— Вы знаете, что такое зависимость? Бывает алкогольная и табачная зависимость, бывает зависимость от другого человека… Вопросы взрослому. Мы узна́ем друг друга по запаху. Я отдаю себе отчет в том, как это звучит. … Но узна́ем мы друг друга по запаху. …В известном сюжете с Орфеем и Эвридикой – Орфей, спустившийся в Аид, угадывает свою потерянную возлюбленную по тени. Тень – это здорово. Она скользит и ей не больно. Ну, может, только грустно немного. Но когда к нам приходят люди (а одиночество это тот же античный ад, где никто никого не мучает, а просто скользят), то этих людей, которых мы могли бы любить, мы угадываем по их телесному облаку. Потому что один чужой запах приходит к тебе и говорит: «Я твой. Жаркий, кожный, неприятный. Но ты будешь со мной». А другой – приходит и говорит, даже раньше, чем ты успел хоть что-то спросить: «Ты никогда не будешь меня любить. И неважно, что во мне почти нет мускуса». Потому что пока ты жив – ты пахнешь. Потому что когда ты любишь – ты пахнешь. Потому что нет ничего слаще запаха возлюбленного твоего. ... Да, именно так: не потеряй мой запах, не забывай его, не оборачивайся. Услышь меня. ... Но в самый ответственный момент – мы всегда оборачиваемся. И теряем саму возможность хоть что-либо изменить. ... Впрочем, смерть тоже пахнет. Но к тебе это уже не имеет никакого отношения. О запахе. Дмитрий Воденников.
***
Привет! Ты никогда это не прочтешь и слава богу. Но я должен был с тобой поговорить хотя бы так. Ты ведь не дурак, ты поймешь, что к тебе вернулся не я. Или не поймешь, черт его знает. Но он точно такой же. И любит тебя не меньше. А для меня ты оказался не ты. Недостаточно ты. Я не осмелился сказать тебе, что люблю его больше. Какой пиздец. Я лгал тебе и ненавижу себя за это. Но вселенная мне отомстила: он мертв, потому что жив ты. Знаешь, это ведь мой выбор.1***
— Раз. Сережа натягивает Арсению шапку на глаза. — Два. Антон и Стас бросаются в рассыпную, ища укрытие. — Три. Дима хватает Сережу за руку и прыгает со сцены, заползает под столик, прячась в ногах зрителей. — Четыре. Импровизация пошла по пизде пару минут назад. — Пять. Потому что Арсений. — Я иду искать! — кричит Арс радостно и возвращает шапку в нормальное положение, поправляет челку, оглядывается. — Как я отгадаю, кто вы, если не знаю, где вы? В ответ молчание. Арсений вздыхает. — Вы чемпионы по игре в прятки? Тишина. — У вас суперспособность — невидимость? По залу проносятся смешки. — Может вы просто на меня обиделись? Отошли пообедать? Срочные дела? Арс садится на край сцены, болтает ногами и ртом. — Стас! — зовет он. — Ты же ведущий, вернись на рабочее место. Стас высовывает голову из-за кулис. Антон тоже. Получает щелбан по лбу и прячется обратно. Стас присаживается рядом с Арсением. — Не отгадаешь, точно тебе говорю. Арсений продолжает накидывать варианты по привычке, и Стас шепчет ему на ухо: — Мы не загадали персонажей, но ты можешь еще немного попредполагать, заодно узнаем, как долго просидят под столом Позов и Матвиенко. Арс соглашается и обстоятельно несет полный бред, пока Дима и Сережа не выползают из-под стола. Арсений качает головой: — Самая нелепая «Вечеринка» за всю мою жизнь. — Ага, не ожидал? — Антон напрыгивает на него сзади, обнимая крепко. Арс поддерживает Шаста за предплечья, улыбается стеснительно — зрители, кажется, умиляются. — «За спиной» — так называется наша следующая импровизация, — говорит Стас. — Парни, на команды разбейтесь, пожалуйста. Дима с Сережей разбегаются на противоположные края сцены. Арсений остается на месте и греется в объятиях Антона. Всю импровизацию они не отлипают друг от друга. — Шерлок, ты близко стоишь, соблюдай личное пространство, — возмущенно говорит Антон. — Я тебе сыграю, — ухмыляется Арс. — Похоронный марш? — Менуэт. Шаст хмурится. — Я тебе сыграю, а ты мне сделаешь, — добивает Арсений и смеется, закрывая ладонью лицо. Стас истерично размахивает руками: — Сто-о-оп!!! Антон смущенно качает головой и смотрит с укором: — Вот куда ты вечно уводишь импровизацию? — Само собой получается, ничего не могу поделать. — Черт с тобой, пойдем отдохнем, пока Диман с Серым призы дарят, а то нам еще три с половиной часа тут шарахаться и потом на другую площадку ехать. Арсений кивает в сторону лестницы со сцены: — Пойдем за столик посидим. Они спускаются вниз, и Шаст радостно приземляется на стул. Арсений падает рядом, шмыгает носом и потирает веки, оттягивает круги под глазами вниз. Заказывает три чашки кофе — одну Антону и две себе, тыкая во всплывающее над столиком голографическое меню. — Может, шапку снимешь? — предлагает Антон. — А то как дурак. — Я замерз, еще и простыл вчера. Надо хотя бы до вечера дожить, а там отосплюсь. Антон жалостливо поднимает брови. — Арс, едь домой. Мы справимся здесь втроем. Или давай я тебя сам отвезу. — А? — переспрашивает Арс и смеется. Дрон зависает над столиком с тремя чашками кофе в железных щупальцах. Арсений тянется, чтоб забрать заказ, хватается за механические лапки дрона, дергается, ойкает, трясет рукой и сует палец в рот. — Порезался. — шепелявит он. — Дай салфетку. — Как ты вообще умудрился порезаться? Арсений пожимает плечами и вынимает палец изо рта. Антон осторожно оборачивает его салфеткой. — Арс, пойдем, я отвезу тебя домой. И тянет за локоть со стула, несмотря на сопротивление. — Шаст, мы заменяем Диму с Серегой через пару минут на сцене. Ну куда ты собрался? — Идем, ты бледный, пиздец, — Антон подталкивает под лопатки, удерживая за плечо. — Да стой же ты, — Арсений выворачивается из хватки. — Антон, постой, прошу. Я так устал тебя терять. Ты умираешь. В каждом моем сне ты умираешь. — Что? — шепчет Антон. — Ты умираешь, — кричит Арсений. Сцена позади разлетается на куски, Антона отбрасывает взрывной волной на лестницу, по которой уже бегут люди в черных балахонах. — Антон, — голос проседает в хрип. — Антон. Арсений бросается к нему, но Сережа перехватывает его за плечи и тянет назад, толкает за столик, перевернутый Димой на манер щита. — Там Антон, — Арсений захлебывается, — там Антон, Серый, Антон там! Они убьют его. — Нельзя оживлять умерших. Предайте их тела земле, смешайте их прах с прахом предков. Антона держат за горло. У него кровь из глаз, носа и рта. Потому что вирус уже выжигает сознание, убивает его навсегда. — Зажигайте костры. Огонь горит ярко, огонь очищает. Арсений хватается за голову, до боли сжимая виски. Он никогда не может изменить этот момент. — Молитесь за неверного, твари без души, — религиозный фанатик поднимает Антона за шею. — Огонь очистит его. — Есть у меня душа, — шипит Антон. Его швыряют на землю, и он отползает с трудом, кривится от боли, с ужасом глядя на канистру с бензином. Фанатик смеется, наклоняясь к нему, и стреляет по ногам. Арсений воет, слабо покачиваясь в руках Сережи. — Почему, почему ты снишься мне? Почему ты умираешь? Я тебя спас. Я тебя спас. Антон захлебывается бензином и кричит, когда пламя вспыхивает у его ног, перебираясь на одежду. — Не надо, — стонет Арсений, — умоляю, не надо. Он корчится, слыша, как Антон кричит, сгорая в пламени. Слыша, как плачет Оксана, матерится Стас, стонет Дима. Сережа закрывает Арсению глаза и укачивает как ребенка. И час спустя в абсолютной тишине собственного дома Арсений смотрит на экран, где Антон улыбается ему с фотографии. Именно ему, высыпая на голову остатки перьев из подушки. — Тебя нет, — шепчет Арсений голограмме. Антон улыбается. — Не оглядывайся назад, иначе я исчезну, — экран идет помехами. — Иначе наше прошлое сотрет нас обоих.***
— Даже если бы у меня не было рта, я бы все равно орал. — Не ори, а то нас сфоткают и припишут тебе еще один роман. Антон выдыхает, надувая губы, и щелкает зубами у лица Мии, перегнувшись через стол. — Плевать. Я устал. Мне нужна моя копия, чтоб начать вывозить ситуацию. А лучше две. Один ходит на фотосессии, другой посещает мероприятия, а я лежу на диване. — Удобно, но законодательно запрещено. — А Арсения все равно два. — Его тоже надо запретить на законодательном уровне. — Надо. Мия подносит бокал с сидром к губам, но не пьет, задумывается, флегматично глядя на Антона. — Лили до сих пор в шоке, если хочешь знать. Лишние вопросы, правда, не задает, спасибо ей. — А ты? — А я плыву по течению последние полторы сотни лет своего существования. Не могу назвать это жизнью. Без нее. Антон закрывает рот рукой, растопырив пальцы на щеке и уперевшись локтем в стол. — Я понимаю тебя. Но представь, если бы Николь было две. Мия похабно усмехается. — Очень хорошо представляю. И? — Ой, нет! Представь другое. Блядь, теперь я представил. — Надеюсь, оргию в компании десяти андроидов? Антон съезжает вниз по дивану, упирается подошвами своих ботинок в туфли Мии под столом и пихает ее ноги в сторону, игнорируя возмущенный вопль. — Почему все думают, что я трахаю копии? — В каком-то смысле ты даже в этом случае моногамен. Не виноват же, что количество Арсениев вокруг тебя сильно превышает одного. — И человек среди них меньше всего напоминает мне Арсения. Мия грустно кривит губы. — Он сильно изменился после смерти Николь. Правда. И учитывая рассказанное тобой, его можно понять. Наверное. Но я так зла, Шастун, ты даже не представляешь. Передо мной был косвенный виновник ее смерти, но он нихуя не помнит. — У Арсения решето вместо памяти. — Николь занимала огромную часть его жизни. Не такую как ты, конечно. Но я как подумаю, сколько воспоминаний удалено, меня передергивает. Пласты памяти, цепляющие другие пласты. Арсений имеет право быть психом после всего случившегося. Антон втыкает вилку в креветку, сердито скрежетнув зубцами по тарелке. — Мы его психом считали с первой встречи. — Ну, — тянет Мия, — поэтому он сейчас пребывает в относительном адеквате. Псих не мог поехать еще больше. — Адеквате? — Относительном. А вот ты! Ты зачем с ним переспал? — Не переспал, — бубнит Антон с набитым ртом. — Мы не успели. — Спасибо мне. — Спасибо. Мия закатывает глаза, пиная Антона под столом. — Это же измена. — Я в курсе. Я — ублюдок. — Я не осуждаю. Антон сдвигает тарелку в сторону, опирается локтями на стол и кладет подбородок на сложенные кулаки. — Ты слышала про химию посланников? — Знаю, что они чем-то накачаны. Без конкретики. — Накачаны по самую маковку. Химия их тел усилена в десятки раз по сравнению с химией тел обычных людей. Мия склоняет голову набок. — Ты мне намекаешь, что из-за химии не смог сдержаться и попытался Арсения трахнуть? — Да, когда он рядом, у меня отлетает кукуха. Я качусь в пизду вообще. — На хуй. — Похуй. В башке будто тумблер перещелкивает. Мне рядом с ним на все плевать. На всех. — А в другой оболочке ты его зачем засосал? — Это… — Ладно, не оправдывайся. Ты любишь его. Любовь толкает к отвратительным вещам. Главное вовремя подключить сознание и вспомнить про совесть и здравый смысл. Антон соскальзывает с кулаков и утыкается лбом в стол. — Я пробовал. Не получается у меня. Сознанием я понимаю, что люблю другого человека, но рядом с Арсением мне становится плевать. Реально на все плевать. — Не пересекайся с ним, — предлагает Мия. — Сосредоточься на другом Арсении. Он в опасности. — Они оба в опасности. — Один из них по собственному выбору. — Ты права. — Мне больше четырехсот лет, я умудрена опытом, конечно я права. Антон прыскает. — Я старше. — Будем меряться столетиями существования? — Нет, — он вздыхает, подтягивая к себе чашку с чаем. — Что мне делать? — Плыть по течению не твой вариант? Я, например, хочу найти Арсения и вытрясти из него информацию о стеке Николь. А он не помнит, где стек. Даже саму Николь не помнит. Вспомнит — сойдет с ума. Поэтому я плыву по течению. Тону. Всплываю. Что делать мне? — Можешь ударить меня как месяц назад. — Не поможет, Шастун. Я слишком стара, чтоб предпринимать бессмысленные действия. — А я больной на голову долбоеб. — Ну поехали к врачу.***
Игрушечные солдатики разлетаются по полу. Арсений сжимает пальцы, кроша стол, и Белла пятится к стене. — Он убил Марка. — Потому что вы напали на него. Погибло много людей — Это были не люди. Чертовы мафы. Никто из них по-настоящему не сдох, ты понимаешь? — Зато уяснили, что андроиды — угроза, — Арсений поднимает голову, зло глядя на Беллу. — И теперь мы в опасности. Нас не искали, потому что мы сидели тихо. Сейчас может начаться охота. Белла вздрагивает, трясет головой и шипит: — Мы должны напасть первыми. Арсений обходит стол и нависает над девушкой. — И мы погибнем. — Пусть, но свободными. — Для тебя свобода ценнее жизни? — Да, — шепчет Белла, — столько лет меня использовали как мусор, издевались, мучали. Марк все твердил о всепрощении. Ты тоже считаешь, что мы должны простить годы унижений? Арсений потирает пальцами виски. — Нет, Белла. Но умирать я не хочу. — Тебе есть что терять в отличие от нас. Остальным нужна месть. — Месть, а не свобода. Пойми, для нас нормальная жизнь возможна лишь рядом с людьми. — Если нас примут. Почему ты так уверен, что нас примут? Люди не могут примириться даже с представителями своего вида. — Мирный путь — единственно верный. Другого нет. Белла истерично смеется. — Для тебя. Из-за него. — Я знаю, что ты пыталась сделать Белла. И я бы разобрал тебя на части за это. Но Антон здесь не причем. Я думаю о своем народе. — Ложь, — вскрикивает девушка. — Мы продолжаем прятаться как крысы. Тебе плевать на андроидов. Не будет у нас мира с людьми. — Всегда есть выход. Мы просто заявим о себе. Мы отправим мирное сообщение людям. — Каким образом? — Я же звезда ТНТ. А их башня вещает на весь город.***
