«Сартр сказал мне однажды, что очень умные люди не бывают злыми, злость предполагает ограниченность, априорную глупость». ...В уже появившихся раньше в скобках словах про интернет-сети надо было вписать: теперь коллективный злой человек получает право на априорную глупость.
Сартр, конечно, не мог представить, что скоро мир получит возможность все вывалить на всеобщее обозрение: интернет-дневники, YouTube-каналы, смерть и жизнь в прямом эфире. Все теперь за всеми наблюдают – скрыться можно, только ни разу в жизни не зайдя в интернет, ну если только в поиск. Сартр ничего не знал о нашей теперешней болезни, но написал о другом, а как будто про нас: «Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду». Мы даже любую войну теперь можем наблюдать на расстоянии протянутой ладони (через камеру на каске или в кармашке). И хотя еще не все в нас потеряно, и мы ежимся и отводим глаза – но это не отменяет ничего: мы все равно смотрим. «Люди. Людей надо любить. Люди достойны восхищения. Сейчас меня вырвет наизнанку. Так вот он какой, ад! Никогда бы не подумал… Помните: сера, решетки, жаровня… Чепуха все это. На кой черт жаровня: ад – это Другие». Мы и есть этот ад, мы и есть эти другие. Ад – это когда тебя провожают. О человеке, который хотел ускользнуть, но ему не дали. Дмитрий Воденников.
***
— Представьте себя тогда. Прямо на этом диване. Представили? — Антон кивает, пялясь на место рядом с собой. — А теперь скажите ему, тому Антону, что он виновен в смерти вашего друга. — Я не хочу. — Скажите, — настаивает Мэри, — что он виновен. — Он не виновен. — Но он уверен, что виновен. — Нет, он не виновен. Я не виноват. — Повторяйте это себе почаще. — И заодно, что я идиот, — шепчет Антон, — который возвращается к чувству вины снова и снова. — Вина может быть и привнесенной. Кто-то заставляет вас чувствовать вину? — Все. — Они говорят вам, что вы виноваты? Антон мотает головой. — Нет. — Показывают как-то иначе? — Нет. — Но вы не можете отпустить Арсения. Дышать вдруг становится сложно. Чужое имя душит. — Не могу. Давайте сменим тему? — Хорошо, — Мэри поднимается из кресла. — Хотите чего-нибудь? — Виски. — Наш сеанс пойдет однозначно интереснее, но алкоголь я вам не налью. — Чай. Мэри медитативно переставляет чашки на подносе, раскладывает сахар на блюдца щипцами, протирает чайник от лишней воды, наливает кипяток. Антон залипает до тех пор, пока поднос не оказывается перед ним на столике. Мэри подхватывает чашку и садится в кресло. — Вернемся к тому, с чего начали, ладно? — Я уже забыл, с чего мы начали.***
— Заходит как-то в бар бомж, а Павел Воля ему: «Привет, Антон, тебе как всегда»? — Ну спасибо, Паш! — Да нормально ты выглядишь. Сегодня. — Я один раз грязный пришел сразу после работы. Не переоделся. А ты теперь мне постоянно припоминаешь. — На тебе кровь была, — вздыхает Паша, — ты половину посетителей распугал. — Ты меня все равно мгновенно в випку выгнал, Паш, прекращай! — Скажи спасибо, что просто не выгнал, ты меня со своей работой седым сделаешь, а мне, между прочим, всего пятьдесят. Антон фыркает в бокал. — Твой новый стендап я посмотрел уже. Молодец! Смешно! — Шастун, ну серьезно, возьми отпуск, отдохни, потрахайся. — Я не устал. Паша качает головой и аккуратно ставит пустую мартинку на барную стойку, поднимает указательный палец вверх, обозначив, что коктейль нужно повторить. — Я устал! Особенно после твоих охуенных откровений об Оствальде. — Тише ты! — шипит Антон. — Молчу! Молчу! Шастун, возьми отпуск! Тебе реально так работать не надоело? — Нет, меня все устраивает. А