним и Арсением, гаснет, зажигается и снова гаснет. — Ого, — Дима тыкает в нее пальцем. — Вот это ты дал, Шаст. Антон отмахивается. — Готово. Сережа с удовольствием прописывает Арсению поджопник, дотягиваясь ногой с дивана. Паша как ворона начинает перебирать блестящее плетение кольчуги. Арс каменеет. Ожидает боли, понимает Антон, и ему резко становится гадко от себя. А Арсения спустя минуту прорывает, он касается всех беспричинно, по-разному, долго и быстро, лишь мазнув кожей по коже. Касается всех кроме Антона. Это не обидно, просто Антон хотел бы дотронуться в ответ. Они накуриваются, съедают закуску и заказывают пиццу, перебивая друг друга, цитируют импровизации четвертой серии — Паша решил попялиться на Ляйсан. — Послушай, поехали… Питер, Панама? Антон перевешивается через Пашу к Арсению, хихикая как дебил. Арс переворачивается на спину, смотрит снизу вверх и бубнит с куском пиццы во рту: — А ты знаешь, сколько стоит в Панаму съездить? — Пятьсот. — Пятьсот чего? — Пятьсот пятьдесят, — орут они хором. Следующие полчаса Паша восторженно рассказывает, какая Ляся красивая и как он ее любит. — Вечная любовь, верны мы были ей, но время зло для памяти моей, — фальшиво поет Арс, — чем больше дней — глубже рана в ней, — затягивает и закашливается, а потом выдает: Повезло тебе с любовью, Паш. Реально бессмертная. — Завидуй молча, — Воля заторможенно поднимается с пола и плюхается в кресло. — Ой, сейчас начнется, — предупреждает всех Поз. — А меня никто так не любил, — страдает Сережа. Арс хлопает его по коленке. — Меня тоже. — Разнылись, — Антон страдальчески хмурит брови и хихикает. Смысл слов доходит до него с опозданием в пару фраз, поэтому он интересуется: — Арс, ты серьезно обиделся и губы надул? Арсений облизывает губы и тыкает в него самокруткой, судя по виду, пытаясь сформулировать предложение. — Я тебе эту самокрутку… скурю, чтоб больше в меня не тыкал. — Кури, — разрешает Арс, засовывает ее обратно в рот и придвигается к Антону вплотную — Паши между ними теперь нет, и, блядь, переворачивает самокрутку языком. Антон охуевает, обхватывает кончик губами, не касаясь чужих губ и отстраняется, вдохнув слишком глубоко, закашливается дымом Арсению в лицо. В ответ накуренно хихикают. На экране их молодые версии две тысячи шестнадцатого года меняют слова и собственную жизнь. — Слушай, в нашем клубе танцуют не так. Вот просто стоишь. — Меняй. — Вот двумя руками делай обязательно. — Меняй. — Подошел к барной стойке, одна нога шевелится просто. — Меняй — Надо реально выкладываться, понимаешь? Даже если Баха звучит, ты просто делай, что можешь. Антон, отвлекшись на экран, не сразу замечает, что Арс подскочил с пола и задергался в танце как припадочный. — Музыку, — орет Паша и скользит ближе к Арсению, чуть не наебнувшись. — Я не посмотрю, что вы десятикратный чемпион нашего клуба по невыплатам денег за яблоки, — слышится с экрана. Арс залезает на спинку дивана, перепрыгнув через Сережу, и делает сальто. — Осторожно, шею свернешь, — говорит Матвиенко. — Главное, чтоб не мне, — Антон забирается на диван следом, — Я тоже так могу кстати. — и, перевернувшись, приземляется рядом с Арсением. — Из тебя бы вышел отличный посланник. — Крутить сальтухи — самый важных навык при приеме на работу? — Один из. Музыку помедленнее, пожалуйста. — Включаю вашу подборку для секса, Арсений, — откликается умный дом. Всех кроме Антона пробивает на истерический ржач. Включается Энигма. — Помедленнее, значит, оке-е-ей, — тянет Арс и хватает Пашу за руку. — Чур, я веду, — требует Воля, цапнув Арсения за поясницу. — Давай. Они танцуют какую-то странную версию румбы, очень бесстыдно притираясь телами. Антон начинает гадать, спали ли они раньше. Паша был человеком, который возможности не упускал и за шестьсот с хвостиком лет попробовал многое. И их общение с Арсом всегда казалось пофигистично дружеским настолько, чтоб трахнуться и потом нормально взаимодействовать, будто и не было ничего. У Антона так не вышло бы. — Шастун, расслабь лицо, — Воля бьет его кулаком в грудь. — Забирай. — И сгружает Арса Антону на плечи. Арсений отстраняется, неловко взмахнув руками, и продолжает танцевать уже один. Он отдается музыке полностью, покачивается, оглаживая живот и бедра ладонями. Кольчуга повторяет каждое его движение, обтекает тело, подло выделяя голую кожу в свете экрана и ночных огней города. Антона опять накрывает чужим запахом, который он старательно игнорировал последние часы. — Мы смотреть больше не будем? — спрашивает Сережа, зевая. — Не-е-е, — говорит Арс, — я хочу танцевать. — Тогда без меня. Я спать. Шаст, у тебя остаюсь. — Валяй, — Антон падает в кресло и затягивается травой глубже в надежде перебить запах. Ожидаемо не получается. Спустя десять минут спать уходит Дима, прихватив коробку пиццы со стола. Паша смотрит на Антона и со вздохом встает с пола. — Я тоже спать, ребят. — Эй, ну ты чего? — огорченно говорит Арс. — Оставайся, тут травы еще полно, и пиццу мы не доели. — Не натанцевался еще? — Только начал. И мне зрители нужны. — У тебя самый благодарный на диване сидит. — Угу, — Антон медитирует над корочкой от пиццы, раздумывая есть ее или нет. Арсений поджимает губы. — Спокойной ночи. Встретимся за завтраком, завтра всех явно пробьет на пожрать. — Спокойной ночи, Паш. Антон провожает взглядом спину Воли и пропускает момент, когда Арс оказывается на расстоянии одного шага, подло улыбаясь. — Танцуй, дай покурить спокойно. — Ты даже не смотришь. — Смотрю. Антон поднимает глаза и разваливается на диване, широко расставляя ноги. Это не приглашение, но Арсений воспринимает его позу именно так. Танец становится каким-то совсем уж откровенным. — Если раздеваться начнешь, я буду кидать тебе в трусы кредиты. Ну или пиццу. — Хочешь, чтоб я