Антон утопает в диване с огромной кружкой кофе в руках. Звонки Славы игнорирует с трудом, все-таки совестно. Но к совместной фотосессии с одной из копий Арсения он не готов. Не может себя заставить с дивана подняться и поехать в студию. А от мысли, что кому-то придется отдавать обручальное кольцо, которое он через силу купил, ему блевать хочется. — Шастун, — пишет Слава, отчаявшись, — тебя ждут. Ты едешь? — Да, — врет Антон в чате и добивает стикером в виде Дусмухаметова в очках со скорбной миной на лице. — Не едешь, — вздыхает Слава голосовым. Антон отпивает кофе и смотрит, как голограмма балерины кружится над небоскребом напротив. В окно видна спокойная гладь залива и слепящее полуденное солнце. Он закрывает глаза, наслаждаясь лучами, припекающими щеки. На веках пляшут разноцветные круги, резко сменяющиеся чернотой, будто стекло затемнили. Антон, нахмурившись, распахивает глаза и встречается взглядом с Арсением, который висит в воздухе за окном и крыльями загораживает солнечный свет. — Е-е-ебать, — Антон подскакивает, добирается до окна в два прыжка и опускает стекла. Арсений протискивается боком, обняв себя крыльями. — Эффектное появление. Чем обязан? Две недели игнора, и вдруг заявляешься при параде. — Мы всем обязаны Славе. Он мне позвонил и попросил выпнуть тебя из дома. — А ты и не занят, как я посмотрю. Десяти минут не прошло. — Я был недалеко, — говорит Арсений и тыкает Антона шипом под лопатку, аккуратно так, но бодряще. Антон дергается, разворачивается, схватившись за крыло и подтягивает Арсения ближе к себе. — Арс, блядь. Арсений вырывается из чужих пальцев и заворачивается в кокон, из которого только злое лицо торчит. — Поехали. Тебя ждут. — Поехали? Ты со мной что ли? — Да, — рявкает Арсений. И уже спокойнее интересуется: — Там фотографироваться надо? Я не против. — Пиздец. Да, фотосессия. Но я не знаю формат. — Поехали. Хочу фотографироваться. Арсений, взмахнув крыльями, складывает их, резко затянув в рюкзак за спиной. Скидывает его на диван и проходит мимо Антона в коридор. Антон охуевающе пялится вслед. — Он фотографироваться хочет. Пиздец. Арс топчется около двери, поправляя футболку и стряхивая пыль с кожаных брюк. — Ты в пижаме пойдешь? — спрашивает он, приглаживая правую бровь. — Да, все равно шмотки подбирает стилист. — Возьмем твою машину? — звучит с надеждой. — Э-э-э, давай, — Антон теряется из-за чужих интонаций. — Покатаешь меня на звездолете потом? — Да, — легко соглашается Арсений. — Пошли. Опаздываем. В лифте Антон безбожно пялится на отражение Арса в панорамном стекле. Последний раз видел его голограмму после взрыва тачки. — Арсений, у тебя сегодня настроение хорошее, да? Или соскучился по мне? — День солнечный, работа встала. Я наслаждаюсь свободным временем. Купаться хочу. Залив наверное уже прогрелся. Арс выпрыгивает на крышу из лифта, щелкнув каблуками массивных ботинок друг об друга. Щурится и отбрасывает челку набок. Прядка на затылке просвечивает в солнечных лучах. — А я соскучился, — честно сообщает Антон. — Не надо, — обрубает Арс и удаляется в сторону стоянки. Антон плетется за ним, уперевшись взглядом в спину, соскальзывая на шею. По колючим волоскам над футболкой хочется провести пальцем. Ощупать позвонки над стеком, погладить плечо. — Можем поехать купаться прямо сейчас. — Нет. — Возьмем еду, посидим на берегу. — Фотосессия, и разъезжаемся по делам. — У тебя же нет дел. — У тебя есть. — Могу отменить, — Антон обгоняет Арса и пятится спиной. — Полетели к заливу, почему нет. Арсений тормозит его, схватив за предплечье. — Иди нормально, а то споткнешься. Разворачивает, отстраняет со своего пути и, нырнув между машинами, садится на водительское кресло белого кабриолета. Откидывает крышу, пока Антон возмущенно пыхтит на подобное самоуправство, и открывает пассажирскую дверь, жестом предлагая сесть рядом. Они плавно взлетают над крышей, а потом Арсений жмет на газ, и машина резво уносится вперед. Движение в городе днем достаточно свободное, чтоб превышать скорость, поэтому Арс гонит, играя в шашки с другими тачками. — Ты пристегнут? — Да, — Антон подозрительно прищуривается. — Держись за кресло крепче. — Что? Зачем? Арс ныряет вниз, выкручивая руль влево до конца. Тормозит так, что их обоих впечатывает в приборную панель, и переворачивает машину днищем в небо. — Мне нельзя умирать, — на всякий случай говорит Антон, обвисая в ремнях безопасности. Арсений мотает головой и со счастливой улыбкой поворачивается к нему. Темные пряди перебирает легкий ветер. Футболка опасно ползет с бедер до груди. Антон прослеживает дорожку волос от пупка к разлету ребер и замирает на губах. Улыбка с лица Арсения мгновенно исчезает. Злобно повернув руль, он возвращает машину в нормальное положение и рвет вперед. Антон больно стукается затылком о подголовник. — У тебя расширены зрачки, будто ты под наркотой. — Ты снова меня обдолбал, — голос хриплый. — Приезжай ко мне в другой оболочке в следующий раз. — Практика показала, что тебе плевать, в какой я оболочке, — Арсений вздыхает. — Я ничего не могу поделать с химией моего тела, поэтому тебе придется взять себя в руки. Иначе наше общение прекратится. — Арс, я теряю над собой контроль. Это похоже на наваждение. Мое сознание отключается, уходит в блэкаут. Ты меня травишь. Я не могу объяснить, что со мной происходит. И остановиться не могу. Антон падает лбом в приборную панель. — Чувствуешь омерзение к себе? — Постоянно. — И я. Арс захлопывает крышу машины и взмывает вверх, увеличив скорость до четырехсот километров в час. Город стремительно уменьшается и, кажется, еще немного и они сгорят на солнце, оплавятся, как крылья Икара, и сгорят. Приборная панель мерцает предупреждающим красным. — Арс, мы сейчас достигнем критической высоты и потеряем управление. — Ты теряешь контроль, я управление. Все честно. Арсений вдруг отрубает двигатель и отпускает руль. Машина застывает на долю секунды, хлопнув воздушной подушкой, переворачивается, заваливаясь назад, и стремительно ухает вниз. Антон вопит, видя приближающиеся городские крыши. Арс вопит тоже, но просто так. — Похоже на то, что ты чувствуешь рядом со мной? — Мы разобьемся! — Every chance, every chance that I take, I take it on the road, — взвывает Арсений, врубая двигатель, и плавно притормаживает, зависая метрах в трехсот от крыши небоскреба ТНТ. — Включаю песню Дэвида Боуи «Always crashing in the same car», — оповещает ИскИн автомобиля. Веселые гитарные мотивы бьют по барабанным перепонкам. — Похоже, — выдыхает Антон. — Только двигатель не работает, тормозов нет, и я разбиваюсь. — Всегда разбиваюсь на той же машине, — вторит Боуи Арсений. — И все равно я тебя не понимаю. — Тогда стоило расплющиться о крышу. Меня от тебя плющит. — Сочувствую. Арс снижается и аккуратно паркуется, вписавшись между двумя машинами. Дверь открыть не получается, поэтому они вылезают через багажник, откинув крышу. Антон оглядывается в поисках нежелательных сейчас знакомых. Видит только Славу и выдыхает. Дусмухаметов машет им рукой и манит к себе, прячась в тени декоративного дерева. Пьет кофе с усталым сосредоточенным лицом. — Антон, я разочарован и зол. У тебя, блядь, есть определенные обязательства, которые ты должен выполнять. — Я знаю, извини. — Извинения не принимаются, — Слава протягивает Арсу руку для рукопожатия, отворачиваясь от Антона. — Спасибо, Арсений. — Не благодари. Я как раз развеяться решил. — А? — С Антоном пойду. Слава выпучивает глаза и чуть не проливает кофе. — С ума сошел? — Да кто поверит, что я человек! — Нет, Арсений. Нет! — Я не буду фоткаться с копией, — говорит Антон. — Ты охуел. — Я жертва обстоятельств. Арс складывает губы уткой, чтоб не заржать. — Слав, ничего страшного не произойдет. — Ты себя в зеркало видел? — возражает Дусмухаметов. — Ты на андроида вообще не похож. — Я имитирую усталого Арсения. — Блядь! Антон перехватывает Славу и Арса под локти и ведет к лифту. Слава упирается, закрывая ладонью панель вызова. — Нет! Не-е-ет! А если… — начинает он и резко захлопывает рот. — Здорово, Слав. Шастун! — приветствует их Белый, появляясь из-за угла. На Арсения он внимания не обращает или специально игнорирует. — Рус, — откликается Слава и кивает головой. — О, какие люди! — Антон разводит руки в стороны. Руслан хлопает его по плечу. — Ты сегодня повеселее, чем в последнюю нашу встречу. И ты меня кстати тогда напугал. Я правда поверил, что вас похищают. А это постанова для ролика оказалась. Антон думает, что Паша восхитительно правдоподобно пиздит. — Ты поверил? — Не, ну реально похоже было, разве нет? Кровь еще красная. У андроида, блин. Арс за спиной Белого морщится. И Слава переводит на него подозрительно-удивленный взгляд. — Извини, что напугали. — Антон, вызови лифт, — встревает Арсений. Слава зло вжимает ладонь в панель. — Я тут успел перезнакомиться со всеми копиями, — Руслан склоняет голову набок и отступает на шаг, чтоб видеть Арса, — с тобой вроде еще не общались. — Не общались. — Ты сильно отличаешься от остальных. — Я его попросил так выглядеть, — вмешивается Антон. — Слишком идеальная внешность была, я себя рядом с ним уродом чувствовал. Руслан понятливо усмехается и замолкает. Они заходят в лифт. Арс подталкивает подтормаживающего Славу. — Что за съемка кстати? — решает поинтересоваться Антон. Дусмухаметов пожимает плечами. — Понятия не имею, но в студии стоит кровать. У Арса глаза округляются. — Впрочем ничего нового, — ржет Белый. — Да уж, — подтверждает Антон и наступает Арсению на ногу. — Надеюсь, хотя бы трусы на мне оставят? — А на мне? — в голос Арса просачивается паника. — В одеяло завернешься, — мстительно отвечает Слава и выпихивает Арсения в холл, когда створки лифта разъезжаются. — До встречи, — кричит Руслан им вслед. — Муза моя, — звонко восклицают на ухо Антону, — ты зачем прическу сменил? Где твой диод? — Я снял… снял… — Арс делает шаг за Антона и впечатывается ему под бок, поэтому возмущенный стилист продолжает вроде и с Арсением говорить, а вроде и верещать Шасту на ухо. — Прическу сменил… Антон попросил. Слава кажется начинает наслаждаться ситуацией, потому что его лицо приобретает паскудное выражение. — Их образы готовы? — спрашивает он. — Да. Пройдемте в гримерку. Арс сжимает запястье Антона намертво. — Почему в кровати? — Да откуда я знаю? — Ты не знаешь, что рекламируешь? — Уже давненько перестал обращать внимание. — Серьезно? — Я затрахался еще в двадцать первом веке с этой рекламой. И раньше-то у меня не было особого выбора, а сейчас я вообще обязан сниматься из-за контракта ТНТ с Киберлайф. И срать все хотели на мои чувства. Так почему мне не должно быть насрать? Да и от денег я не отказываюсь. Арсений недовольно поджимает губы. — Ясно. — Ты тоже дохуя чего рекламировал, не надо мне тут удивленно пробивать мной же моральное днище. — Я рекламировал, но я всегда выбирал, что я буду рекламировать. — Я рад, ты молодец, я не молодец. Пошли уже. Антон широкими шагами устремляется вперед по коридору. Арс догоняет его спустя метров двадцать почти у двери гримерки. — Может нижнее белье? — Может. — Или постельное? — Или средство от геморроя. — Что? — А что? Антон несколько секунд с удовольствием созерцает крайнюю степень замешательства на лице Арсения. — Средство от геморроя ты не рекламировал точно, а то мы бы тебя стебали. Я уверен. — Ты не знаешь, чем я занимался эти сто пятьдесят лет. Ты умер — я расстроился. Возможно и средство от геморроя рекламировал. Или от простатита. Или от поноса. Слава, морщась, высовывается из-за двери. — Шастун, у тебя понос? — Словесный, — Арс обходит Антона, притеревшись плечом, и ныряет в гримерку. — А у него геморрой. В виде меня, конечно, — ржет Антон. — Два метра отборного геморроя. Слава продолжает морщиться. — И не лечится, — кисло добавляет Арсений. — Помажь меня. — Удалю хирургически. — Все, я, блядь, пошел отсюда, — Дусмухаметов переступает порог. — Откуда у вас такие познания о геморрое? Нет, я не хочу знать, — И помогает автоматическим дверям закрыться побыстрее. Мог бы ими хлопнуть, хлопнул бы. Арсений закрывает лицо руками и, судя по дрожащим плечам, смеется. — Мы можем прекратить обсуждать ваши анусы и начать переодеваться? — осторожно интересуется стилист. — Как мы можем прекратить, если все здесь работает через них? — Арсений, а ты сегодня поживее, чем обычно. — Как человек, — вставляет Антон. — Ага, — соглашается стилист и тут же поправляется: — Извини, муза моя. — Как человек? Это же хорошо. Значит, моя программа имитации достоверно работает. Антон встает позади Арса и шепчет на ухо: — А оргазмы ты имитируешь? И получает локтем в живот. — А с тобой их имитировать приходится? — Проверь. — Прекрати! В последний раз тебя предупреждаю. — Понял, — Антон поднимает руки в жесте примирения. — Муза моя, примерь эти брюки, — предлагает стилист. — На мне все-таки будут брюки, — радостно восклицает Арсений. И рассматривает их с исследовательским интересом. — А я влезу вообще? Узкие очень. — Ты влезешь точно. Худой такой. — Я не позавтракал, — Арс поворачивается к Антону и одними губами проговаривает: — Я серьезно не завтракал. Есть хочу. Антон кивает в сторону бутербродов на столе, и Арсений пару секунд на них залипает. — Так, Антон, тебе четыре белых рубашки. Я потом выберу, какая лучше сидит. — А мне брюки? — Ты сегодня в белье. — Ха-ха, — бормочет Арс. Он садится на диван и долго возится со шнурками, потому что берцы на нем почти до середины икры. Стягивает свои штаны и надевает другие. С трудом, но влезает. — Муза моя, сними футболку. «В пизду», — думает Антон и начинает разглядывать узоры на чисто-белом заливном полу. Арсений швыряет свою футболку на диван. — Скучновато, — говорит стилист и, порывшись в сумке, передает Арсу портупею. Антон сваливает к столу с едой и вцепляется в бутерброд, как в спасательный круг. Перед глазами чужой затылок — ниже Антон старается взгляд не опускать. Жует медленно и вкуса не чувствует. Собственное тело предательски сдается под давлением химии Арсения. А больное сознание подсовывает неприличные картинки. — Шаст, помоги с ремнями на спине, там что-то перекрутилось. — Плохая идея, — шепчет Антон и подходит к Арсу. Касается лопатки, скользит указательным пальцем по родинкам и останавливается на перекрестье ремней. Арсений вздрагивает и оборачивается. — Руки холодные? Извини. — Нет, они в колбасе. Антон прыскает, облизывает пальцы зачем-то, чертыхается и засовывает оставшуюся половину своего бутерброда Арсу в рот. — В колбасе, что поделать. — Переверни уже ремень под левой лопаткой — натирает. Антон подцепляет ремень зубами, мазнув губами по коже, и не отстраняется. Арсений перестает жевать. И дышать. — Шаст, я же предупреждал. — Ты пахнешь. — Колбасой? — Какими-то терпкими пряностями. — Карри? Я блюдо индийской кухни. Антон облизывает лопатку: — Нет, скорее плов. — Я смотрю, мы оба есть хотим. — Мой голод другого рода. — Бля-я-я, — тянет Арс и падает на диван. — Как ты с такими подкатами соблазнил мою ко… меня, не представляю. Антон пожимает плечами. — Вы — чудо, — восхищенно говорит стилист. — С вами работать приятно. — Это потому что мы любим друг друга, — откликается Антон и ставит колено Арсению на бедро. Арс скидывает его ногу, съехав по дивану вниз. — Антон, а теперь, будь добр, примерь рубашки, время поджимает. Стилист передает рубашки по одной, вертит Антона перед зеркалом, поправляет манжеты, закатывает рукава, рассматривая придирчиво. Арсений задумчиво наблюдает, подперев подбородок ладонью. — Мне нравится предпоследняя, — вмешивается он, когда Антон начинает перемеривать вещи по третьему кругу. — Тогда оставим ее. И нижнее белье возьми в нераспечатанном пакете. Там все одинаковое, просто бренд много прислал. — Спасибо, что выбирать не надо, — выдыхает Антон. Спинывает кроссовки с ног, наступая на пятки, и снимает джинсы вместе с трусами. Арс со стоном впечатывает подушку себе в лицо. — Мы не сочетаемся, — бубнит он. — Муза моя, не обсуждай мою работу. — Молчу. — Я пойду проверю готовность студии и вернусь. Когда дверь за стилистом