тебе не надоело здесь безвылазно сидеть? — Нет! Люблю свой бар. Выходишь с бокальчиком к морю, смотришь в даль — покой, умиротворение. Лежишь на диванчике на балконе, книжку читаешь — красота. Взбрело что-то в голову — песню написал или стендап. Или книгу. Идеально. Антон наливает себе еще немного джина. И бутылка внезапно оказывается на две трети пустой. — Поверь, меня тоже все устраивает. — Сомнительно, — Паша морщится, но через секунду прищуривается хитро, — кстати могу обеспечить тебе сегодня хороший вечерок. — В смысле? — Один мужик на тебя уже полчаса пялится. Антон каменеет. — Какой мужик? — Господи, Шастун, расслабься! Это не слежка. — Расслабься? Антон смотрит на отражение в своем бокале. Парень, о котором говорит Паша, прихлебывает пиво и действительно бросает заинтересованный взгляд Антону в спину. Антон оборачивается. Парень взгляд не опускает. Улыбается. Паша машет ему рукой. — Идите к нам! Антон выпучивает глаза. — Не надо, бля, Паш! Нет! — Завали, Шастун. Добрый вечерок, — Паша мгновенно переходит с русского на амеранглик, — недавно прилетели? Туристов в баре полно, Паша построил его недалеко от космопорта. И это при всей своей не любви к космическому транспорту. — Добрый вечер, пару часов назад, — парень опирается спиной на стойку рядом с Антоном. — Я Джеймс. А вы ведь Пауль… Простите, Павел Воля? — Наслышаны обо мне, — радуется Паша. — Да, я Паша, а это Антон Шастун. — Приятно познакомиться, Паша! — и салютует бокалом: — Мистер Шастун. — Антон, — нехотя говорит Антон. — Антон. Парень смотрит с интересом. Джеймс смотрит с интересом яркими голубыми глазами из-под черной челки. Ебаный контраст. — Вы с Шария? — молодец, Антон, накалил обстановку одной фразой. — Нет, моя мама с Шария. «Сочувствую маме», — думает Антон и криво улыбается. Джеймс улыбается тоже. Приветливо. — Меня внешность выдает? — Нет, акцент немного. Акцент Антон распознает отлично. Они всем отделом недавно разбирались с огромным кораблем беженок с Шария. Был международный скандал. Девушки умоляли не депортировать их, правительство Шария требовало немедленно отправить беглянок обратно. Не отправили, пожалели. Исполняющий обязанности президента Каррера заступился, чем заработал себе кучу ненависти в религиозных кругах. Зато осчастливил центристов. — Этот скандал с беженками… — начинает Джеймс. У Антона что, на лице написано? — Какой? — искренне пытается вырулить Антон. — Вы же полицейский? Видел вас на плакатах. Думал, вы в курсе? — Я в курсе, просто не хотел делать наш разговор напряженным. — Я не поддерживаю политику Шария. Мне она кажется варварской. Пережитком прошлого, очень далекого. Антон сегодня не лучший собеседник: — Э-э-э, ясно. — Хотите выпить с нами? — вмешивается Паша. — Не откажусь, — Джеймс кивает и стекает по барной стойке еще ближе к Антону. — Джин? — С удовольствием! Джин прекрасно справляется со своей задачей. Притупляет восприятие, шлифует острые грани и горло. — Надолго вы у нас, Джеймс? — спрашивает Антон хрипло. — Завтра улетаю. Короткая командировка. Паша салютует бокалом. — Что ж, хорошего вечера! Я, пожалуй, пойду спать. — Паш! — Антон закатывает глаза. — Хорошего вечера, говорю. Отдыхай! Антон следует совету и заваливается с Джеймсом в ближайшую гостиницу. Они пьяно целуются у стены рядом с дверью. До кровати слишком далеко. Джеймс податливый. Опускается на колени по молчаливой просьбе. Смотрит снизу яркими голубыми глазами и облизывает языком верхнюю губу. Антон вплетает пальцы в черные волосы, убирает челку со смешком, стаскивает свои джинсы с боксерами до