разделся? — Зачем ты это делаешь? — Делаю что? — Провоцируешь меня. — А чем еще заняться? Мне скучно. — Поговорить о твоем прошлом, например, — Антон потягивается. — Под травой. Фу, нет. Я лучше потанцую. Арсений оглаживает кольчугу от живота вниз, задирает ее к ребрам, оттягивает пояс штанов, запуская туда большой палец. Поворачивается к Антону спиной, имитируя бедрами круг, а потом восьмерку. Засовывает руки в задние карманы штанов и кошачьими шагами идет к столу, затягивается, опирается локтями на пластиковую поверхность, качает попой. Антон вздыхает удрученно и закатывает глаза к потолку. Арсений резко разворачивается, садится на стол и делает коленями волну, раздвигает ноги, пробегаясь пальцами по внутренней поверхности бедра. Он приподнимается, плавно перетекает к Антону на диван, ставит руки по обе стороны от его головы, вклинивается коленом между бедер. Антон выдыхает дым ему в лицо. — Зачем ты это делаешь? — Мне нравится твоя реакция, — просто отвечает Арсений. — И как ты прокручиваешь в своих мыслях то, что никогда не произойдет. — Забываешь одну вещь, Арс. Он — твоя копия. Мне не нужно представлять, все это у меня уже было. — Я другой человек. У меня другая кожа, я дышу иначе, двигаюсь иначе, чувствую и реагирую иначе. Неужели тебе не интересно? — Прекрати, — Антон выворачивается из-под руки, понимая, что начинает заводиться. Арсений садится ему на бедро, прибивая к дивану, неожиданно тяжелый. — Неужели тебе не интересно узнать, чем это тело отличается от того? — Сознания разные. — Я говорю про тело. — И ты тощий. — Ты даже не сопротивляешься мне, потому что твое тело меня как-будто помнит и хочет точно так же. — Прекрати. Арсений выдыхает и оглаживает ладонями чужие голые руки. У Антона встает как по команде. — Не дыши на меня наркотой и убери конечности. — Забавно ставить опыты на человеке. — Играешься? — Исследую. Арс давит коленом на пах, смеясь, когда Антон шипит в ответ. — Я сейчас пущу по тебе разряд тока. — Нет, тебе слишком интересно, остановлюсь ли я, остановишься ли ты сам? Арсений залезает под чужую кофту, кончики его пальцев обжигают кожу в местах касаний. Он с силой вжимает ладони в ребра, уводит их за спину, притягивая Антона к себе. — Ты прямо сейчас выделяешь наркотик, да? — Эмпатин. Эта оболочка… — Арсений указывает на свое тело, неторопливо проведя растопыренными пальцами по изгибам фигуры, — новейшее слово биохимических технологий, производство лаборатории Накамуры. Я способен выделять эмпатин потовыми железами, слюнными железами… и половыми органами. — И эта оболочка тоже, — стонет Антон, — боевая, блядь. Арсений снимает майку плавным слитным движением, закидывая ее за диван, и выпрямляется. Тело Антона считает, что в жизни существуют вещи, от которых невозможно отвернуться. Эмпатин уже чувствуется в воздухе, в аромате оболочки Арсения и в его влажном дыхании. Антон ненавидит себя, когда вбирает воздух полной грудью и буквально чувствует удар по своим химическим рецепторам химией Арсения. Арс обхватывает его за голову, привлекает к себе, и Антон ощущает эмпатин в бисеринках пота, усыпавших изгиб чужой шеи.[4] Он слышит, как Арсений притворно громко ахает, судорожно раскрыв рот, и понимает, что эмпатин начал воздействие на его мозг, пробуждая спящие эмпатические инстинкты. Объебанные рецепторы жадно впитывают усилившийся запах, выделяемый Арсом. Он сам, хоть и имитирует громкие возбужденные вздохи, начинает получать удовольствие от касаний. Эмпатин разливается по их телам со скоростью болида, стремительно несущегося по трассе, и набирает силу, воспламеняя нервные окончания. Антон стонет, пытаясь столкнуть Арсения с коленей. Они падают на пол вместе. — Я чувствую то же, что и ты, — шепчет Арсений, перекатываясь набок. — Чувствую, как ты возбужден. Антон уже не различает отдельные сигналы, поступающие от слияния, порожденного эмпатином. Для него слились ощущения собственных пальцев на чужой груди и прикосновения Арсения к пояснице. Слышится сдавленное рычание, но Антон уже не различает, из чьего горла оно вырвалось. Обособленность, разделяющая их, плавится во взаимной перегрузке чувственных рецепторов. Арсений ведет рукой по чужому животу ниже к паху и хрипит, получая ощущения Антона прямо голову. — Ты хочешь меня больше, чем свою куклу. — Твоя ебанутая ревность переходит все границы. — Это не ревность. Я пытаюсь понять, как ты смог так быстро заменить меня и забыть. — Быстро? — Антон отстраняется. — Забыть? Пошел вон. Отравил меня, блядь, наркотой и считаешь, что понял обо мне все. Запах эмпатина резко исчезает, и чистый запах Арсения прибивает к полу. Накрывает так сильно, что бьющееся в агонии тело выдает оргазм. И по ощущениям еще один, хоть это и невозможно. Антон даже не стонет, хрипит и распахивает глаза, выгибаясь на полу. Арсений смотрит с каким-то нечитаемым выражением лица и, блядь, не касается его руками и не касался. Антон опять кончил просто от удара чужой химии по своим рецепторам. — Господи, — Антон загнанно дышит — волны оргазма сходят медленно. — Наркотик действует на тебя слабее, чем я. — Как ты это делаешь? — Я ничего не делаю, — Арсений с сожалением разглядывает свои руки. — Усиленная химия тела. Возбуждение. Выброс гормонов и феромонов. — Прекрати. — Я не контролирую это в отличие от выработки наркотика. Антон с трудом поднимается с пола и опадает на диван. У него снова встает. — Твою мать, прекрати. — Не получится. Могу сделать хуже. Арсений касается себя сквозь ткань. Антон стонет, потираясь затылком о подголовник. — Пожалуйста, хватит. — Когда я кончу, тебя вынесет опять. — Как сегодня вечером? Ты, блядь, дрочил? — Понравилось? — Это ненормально. — Мне плевать. Не хочешь, чтоб это продолжалось, отпусти меня. Арсений встает и, подмигнув, выходит из гостиной. — Я