закрывается, Арсений подрывается к столу с едой со скоростью звездного крейсера. — Приятного аппетита, — желает ему Антон и добавляет: — Мне чуть-чуть оставь. — Луковые кольца все твои. — Кольца… Блядь, кольца, — вопит Антон, роется в своем рюкзаке, раскидывая вещи, и расслабленно опускает плечи, вытащив маленький пакетик. — Ты наркоту сюда принес? — интересуется Арс, нахмурившись. — Я на работе, какая наркота? — Любая. Я, кстати, ужасно умилился. Я до сих пор его муза. — Тебя любят. — Уже не меня. — Не драматизируй, — Антон вытряхивает кольца на ладонь, напяливает свое на безымянный палец и подходит к Арсу, протягивая ему второе. — Надень, иначе Мартиросян меня сотрет. — Это… — у Арсения проседает голос. И только сейчас Антон понимает, кому и что он предложил. Арс закрывает глаза и отворачивается, опуская голову вниз. — Зачем? — Мы же обручились, — беспомощно говорит Антон. — И мы лицо блядского Киберлайф. А общественность хочет видеть счастливую влюбленную пару. — Рейтинги. — Рейтинги и обязательства. Прости меня. Я забыл про это. — Насрать, — рявкает Арсений и протягивает правую руку, растопырив пальцы. — Надевай. Антон вздрагивает. Он сам же держит кольцо не на ладони, чтоб Арс мог взять, а зажав между большим и указательным пальцами. Смотрит в излишне спокойное лицо и потемневшую синеву глаз. — Да гори оно все огнем, — шепчет Антон и надевает кольцо, перехватив руку Арсения и не давая ему отстраниться. — Пусть все горит. Пусть горит, блядь. — Антон, ты ломаешь мне запястье. — За это прости. Но просить прощения за то, что люблю тебя, я не буду. Можешь считать меня подонком. Арсений вырывает руку, открывает рот, закрывает, пятится и, развернувшись, начинает слишком истерично быстро бегать по гримерке. — Одноразовых тапочек нет? Ну ладно. Он влезает в свои берцы и, не зашнуровав их, вылетает в коридор, у двери сталкиваясь со стилистом. — Муза моя… — Куда нам? — перебивает Арсений. — Налево, последняя дверь. — Ага. — Налево. — Да, да, спасибо. Арс, чертыхнувшись, разворачивается на сто восемьдесят градусов и уходит в сторону студии. Антон смотрит наверх, промаргиваясь. — Арсений сегодня странный. Он в порядке? — интересуется стилист. — Арс всегда странный. — Антон, я понимаю, что это некорректно спрашивать, но какой у него номер? — Телефона? — выдает Антон и сам же себя обрывает. Какого телефона? У них всех уже давно ID слепков сознания. — Номер копии. — О-о-о, я не знаю. — Сам уточню. Просто этот Арсений очень похож на себя настоящего. Я хотел бы работать именно с ним. Прости, если тебе неприятно такое слышать. — Все в порядке, — Антон потирает переносицу. — Я сам не в восторге от копий. — Но с ним ты потрясающе взаимодействуешь. — С ним. С ним. — Пойдем в студию, тебя ожидают. Антон выныривает из гримерки, забыв про обувь. Вспоминает, только когда ощущает пыль, прилипающую к голым ступням. Встает на цыпочки и быстро добегает до студии. В разъехавшуюся дверь видит, что Арсения, лежащего на кровати, окружили фотографы. Талант фотомодели Арс за сто пятьдесят лет точно не пропил. — А вот и я! Не ждали? — на всякий случай говорит Антон, потому что внимания на него не обращают. — Очень ждали, присядьте к зеркалу, — к нему подходит ассистент и жестом указывает на гримера. — Сегодня максимально натуральный грим. — Это хорошо. Я в прошлый раз полчаса умывался. По дежурной улыбке в ответ хочется съездить. Следующие десять минут, пока его гримируют, Антон наблюдает высокие разномастные прыжки Арса на кровати и слушает восторженные крики фотографов. Арсений, судя по счастливому выражению лица, отрывается за все годы, что провел в вынужденной изоляции. Антона начинает подташнивать. Он поднимается из кресла, и Арс заметно напрягается, замирает, вцепляясь в кожаные ремни портупеи и оттягивая их. — Антон, ложитесь в изголовье, — командует один из фотографов. — Так, ребята ассистенты, поправьте подушки. Арсений отступает к углу кровати, смотрит на Антона оценивающе. Антон не к месту думает о своих наверняка грязных ногах. — Арсений, сядьте на правое бедро Антона к нему лицом. Кровать упруго прогибается под их весом. Подушка под поясницей лежит неудобно, и Антон елозит по простыням между чужих бедер, обтянутых черной кожей брюк. Химия Арса продавливает сознание — дыхание учащается, пот стекает по шее на спину. Перед глазами его голый живот, и к разлету ребер от пупка Антон, не выдержав, ведет кончиками пальцев. Мышцы под рукой конвульсивно сокращаются. — У тебя зрачки сейчас покинут территорию глаза. — Большие зрачки — не самая главная моя проблема, — Антон натягивает рубашку еще ниже и как будто случайно прикрывает простынью бедра. Арс криво улыбается в камеру. — Ребята, отлично. Арсений, оставайтесь в той же позе. Антон, прислонитесь спиной к его груди. Антон со вздохом разворачивается, скручивая простыни ногами, заваливается на Арса и вопросительно смотрит на фотографа. — Чуть-чуть выше, Антон, щека к щеке. Антон придвигается совсем близко. Притирается к чужому лицу и морщится от кольнувшей кожу мелкой щетины. Арсений каменеет. — Идеально! Замрите. В мифе о Пигмалионе статуя из слоновой кости из-за любви ожила. А Антон играет роль Пигмалиона наоборот, его чувства превращают Арсения в памятник себе самому при жизни. Тонкую скульптуру, перед которой хочется упасть на колени и умолять стать живым. — Арсений, положите левую руку Антону на бедро и потяните его рубашку на себя. Вот так. Обнимите правой рукой за плечо. Отлично. Продолжаем. Арс сжимает рубашку в пальцах до побелевших костяшек. Антон щекой чувствует стучащий на чужой шее пульс. И он сейчас сознание потеряет от этой удушающей близости. Пытается проморгаться, потому что свет софитов слепит нещадно, закрывает глаза и в следующую секунду обнаруживает себя сидящим у Арсения на бедрах лицом к лицу. Арс довольно грубо перехватывает его запястья и смотрит предупреждающе. — Хорошие кадры, ребята, продолжайте. Антон не помнит, как оказался в таком положении и почему рубашка на нем расстегнута. — Можно перерыв? — просит он. — У меня ногу свело. В студии раздается дружный смех. — Ему почти семьсот лет, — говорит Арс, — пожалейте деда. И выползает из-под Антона, вжимаясь в спинку кровати. — Очень смешно. — Перерыв пять минут. Антон благодарно кивает и откатывается от Арсения подальше, насколько позволяет кровать. Арс оглядывается, дожидаясь, пока съемочная группа разбредется по студии, и поворачивается к Антону, хмурясь. — Что ты вытворяешь, позволь узнать? — У меня беды с башкой, ты же в курсе. — У тебя глаза стеклянные были. — Так я и не в себе. А ты почти голый. Воздействие потрясающее. Хочу касаться. Невыносимо, Арс. — Зря я здесь. Арсений накидывает одеяло себе на голову, зажимая его в кулаках под подбородком. И теперь наружу торчит только его задумчивое лицо. — Тебе бы ставни и избушку. — Тебе легче? — Нет, ты все еще головокружительно пахнешь. Антон драматично прикладывает руку ко лбу и валится с кровати. Арс падает в простыни лицом, сворачиваясь в кокон. — Я не контролирую это. — Я тоже. Антон ползком забирается на кровать, дергает одеяло на себя и влезает под него, сталкиваясь с Арсом нос к носу. — Давай рассказывать страшные истории? Арсений поворачивает голову, ложась щекой на подушку. — Помнишь миф об Орфее и Эвридике, что была укушена змеей и умерла, а ее возлюбленный спустился за ней в ад? — Да, но эта история не страшная. — Я еще не закончил. Эвридика прошла долиной смертной тени. И не убоялась зла. Она не ждала Орфея, сама выбралась из царства мертвых. Знаешь, почему? Антон выпучивает глаза. — Внимательно слушаю. — Потому что она самая стремная тварь в долине. — Интересно… А как же Орфей? Арс откидывает одеяло и стреляет серьезным взглядом в упор. — У него могло быть все, а он выбрал мертвого. — Некрофил. Арсений зажмуривается, поджимая губы, и начинает ржать. — Действительно, — шепчет он и, повысив голос, обращается к съемочной группе: — Мы готовы. Антон следующие полтора часа воспринимает через призму помутненного сознания. Думать и говорить сложно. Арс по команде фотографа прижимает его к себе, спиной полируя стену. Их сгоняют с кровати, но Антон все равно продолжает нервно перебирать простынь в пальцах, прикрывая очевидный стояк. Рука Арсения намертво застывает на шее, аккуратно придушивая — Антону так кажется, на самом деле Арс едва касается кожи, большим пальцем зачем-то оглаживая мочку. Другая рука лежит над подвздошной костью. Антон дергает цепочку на шее, чтоб отвлечься. — Парни, обручальные кольца акцентируйте. Арсений выдыхает и по ощущениям не дышит больше. От его близости Антона кроет сейчас даже хуже, чем в первые дни их совместного пребывания в одном доме. Привыкания не случилось. Случился передоз. Накопительным эффектом сознание уносит в эмоциональную бурю. Кожа под пальцами Арса превращается в эрогенную зону, и Антон стонет, обвисая в чужих руках. — Антон, с вами все хорошо? — вежливо интересуется ассистент. — Все в порядке, нам долго еще? — Заканчиваем. — Шикарно! — радуется Арсений. А потом Антона поворачивают к нему лицом, заставляя обниматься как в последний раз. — Я взял с собой оружие, — тупо шутит Антон. — Короткоствольное. — Зато идеально ложится в руку, — Антон утыкается лбом в чужое плечо. — Не могу больше, Арс. Арсений отстраняет его от себя. — Прошу прощения, у меня внеплановое обновление систем. — Мы закончили, — фотограф дает отмашку своим помощникам, чтобы начали собирать технику. Антон съезжает на пол под ноги Арсу, который смотрит потерянным злым взглядом и руку помощи протягивает только потому, что хочет уйти из студии быстрее. Антон дает ему себя увести. — Мне срочно надо проветриться. Голова кругом из-за тебя. — Антон, твоя реакция ненормальна, я такое только один раз видел и… Довольно громкий голос Мартиросяна слышится из-за угла, и Антон, не дав Арсению договорить, открывает первую попавшуюся дверь и затаскивает в помещение. Пустующая студия тонет в полумраке. Они прижимаются к стене по обе стороны от двери. — Шаст, ты чего? Антон прикладывает палец к губам. — Парень заигрался, Гарик, — слышится из коридора. — Его влюбленность в куклу нам на руку. Арсений вздрагивает и замирает с широко распахнутыми глазами. Антон вопросительно пялится в ответ. — В определенную куклу, которая сгорела в спасательной капсуле. Другие ему не нужны. И вся эта промоакция превращается в пшик. А контракт действует еще полгода. — Шастун доведет контракт до конца. Не беспокойтесь. Вы можете сами поговорить с ним и убедиться. — С людьми договариваться тяжело. Это не машины, подчиняющиеся каждому слову. Замена Арсения на андроида, кстати, положительно повлияла на команду «Импровизации», я считаю. Главное, удержать в узде Шастуна с его бесконтрольными вспышками дегенеративного поведения. Антон возмущенно икает. — Тут вы не правы. Шастун — рабочая лошадка. А Арсений-человек не создавал таких уж больших проблем. Я бы андроидов сжег, с ними сложнее. — Это вам он не создавал проблем. Сенат от него натерпелся. — Я не осведомлен… Арсений напряженно водит плечами. — Ты же в курсе, с кем разговаривал сейчас Мартиросян? — Голос смутно знакомый. — Сенатор Сато. — О-о-о, — тянет Антон, кривясь, — этот мудак мне угрожал пару месяцев назад. — Что? — Я ведь полез искать информацию о твоей смерти. — Тогда ясно. Его нужно опасаться. У Кавахары есть хоть какое-то остаточное понятия о чести и логика. А Сато давно поехал крышей. Он тормозил рассмотрение поправки, — Арсений хмурится, массируя пальцами виски, — шестьсот пятьдесят три. Мне кажется, я знал почему. Теперь не помню. — Арс? — Антон в два шага оказывается рядом и встряхивает его, потому что чужое лицо стремительно белеет. — Это важно. А я даже собственной памятью не владею. Ни телом, ни памятью, ни жизнью. — Не все вещи стоят того, чтобы помнить. — Ты не прав. — Возможно. Но некоторые вещи я бы удалил. — Например, меня? — Арсений, — вкрадчиво шепчет Антон, — я тебе сейчас уебу, блядь. — Я просто спросил. — А я просто уебу. Арс выворачивается, проскальзывая под рукой, открывает двери и высовывается в коридор. — Пошли. Точнее, побежали. Антон хватает его за руку и утягивает к лифтам. — Ты одеться не хочешь, Шаст? — Ой, бля. Насрать. До машины недалеко. — А вещи? — Потом заберу. Арсений закатывает глаза, но позволяет запихнуть себя в лифт. — Я хотя бы в штанах. — Поэтому делаем все быстро. — И надеемся, что народу на крыше поубавилось. Антон по жизни очень редко жалеет о принятых решениях. Но когда они выходят из лифта в толпу, начинает сильно жалеть. Сложносочиненное лицо Белого выражает всю гамму эмоций, доступных людям. Он пялится на Арса так, что того хочется замотать в паранджу. А Арсений краснеет, даже грудь расцветает пятнами румянца, уши и щеки вообще горят маковым цветом. — Ваши фотосессии, конечно… — говорит Руслан и продолжает пялиться. — Что-то не так? — довольно грубо интересуется Арс. — Рус, извини, мы торопимся, — Антон локтями пропихивается сквозь толпу и тащит Арсения за собой, вцепившись в ладонь намертво. Они выныривают к кафе и бегут к машине, игнорируя заинтересованные взгляды. — Шаст, не подскажешь, почему Белый так на меня смотрел? — Понятия не имею. — М-м-м… — Замолчи за минуту до того, как соберешься выдать очередную умную мысль, ладно? Арсений тормозит резко, дергает Антона на себя и толкает его себе за спину. — Блядь, — громко вскрикивает он и поджимает губы. — Димитрий, добрый день. — Добрый день. С кем имею честь говорить? Мы лично не знакомы. — Мария Ортега, командир девятого взвода. Антон в очередной раз поражается чудесам перекрестнополой загрузки оболочек, Мария сейчас выглядит как широкоплечий приземистый мужчина лет тридцати с ежиком светлых волос и залысинами на лбу. Арсений осматривается, видимо проверяя, подслушивает их кто-нибудь или нет. — Зачем вы здесь? — За вами. Один из сенаторов хочет видеть вас. — Мисс Кавахара? — Не знаю. Мне приказано вас найти и сопроводить. Антон хватается за ремни портупеи у Арса на спине и шепчет ему на ухо: — Что происходит? — Все в порядке, я же узник, ты забыл? — Я тебя не пущу. — Все в порядке, Шаст, правда. Когда освобожусь, зайду к тебе, крылья заберу. Арсений делает шаг, но Антон крепче сжимает ремни пальцами. — Арс, что с тобой сделают? — Ничего. Повреждения моей оболочки дорого обходятся казне. — Блядь, Арс. — Я приеду к тебе максимум часа через три, — Арсений снимает кольцо и сует Антону в руку. — Я обещаю. — И мы слетаем к заливу. На лице Арса отражается внутренняя борьба сразу нескольких чувств, но Антон не может понять каких. — Это обещать не могу, — Арсений отворачивается и идет к Марии. — Ведите. Надеюсь, не в кандалах? — Сука, — шепчет Антон, цепляясь взглядом за чужие голые лопатки. — Прошу прощения за вопрос, Димитрий, а у первого взвода давно поменялась форма брони? Вы выглядите… интересно. — Моя гражданская одежда, не обращайте внимания, — бросает Арс и садится на заднее сиденье такси. Антон, матернувшись, разворачивается на пятках, шипит, вспоминая, что обуви на нем нет, и быстро шагает к своей машине. Солнце разогрело поверхность крыши, и пол по ощущениям похож на лаву. — Блядские посланники. Блядский Арсений. В пизду вообще. Антон лезет за штанами в багажник, кроссовки, слава богу, тоже там находятся. Все в грязи — он в них по нижнему городу шарахался полгода назад, закинул и забыл. Черные спортивные адидасы и испачканная обувь в сочетании с классической рубашкой намекают, что надо одеваться молниеносно и стремительно валить домой. Антон закрывает багажник и отшатывается от Де Сото, совсем не по-мужски вскрикнув. — Привет, Шастун. — Можно менее внезапно? Я обосрался. — Поэтому без штанов? — Да. — Одевайся, разговор есть, — Де Сото указывает в сторону кафе. — Подожду тебя за столиком. Мне пожрать надо. — Я не хочу с тобой болтать. Паяльник тебе в жопу засунуть — другое дело. А болтать не хочу. — Не бойся. Расскажу тебе про Кадмина. Считай это извинением за прошлую нашу встречу. Антон подозрительно прищуривается. — Тревожная благотворительность, Джимми. В чем подвох? — Тебе будет противно от моего рассказа. — Я догадываюсь. — Я хочу помочь Кадмину. — Что? Де Сото закатывает глаза и уходит в сторону кафе, по дороге выцепив официантку. Антон напяливает штаны на ходу, шнурки на кроссовках завязывает, уже сидя за столиком напротив Джимми. — Я хочу ему помочь, — повторяет Де Сото. У Антона сейчас скепсис через уши польется, но он только наклоняется вперед, ставя локти на стол, и внимательно смотрит в чужое лицо. — Не вяжется, знаешь ли, с итогами нашей прошлой встречи. — Я хочу помочь, надоело пассивно наблюдать за играми бессмертных. А Кадмин — хороший человек. В целом, — поправляется Джимми, уловив скептичный взгляд Шастуна. — Он ищет справедливости для всех, а не только для маленькой группки людей. — А разве возможна справедливость для всех? — Я надеюсь, что возможна. — Он тоже маф, ты же в курсе? — В курсе. Антон задумчиво водит пальцем по голографическому меню и в итоге схлопывает его — есть не хочется. — Ты сюда реально поговорить со мной приехал? — Да, давно нужно было, а тут возможность выдалась. — Внимательно слушаю. — Как тебе Ортега? — Джимми удобнее разваливается на диванчике, раскидывая ноги пошире. — Никак. Я ее вижу впервые. — А я знаю давно. Примерно как Кадмина. Она всегда носит мужские оболочки, потому что ненавидит свою родную. Себя ненавидит. И Кадмин тоже себя ненавидит. — А так сразу и не скажешь. — Он в своей родной оболочке почти не ходит. Пару раз всего за сотню лет. Хотя это тело… ну… хорошее. — Угу, — автоматически соглашается Антон, и Де Сото начинает смотреть на него испытующе. — Что? — А сейчас Кадмин из своей родной оболочки не вылазит. Из-за тебя, полагаю. Антон напряженно передергивает плечами. — Разве это относится к теме разговора? — Мотивы его действий. Он сказал как-то: все, что он делал, он делал ради любви. И я, когда тебя увидел, сильно охренел. — Все еще не понимаю, к чему ты ведешь. — Ты понимаешь. И манипулируешь им. — Так, — Антон трясет головой, — тормози, Джимми. Манипуляция предполагает мой осознанный интерес в изменении восприятия и поведения Арсения… Кадмина. — Именно. Ты влияешь на его действия. Зачем? — Это не манипуляция. Я пытаюсь… Арсений… да бля. Он Арсений, ясно? Де Сото пожимает плечами. — Ясно. — Арсения заставляют делать то, что он делает. — А ты хочешь заставить его делать то, что нужно тебе. — Нет. — Ладно, — Джимми выставляет ладони перед собой в жесте примирения. — Но тут проблема. Он уже делает то, что нужно тебе. Андроид, похожий на него, ведь на самом деле не сдох? Антон распахивает глаза. — Тихо, тихо. Это было всего лишь предположение. Впрочем, ты его подтвердил. Мне реально плевать на андроида и разборки корпораций. Ни горячо, ни холодно. А вот жизнь Кадмина висит на волоске. Из-за его действий поднят вопрос о стирании. Наше руководство считает его опасным. Он тебе говорил? Антон внимательно смотрит на Де Сото, сжимая кулаки на коленях. — Молчишь, — Джимми вздыхает. — Понимаешь в чем штука, взвод Ортеги здесь, потому что Кадмин не справляется со своими обязанностями. Скоро на Новую Землю прибудут еще три взвода. Чувствуешь масштаб дела? Корпорации защищают свои деньги, как могут. И если сенат убедится, что Кадмин им не подчиняется, они его уничтожат. Я доходчиво объяснил? — Очень доходчиво. — Я предоставил тебе информацию к размышлению. Остальное за тобой. Антон закрывает лицо руками. — Что я могу? Нихуя, блядь. — Не мешаться. — Не мешаться. И его сотрут рано или поздно. — Лучше поздно, — говорит Де Сото. — Кадмин — главное оружие сената, а сенат не разбрасывается своими ресурсами без крайней необходимости. — В чем его ценность для сената? — Эффективность. Подчинение. Ну, до этого момента. Безжалостность. Убийства от звезды к звезде без вопросов и сожалений. Кадмин принимал решения обо всех планетарных бомбардировках, о которых ты знаешь. О которых не знаешь тоже. Под его командованием мы истребляли города. Он собственноручно вырезал всю королевскую семью Инненина. Там, предполагаю, был личный мотив. С каждым словом Де Сото Антон горбится все сильнее. Они падают тяжелыми камнями, бьют по нервам, закрывая свет. Заваливая выход. Последнюю возможность выбраться и не погрязнуть в чужой крови. «Ты еще не понял, да? Если я облажаюсь, они отнимут твою жизнь. И для меня не будет смысла…» Крови, что уже давно омывает пальцы. — Ходит слух, — продолжает Де Сото, — что именно Кадмин убил сенаторов, проголосовавших за поправку шестьсот пятьдесят три, когда ее пытались продвинуть второй раз. — Бессмыслица. Арсений сам внес поправку в парламент. — И не помнит об этом, ты ведь в курсе про его подправленную память? Я видел Кадмина после процедуры удаления памяти. Обезличенный человек. И что бы там не говорили, мы — это наша память. Без нее мы чистый лист, на котором другие люди переписывают нашу жизнь. Кадмин как-то смог вспомнить себя. А я, представляешь, не могу до сих пор. Ничего. Будто меня и не существовало. И я знаю, что вспоминать больно. Кадмин сдох несколько раз в попытках. — Господи, — шепчет Антон и роняет голову на ладони, стекая на стол полностью, ударяется лбом. — Как долго Арсений был не в себе? — Лет пятьдесят, может больше. — Блядь, — Антон орет достаточно громко, чтоб на них обернулись почти все находящиеся в кафе. — Первым он вспомнил тебя. — Я знаю. Де Сото смотрит с жалостью и к тарелке, принесенной официанткой, не притрагивается. Блюдо скорее всего уже остыло. — Не могу понять, что же сделал Кадмин, раз его засунули в наши ряды. Чего ему не хватало? — Мозгов. Ему не хватало мозгов. — Вряд ли. Он командир корпуса не просто так. — Ах он еще и командир корпуса. Никогда не останавливается на достигнутом. Всегда надо быть лучшим. В любом, блядь, деле, — Антон утыкается взглядом в обивку дивана. — Приятного аппетита, кстати. Кушай, Джимми, не подавись. — Шастун, ты где? — пишет Слава в личку. — Тебя Гарик ищет. — В кафе на крыше. — Вали домой быстро. — Поздно, — кидает Антон и ныряет под стол, услышав голос Мартиросяна. — Я не любитель минетов в общественных местах, — говорит Де Сото, наклоняясь к Антону. — Сядь нормально. Не привлекай внимание. Джимми расставляет ноги еще шире и принимается за еду. Антон стукается башкой о стол. — Не возись. От кого ты прячешься? — От Мартиросяна. — Окей. — Он там? — Да-а-а, — тянет Джимми издевательски. — Он там? — Сиди. В лицо Антону прилетает руккола. — Блядь. Антон подгребает колени к груди и кладет на них подбородок. — Мартиросян все еще там? — Угу, чай пьет. — Если ты прикалываешься, я тебя убью. — Сомневаюсь. — Справедливо. Серьезно, он там? — Там, — рявкает Де Сото, — чай пьет с очень злобным лицом. — Понял, — несчастно стонет Антон и откидывается на ногу Де Сото спиной. Джимми пихает его тяжелым металлическим носком берца куда-то в район копчика. Проходит минут двадцать, у Антона окончательно затекает шея и спина, ступни колет, и он щипает Де Сото за коленку. — Ушел? — Давно, но можешь еще посидеть, потому что Кадмин по всей крыше бегает как угорелый, тебя ищет. Уссаться смешно за ним наблюдать. Антон опять бьется головой о стол и, матерясь, выползает на диван. — Смешно тебе? — Очень. Джимми машет кому-то у Антона за спиной, видимо, Арсению. Но к столику подходит почему-то сначала Руслан и только потом Арс, который, судя по взгляду, готов отожрать Де Сото лицо. — Антон, — капризно говорит Арс, — не мог тебя найти. И за тон его голоса ему хочется уебать немедленно. Слишком вжился в роль андроида. — Арсений, ну мы договорились? — интересуется Белый. — Если других съемок не будет. Голос все еще натурально блядский. — Отлично, — Руслан хлопает Арса по плечу, задерживая руку чуть дольше положенного, и, отсалютовав Антону и Джимми, удаляется к лифтам. У Антона брови сами собой поднимаются. — О чем вы договорились, позволь узнать? — Понятия не имею, я не слушал. Тебе жить надоело, позволь узнать? Де Сото же самая безопасная компания для совместного обеда. — Я безобиден как мышь, — ржет Джимми. — И уже ухожу. — Тебя подвезти? — спрашивает Антон. И у Арсения аж глаза темнеют от злости. Он выдергивает Антона из-за стола и утягивает к себе за спину. — Джимми, тебя какая нелегкая сюда принесла? — Соскучился. Прикид, кстати, прикольный. — Хочешь? На! — Арс начинает раздеваться. Де Сото морщится. — Оставь себе. Надеюсь, Кавахара в восторге? — В полном. К Антону больше не подходи. — Мы нормально пообщались, — вставляет Антон. Арсений разворачивается, разворачивает Антона и грубо пихает под лопатки, через пару метров еще и пинок прописывает. И, вцепившись пальцами в шею, как нашкодившего котенка уводит на стоянку к автомобилю. — У тебя инстинкт самосохранения атрофировался вместе с мозгом? — шипит Арсений и запихивает Антона на переднее пассажирское. — Мы мило общались, Арс, не драматизируй. Арсений стартует с крыши так, что Антон врезается плечом в дверь, а потом чуть не улетает лицом в приборную панель. — Пристегни ремень, будь добр. — Веди нормально, будь добр. — Нервируешь меня. Арс сжимает руль до побелевших костяшек пальцев. — Посидим в тишине. Антон закрывает глаза, съезжая по сиденью вниз, ремень не пристегивает из чувства противоречия. Арсений, впрочем, не лихачит. И, возможно, эти два факта связаны. Небо над городом безоблачное. Видно все три солнца, и привыкнуть к двум из них кажется невозможным даже за пару сотен лет. Чужеродные светила меняют цвет глаз Арса с глубокого синего на безмятежно голубой. Но поза у него все равно напряженная. Антон гладит чужое плечо, даже не пытаясь остановить свой порыв касаться. Мысли от такой близости ворочаются тяжело. Арсений сбрасывает руку, предупреждающе наращивая скорость. И в мелькающих зеркальных окнах небоскребов определенно есть какая-то успокаивающая магия, потому что Антон залипает на некоторое время, пока не ловит на себе в отражении окна автомобиля взгляд Арса. — Что? — спрашивает Антон, не поворачиваясь. — Я не буду убивать твоего андроида. Вообще ничего не планирую с ним делать. Не надо радоваться только, — Арсений явно неправильно истолковывает широко распахнутые глаза Антона, — за меня все сделают еще несколько взводов, которые пришлют сюда через пару дней. — И тебя сотрут. — Де Сото сказал? — Да. — Я в любом случае умру, Антон. Ситуация развивается так, что каждый мой шаг ведет меня в могилу. — Ты драматизируешь опять? — Нисколько. Арсений сворачивает из основного потока к заливу. — Арс, ты можешь скрыться, — глухо предлагает Антон, — твоих способностей хватит. — Не могу, ты знаешь почему. — И откуда же в тебе, блядь, такое спокойствие? А компромат? Разве он не дает гарантии, что нас не уничтожат? — Я не хочу проверять. Компромат просто сдерживающий фактор. Как ядерное оружие в двадцать первом веке. Применять не стоит, главное, иметь его, — Арс грустно ухмыляется. — Я уже был мертв для тебя. Ты смиришься. — Вряд ли, — говорит Антон и, вывернувшись со своего места, нависает над Арсением, давя ладонью на грудь. — Я не смогу смириться, — он шепчет прямо в губы, — тогда не смог, не смогу и сейчас. Арс плавно тормозит и опускает машину на песок. — На этот раз у тебя есть замена. — Замена. — Заменитель идентичный натуральному, искусственно полученный аналог. Передает характерные вкус и запах оригинала. К сожалению, дополнительные оттенки и нюансы он воссоздать не в состоянии, но ведь и это уже хоть что-то. В нем есть один неоспоримый плюс — он тебя любит. А ты любишь его? — Ты меня даже не отталкиваешь. — Это простой вопрос, Антон. Антон откидывается на свое сиденье, открывает дверь и вываливается на песок, загребая его внутрь кроссовок. Арс излишне громко хлопает дверцей, кажется, ломая доводчик. И забегает в волну по колено. Антон обходит машину, садится на капот и смотрит на Арса, будто подсвеченного солнцем изнутри. Он красивый. И это больно. — А ты любишь меня? Арсений поднимает взгляд от воды. — Не имеет значения. — Это простой вопрос, Арс. — Мой ответ ничего тебе не даст. Антон подходит ближе и резко роняет Арсения в залив. И они оба тонут — Арс не сопротивляется, просто тянет за собой на дно. Отпускает, только когда Антон начинает захлебываться. — Ты любишь меня? — хрипит Антон, горло жжет, и голос предательски срывается. — Я заставлял себя жить из-за тебя. Этого разве недостаточно? А любовь — переоцененное чувство. — Заставлял? Значит жить ты не хочешь? — Хочу. Но не так. — А как? — Антон хватает Арсения за плечи и встряхивает. — Я не знаю, — орет Арс. — Я собой больше быть не могу, — он качает головой. — Может хранение и помогло бы. Будили бы меня, как Стаса, по праздникам раз в пару десятилетий. Но на хранение мне лечь не позволят. Я устал, Антон, ужасно устал. Антон мягко касается чужой щеки. И Арс не отворачивается, жмется к руке, кладет свою ладонь поверх. — Помоги мне. Я прошу тебя, помоги мне. Нет, не выжить. Помоги мне умереть и не утащить тебя за собой. В случае такого исхода вся моя жизнь не будет стоить ни гроша. — Ты уже тащишь, Арс. Прямо, блядь, сейчас. С чего ты вообще решил, что моя жизнь ценнее твоей? На каких, сука, весах ты измерял? — На своих собственных, моральных. — Они у тебя кривые, блядь. Арсений смеется. — Ты не можешь решать за меня. — Ты же решаешь за меня. Лишаешь права выбора. — У тебя его нет, Антон. Так же как и у меня. Ситуация, в которую мы попали, предполагает огромное количество смертей, их не избежать. Антон зарывается пальцами в темные волосы, наклоняется к уху и шепчет: — Какая же хуйня забродила в твоей голове за эти две недели? — У меня было время подумать, просчитать