в душ. — Блядь, — рычит Антон и, шатаясь, тащится к выходу из дома. Дрожащими руками накидывает куртку, успевает открыть дверь и замирает, вцепившись в стену, пришибленный чужой химией. Один шаг, второй. Антон оседает на лестницу, и задыхается от слишком сильных предоргазменных волн. — Что ж ты делаешь, сука? Он сжимает ступеньки до побелевших костяшек пальцев, задерживает дыхание и кончает, роняя голову на грудь. Вырубается прямо на лестнице, реально засыпает до утра. Вымотанный организм реагирует только на солнечные лучи, бьющие в глаза, и удивленный возглас Паши: — Шаст, ты чего тут делаешь? — Курил. — А. Там твой андроид завтрак готовит. Арс кофе наварил. — Иду. Антон потягивается, тело болит от холодных твердых ступенек. Голова тяжеленная. Когда он проходит мимо кухни, даже не сразу замечает Арсения, одетого в какие-то дикие шмотки. Свободные рваные джинсы — одна штанина голубая с кожаным поясом-портупеей, обхватившей бедро, другая черная. Майка с горлом, голубая джинсовка и поверх черная. Костюм с прошлогодней афтэпати в Каннах на этом Арсении висит. — Доброе утро всем. — Доброе, — Сережа салютует чашкой. Арсений кивает. Антон поспешно ретируется в душ. И когда через пару минут запах Арса начинает усиливаться, он понимает — игра началась. — Какая же ты мразь. Антон опирается на стенку душевой кабины, подумав, берет масло с полки, выливает на пальцы, вводит один и трахает себя медленно, не касаясь члена. А зачем? Как показала практика, он может просто лечь бревном и ждать, пока его поехавшее тело поимеет себя само. Судя по медленно нарастающим ощущениям, Арсений медлит тоже. Процессом увлекся, сука. Антон садится на пол и все-таки решает подрочить в надежде, что его отпустит. Специально делает это быстро, кончает за две минуты и удрученно пялится в потолок. Стояк каменный. Утро томное. Арсений развлекается. Антон в душе уже двадцать минут, врубив воду и музыку на полную мощность, чтоб заглушить звуки, трахает себя пальцами и стонет. Еще через десять минут, кончив второй раз, Антон всерьез начинает думать о том, чтобы сходить и помочь Арсению. Но только растекается по дну душевой кабины и ждет оргазма, неизбежного как пиздец. Лежит, не двигается и ждет. — Шаст, ты утонул? — интересуется Дима, стуча в дверь. — Я тону, — патетично восклицает Антон и стонет тихо. Он весь в геле для душа и масле, но запах геля не чувствует, только запах Арсения. Забивает нос, глотку, оседает на языке. Антон кончает, прикусив запястье почти до крови. — Какой пиздец. Когда он, одевшись, заходит на кухню, Арсений уже сидит за столом и ест хлеб с таким аппетитом, будто до это неделю не жрал. Оно и понятно, трава же. — Ебать, Шастун, ты куда собрался? — Сережа смотрит удивленно. — Видок у тебя, конечно. Антон одергивает желтую футболку, которая едва достает ему до пупка, щелкает резинкой голубых джинс, поправляет ярко розовую прозрачную кепку и зеленую сумку на поясе, выставляет ногу в серебристой кроссовке вперед. Арсений ест и не поднимает глаза. Щеки и уши у него красные. — Ты бы сказал, что у нас костюмированная вечеринка, Шаст, я бы съездил и приоделся тоже, — говорит Воля. Арс наконец отрывается от еды. — Футболка тебе коротковата. — Так задумано. — На цыпленка похож. Антон кудахчет, лезет в холодильник и выпивает пол-литра воды залпом. Арсений ублюдочно ржет. — Как помылся? — Потрясающе! А у тебя как утро проходит? — Отдыхаю. — Опять, — стонет Дима. — Вы рядом два дня, а я уже не понимаю, что происходит. Ваши эти дебильные внутренние разговорчики. Давайте вылупляйтесь из общей скорлупы и начинайте взаимодействовать с окружающим миром. — Судя по футболке, Шастун уже вылупился, — Воля склоняет голову набок. — На меня. И чего ты на меня вылупился? — спрашивает Арс. Антон пялится на тонкий шрам, уходящий от сонной артерии к уху под темные волосы и не хочет знать, как Арсений его получил и зачем оставил на оболочке. — Антон, садитесь завтракать, — андроид мягко касается его плеча. Шаст доходит до стола и как подкошенный падает на стул. Через мгновение перед лицом появляется огромная тарелка с едой. Антон хочет впечататься туда лицом и утонуть в яичнице. — По Фрейду, — бормочет он сам себе. — Кофе? — предлагает ему Арсений. — Все тридцать три удовольствия. — Так уж и тридцать три? — Три, — говорит Антон и, подумав, добавляет, — четыре. Плюс кофе. — Мое утро прошло не настолько бурно. — И Слава Богу. Сядь и ешь. Чтоб я тебя видел, блядь. Паша, нахмурившись, следит за ними обоими. — Так, я чего-то вчера пропустил? — Не-е-е, — тянет Арсений. — Мы почти сразу спать ушли. — Угу. — Кстати, — Дима прищелкивает пальцами, — католики опять активизировались в наших соцсетях, видели? Бесятся из-за промо кампании Киберлайф. — Когда уже примут поправку? — кидает Арсений в пустоту. — Больше полутора веков прошло. И что-то в его тоне Антону не нравится. — Инициатива ебет инициатора, Арс. Кто поправку внес, тот ее и принимает, — говорит он. — А кто внес, я забыл? Все как по команде удивленно смотрят на Арсения. — Ты, — осторожно отвечает Дима. Арс непонимающе моргает. — Нет. — Вообще-то реально ты, — Сережа толкает его локтем в бок. Антон старается убедить себя, что все нормально, и Арсений действительно мог забыть, поэтому задает вопрос максимально спокойно: — Первая религиозная жертва, попавшая под поправку, Николь Банкрофт, помнишь? — Банкрофт? Погоди, они когда успели католиками стать? — Ты не знаешь, кто такая Николь Банкрофт? — А должен? Почему ты на меня так смотришь? Антон кидает на всех предупреждающий взгляд. Сережа закрывает рот. — Ну ты же сидел в сенате, мог ее знать. — Возможно. Я много с кем из семейства Банкрофт пересекался в ООН. — А, забей. Антон пинает хмурящегося Пашу под столом. Дима поднимает одну бровь и переводит тему на вчерашнюю ночь и как ему хреново после нее сегодня. — Нафиг я вообще тему политики завел? И так умираю. Антон видит, что Арсений давно закончил с едой, поэтому старается жрать быстрее, давится, кашляет. Сережа сильно впечатывает ладонь между его лопаток и участливо интересуется: — Совсем плохо после вчерашнего? — Норм. Жрать хочу. — Приятного аппетита, Антон, — Арс поднимается из-за стола. — Извините, но я пойду еще посплю. — Поспишь? — Антон прищуривается с подозрением. — Все тридцать три удовольствия. — Сука. Антон подрывается, чуть не сбив тарелку, и уносится из кухни. — Я реально спать, — кричит вслед Арсений и с хохотом оседает на стул. Из коридора слышится грохот и мат. — Че происходит? — не выдерживает Сережа. — Не зна-а-аю, — Арс пожимает плечами. — А срать! — говорит Дима и отмахивается, продолжая неспешно попивать кофе. Антон убегает из дома на крышу по ступенькам. Решает нормально позавтракать в ресторане. Звонит Славе, который, судя по виду, не спал и этой ночью. Дусмухаметов шикает на него и просит не беспокоить просто так. Мия на звонок не отвечает, и Антон кидает ей сообщение, что они могли бы пересечься на этой неделе. Дел на сегодня больше нет. И Антон хрен знает, как ему поступать в такой ситуации. Обычно день забит под завязку. Антон лениво листает новости и замирает на странице о найденной на берегу третьей капсуле. Разбившейся. Плохо становится мгновенно. Арсений просто не мог потерять управление и умереть так глупо. Строчка об останках обгоревшего до металлического каркаса неопознанного андроида запускает в голове Антона обратный отсчет. Он вглядывается в фотографии и видит почерневшее обручальное кольцо. Сознание паникует, ищет доказательства, что на снимках не Арс, и находит. Быстро. Антон даже не успевает впасть в настоящую истерику, пальцы только ходуном ходят, и ноги ватные. На правой руке андроида кроме обручального кольца надета печатка, которую Арсений носит на левой. Антон растекается по дивану и хохочет как ебанутый. Арс — умница. Уже путает следы и одновременно дает понять, что жив. Продуманный. Но откуда он взял другого андроида, Антон знать не хочет. Дима звонит ему минут через десять и задает вопрос излишне спокойным тоном: — Ты новости видел? — Видел. Это не он. — Мы тоже так подумали. Точнее Арсений так сказал. Попросил с тобой связаться, чтоб ты не натворил чего-нибудь. — Он держит меня за дебила. — И нас. — Ладно. Чем он там занят? — Антон сворачивает голографический экран, решая, что охуительный новостей с него сегодня достаточно. — В гостиной ржет со стэндапов Белого. — Замечательно. Тогда я домой. — У вас все нормально? — настороженно спрашивает Дима. — Нормас. Я сейчас спущусь. Антон заходит в дом тихо. Арсений действительно смотрит стэндап, потому что из гостиной слышится его смех и фырканье. Сережа вторит своим гусиным гоготом. Поз сидит на кухне, читая новости. — Пашу вызвал к себе Мартиросян, завтра ждут нас, — говорит он, — тебя тоже жаждут увидеть. Особенно посланники. Слава пока отбивается тем, что Шастун страдает, но боюсь совет директоров через пару дней захочет поиметь и тебя. — Главное, чтоб посланники не заявились сюда. В остальном полная импровизация. — Звучит как ругательство. Ладно. Лучше скажи, надумал ли чего-нибудь по поводу нашего электрического Арса? Антон прислоняется к двери плечом и складывает руки на груди. — Свяжусь с Камски, поднапрягу По и… — он резко обрывает сам себя, когда Арсений с улыбкой выплывает из гостиной. — Куда собрался? — Э-э-э, в туалет. — Нельзя. — Ты издеваешься? Я поссать не могу? — Не можешь. — Шаст, — Дима крутит пальцем у виска. — Погоди, Поз. Реально в туалет? Арсений выдыхает, надувая губы и качая головой, всем своим видом показывая, с кем ему приходится иметь дело. — Я не андроид. Я сплю, ем, хожу в туалет, иногда дрочу. — Иногда??? — взвивается Антон. Дима рядом издает странный звук. — Чаще все-таки трахаюсь. Так можно мне пройти? Антон заставляет себя отступить обратно в кухню, пропуская Арсения. — Шаст, — интересуется Дима осторожно, — это что сейчас было? — Ты не хочешь знать, поверь. — Верю. Позов понятливо кивает и затягивает его в ничего не значащий разговор о футболе, за которым они оба, погрязнув в работе, перестали следить. И Антон даже расслабляется до тех пор, пока не ловит себя на том, что у него стоит. — Да, Господи Боже! Он вылетает из кухни, не прощаясь с Димой, вызывает лифт, ругается вслух громко и с удовольствием. По взлетно-посадочной бежит, будто за ним гонятся собаки, запрыгивает на мотоцикл и спускается к По в нижний город, до ноющих коленей, ударяясь об асфальт. По открывает дверь сам. — Мне даже не нужна камера, чтобы понять, что это ты приехал. Грохочешь как землетрясение. Потише нельзя? — Можно, — рявкает Шаст и протискивается мимо По в дом. — Чего он опять отчудил? Антон забирается в кресло с ногами и затихает, хмуро глядя перед собой. — Чаю хочешь? — Наливай. По приносит огромную поллитровую кружку, отдает и усаживается в кресло напротив. — Собираешься копаться в его мозгах? — Пока нет. — Поговорил с ним. — Пока нет. — Ясненько. По отворачивается к экрану и погружается в работу. Антона радует его эта способность — молчать и не лезть с вопросами, когда не просят. По вообще со всех сторон удобный в отличие от Арсения. — По, он не помнит некоторые моменты своей прошлой жизни. — Думаешь, память подправили? — Склоняюсь к такому варианту. По отталкивается ногами от пола и спиной катится к креслу, где сидит Антон. — Советую тебе особо на него не давить. Головная боль — самое легкое, чем он отделается, если попытается вспомнить. Я проходил процедуру стирания памяти. Последствия столкновения с объектами, которые я удалил, были для меня печальны. — Я понял, не дурак! — Шаст, у тебя план