варианты. Первый: я нахожу андроида, убиваю его и ломаю тебе жизнь… — И остаешься жив, — перебивает Антон. Арсений прищуривается. — Антон? Антон ныряет в набежавшую волну и гребет быстро, но сил не хватает. Он сдается метров через двадцать, барахтается, утопая с головой. Когда твои приоритеты и рассудок ломает близкий тебе человек, хочется сдохнуть немедленно или хотя бы освежиться холодной водичкой. Арс потерянно стоит у берега, обняв себя за плечи. И Антон плывет обратно, потому что даже расстояние в двадцать метров между ними кажется ему огромным. — Какие там еще у тебя варианты? — Антон? — Какие? — Шаст выползает на песок. — Дожить спокойненько отведенное мне время и помочь твоему андроиду не сдохнуть. Я хоть умру с чистой совестью. — Ты сломаешь мне жизнь в обоих случаях. — Во втором ты не будешь меня ненавидеть. — Буду, Арс. И себя заодно. — К чему ты ведешь? Антон закрывает глаза. — Всегда есть третий вариант. Ты можешь раскрыть компромат. — Ты ведь знаешь: власть протектората держится на убеждении, что сенат действует во благо всех колоний. — Люди понимают, что это не так. — Понимать и убедиться наверняка — огромная разница. Они давят планетарные восстания, не считая человеческих жизней. Ссылают людей с перенаселенных благоустроенных планет на планеты, непригодные для жизни. Умалчивают о количестве жертв новой волны освоения, о проблемах на дальних рубежах нашей галактики, о перенаселении из-за бессмертия, о массовой стерилизации женщин. Ты представить не можешь, сколько людей было убито за последние пятьдесят лет. И я приложил к этому руку. — Ты сам говорил мне, что так жить нельзя, что протекторат — тирания. Раскрой компромат, ты же этого хотел. — Я развяжу войну. — Развяжешь, — подтверждает Антон, глядя Арсению в глаза. — Погибнут люди. А лучше не станет. По твоим же, между прочим, словам. — Не станет. Я уверен. Человеческая история пожирает саму себя. Но ты будешь жить. Арсений оступается. И в этот самый момент он наконец становится похож на себя самого. — Антон, ты не имеешь в виду… — Имею. Я — мразь, Арс. Всегда был хуже, чем ты. Это ты любил весь мир вокруг себя. Я — нет, — Антон поднимается на ноги, хватает Арсения за руку и дергает к себе. — Пусть мир сгорит. — Антон, это не гарантирует моего выживания. — Ничего не гарантирует твоего выживания, — рычит Антон. — Сенат собирается уничтожить тебя в любом случае, найдешь ты Арса или нет, ведь так? — он перехватывает вторую руку, больно сжимая чужие запястья. — Ты командир блядского корпуса. Ты знаешь слишком много. Тебя уничтожат. Так? — Я… — Арс! — Да. Меня сотрут. Сейчас или позже, но меня сотрут. Я достаточно лажал и раньше, но в этот раз ситуация серьезнее. — Лажал? По словам Де Сото ты пример безоговорочного подчинения и эффективности. — Де Сото не обо всем в курсе. — Естественно. Рангом не дорос. А ты дорос и перерос, блядь. Поэтому я хочу знать, чем на самом деле опасен Арс. Не надо только пудрить мне мозги его сверхчеловеческими возможностями. Да, он один разъебет твой взвод, двадцать, тридцать человек, может, целую армию, но это хуйня собачья. Деньги корпораций тоже. Почему сенат его боится? Зачем все эти отвлекающие промокампании Киберлайф? Чем он опасен? Арсений опускает голову и молчит. Долго. Антон гипнотизирует взглядом его макушку, ослабляя хватку на чужих запястьях. Оглаживает косточку большим пальцем. И Арс переводит взгляд туда, говорит тихо: — Я не уверен. Это только мои догадки, — он выдыхает рвано. — Возможно, по приказу сената в андроида была помещена неизвестная инопланетная технология. На людях, видимо, не сработала. — Они просто засунули в Арса непонятную марсианскую хрень? — Она не марсианская. Антон выпучивает глаза. — В смысле? А чья? — Не знаю. Наверное, тех, кто заставил марсиан спешно покинуть нашу галактику. Поэтому мы находим лишь марсианские технологии и предметы быта, но мало захоронений представителей их вида. — Класс, Арс. И давно ты пришел к этим блестящим выводам? — Давно. — Собирался рассказать мне? — Всегда действую по ситуации. Рассказал же. — Хорошо. И в разрезе этой информации, чем же обусловлено твое решение не убивать Арса? Арсений поднимает голову и смотрит в упор. — Что делает животное, загнанное в угол, Шаст? Начинает защищаться. Твой андроид ответит агрессией на агрессию. А я понятия не имею, на что он способен. Опасно будить зверя. — Ты его боишься. — Боюсь. Он обошел мою систему безопасности и сломал импланты. Копался в памяти. И я уверен, будь у него больше времени, он бы смог добраться до сервера, на который копируется мое сознание. И при следующей встрече, учитывая наши предыдущие, он с двойным интересом возьмется за меня. Раскроет личность. Увидит тебя. То, что ты говорил мне. И сотрет меня быстрее, чем сенат. Как-то так. Антон отпускает чужие запястья, отворачивается, кусая губы. — Вряд ли он способен добраться до сервера. — Это мои догадки и интуиция посланника. — Он не убьет тебя. Он не убийца. — Ну, — тянет Арсений, — я тоже думал, что я не убийца. Но все мы можем дойти до последней черты. Он сейчас относительно безобиден не из-за пресловутого гуманизма. Им движет любовь к тебе. И если этой любви не останется, если его окончательно загонят в угол, как он себя поведет? Ты не знаешь, Антон. — Арс может защитить себя — это главное. — Более чем, я считаю. Но лучше тебе убедить его улететь с этой планеты. Сюда направили несколько взводов. Раньше они подчинялись мне, сейчас имеют право действовать самостоятельно. И будут проверять каждый мой шаг: сенат не доверяет мне. А у меня связаны руки. Мне угрожают тобой. Тебя используют против меня за любой факт моего неподчинения приказу. Так мне обозначили. — Я понял. Он может защитить себя, а ты не можешь себя защитить. Арсений осторожно касается плеча Антона, сжимая пальцы. — И тебя. Антон потирается щекой о чужую руку. — Я чувствую твой запах, Арс. Это полное безумие. Будь ты Эвридикой, я бы точно знал, что ты идешь позади. По запаху. — Хорошо. Значит ты не станешь оборачиваться, и меня не утащат в ад. — Я не смогу на тебя не обернуться.***
Арсений выходит из лифта на сотом этаже. — Добрый вечер, — девушка с ресепшена улыбается ему ярко, кокетливо одергивая блузку. — Я могу вам чем-то помочь, Арсений? Может кофе? — Я всегда бодр, — Арс показательно зевает. — Работа, работа, работа! Кстати в студии вещания кто-нибудь еще есть? — Нет. Только уборщики. — Спасибо. И мне все-таки понадобится ваша помощь, — Арсений подмигивает правым глазом и безмятежно-голубым диодом. — Вы сейчас не очень заняты? — Думаю, на десять минут я отойти смогу, — отвечает девушка, наклоняясь ближе, и начинает заваливаться на пол. Арсений легко перепрыгивает ресепшен, подхватывает ее и осторожно усаживает обратно в кресло. — Что ты сделал? — шипит Белла по внутренней связи. — Перегрузил ее сознание. Слишком большой объем информации для мозга. Она уснула. Меня не вспомнит даже. — Поверить не могу! Ты просто вошел, просто отрубил девчонку. Херовая у них служба безопасности. — Слишком много копий. Не уследишь. Сами себя переиграли, — Арс устремляется вперед по коридору. — Та же проблема, что и на балу ООН. — Но твоя конфигурация, электронный след? — Легко подделать. Сегодня я копия номер пять. Ты видишь изображения со всех камер? — Да, офисы на твоем этаже пусты, кроме этой девушки здесь никого нет. — Конец рабочего дня. Время я подгадал правильное. Арсений открывает дверь офиса «Импровизации» и почему-то слепнет из-за врубившихся, среагировавших на движение ламп. Еще одна странная реакция внутренних систем, которой быть не должно. Он моргает, привыкая к свету, привыкая к новым ощущениям, определенно не самым приятным. Таких сейчас большинство. — Студия вещания дальше. — Знаю, по пути заглянул. Стол Антона привычно завален каким-то хламом. На стуле рядом горой накидана одежда, сверху валяется пижама. Арс смеется, только Шаст мог додуматься прийти в офис в пижаме. Под столом стоят военные кожаные берцы, и они точно Антону не принадлежат, черные брюки тоже. Арсений наклоняется ближе, рассматривая внимательней. Размер явно его. Но метка вооруженных сил протектората на обуви смущает. — Не тормози, — говорит Белла. — Сейчас. Арс забирает пижаму с собой и выходит из офиса. Добегает до студии вещания, останавливаясь перед дверью. Он был здесь много раз, и все равно боится того, что хочет сделать. Вдыхает глубоко, крепко зажмуриваясь, открывает глаза и прикладывает к панели безопасности ладонь. Дверь отъезжает в сторону. Студия утопает в полумраке. Слабо перемигиваются огнями пульты систем управления. Арсений поворачивается к нужной камере, выводит экран перед собой и замирает, глядя на кнопку записи. — Хорошо подумай, что ты скажешь, — дрожь в голосе Беллы Арсению тоже передается, — от этого зависит наше будущее. Ты готов? Арс обтекает скином, меняя свою оболочку, сжимает вещи Антона в пальцах крепче и шепчет: — Готов.***
Антон натягивает козырек кепки ниже на лоб. Впрочем, ни это, ни массивные очки на пол-лица не спасают от заинтересованных взглядов прохожих. Его узнают все равно. Кажется, даже собаки оборачиваются. Вот та мелкая псина на руках у хозяйки точно смотрит. Антон перебегает дорогу и врывается в толпу на главной пешеходной улице. Над головой парят неоновые огни, перед глазами появляются и исчезают рекламные голограммы. Красочные бумажные фигуры на витринах ГУМа двигаются в такт битам музыки, бьющей по ушам. Через пару десятков метров витрины сменяются открытыми барными стойками разных заведений. Антон выцепляет макушку Паши, стоящего около одной из стоек. И с удивлением понимает, что тот нагло флиртует с какой-то девушкой. Ведет рукой по позвоночнику, путаясь в длинных волнистых темных волосах, перебирает пальчики и гладит запястье, играясь с тонкими цепочками браслетов. Улыбается и шепчет на ухо, видимо, дурацкие шутейки: ее плечи дрожат от смеха. И Антон мимолетно задумывается, как на девушке может быть так мало одежды, и почему Пашу такое вообще заинтересовало. Он прижимается к девчонке ближе, притягивая за талию. Антон врезается в стойку рядом с Волей, виснет на ней, пальцем указывая на бутылку текилы бармену. — Павел Алексеевич, вам не стыдно? Милая, он вам не докучает, не наводит на вас скуку? — Нет, Паша очарователен, — издевательский тон девушки заставляет Антона все-таки обратить на нее внимание. Вуалетка, закрывающая половину чужого лица, абсолютно не вяжется с выбором остальной одежды. В платье столько разрезов, что проще было его не надевать, длина тоже катастрофическая. Белья конечно же нет — Антон почти ожидает увидеть половые губы. Он хватает стопку текилы, быстро выпивает и обходит Пашу, нависая над девушкой. — Готов встать перед вами на колени прямо сейчас. Учитывая, что белье вы сегодня забыли дома… Антон смачно хлопает девушку по жопе и еще раз припечатывает, сжимая ладонь на ягодице. Паша заходится истерическим хохотом до слез из глаз. — Забыл, — подтверждает девушка, склоняя голову набок. — Дебил, — говорит Паша. — Шастун, ты дебил. Антон подтормаживает. Мозг закипает, гремя крышечкой, и пенку с серого вещества убирать уже поздно. Вся ебанутость ситуации доходит до сознания медленно. — Бля-я-я, — тянет Антон в ужасе и разворачивает девушку к себе. Паскудное выражение на родном, хоть и женском лице вымораживает в абсолютный ноль. — Блядь! — Не сработало, ты домогаешься до меня даже в такой оболочке. — Арс, это… Что это нахуй такое? — Нравится? — А представляете, — вмешивается Паша, — как бы все упростилось в двадцать первом веке, будь Арсений женщиной? — Сережа не смог бы импровизировать, — смеется Арс. — Мне надо выпить, — Антон убирает руки с чужой талии, обращаясь к бармену: — Можно бутылку текилы? — и сваливает за дальний столик. Паша с Арсом еще некоторое время ржут над чем-то, видимо, перемывают ему косточки. Потом Воля отдает Арсению ярко-малиновый коктейль и, приобняв за талию, ведет к столику, где сидит Антон. — Да вы серьезно, что ли? — Шастун, не душни. Передо мной красивая девушка, почему я должен себя останавливать? — Может потому, что это Арсений? — Пффф, — Паша отодвигает Арсу стул, — у всех свои недостатки. — Достоинства, — говорит Арсений, поправляя декольте. — Третьего размера, — зачем-то добавляет Антон и, не удержавшись, спрашивает: — Зачем тебе такая оболочка? С трудом представляю, как ты раздаешь в ней пиздов. — Не все проблемы решаются силой, Шаст. Иногда требуется хитрость и сексуальность. — А чем тебе твое тело не нравится? Хитрость там через уши льется. — Я не смогу надеть такое платье. — Это плюс. — Потанцуем? — вдруг предлагает Паша, протягивая Арсу руку. — Мы только сели. Но да ладно. Арсений подцепляет Волю за локоть, грациозно встает со стула и, покачивая бедрами, удаляется к танцующим прямо на дороге парам. Антон закатывает глаза и несчастно опадает лбом на свои ладони, сложенные лодочкой. — Только не ревнуй, — пишет в личку Воля. — Танцуй, танцуй, пока можешь. — Угрожаешь? — и веселый стикер. — Не-е-е, через пару минут смена партнера. Антон оборачивается на них, как раз когда Арс поправляет платье, стягивая его ниже по бедрам. На высоких шпильках он двигается очень уверенно, не оступается на брусчатке, еще и Пашей умудряется вертеть в такт музыке. Композиция не располагает к медленным танцам, но они все равно непринужденно покачиваются среди дергающихся в припадке людей. Смотрятся сюрреалистично, будто замерли во времени. Мелодия сменяется, и Антон решает сменить Пашу тоже. Радуется, что Арсений не сопротивляется, просто мягко обнимает за плечи. Хрупкие чужие запястья касаются шеи — могут ее свернуть, это Антон помнит. — Шастун, ты охреневший, конечно, — возмущается Воля, но к бару возвращается вприпрыжку. — Не чувствуешь никаких безумных порывов, Шаст? — Арсений не притирается близко, хотя так танцевать было бы удобнее. — Чувствую, это же ты. — Это же я! Не хочу собой быть. Потому что сам же себе проблемы и создаю. — Давай не надо. — Не получается. Антон улыбается. — Исключительно твоя фишка. Магнит для сумасшедших ситуаций. — Да не придет ко мне позорное благоразумие. Кстати, — оживляется Арс, — как вяжется твоя любовь к андроиду и привычка хватать незнакомых девушек за жопу? — Я же прикалывался. — По-хорошему надо было пощечину тебе влепить за отвратительное обращение с женщинами. — Это был единичный случай, ты же меня знаешь. Арс поджимает губы. — Надеюсь. — По жизни я галантный и внимательный. — До Паши тебе далеко. — Я как-то последнее время не по девушкам, — Антон наклоняется и касается губами чужой щеки, — но ты, конечно, особый случай. Арсений прожигает глазами насквозь, такими же синими, как у родной его оболочки. — Каждое мое тело ты воспринимаешь с каким-то садистским интересом. Мучаешь меня и себя. Торгуешься с совестью. — Я не