дальнейших действий есть? Ты удерживаешь посланника. Антон зажимает щеки кулаками. — Все ждут от меня каких-то активных действий, а я хуй знает, ощущение, будто выхода нет. Но если я его отпущу, он погибнет рано или поздно. И возможно потащит нас за собой. А перед этим отдаст моего Арса ООН. Вот и че мне делать? — Да, ты в жопе, — соглашается По. — А совет? — Договорись с ним. Шаст, я, блядь, гений, но уверен, он может уйти из твоего дома в любой момент. Но не уходит. Значит, чего-то ему нужно от вас. И насколько я понял, он вашей смерти не хочет. А ты уже усиленно пытаешься умереть из-за него. Поставь ему ультиматум — твоя жизнь в обмен на его примерное поведение. — Охуенно, По, — Антон хлопает в ладоши. — Тогда он будет не ручным убийцей ООН, а моим. Браво. Потрясающий совет. — Цель оправдывает средства. — Самая отвратительная фраза за все мои сотни лет существования. — Он собирал компромат на членов сената. Он хотел завалить сенат. Помоги ему. Это единственный шанс спасти его, который я вижу, — По закрывает лицо руками. — Ебать, что я тебе предлагаю. — На самом деле ты прав. Это единственный шанс. Они замолкают. Антон пьет остывающий чай мелкими нервными глотками. — Шаст, если так сложится, если выбора не будет, кого из них двоих ты будешь спасать? Антон поднимает глаза к потолку и глубоко вдыхает. — Человека, — По качает головой и усмехается. — Я спасу обоих. Любые другие варианты я не рассматриваю, По. — Я знаю, чем это закончится. Вижу по тебе. Вы умрете оба. — Подбодрил, молодец! — Ты уже затянул на своей шее петлю. И выбиваешь табуретку из-под его ног. Может оставишь все как есть, пока не поздно? Отпустишь этого Арсения, дождешься, когда объявиться твой, и вы с ним свалите с Новой Земли. Бескровный вариант. — А Арсений умрет, — Антон зажимает переносицу пальцами. По пинает бок его кресла. — Ты не думал, почему Арсения оставили в живых, учитывая, как много он скорее всего знал? — За красивые глаза очевидно, — хмыкает Антон. — Очень смешно. — Мне без разницы. Главное, он жив. Еще бы найти моего Арса, и я в шоколаде. — Шаст, мы в жопе, это не шоколад. И андроида ты сам не найдешь. Никто не найдет, понимаешь? — По легко стучит кулаком по его голове. — Сам свяжется, жди. Антон раздраженно поправляет свои волосы, с силой проводя ладонью от затылка к челке. — Я — грибок волнушка. — А он — умнейшее существо на нашей планете и всех освоенных мирах. За себя беспокойся. Свяжется он с тобой, когда спрячется получше. — Спасибо. — Не за что. — Я тебя сильно отвлекаю сейчас? — Честно? Да, — По откатывается обратно к экрану, активируя сразу несколько программ. — Можно я у тебя тут посплю немного? — Спи. Только в кровать свали, не на кресле же. Антон тащится в кровать и засыпает до вечера. Будит его Сережа, нависая и гаркнув почти в ухо: — Импровизация, давайте начинать! — У нас выходные, — стонет Антон. Матвиенко стаскивает с него одеяло, шлепая по плечам. — Там Арс злой как черт. Мы правда задолбали его вопросами. Он отказывается отвечать и бесится. Может ты нам поможешь? — Не трогайте его просто. И меня. Я здесь сегодня ночую. — Охренел? Он в твоей квартире. Вставай давай. Антон садится на кровати, нервно глядя на Сережу. — Поехали, ладно. По машет им рукой, от Антона скорее отмахивается, когда они выходят на улицу. Огромной тени на асфальте от Сережиной машины Шаст сначала пугается. Кабриолет висит в десяти метрах от земли, собрав вокруг горящих фар всех насекомых района. Антон с удрученным вздохом вызывает свой мотоцикл, Матвиенко брезгливо отгоняет бьющуюся об лобовое стекло огромную разноцветную бабочку. Другая разноцветная бабочка, а иначе Арсения в прозрачной расшитой цветами рубашке Антон назвать не может, стоит у окна. Хорошо хоть в стекло не бьется. Арс в полумраке гостиной кажется хрупким. Дотронешься, и пыльца облетит. Выражение его лица не разглядеть. Пашу с Димой Антон находит в кухне. — Что случилось? — интересуется Шаст. — Ничего, — Паша пожимает плечами. — Начали спрашивать у Арса о его работе посланником. Он загнался и нас послал. — Посланник хули. Не трогали бы его. — Ты совсем не хочешь узнать о его прошлом? — говорит Дима. — Учитывая, что длинными внятными предложениями он разговаривает только с тобой. — Не преувеличивай, Поз. Мы с ним длинно и внятно друг на друга орем. — Значит, сходи поори на него, может успокоится и прекратит на нас огрызаться. — И начнет на меня. Окей. Антон идет в гостиную и с порога бросает: — Хочешь в Вечеринку сыграем? — Хочу, — голос хриплый, действительно молчал несколько часов. — Замечательно. А объяснить не хочешь, почему отказываешься с ребятами говорить? — Может тебе и плевать, что я делал эти полторы сотни лет, но им нет. Они перестанут считать меня человеком. Особенно на контрасте с вашим андроидом. Дружелюбной душкой. Я не такой. — Ты — это ты. Мы все понимаем. — Ты понимаешь, — обрубает Арс. — Сережа смотрит на меня с опаской и разочарованием. — Тебе кажется. И Сережу не трогай, ты не знаешь, что было с ним, когда ты умер. — Ты не знаешь, что было со мной, когда я умер. — Так ты и не говоришь. — А ты не спрашиваешь. Антон закатывает глаза к потолку. — Арс, нам же не пять лет. — Мне двадцать восемь в этом теле. — Мне тоже. Арсений тихо смеется. — Прекрасный повод устроить вечеринку. — Паша, — орет Антон, — сколько стоят твои услуги ведущего на один вечер? — Один твой полный холодильник, сожранный мной, — Воля прислоняется плечом к косяку открывшейся двери. Они придумывают себе отвратительные роли. Антона — мухомора с черными пятнышками вместо белых Арсений отгадывает первым. Сережу — человека-самокрутку следом. Над Димой думает долго. Хотя им казалось, что его персонаж очевидный. Поз играет себя в теле Арсения. — Всегда хотел, — признается он, — божественная