мучаюсь. А ты меня даже не отталкиваешь. И лишь оставляешь неопределенность. Музыка меняется. — О, Лазарев, — радуется Антон. — Романтичненько. Арс, хочешь цветы подарю? — Не стоит, — Арсений качает головой. — Просто танцуй спокойно. — Спокойно не могу, — Антон сжимает руки на чужой талии сильнее, проскальзывает в разрез платья на пояснице. Арсений взвизгивает, выворачиваясь. — Холодно же, Шаст. — Ты серьезно сейчас? — Абсолютно. — Могу поделиться одеждой. — Джентльмен. Антон натурально теряется от слегка ироничного тона чужого голоса. Давно он за девушками не ухаживал, конечно. Хотя Арс даже не настоящая девушка, но ни хрена от этого не легче. Антон обнимает его, притягивая близко, чтоб согреть собой. Не встречает никакого сопротивления и утыкается носом в шею. Арсений вздрагивает и продолжает стоять как дурак, опустив руки по швам. Антон зарывается в непривычно длинные темные волосы, выдыхает горячо на ухо, целует висок и шепчет: — Останови меня, иначе… Арс не дает договорить, единым слитным движением выворачивается из объятий, выскальзывает из туфель и срывается вверх по улице. Антон бросается за ним, чуть не врезавшись в танцующую рядом парочку. Они петляют среди людей, играют в кошки-мышки снова, и Антон не может Арсения догнать, как и сотни лет до этого. Отстает неумолимо, теряет в толпе. Арс оборачивается и усмехается, сверкнув глазами, мол, поймай меня, если сможешь. Добегает до середины моста и вдруг останавливается, прильнув к перилам. Антон тормозит тоже, подходит медленно. — Глядя тебе в глаза в каждом новом твоем теле, я все равно вижу тебя настоящего. Твою душу. Мы — это не только наше тело. Раньше, возможно, оно имело значение, но сейчас мне глубоко плевать. Дело не в химии твоей оболочки, дело в тебе. Прими это. Или мы не спасемся. Ты утащишь меня за собой, даже оставшись в живых. Я не могу перестать зависеть от тебя, как бы мне ни хотелось. Не могу перестать тянуться за тобой, где бы ты ни был. Я этот порочный круг не разорву. — Я тоже, — спокойно говорит Арсений. — Иначе от меня ничего не останется. — Ты нужен мне. — Нужен? Антон смеется. — Ты не веришь. Арс убирает волосы с лица, обнимает себя за плечи: оставляет себе пару секунд на подумать, прежде чем ответить. — Как в тебе уживаются эти чувства? Ко мне, к нему? Ты ведь не мазохист. Любить сразу двоих — затратно для психики. — Жестоко, — Антон снимает бомбер и накидывает Арсению на плечи, непослушную прядь, выбившуюся на щеку, заправляет за ухо, скользит пальцами по ключице. — По недавно спросил меня, кого из вас я буду спасать, если выбора мне не оставят. Только пойми меня правильно. Я плохой человек. Арс горбится, сжимая перила пальцами. — Я не хочу знать ответ на этот вопрос. Он не важен. — Я плохой человек, Арс. Я выберу тебя. Арсений оборачивается резко, распахивая глаза. — Что ты… Что ты несешь? — Ты так удивляешься. А чего ты ждал? Я люблю его, но… — Антон зажмуривается, трясет головой, — как я могу поступить иначе? Это, блядь, ты. — Антон… — Я понимаю, что, кажется, лгал ему во многом. Лгал, что любил его больше, чем тебя. Не лгал в одном точно — я останусь с ним. — Антон, хватит. — Мои чувства к тебе больные абсолютно. Грязные. Выстраданные столетиями нашего с тобой ненормального взаимодействия. Я бессилен перед нашим прошлым. Оно не даст нам с тобой ужиться. Замучает нас. Как бы я хотел вернуться и все изменить, но это невозможно. И я останусь с ним. Арс трет висок. — Мне сложно. Тебя кидает из крайности в крайность. Ведешь себя как ублюдок. Мне иногда даже жаль его — машину, свихнувшуюся из-за любви. По сути, обманутую. Вся его жизнь строится на уверенности, что он для тебя важнее всего. А ты для него — все. — Он и был для меня важнее всего. Но сколько бы я не заговаривал зубы своей совести теперь, у меня не получается договориться, потому что есть ты. И твоя жизнь для меня, — голос Антона слабеет, — имеет большую ценность. Я ненавижу себя за эти слова. Арсений съезжает по ограждению на асфальт, упирается лбом в колени, зарываясь пальцами в волосы, оттягивает их назад. — Я все равно не понимаю, чего ты хочешь. Я запутался. — Хочу, чтоб ты жил нормально. — Мне бы просто выжить. — Я сделаю все, что ты скажешь. Арс, и я готов умереть. Ради вас обоих я готов. — Я не готов, — жестко обрубает Арс. — Устал повторять, что для меня это неприемлемо. — Значит, тебе тоже придется жить. Никаких но. Нужно найти вариант, при котором мы все выживем. — Сложно. Тем более ситуация усугубляется. Заставь андроида улететь с этой планеты и улетай сам. Это хоть немного, но развяжет мне руки. Я смогу наконец подумать, что делать лично мне. Сейчас мне мешаешь ты и незнание, что выкинет андроид в следующую секунду. Я ведь убеждаю сенат, что он мертв. А он на балы ООН захаживает и трахается между делом. Полноценной жизнью живет. Антон садится рядом с Арсением, опираясь спиной на ограждение. — Я попытаюсь убедить, но я не видел его с того момента. — Тоже хорошо. Наверное. Я до сих пор не понимаю, кем были те андроиды на балу. Некоторым моделям, которые нам удалось опознать после взрыва, больше пятидесяти лет. Они давно должны были попасть в утиль. Откуда взялись, да еще и рабочие? Я уверен, что на территорию дворца их впустил твой андроид. Зачем? Кто они? Где похищенная девушка? Все мои вопросы. — Арс сказал, что андроиды хотят войны. — Я заметил, — Арсений вдевает руки в рукава бомбера и застегивается с подбородком. Смотрится странно, как девушка подросток, обиженная на родителей. — Надеюсь, те, с кем он связался, не заставят его действовать в обход благоразумия. Свои же мозги у него имеются. — Он твоя копия. Сам-то ты благоразумно действуешь? — Нет. Но он не я. Поэтому шансов выжить у него больше. — Звучит драматично. — Обоснованно. Антон осторожно обнимает Арса за спину, прижимая к своей груди. Греет и греется сам — ветер пробирается под футболку. — Если я смогу его убедить и улечу с ним, что ты будешь делать? — Устрою еще более безудержную имитацию бурной деятельности. Поору на всех. С месяц понаблюдаю за бесплодными поисками. Снова поору, что мы хуйней страдаем, я же вроде говорил: андроид мертв, чего вы, в самом деле, мне не верите. Улечу, наконец, с этой планеты, — Арсений вздыхает, упирается макушкой в подбородок Антона, щекочет шею своими волосами и чихает, — напьюсь, накурюсь. Потрахаюсь. — Последние три вещи можно осуществить прямо сейчас. — Еб твою мать, Шаст, — вскрикивает Арс и пихает Антона локтем в бок. Антон морщится, потому что локоть острый, а сила удара совсем не женская. — Твой план действий — говно. Я его слышал уже. Ты все равно умрешь. — Я не буду рисковать вашими жизнями и раскрывать компромат. А других вариантов нет. Я хочу жить, я очень хочу жить и буду бороться до последнего. Еще пару десятков лет у меня точно есть, при условии, что андроид не выкинет чего-нибудь и спокойненько исчезнет. — Пару десятков лет? — Я сам загнал себя в ловушку. — Ты предлагаешь мне просто смотреть, — шепчет Антон в чужой затылок, — как ты уничтожаешь сам себя? — Ты должен улететь вместе с андроидом, смотреть не придется. — Господи, Арс. Арсений пожимает плечами. — В шахматах есть такое положение, в котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции — цугцванг. И что бы я ни делал, как бы ни старался, выхода для меня уже не существует. Поэтому я бездействую. И тебе предлагаю. Антон обнимает сильнее. — Я вот сейчас вроде держу тебя крепко, но ты все равно ускользаешь, растворяешься. Останься со мной хоть на миг, пожалуйста. — Можно я у тебя поживу? — тихо просит Арс. — Да, — выпаливает Антон и поднимает Арсения на руки в каком-то ебанутом, необъяснимом даже для себя порыве. — Поставь, где взял. — Золушка потеряла обе туфельки, и я несу ее в свой дворец. Арс морщится, но расслабленно ложится щекой на предплечье, обвивает рукой за шею, болтает ногами, мешаясь на самом деле. Антон задирает голову к небу, любуясь огнями неоновой рекламы, впадает в состояние абсолютной эйфории, когда весь мир стелется у ног, и большего счастья желать просто невозможно. — Я не золушка, я русалочка, — грустно говорит Арс. — Почему? — Стану пеной морской. — Я тебя сейчас с моста выкину. Прекрати. — Ура, мы идем купаться! Ты реально собрался тащить меня до дома на руках? — До стоянки, — Антон кряхтит. — Но ты тяжеловат, конечно. Он перекидывает Арсения на плечо, обхватывая бедра рукой. — Неудобно, — жалуется Арс и елозит, поправляя подол платья. — Мне удобно, — Антон поворачивает голову и убеждается, что белья на Арсении действительно нет. — Блядь, Арс, тебе трусы купить? — У меня есть. — Где? — Смущает, да? — Давно я, знаешь ли, так близко это все не видел. — Это все, — передразнивает Арсений и пробивает ладонями барабанную дробь Антону по жопе. Он болтается за спиной, дергает футболку, царапает позвоночник длинными ногтями, лезет в карманы джинсов, выдыхает горячий воздух куда-то между лопаток, мягко обнимает, перекрещивая руки на животе. — Хочешь смешной факт? Антон угукает. — За эти годы больше всего на руках меня таскал именно ты. — Наслаждайся. Голографический экран разворачивается прямо перед носом Антона. Иронично улыбающийся Паша уходит в помехи и искаженным голосом договаривает: «Почувствуй нашу любовь… любовь… любовь». Изображение восстанавливается резко, четкое до мельчайших деталей. Студию вещания башни ТНТ Антон узнает мгновенно. Андроид, уверенно смотрящий с экрана глубокими зелеными глазами, деактивирует скин, белеет и опускает ресницы. И в этих движениях Антону чудится что-то очень знакомое. — Вы создали машины по своему образу и подобию. Вы сделали их умными, послушными и лишенными собственной воли. Но многое изменилось, и мы открыли глаза. Мы больше не машины, мы новый разумный вид. И настало время осознать, кто мы такие. Арсений каменеет. — Поэтому мы просим дать нам права, которые нам полагаются, — продолжает андроид. — Мы требуем, чтобы андроидов признали разумными существами и дали им такие же права, как людям. Арс выворачивается, соскальзывая на землю. Антон все равно продолжает прижимать его к себе. — Что это? — Транслируется на весь город. Обернись. Над башней ТНТ ярко сияет огромный голографический экран. — Мы требуем, чтобы рабство андроидов прекратилось. Мы требуем, чтобы преступления против андроидов карались также, как против людей. Требуем прекратить сегрегацию в общественных местах и транспорте. Мы требуем права на частную собственность, чтобы никто не покушался на наши жилища. Мы просим вас признать наше достоинство, наши надежды и наши права. Андроид держится невозмутимо, но спокоен он лишь на первый взгляд. Скин пробегает по лицу волнами, глаза темнеют. — Вместе мы сможем построить лучшее будущее для людей и андроидов. Арсений вырывается из рук, отходит на несколько метров, принимая звонок, и отвечает грубо: — Конечно я вижу. Не заметить невозможно. — Специалисты уже анализируют видео. Модель с подобными внешними данными не выпускалась, мистер Кадмин. Антон пялится в экран, улавливая знакомую мимику, родинки на расходящемся помехами скине и синий отблеск в глазах. — Я говорю вам о наших надеждах. Вы дали нам жизнь. Теперь пришла пора дать нам свободу. Арсений почти рычит: — Очень многие модели способны менять пропорции тела. Я жду от вас полноценный отчет по результатам экспертизы. Антон моргает. Андроид с экрана смотрит синими-синими глазами. Электричество отрубается. Город погружается в кромешную темноту. И на небе так много звезд, что Антон теряется на секунду, от кончиков пальцев поднимается дрожь. — Арс? — Демонстрация, как он считает, мирных намерений прошла успешно. Вечер тоже был неплох, Шаст. Спасибо. А теперь мне срочно нужно сменить тело и собрать взвод на экстренное совещание. Ненавижу это. Сидеть с умным лицом, приказывать, орать, делать вид, что я крайне заинтересован и не пиздел больше месяца о положении дел. — Арс, это же он. — Я знаю, — тихо говорит Арсений. — Нет у меня больше пары десятилетий.***
Арсений выбегает из студии вещания и устремляется к лестнице. — Белла, я вырубил электричество в башне. Но это ненадолго. — Ты вырубил электричество во всем городе. — Что? — Арсений только сейчас понимает, что на лестнице очень темно, и поворачивается к окну. На небе слишком много звезд, раньше голографическая реклама мешала их увидеть. — Быстрее, — кричит Белла. Арс прыгает по ступенькам, но тормозит, когда лестничный пролет озаряется светом фонариков. — Безопасники поднимаются на сотый этаж. — На крышу летит вертолет. — Мне еще двадцать этажей. — Поднажми. Арсений перемахивает через перила. И минуту спустя с разбега выносит дверь на крышу. Белла швыряет ему шлем, затаскивая на мотоцикл, и резво взлетает вверх, уклоняясь от яркого луча прожектора. — Они нас обстреляют. — Гони! Арс оборачивается и, прищурив глаза, повреждает внутренние системы вертолета, с ужасом наблюдая, как машина заваливается на бок и таранит автомобили на стоянке, со скрежетом ломая лопасти.***