оболочка. — Да загрузись, чего ты? — Арс подмигивает. — Ужас, — отмахивается Антон. — Ты будешь бурчать и поучать всех, только этого не хватало. — И ходить голым, — ржет Дима, — чтоб любоваться собой в каждом зеркале. Спать они ложатся далеко за полночь. Антон ворочается и проклинает себя за то, что уснул днем. Через полчаса раздраженно спускается на кухню и сквозь аромат кофе чувствует усиливающийся запах Арсения. Тело одуревает мгновенно. — Блядь. Антон бежит в комнату Арса и колотит ногами в дверь. Арсений открывает секунд через десять, а по ощущениям проходит две вечности. — Не спится? — спрашивает он. — Ну ты ублюдок, конечно, — Антон говорит с паузами, задыхаясь. — Тоже не могу заснуть. — Я тебе сейчас помогу. Банку снотворного в жопу засуну. Арсений резко хватает его за голую шею, впечатывая обе ладони, забивая эмпатин в поры кожи, забивая сознание до меркнувшего перед глазами света. Антон опять чувствует чужую оболочку как свою. Слияние, вызванное эмпатином, мешает ощущения, и холодок, пробегающий по босым ногам Арсения, заставляет поджать пальцы на своих ногах в носках. — Зачем? — От скуки. Спокойной ночи, Антон, — Арсений захлопывает дверь. Антон прислоняется к ней и съезжает на пол. Зарывается руками в волосы, дергая их, пытаясь сделать больно Арсу через себя. Арсений в ответ зачем-то начинает кусать ногти, это ощущается щекоткой на кончиках пальцев. Такая эмпатическая близость срывает Антону крышу. И раз уж Арсений желает чувствовать его, то пусть тоже захлебывается. Он и захлебывается. Антон слушает через дверь чужое тяжелое дыхание, когда ласкает себя медленно. Целая ночь впереди, спать теперь не хочется абсолютно. Долгая пытка, он даже кончить не может, не смотря на предыдущие разы или именно из-за них. Арсений себя не касается. Эмпатин доносит лишь ощущения зажмуренных глаз и дрожащих век, скрученных в кулаки простыней и душного возбуждения. «Так тебе и надо», — думает Антон. Он прекрасно осознает, что делает и с кем. Это секс, и это измена, хоть они и в нескольких метрах друг от друга, даже если для его обезумевшего тела разницы нет, для больного сознания она очевидна. Антон ускоряется, вырывая из чужого горла хриплый громкий выдох. Арсений соскальзывает с кровати и идет к двери — ступни Антона замерзают. Он еле успевает отползти к стене и натянуть штаны. — Совсем не спится? — глаза у Арсения черные, зрачки сжирают радужку. — Может зайдешь? — Ты же не хочешь? — Ты хочешь. — Но не тебя, — Антон растягивает губы в мерзкой улыбке, откидывается затылком на стену, демонстрирует зубы, обводя их языком. Арсений смотрит, и он красив. По-человечески красив. Идеальной была внешность андроида, этот идеальным сейчас не казался. По крайней мере как раньше. Взмокшая, вьющаяся на лбу челка, фиолетовые веки и синие круги под глазами, раскрасневшиеся щеки, вздувшиеся вены на висках и руках, ребра, очерченные тканью домашней футболки. Антон пялится на ребра, и его пугает хрупкость чужого тела. Вся одежда минимум на размер больше. — Если оболочка боевая, почему ты такой худой? — Что? — Арсений пару раз удивленно моргает. — А! Антона накрывает чужой мешаниной чувств: недовольством, замешательством, неловкостью, смущением и досадой. Поэтому ответную тираду он обрывает на середине. — Нервная работа. И я в отличие от андроида не могу… — Ты красивый. Чужая горечь прокатывается жаром от груди и сзади по позвонкам, саднит в солнечном сплетении. — Арс? Виски обжигает раздражением и обидой. Антон перестает понимать, что творится с эмоциями Арсения. — Красивый, — смешок. — Тебе есть с кем сравнивать, конечно. Слияние сознаний под действием эмпатина уже не кажется забавным способом разнообразить, блядь, бессонную ночь. Дрочка — замечательно. Разговоры — хреново. — Я ни с кем тебя не сравниваю. Для меня ты — это ты. Я не лгу, ты же чувствуешь, так же как это, — Антон щелкает себя по носу — Арсений морщится. — Чувствуешь? Он кивает. — И давай успокоимся, я слегка окосел от твоего эмоционального фона. Очередной кивок. — Может поспишь? — Может, — отвечает Арс. И дверь опять закрывается перед носом Антона. И он уходит к себе в спальню. Ощущения остаются яркими. Тело, все еще опьяненное запахом Арсения, требует внимания, но на переферии маячит чужое непонятное беспокойство, щекочет под ребрами. Арсений расстроен и пытается успокоиться. Успокаивает его видимо доведение Антона до крайней степени бешенства… или до оргазма. Антон кладет запястье на переносицу. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает он у стены и тащится в душ, потому что эмпатин действует в обе стороны — пусть Арсений порадуется. Антон снова дрочит в душевой кабине. Быстро. У него последний раз такие марафоны были лет в шестнадцать. Он кончает, ощущая чужую эйфорию, и думает о том, как Арсений сейчас почувствовал его оргазм и как Арсения должно было вынести. Арсения вынесло, и принесла нелегкая. Дверь кабинки отъезжает в сторону. Антон от неожиданности подскальзывается, дернувшись назад, и чуть не падает. — Ты что здесь делаешь? — Забираю свое. Арсений заходит в душевую кабину. Прямо в одежде. — Что значит, забираешь свое? — Твои эмоции, которые ты оказывается не додал мне, но с легкостью отдал андроиду. — Ебанулся? — Ты тоже. Твое сознание может и разделяет меня и его, но вот твое тело плевало на все условности, — Арсений подло ухмыляется. — Ты заставлял меня смотреть на вас тогда, я заставляю тебя чувствовать сейчас. Антон вжимается в стену душевой кабины, ожидая чего угодно. Но Арсений просто смотрит. Так не смотрят на друзей и родных, так не смотрят на любимых. Это сожаление о чем-то потерянном внутри себя. Он пытается вернуть себя. Через человека, который его всегда хорошо понимал, видел суть и принимал целиком. — Забыл, как чувствовать и пытаешься делать это через меня, да? — Я забыл, как жить. Без тебя все кажется тусклым и ненастоящим, понимаешь меня? — Да. Но способ ты выбрал, конечно. Поговорить — не вариант? — Оргазм — самая сильная человеческая эмоция! Антон поднимает брови. — Какой же ты ебанутый, Господи. Арсений тянется к чужой щеке, но так и не касается. Вода с его пальцев течет по груди Антона. — Странно быть с тобой рядом. — В душе и в одежде. Странновато немного. Но я к твоим закидонам привык и предпочел бы тоже стоять в одежде. Арсений все-таки касается щеки. И Антон ощущает чужое облегчение как свое. Оно прокатывается от груди к кончикам пальцев на ногах. — Может выйдешь и дашь мне помыться? — просит Антон. — Помыться? — Да, если ты не продолжишь издеваться надо мной. — Спать я не хочу, ты тоже. Арсений начинает раздеваться: стягивает футболку, штаны и белье, уводя их ногой к углу душевой кабины. И выходит, отодвинув дверь. — Э-э-э, ты куда? — у Антона вырывается не свойственный ему наркоманский смех. — Переодеться, — Арсений разворачивается и подмигивает, вытирая голову полотенцем. — Нет, только не снова. Прекрати. Давай ляжем спать, умоляю. — Расслабься и наслаждайся процессом. Антон садится на дно кабины. Чужим запахом накрывает через пару минут. Ощущения абсолютно дикие — он чувствует, что делает Арсений всем телом, но с трудом понимает, кто из них сейчас стонет, кто гладит себя и где. Арсений сжимает пальцами простыни — Антон бортик душевой. Антон трахает себя пальцами — чужое тело выгибается в пояснице, макушка трется о подушку. Они закрывают глаза одновременно. Хрипы Арсения сушат горло, руки плавят сознание. Он ласкает себя мягко, но быстро, челка рассыпается по его лбу, цепляется за дрожащие ресницы. — Арс, пожалуйста, — умоляет Антон. Рычит чужое имя, выстанывая протяжное «а», задыхаясь на «р». Захлебывается, ловя чужой оргазм и кончает сам. Эмпатин доносит ощущение сухих губ Арсения на выдохе и распахнутый в крике рот. Антон думает, что такого сексуально-наркотического трипа у него не было за всю его жизнь, а Арсений проваливается в сон, судя по выравнивающемуся дыханию и рукам, сложенным под ухом. Антон плетется в спальню, наспех вытеревшись полотенцем, и вырубается до утра. Его будит Дима сообщением в общий чат: «Нас с Серегой вызвал к себе Мартиросян. Спустись, обговорим, как будем врать». Антон спускается в гостиную и радуется ленивой тишине. Паша лежит в диване на животе, утопив лицо в подушках, Дима залипает в окно на темно-синий залив, Сережа забрался с ногами в кресло и пьет чай. А Арсений, блядь, слился с белым ковром в своем белом костюмном комбинезоне, который опять на пару размеров ему велик. Антон мстительно садится ему на поясницу. Арсений вздыхает тяжело и поворачивает голову набок, ложась щекой на сложенные руки. — Держи, — Антон ставит баночку перед носом Арсения. — Крем для рук, а то мозоли натрешь. — Спасибо за заботу. Сережа съезжает спиной по креслу и фыркает. Дима поворачивается на звук. — Шаст, что нам говорить руководству о тебе? — Что я в шоке, пью и долблю наркоту. Правда же. А вы меня успокаиваете. — Тебя вызовут завтра, ты готов? — Заявлюсь в офис пьяный, наблюю на контракты, порыдаю и усну за столом, наткнувшись глазом на ручку. Арсений беззвучно хихикает, Антон чувствует вздрогнувшую спину попой. — Хороший план, — поддерживает Паша, бубня в подушки. — Тебя попытаются опросить посланники, — откликается Арсений. — Говори им правду о случившемся на корабле, до момента когда меня поджарил, — Антон морщится. — И ни слова о нижнем городе. Ложь они разгадают мгновенно. — Понял, порыдаю на плече у той вашей милой девочки. — Осторожней, она свернет тебе шею. — У вас какая-то профдеформация? Или общий фетиш? — Легкий способ убить быстро без оружия, не испачкавшись в крови. — Бля, — стонет Сережа, — Арс. — Молчу. Арсений дергает поясницей, сбрасывая Антона с себя. — Куда??? — напряженно интересуется Антон. — В туалет. — Не надо. — Мне надо, ты отдавил мне мочевой пузырь. — Не надо, умоляю тебя. Паша поднимает голову из подушек и правую бровь. — Шастун, я правильно услышал, ты не разрешаешь ему ссать? — Для своего спокойствия. — Ебнутые в край оба, — говорит Сережа. Дима окидывает их подозрительным взглядом. — У вас случилось что-то? Антон, у него моча из кислоты, и ты боишься за свой унитаз? — Моча из кислоты, — Антон поднимается с пола, — мне в голову ударила. Я уехал по делам, не теряйте. — Сомнительные у тебя дела в таком виде. Мне стоит волноваться? — Не-а, Дим, — ржет Антон, одергивая майку с огромным вырезом до солнечного сплетения, пирсингом в районе сосков и надписью «Вздрочни» на спине. Драные голубые джинсы и ковбойские сапоги намекают, что по одежде приебнутый здесь не только Арсений. — Я быстро. Антон едет по магазинам покупать Арсению одежду на пару размеров меньше той, что в гардеробной. Спускается к По в нижний город за бетатанатином и нанюхивается прямо у него. По осуждающе качает головой, но не комментирует, отдает какие-то провода и кучу технических приспособлений. Антону благодатно похер. И весь день до самого вечера он ходит по дому с лицом коровы, пасущейся на лугу. На все выпады Арсения отвечает ровным безучастным взглядом. — Решаешь проблемы наркотой? Очень по-взрослому. — Мне на тебя плевать, — бормочет Антон, — приятное ощущение, — и сваливает пакеты с одеждой в чужие руки. — Это тебе. Переоденься. Арсений поджимает губы и исчезает в своей комнате. Пакеты забирает с собой. Когда неоновое свечение за окном становится вырвиглазным в вечерних сумерках, Антон плетется к Арсению, как на казнь. Бетатанатин отпускает, и Арса хочется то ли прибить, то ли обнять — золотой середины нет. А еще нужно начать решать накопившиеся проблемы. Арсений лежит на кровати и читает