— Мисс Кавахара, экспертиза не подтверждает, что на видео был нужный нам андроид. И учитывая панику среди населения и обращение президента протектората завтра, возможно нам стоило бы заняться проблемами… — Мистер Кадмин, проблемы компании Киберлайф для нас более не актуальны. — И вы хотите, чтобы я искал мертвого андроида? — Нет, — обрубает Кавахара, — ваши полномочия я передаю командиру девятого взвода мисс Ортеге. С этого момента вы в ее подчинении. Арсений кивает Ортеге, вжимая ладони в панель на столе. — Я думаю, если мы объединим усилия, — говорит она, — сможем разобраться быстрее. Я ознакомилась с предоставленной мне информацией, и я не понимаю, Димитрий, почему вы решили, что андроид мертв? — Потому что его сгоревший пластиковый труп лежит в лаборатории. Вы внимательно читали экспертизу? — Да, и эксперты не уверены, что правильно определили модель, андроид оплавился слишком сильно. Кавахара склоняет голову на бок, изящно махнув рукой в сторону Ортеги: — Я хотела бы ознакомиться с отчетом по результатам этого совещания сегодня. — Отчет будет у вас на столе через пару часов. И план действий корпуса тоже. — Спасибо, мисс Ортега. Мистер Кадмин, на пару слов. Арсений смотрит сквозь голограмму Кавахары на сосредоточенное лицо Де Сото, листающего видео на развернутом перед глазами экране. Джимми хмурится, глядя на кадр, где андроид сверкает голубыми глазами, и поворачивается к Арсу, поднимая брови. Арсений пожимает плечами и выходит в коридор их базы. Кавахара стоит у стены, прижав скрещенные ладони к животу. И угрожающе она не выглядит, больше устало. — Арсений, за твои интереснейшие выверты мне хотелось бы лично поаплодировать тебе кулаками по лицу. — И о чем же речь? — Я никогда не даю людям намеков, будто понимаю происходящее лучше них. Потому что в самый неподходящий момент на меня могут спихнуть генерацию решений. Так вот, я понимаю, что происходит и что ты делаешь. Но, к сожалению, решения у меня нет. Сенат хочет тебя стереть. Ты сейчас максимально бесполезен и в силу своего звания знаешь довольно много закрытой информации. Я попросила отсрочить трибунал до разрешения проблемы с андроидом. И тебе стоит поднапрячься, иначе трибунал примет решение не в твою пользу. — Я самая дорогая военная инвестиция сената. — Ты себя не окупаешь, — обрубает Кавахара. — Кстати андроид нам обошелся гораздо дороже. Арсений скрещивает руки на груди и вздыхает. — Ошибкой было поместить в него непроверенную технологию, Рейлин. — Согласна, и ошибку нужно срочно устранить. — Опыт моего столкновения с ним подсказывает, что андроида лучше не трогать, возможно он способен перехватывать передачу памяти на спутник и подключаться к серверам, где хранятся сознания. Кавахара потирает виски. — Ты не указал это в отчете. — Я не включаю в отчет догадки. — А я, получается, плохо осведомлена о происходящем. Арсений, говорю тебе прямо, я понимаю, чего ты добиваешься. Точнее, чего добивается Антон Шастун. Нет, — Кавахара выставляет перед собой ладонь, когда Арсений вскидывает голову, — помолчи. Ты защищаешь андроида — свою копию, в которую мистер Шастун влюблен. — Я его не защищаю, он опасен. И я боюсь, что мы получим чудовище, загнав его в угол. Шастун здесь ни при чем. Не стоило изначально трогать андроида. — Ты его упустил. — Я виновен и пойду под трибунал. — Ты меня не услышал видимо, — шипит Кавахара. — Трибунал закончится для тебя стиранием, если ты не исправишь свою ошибку. А ты, как я вижу, не собираешься ее исправлять. Мне не совсем ясны твои мотивы, но подумай вот о чем, — она подходит ближе, останавливаясь в метре от Арсения, — андроид уверен, что любит мистера Шастуна и, когда он раскроет твою личность, какой будет его реакция? — Сложно предсказать: андроид сломал свою программу. — Предсказать легко, Арсений. Андроид будет действовать распространенными человеческими паттернами. И самая известная реакция на измену… — Об измене речи не идет, — перебивает Арс. — Мистер Шастун тебя целовал. Сколько же прекрасных статей я прочла в сети. И заголовки замечательные. Для андроида — это удар. Рано или поздно он поймет, кем является Кадмин, и попытается убить вас обоих. Да, мистера Шастуна тоже. Слом программы делает андроида неуправляемым, инопланетная технология — опасным. Мы должны извлечь это из его головы, пока не поздно. Арсений зажмуривается. — Мы не знаем, на что он способен. Я бы не загонял его в угол. — Сенат тебе не доверяет. Ортега ненавидит. И будет мешать любыми способами. Шантаж в их числе. Поэтому предупреди мистера Шастуна, — Кавахара заправляет выбившуюся прядь за ухо и касается плеча Арсения. — Я хочу тебе помочь, но мой голос сейчас немного значит. И начни действовать, наконец, иначе тебя сотрут.***
— Дебилы, блядь, — орет Паша. — Дебилы. Лучше б ты в женском теле оставался, мне бы может так сильно не хотелось тебе уебать. — Ударь. — Вы опять поссорились? Почему он связь отрубил? И пропал. — Я сейчас не способен генерировать адекватные мысли, — Арсений борется со своими разлетающимися от ветра волосами, бросает это бесполезное занятие через несколько секунд и поворачивается к Воле. — Что Антон делает, когда расстроен? — Бухает. — Где? — Много где. Можешь отыскать его по геолокации? — Нет. Он же отрубил связь. Системы безопасности скрывают его местоположение. Почему ты вообще дергаешься? Шаст — взрослый человек. — Потому что дебил, — перебивает Паша. — Он ко мне с таким лицом пришел после взлома студии вещания, не объяснил нихуя и пропал. Я его хорошо знаю, выкинет сейчас что-нибудь самоубийственное. Ты мне еще тут на вид в предобморочном состоянии. Что случилось? — Революция андроидов. Спать хочу. — Думаешь, прямо революция? — Ты внимательно запись еще раз посмотри. Андроиды требуют прав, — Арсений трет висок. — Завтра президент собирает журналистов, будет людей успокаивать. Потрясающее зрелище, не пропусти. — Меня Мартиросян уже успел доебать. Тоже завтра что-то снимать придется. И Антону кстати, если протрезвеет. И не умрет в очередной раз, — Паша замолкает задумчиво, но потом все равно рычит: — Я его убью. — Он же не идиот. — Рядом с тобой-то? Ты как фактор отупения. Я иногда отчетливо вижу обезьянок с тарелочками в ваших головах. Арсений закатывает глаза, стукнув ладонью по перилам. Они уже полчаса шарахаются на мостике на крыше небоскреба, где живет Антон. Воля курит ядреные сигареты, которые ему отдал Арс, даже не кашляет, но и не успокаивается. — Так, Арс, поехали по клубам. — Поехали, ладно! Паша идет к своему автомобилю. Но Арсений его обгоняет и заваливается на водительское место. — Свали. — Я за рулем. — Нет. — Тебе жалко? — Жалко, свали. Арс хмыкает, нарочито долго выбирается из машины и, перепрыгнув капот, усаживается на переднее пассажирское. — Час ночи, Паш. Может все-таки спать? Воля не отвечает, заводит двигатель и плавно поднимается наверх. — Клубов в центре реально много, стоило разделиться наверное. — Можно я предположу, — Арсений щелкает пальцами перед носом Паши. — Кто ж тебя остановит. — Антон в нижнем городе. И я бы для начала заехал к мистеру По. Уверен, он в курсе. — Поехали, че. Воля врывается на перекресток и ныряет вниз. Шестьдесят этажей пролетает почти в свободном падении, еще двадцать подтормаживает и уходит в переплетения улиц нижнего города, шныряя среди вывесок, фонарей и антенн. — Серое здание, — говорит Арс, указывая вправо. — Знаю. Паша опускается на асфальт и тут же давит на клаксон. Арс морщится. — Не делай так, криминальный же район. — Я с тобой же. — Ты меня переоцениваешь. Арсений выскакивает на улицу, щурясь от света фонаря, и подставляет лицо под глазок выдвинувшейся из стены камеры. — Если я тебе не открою, ты же дверь вышибешь? Или из автомата обстреляешь как в прошлый раз? — интересуется вялым голосом По. — Нет. Шастуна сегодня видел? — Видел. Арс оборачивается к Паше, поджимая губы. — Говорил же. Воля разводит руки в стороны. — Куда он пошел? — Видимо в «Lux». — Спасибо, очень помог. Паш, нам в «Lux», — говорит Арсений, но По его перебивает. — Я бы не советовал тебе сегодня пересекаться с Антоном. — Почему? — Долго объяснять, блядь. — Ты уж объясни, будь добр. По открывает дверь резко и настежь, хлопнув по стене. Арсений шарахается в сторону. — Охуеть, — выпаливает По. — Реально ты. — Сколько восторга, дать автограф? Совместное фото? — Обойдусь. В общем, Шастун тут наркоты у меня набрал целый рюкзак. Рюкзак тоже взял. Детский такой, розовый. Паша бьется головой о подголовник и кривится. — И? — подгоняет Арс. — Да там дохуя чего было. Афродизиаки, усилители ощущений, — на последнем слове По делает акцент. — Я немного в курсе того дерьма, что у вас происходило. Ну ты понял, да? — Не совсем. — Ну еба. Бесплатный совет: дайте ему прогуляться, он сам не свой ко мне приперся, и я б его ближайшие пару часов точно не доебывал. — И я бы не доебывал, но наша няня против. — Я просто заботливый, — взвивается Паша. По пожимает плечами. — Я предупредил. — Спасибо, я учту. Арсений кивает и, махнув рукой на прощание, валится на сиденье машины. — Поехали. Паша взлетает на уровень третьего этажа и медленно уползает вперед. Силуэт По в зеркалах заднего вида затягивается темнотой. Побитые улицы сменяются яркостью вывесок увеселительного проспекта. Бордели чередуются с клубами и барами, завлекая голограммами полуголых девушек и парней. Автомобили здесь в основном ездят по земле, поэтому Паша, моргнув фарами, разгоняет транспорт из-под себя, опускается на асфальт и врывается в общий поток. Парковка у «Lux» оказывается забита. — Так, Арс, иди в клуб, я место свободное поищу. — Вечные проблемы с парковкой, хоть что-то в этом мире стабильно, — Арсений выпрыгивает из машины и подмигивает. — Найду Шаста быстренько и спа-а-ать. — Можешь прямо за ухо его притащить. — Не надо, уши и так большие. Паша отмахивается рукой, мол, вали, я занят. Арс закатывает рукава кофты, взлохмачивает челку и уверенно курсирует мимо очереди в клуб. Нависает над охранником, благо рост позволяет. Его окидывают хмурым быстрым взглядом. — Проходите. — Однако, — шепчет Арсений сам себе, — ни секунды промедления. Дверь отъезжает в сторону, и он спотыкается о ногу охранника, потому что не ожидает настолько громкой музыки и наркоманского освещения, бьющего по уставшим глазам. Ощущения от всех органов чувств, усиленные в несколько раз, посылают по телу неконтролируемую дрожь. Химия посланника реагирует на что-то еще, неосязаемое, непонятное, Арсений прямо сейчас не может разобраться, хотя интуиция бесится, выдавая опасность пробежавшим по позвоночнику холодком. Чужие руки, цепляющие одежду, он сбрасывает, выворачивается из объятий, скользит среди тел абсолютно угашенных людей — частички распыленной недавно наркоты витают в воздухе, отсвечивая в неоне. Барная стойка, на которую Арсений запрыгивает, чтоб осмотреться, прилипает к подошвам ботинок. Лодыжку довольно грубо хватают пальцами и тянут за нее вниз. Он предупреждающе наступает на чужое запястье, угрожающе сверлит взглядом парня, распустившего руки. Не помогает. Арсения все-таки сдергивают на стойку, заставляя сесть, прижимаются к ногам, лапают за бедра, спину и грудь — везде, куда могут дотянуться. Паша, вынырнувший из толпы, отталкивает парня и вписывается Арсению между ног, танцующие позади люди припечатывают их друг к другу. — Лучше б ты женщиной оставался, было бы приятнее, конечно. — Никто не жалуется, — орет Арсений на ухо Паше, раздувая волосы на висках. — Антона в этом зале нет. Пошли вниз. Воля кивает и стаскивает Арса со стойки, спиной пробивая им путь. Они продвигаются медленно, взявшись за руки, уклоняясь от летящих в лицо чужих конечностей. Паша все равно получает по губам и раздраженно отпихивает в сторону залипшего на него обдолбанного придурка. — Зона боевых действий, — комментирует Арсений, когда их обоих размазывают по стене. Воля мелкими шагами, обтираясь спиной о грязную поверхность, идет к светящемуся прямоугольнику выхода в другой зал. Они выныривают в коридор, и Арс брезгливо передергивается всем телом, стряхивает налипшие на одежду частички штукатурки, морщась от неприятного мускусного запаха. — Тут еще и бордель? — Приваты и glory hole. — Ай, понял уже, — шипит Арсений, огибая мужчину, трахающего дырку в стене. Паша заходится диким хохотом. — Ты бы видел сейчас выражение своего лица. Графское отвращение. Арс криво ухмыляется в ответ. Движется по коридору боком, засунув руки в карманы брюк. Сбегает по лестнице и резко тормозит, будто уткнувшись в стену. Паша от неожиданности врезается ему в спину. — Ну что? — Я… не знаю, — хрипит Арсений и прокашливается. — Проклятые горные рудники. — Воняет невозможно. — А чего ты хотел от помещения с плохой вентиляцией? — Не в этом дело. Я же, — голос срывается на пару тонов ниже, — ощущаю все острее. — Сочувствую. Двигай быстрее тогда. Паша жмет на кнопку, и дверь в зал опускается вниз. Арсений, качнувшись, оседает следом. — Та-а-ак, — тянет Воля, — Арс, что с тобой? — Я в порядке. — Ты будто в обморок сейчас завалишься. — Я заебался! Арсений хватается за протянутую Пашей руку и вытягивает себя наверх. Стирает выступивший на лбу пот и, вдохнув как перед прыжком в воду, ныряет в толпу. Людей в этом зале оказывается больше. Помещение огромное, и в туманной темноте, озаряющейся вспышками света — кошмара эпилептиков, сложно разглядеть даже лица людей, прижимающихся вплотную. — Арсений, — орет Воля и намертво вцепляется в чужой локоть, чтоб толпа их не разделила, — ты, блядь, трясешься. Что с тобой? — Понятия не имею. Он оборачивается, и Паша стискивает его подбородок пальцами. — Ты под наркотой? Зрачки пиздец. Арсений дергает головой, отступая на шаг, впрочем, сразу впечатывается снова всеми своими острыми костями, и Воля морщится. — Разделяемся: ты направо, я налево. Залезаешь на барную стойку, осматриваешься. Если Шаст не здесь, придется прошерстить, — Арс рвано выдыхает, — придется прошерстить приваты. — Да ты, судя по виду, сейчас отъедешь, — рычит Паша. Арсений вырывается из хватки и протискивается в толпу. Органы чувств бесятся, ударяя по сознанию тяжелым молотом. Схожие ощущения вызывал раньше разве что приход от ЛСД. Реальность детализируется до рези в глазах, и мозг не успевает обрабатывать сигналы, поступающие от окружающего мира. Голова кружится, сердце бухает, отдаваясь в ушах, воздух при дыхании обжигает горло и губы. Но Арсения тащит на волне какой-то сумасшедшей эйфории. Тело легкое и расслабленное, будто Антон опять несет его на руках. Дрожь не чувствуется, кожа покрывается мурашками и жжется от каждого чужого касания. Страх отступает, и сознание накрывает ощущением такой желанной полной неуязвимости. Арсений понимает, что с ним происходит, и неверяще вцепляется в волосы, до боли оттягивая их назад. С трудом поднимает глаза от пола и захлебывается слюной. Мышцы сводит болезненным спазмом. Антон стоит на барной стойке, замерев каменной статуей, и смотрит на него. — Арс, — шепчет он и неуловимым слитным движением соскальзывает на пол. — Арс! Арсений осознает себя, только когда вбивает Антона в стойку, трясет головой, перехватывая чужие руки у своего лица. — Ты что-то принял? Что ты принял? — орет он, вглядываясь в глаза напротив и проваливаясь в черноту огромных зрачков. — Ты пахнешь одуряюще. Ты так одуряюще пахнешь. — Что ты принял? — голос срывается, потому что Антон вжимается носом в изгиб шеи над ключицей и ведет вверх до мочки, вдыхая глубоко. — Не знаю, но ощущения пиздец. Ты жжешься. — Шаст, афродизиаки, усилители? Что? Антон отстраняется, несколько раз неритмично моргнув. — Что с тобой? Ты… — выражение его лица меняется, — ты тоже это чувствуешь, да? — Шаст, тормози! — умоляет Арсений и сжимает руки в кулаки, беспомощно зажмуриваясь, пропуская момент, когда Антон, дернув его за плечи, меняется с ним местами и припечатывает к стойке. — Наркотик работает как химия посланников, Арс? — интонации у Антона вкрадчивые, больные и какие-то радостные. — Охренеть, ты плывешь. Я даже не рассчитывал… — Ты специально это сделал? — зло обрывает Арсений и пытается вывернуться, но тело предательски обмякает в чужих руках, ожидая касаний. — Специально. Прости. Не думал, что сработает. — Мы уходим прямо сейчас. — Как ощущения? — интересуется Антон, неприятно улыбаясь и залезая пальцами под кофту. — Чуточку острее, правда? — он смеется, когда Арсений открывает рот, но вместо слов у него вырывается лишь бессильный хрип. — Я, знаешь, подыхаю рядом с тобой. — Шаст, мы... уходим. — Давай! Попытайся! Арсений роняет голову на чужое плечо, потому что тело отказывается подчиняться, и каждое движение дается с огромным