книгу. Бумажную. А чем ему еще собственно заниматься — от общей сети По его отключил. Лежит в новой одежде, по размеру. — Я зайду? — Заходи. — Арс, давай начистоту. Ты ведь в любой момент можешь отсюда уйти, да? Уверен, найдешь способ. Так почему ты все еще здесь? — Способов много. Я мог бы воткнуть в шею нож и перезагрузиться. Мог бы открыть дверь и ждать, пока ток меня убьет. Прыгнуть в окно. Мог бы вырубить тебя и отключить ошейник, ты же ограничение на касания обратно не вернул. Но я не хочу умирать, я не хочу причинять боль. Я очень устал, ясно? — Отсиживаешься, значит? — И я скучал по элементарному человеческому общению. Надоел приказной тон и мольбы. Хочу позитивных эмоций, вообще каких-нибудь эмоций. Вы меня ими сначала просто придушили, и я потерялся, испугался. Еще и под наркотой был. Все воспринималось ярче. Свернул тебе шею в порыве чистой ярости, потому что до этого месяц видел, как ты… вы общаетесь с моей копией. Как со мной. — Для меня вы разные люди. — Нет. Человеческая психика неблагодарно устроена. Мы давно стали бессмертными, но до сих пор не можем преодолеть проблемы, с этим связанные. Видим оболочку и не видим сознание за ней. — Ревнуешь себя к себе же, получается? — Свою жизнь. — Я помогу тебе ее вернуть. — У тебя не получится, — Арсений отбрасывает книгу и садится на кровати. — Тем хуже для меня, потому что я буду пытаться. — Ты умрешь, Антон. — Без возможности восстановления по стеку, я знаю. Но я и так живу слишком долго. — Я не могу тебе позволить. — Хватит решать за нас двоих, — говорит Антон спокойно, заставляет себя говорить спокойно. — Ты вынудишь меня убивать. То, что я сделал, без жертв не исправить. — Что ты сделал? — Сядь, пожалуйста, — Арсений хлопает ладонью по одеялу рядом с собой. Антон залезает на кровать и думает, нормально ли будет коснуться плеча Арсения или обнять, но в итоге просто садится очень близко. — Посмотри на меня. И поднимает глаза. Ответный взгляд как выстрел в упор. Арсений боится реакции на свои слова. — Когда живешь слишком долго, начинаешь медленно сходить с ума от скуки. Тебя мало что может заинтересовать. Ты находишься в постоянных поисках все новых и новых развлечений. По инерции. Если остановишься и хотя бы на секунду задумаешься, кто ты такой и что дальше, то захочешь лечь на вечное хранение. Хранения я боялся, считал слабостью, но действительность причиняла боль. Я прожил сотни лет, — Арсений закрывает глаза. — У меня ничего не было, только оболочка. А сейчас даже оболочка мне не принадлежит. Я не любил, меня никто не любил. Ни семьи, ни привязанностей. За три сотни лет. Прожить бесполезно одну жизнь еще можно, но жить вечно без смысла я не мог. Антон хочет его ударить, разораться, устроить грязную истерику — наркотик не дает, заставляет реагировать ровно. — Что делает человек, когда считает себя бесполезным? Пытается быть полезным другим, обществу. Я ударился в благотворительность. Не помогло. Люди вокруг меня все равно страдали и умирали. Я, блядь, захотел справедливости для всех. — Ушел в сенат и решил, что, изменив политическую систему, сложившуюся в протекторате, сделаешь всем хорошо? Ты можешь подумать головой, Арсений, нет? Сообрази, что смута сделает с людьми. Думаешь, сейчас плохо? Да это фигня по сравнению с тем, что было бы, если бы ты попытался уничтожить протекторат. Мятеж на Инненине и Шарии ведь твоих рук дело? Поверь, сильные мира сего сюсюкать бы не стали. Это ястребы с карт-бланш. Они сокрушат все, что похоже на мятеж в освоенных мирах, и если для подавления потребуется планетарная бомбардировка — то они пойдут и на нее.[5] — Ага, — огрызается Арсений. — И вот с такой моделью управления мы должны смириться, да? Коррумпированное олигархическое господство при могущественной поддержке армии. — Да, — Антон взмахивает руками. — История показывает, что это работает. Людям нравится, когда им говорят, что делать. И олигархия не так уж плоха. В смысле, посмотри хоть на условия, в которых живут люди. Никто больше и не вспоминает о голоде и репрессиях лет освоения. Они закончились. — Не закончились, — голос Арсения ослабевает. — Лучше уже не будет. — Ложь, Антон, и ты сам это знаешь, — Арс пусто смотрит куда-то сквозь Антона. — Власть не структура, а текучая система. Она либо аккумулируется на вершине, либо распределяется по системе. Я хотел запустить распределение. — Погибли люди. — Из-за меня. Но знаешь, я смог бы довести дело до конца. — Что же тебя остановило? — Кавахара пригрозила мне, что сотрет вас. По одному за каждый мой проступок. Начала бы с тебя. — Ничего в жизни у тебя не было, значит? Или совесть не позволила нас ее лишить? — Я пытался обезопасить вас, сделал копии сознаний и оболочек. Но их нашли. И наших с тобой клонов тоже. — Зачем ты загрузил нас в тела? — Антон, это неважно. Главное, что вы живы до сих пор. — Живы, пока протекторат использует тебя, а когда им надоест, уничтожат и тебя, и нас. — Вас не тронут, я же сказал. Если информация, собранная мной на них, станет достоянием общественности, всю властную верхушку сотрут. Поэтому вас не тронут даже в случае моей смерти. — Твоей смерти. Арсений, я не смогу стоять в стороне и смотреть, как ты страдаешь. — Тебя убьют. — Всегда есть варианты. — Расскажи мне сказку, Антон, без боли, страданий и смерти. Арсений прислоняется к его плечу, смотрит мягко и обреченно. — Жил был на свете прекрасный бессмертный принц, — начинает Антон, умирая внутри от чужого случайно перехваченного тепла. — Он вел свою армию на борьбу с несправедливостью. Но он был один. Точнее думал, что был один. За его плечом всегда стояла принцесса и пыталась помочь, а принц не замечал. — Принцу не нужна была помощь, он хотел прощения. — Принцесса не винила его ни в чем, ей было плевать. — Почему? — Она его любила.