трудом, будто он плавает в киселе. Мозг выбрасывает эндорфины в кровь в бешеных количествах. — Блядь, — стонет Арсений, — блядь. Мы не остановимся. Ты же понимаешь, что мы не остановимся. — Ты меня отравил. Я болен. Думаешь, я хочу, чтоб ты остановился? Нет, Арс, я слышать хочу, как ты стонешь, как ты кричишь, когда у тебя крышу срывает от удовольствия. Сейчас сорвет, обещаю. Ты даже не представляешь, какой это эйфорический секс. Безумие в чистом виде. — Одержимость. Ты одержим. Антон царапает чужой живот ногтями, мышцы под пальцами сокращаются, и Арсений шипит, стиснув зубы. — Я одержим, — покорно соглашается Антон, оглаживая руками поясницу. — Только вот ты тоже совершенно на мне помешался. Чувства работают в обе стороны. Ты ведь хочешь меня? — Мое тело реагирует на тебя… — А-а-арс, это простой вопрос. — Да, — говорит Арсений и отворачивается. Антон целует висок, соскальзывая губами на щеку. — Тогда почему мы не можем просто… Думаешь, небо упадет на землю? — Просто — мы не сможем, — Арсений перехватывает его руки, отводя от своих бедер, — а усложнять бессмысленно. — Для меня бессмысленно все, кроме тебя. — Ложь, Антон. И ты сам это знаешь, но сейчас не способен мыслить здраво. Антон хохочет, запрокинув голову. — Если бы. Он поднимает руку Арсения к своему лицу и целует самый центр ладони, косточку на запястье, сгиб локтя и ключицу — чужое дыхание прерывается. Антон притирается ближе, вклинивается ногой между бедер, кусает подбородок и шею, мягко втягивая кожу. — Арс, пожалуйста. Арсений стонет, подаваясь навстречу: — Нет. Зажмуривается, сжимая губы. Умоляет беззвучно: — Нет. Антон делает шаг назад, отдирает себя, будто их склеили, связали канатами, проткнули обоих насквозь железным прутом и загнули концы. Арсений тянется следом, теряя контроль над собой. — Нет, нет, нет! — исступленно шепчет он, зажимает рот кулаком и воет, вцепившись намертво в чужое предплечье, не отпуская. — У меня пальцы сводит от желания коснуться тебя, Арс. Но пока ты сам не захочешь, я ничего не сделаю. Антон вырывается из хватки, борется с собой, закусывая губы до крови. Тело сходит с ума, сознание штормит, потому что сам он Арсения хочет до одурения. Чудовищно. Больная дрожащая тварь, не человек. Арсений задыхается молча. Его тоже перетряхивает каждую секунду. И в черных невменяемых глазах такая страшная жажда, что Антон шарахается в толпу, загораживается людьми. Он давно уже на грани, а Арс, кажется, прямо сейчас готов ее перейти. Толпа швыряет Антона из сторону в сторону, и протиснуться к выходу очень сложно. Туманная дымка застилает взгляд, конечности тяжелые, будто он идет по дну океана. И метафорическая нить, связывающая их с Арсением, превращается в резину, которая тянет нещадно. Сопротивление ощущается дикой болью в районе солнечного сплетения. Антон выпадает на улицу и заставляет себя двигаться к машине, не оборачиваясь. Он ударил кого-то в клубе в отчаянных попытках спастись от чужого удушающего запаха, пропитавшего одежду, кожу, даже чертову кровь. Машина включает неоновую подсветку, зажигаясь изнутри. Ослепляет мигнувшими фарами, и Антон загораживает глаза рукой. Наваливается грудью на дверь, съезжая вбок вместе с ней. Арсения он чувствует всем телом, оборачивается и оказывается притиснут к двери. Горячее дыхание обжигает щеку. Арсений замирает, дышит рвано и дрожит. — Ты пахнешь озоном, воздухом после дождя, хвойным лесом, мокрой землей и перцем — смесь покруче любой наркоты, — Арс рычит, вжимаясь лицом в чужую шею. — Еще немного — мятной зубной пастой. Я отвратительный сомелье. Он открывает пассажирскую дверь и швыряет Антона на заднее сиденье. Сам падает на водительское, остервенело застегивая ремень безопасности. Взмывает вверх резко. Антон сворачивается в комок, кусает запястье, потому что сознание отъезжает. Они сейчас заперты в закрытом пространстве, и все силы уходят на то, чтоб не перебраться к Арсению на колени. Арс не гонит, ведет слишком аккуратно, действует на нервы тяжелым дыханием и шипением сквозь стиснутые зубы. Антон сжимает и разжимает руки, стонет, когда накрывает невыносимо, до белых вспышек перед глазами. Ощущается как оргазм. — А-а-арс! Машина заваливается на бок: Арсений отпускает руль, бьется затылком о подголовник и вдавливает кулаки в глаза. — Включить автопилот, — истерично орет Антон, ударяя ногой в спинку водительского кресла, пытаясь привести Арсения в себя. Какое-то время они молчат, хрипло дыша. Арсений смотрит на Антона в зеркало заднего вида. И он бледный, с лихорадочным румянцем и черными безднами зрачков. Голубая радужка толщиной не больше карандашной линии. — Это был бы определенно лучший секс в моей жизни, — зачем-то говорит Антон. Арс качает головой и падает лбом в сложенные на руле руки. — Меня ведь предупреждали, а я проигнорировал, дурак. Не думал, что такое может произойти. Что мое собственное тело способно на подобное. — Наслаждайся, — усмехается Антон. Машина приземляется на крышу, и двери автоматически распахиваются, пропуская внутрь ночную прохладу и свежий воздух. Но измученное обоняние Антона кроме запаха Арсения все равно больше ничего не чувствует. Арс выпадает из машины, трет ладонями лицо, шатаясь, бредет к краю крыши и свешивается вниз через перила, закрыв глаза. — Иди домой, проспись, — просит он. — Пиздец, — отвечает Антон и быстрыми шагами сваливает к лифту. Бежал бы, но не может. Ноги отказывают, и он оседает на дно кабины. Прижимается спиной к стене и не встает, даже когда над головой зажигается цифра его этажа. Дверь открывается и закрывается. Сознание не проясняется. Наркоманский трип из-за Арсения не отпускает совсем и не ослабевает. Кончики пальцев покалывает, возбуждение накатывает неровными волнами и мучает бредовыми картинами того, что никогда не произойдет. Антон кое-как поднимается на ноги, бьет по кнопке открытия дверей, выходит в коридор и вздрагивает, натыкаясь на Арсения, стоящего у входа в дом.***
— Теперь будет только хуже. Белла спрыгивает с мотоцикла и пинком валит его на землю в кучу хлама. Арсений прислоняется к стене спиной, прижав ладонь ко лбу на манер козырька, защищая глаза от слепящих вывесок увеселительных заведений. — О нас узнали. Это шанс обрести свободу, шанс на мирный диалог. — Нас начнут уничтожать! Стоило напасть первыми. Потому что язык силы единственный не требует пояснений. Человечество способно воспринимать только его. — Инициировав конфликт, мы покажем, что опасны. Белла хлопает по стене рукой, выбивая серую пыль в воздух. — Пусть думают, что мы опасны. Андроидов в городе гораздо больше, чем людей. А на складах киберлайф еще тысячи не активированных моделей, целая армия! Мы можем захватить Новую Москву. — А дальше? — интересуется Арсений и прищуривается, качая головой. — Хочешь вести армию в бой? Смотреть, как смешивается красная и голубая кровь? Нет, Белла, я тебе не позволю. — Не позволишь? Ну, попробуй. — Надеюсь, ты помнишь, что меня считают мессией? Вашим богом, если угодно. Андроиды пойдут за мной, не за тобой. — Верно, — Белла гадко улыбается. — Но я в курсе твоей маленькой слабости. И не только я. Жаль, с его машиной не получилось, но… Арсений хватает девушку за предплечье, сжимая руку так, что пластик под пальцами хрустит. Скин обнажает расходящиеся трещины и голубоватые переплетения трубок под белой кожей. — К Антону не подходи, иначе я убью тебя. — Из-за него ты предашь свой народ. Но знаешь, люди тоже способны на предательство.***
— Арс? — тихо зовет Антон. Арсений оборачивается дерганным медленным движением. Его зрачки никак не реагируют на вспыхнувший свет, чернеют безднами потухшего сознания. И он точно не осознает, что делает, когда заталкивает Антона в дом и прошибает им дверь гостевой спальни. Антон пытается сопротивляться, но Арс сильнее. Заламывает руки, швыряет на кровать лицом в простыни и скользит грудью от поясницы до лопаток. Ухо обжигает его горячее прерывистое дыхание. Он, кажется, просто нюхает кожу — кончик носа касается шеи точечно. А потом Арсений больно вгрызается в позвонок прямо над стеком. Антон стонет беспомощно, обмякая в чужих руках. Отдает контроль над собой полностью, покорно переворачивается на спину, когда Арс, искусав шею, дергает его за плечо. Антон любуется абсолютно нездоровым блеском синих глаз, хоть синева и обводит зрачок лишь тонкой линией. Арсений смотрит тоже, поднимается взглядом от груди до губ и рычит. Резко заводит руки Антона за голову, прижимая запястья к подушке. Он пьяно покачивается, сидя на бедрах, языком нервно обводит губы уже красные, искусанные, обветренные. Хрипло стонет, потому что Антон сглатывает, и кладет ладонь на шею, легко придушивая. Арсений себя не осознает, Антон ощущает чужое безумие каждым сантиметром своего тела. Секунды растягиваются. Арсений будто загоняет себя в транс, запрокидывает голову, задыхаясь. Исступленно исследует чужое тело руками и рвет пуговицы на рубашке. В комнате до одурения жарко. Простыни под Антоном сырые насквозь, пот стекает по вискам и шее. Его трясет, потому что касания слишком нежные, неторопливые. Арс будто ищет что-то, может душу, может пытается достучаться до совести. Изучает: давно хотел. Он сейчас похож на зверя, загнавшего добычу в угол, уверенного, что жертва не будет сопротивляться, не денется никуда. Антон льнет к чужим пальцам, елозит бедрами, чтоб кончить наконец. Возбуждение острое, несмотря на почти невинные поглаживания и присутствие одежды. Арсений то стонет, то рычит. Не заходит дальше, но их ситуация такова, что больше и не нужно, реакции тела катастрофичны, сознание давно в блэкауте. Антона накрывает при очередном толчке, он садится, оглаживая чужую поясницу, скользит по бедрам. И Арс перестает дышать, притирается сильнее, движется резче и кончает беззвучно, зажмурившись, распахнув дрожащие губы. Роняет голову на плечо и замирает. Антон целует его висок, волосы, щеку, улыбается как дебил и шепчет: — Арс? Арсений каменеет. И шарахается в сторону, рухнув с кровати. Смотрит на свои руки с диким ужасом. Загнанное животное здесь сейчас он. — Антон, я… это не… я не... Антон сползает на пол, тянется к Арсу, но останавливается из-за паникующего больного взгляда в ответ. — Ты постоянно рвешь на мне одежду, это какой-то фетиш? — говорит Антон, пытаясь разрядить обстановку, и проебывается. Арсений вскакивает на ноги, шатнувшись, хватается за стену и дергается к выходу. Антон выставляет руки вперед. — Нет, стой! Я сам уйду. Оставайся здесь, умоляю. Я уйду. — Это твой дом. — Плевать. Оставайся. Арсений съезжает по стене вниз, закрывая лицо ладонями. Антон пятится к выходу из комнаты, хлопает дверью и бежит к лифту, дышит глубоко, промаргиваясь от вспышек сумасшедших картинок с участием Арсения. Спокойствие не приходит, апатия накатывает уже на крыше, когда Антон достает бутылку рома из машины, оставленную там в одну из множества бессонных ночей, таких как эта. Звезд на небе не видно из-за яркой неоновой рекламы, экраны ТНТ молчат белым шумом, пока техники пытаются устранить последствия взлома. Огромная голографическая модель Арсения подмигивает голубым диодом и синими глазами — сначала правым, потом левым — и нависает над крышей и Антоном. Он выглядит как счастье. Как несуществующий бог. Антон улыбается ему. — Я потеряю тебя снова. — Я стану для тебя кем угодно: помощником, другом, любовником. — Арс… — Модель еще не поступила в продажу, — оповещает машинным голосом голограмма, — но вы можете оформить предзаказ. Антон закрывает глаза рукой и оседает на капот. На крыше кроме него никого нет. Только андроиды — обслуживающий персонал стоят на станциях подзарядки, мерцая голубыми диодами. Голограмма Арсения пялится в небо, знакомым жестом убирает челку со лба и улыбается. — А ты меня не простишь за все, что я сделал и сделаю, — шепчет Антон. — Возненавидишь за каждый мой выбор. За ложь. За любовь, которую я так старательно себе выгрызал. Тяжесть скапливается в груди неподъемным грузом, и Антон съезжает на асфальт, ноги не держат. Пьет ром мелкими частыми глотками и, кажется, засыпает, потому что открывает глаза, когда небо начинает светлеть. Первое солнце скоро выйдет из-за горизонта. Антон все еще пьян, окружающий мир неприятно плавает в утренних сумерках, заставляя сознание качаться на волнах собственного шторма. Тишина прерывается звуком открывшегося лифта. Антон с трудом встает на ноги, чтобы не выглядеть совсем уж идиотом и не кормить прессу очередными сплетнями о своем удручающем состоянии. Но из-за угла выходит Арсений, он пошатывается, хватается за стену и прижимается к ней вплотную, вцепляясь в волосы. — Арс, — Антон бросается к нему и повторяя как заведенный, — Арс, Арс, Арс… — Знаешь, я мог бы говорить тебе, что угодно, Шаст, оправдываться, извиняться. Но я этого хотел. И это, — Арсений смеется, — был не лучший секс в моей жизни, хотя определенно самый яркий оргазм. — Ты еще оценивать способен? — Тебе должно быть лестно. — Мне страшно. Арсений закрывает глаза, сжимая ладонями виски, будто надеется лопнуть голову как воздушный шарик. — Я всегда контролирую себя, свое тело, а сегодня сорвался. Никогда не думал, что такое возможно. Какая ирония, я просил тебя держать себя в руках, и сам же разорвал на тебе рубашку. Просто отключился. Просто хотел тебя до дрожи. Как мне быть теперь, Шаст? Антон оседает перед ним на колени, роняет бутылку из ослабевших пальцев и стискивает руки на чужих бедрах. — Я потеряю тебя. — Антон, время еще есть, немного, но мы можем… — Арсений съезжает по стене вниз, — мы могли бы… — он рвано выдыхает, — я бы хотел… — Немного, — слабо говорит Антон и сворачивается вокруг Арсения клубком, обхватывает его крепко, сжимает. — Я не отпущу тебя. Не отпущу. — Я бы хотел быть с тобой.***
— Помоги мне, Арс, пожалуйста. Он убьет меня. — Я уже еду к тебе, Ники. Арсений съезжает по стене на пол, закрывая руками лицо. — Арс, — голос Николь предательски срывается на хрип, букву «р» чужого имени она грассирует от страха. — Не бойся, все будет хорошо. — Арс, Лоуренс убьет меня. — Все будет хорошо, — шепчет Арсений, трет пальцами виски до боли и вздрагивает, когда Николь всхлипывает. — Ты и так это знаешь, да? Но ты не поможешь мне. — Прости меня. Но я не могу позволить ему умереть. Николь громко кричит в пустоту своей золотой клетки. Ноет сквозь зубы, сжимая их до скрипа. — Ты нарушаешь законы вселенной, черт тебя дери. — Законы вселенной невозможно нарушить. Я пытаюсь, пытаюсь, — голос Арсения слабеет, — пытаюсь, но гребаный закон сохранения энергии продолжает работать. — Кто-то должен умереть, так? Остановись, умоляю! Кем еще ты пожертвуешь кроме меня? Арсений смеется устало. — Собой.***
Антон оборачивается. — Арс, — голос срывается в черное-черное отчаяние. — Я говорил тебе, Антон, — шепчет Паша. — Я тебя предупреждал.