колен и с мазохистским удовольствием наблюдает поплывшим от алкоголя взглядом за чужой макушкой. Антон не больной. Просто ебанулся. И знает прекрасно, почему легко согласился на продолжение вечера. Минет отличный. Наверное. Восприятие смазывается от долгого отсутствия секса. Антон стонет сквозь зубы. Закрывает лицо руками, вцепляется в свои волосы. Стыд и вина накатывают удушливой волной. — Руки, — говорит кто-то. Не Джеймс. У Джеймса занят рот. Антон распахивает глаза. Джеймс дергается в сторону и получает пулю в плечо. — Твое оружие у меня, — сообщает незнакомец и ботинком припечатывает рюкзак Джеймса к полу. Антон косится на свою кобуру, но добежать до нее в любом случае нет никакой возможности. — Вы кто? — сипит он. Незнакомец качает головой, подходит к Джеймсу и направляет ему в грудь дуло пистолета. — Кто должен оплатить тебе заказ? — Без понятия, — стонет Джеймс, — база заказов общая, деньги просто придут на счет. — С кем у тебя была встреча с утра в космопорте? За молчание Джеймс получает еще одну пулю. Антон делает шаг к кобуре. Незнакомец окидывает его предупреждающим взглядом. В это мгновение Джеймс успевает выбить оружие из рук и, перекатившись, подобрать с пола. Антон бросается к кобуре, по пути опрокидывая стол. В джинсах, болтающихся у щиколоток — это охренительно неудобно. Пуля крошит стену над левым плечом. Вторая пробивает бок навылет. Антон хватает пистолет и валится за стол. Боль расползается по спине к шее. Сознание тихонько уплывает. Звуки борьбы на фоне становятся приглушенными. Антон, проморгавшись, высовывается из своего укрытия. Джеймс целится незнакомцу в голову и спрашивает о чем-то, расслышать невозможно из-за шума в ушах. Антон с трудом встает, держа обоих на прицеле. — Джеймс, пистолет брось. Джеймс отступает и разворачивается. — Ты первый бросай. — Да «щас»! Вы оба за мной пришли, поделить не можете? Спешу огорчить, — Антон приставляет пистолет к шее, упирая дуло в стек, — никто вам не заплатит. Не за кого будет платить. — Не надо, — говорит незнакомец. Джеймс подхватывает рюкзак и начинает пятиться к двери. — Далеко все равно не уйдешь, — усмехается Антон, — я своих уже вызвал. — Из номера тоже не уйдешь, — добавляет незнакомец, — я дверь заблокировал. Джеймс делает довольно логичную на его взгляд вещь — стреляет в замок. Антон стреляет Джеймсу в затылок и, привалившись к стене, сползает на пол. — Зря, — выдыхает незнакомец и тяжело опускается на колени. Тишина умиротворяющая. Слышно, как капает вода из крана в туалете. Антон отсчитывает тридцать ударов, застегивает ширинку — потрясающе неуместный звук — и спрашивает глухо: — И кто же еще готов заплатить за мою смерть? — Я не знаю. Хотел узнать. Неудачно вышло, — незнакомец кивает в сторону трупа у двери. — А сам-то ты кто? Он пожимает плечами. — Так, — Антон устал, Антон ужасно устал. И не угрожает даже, просто сухо сообщает о намерениях, — ты можешь молчать. Но камер здесь нет. Парни будут минут через десять. Эти десять минут я для тебя в ад превращу. — Пытать собрался? — Зависит от тебя. — Я понял. Чужая уверенность бесит. Такие экземпляры обычно немногословны и боль переносят легко. Антон вытягивает себя вверх по стене и подходит ближе. — Кто ты? — Человек, который тебя спас, — усмешка грустная. — Серьезно? — Загляни в рюкзак. — Обязательно, но позже. — Я бы на твоем месте заглянул, вдруг пауки активированы, бегать от них, если выберутся, достаточно тяжело, а народу здесь скоро будет много, ты же не хочешь, чтобы кто-то из твоих коллег умер без возможности восстановления по стеку? — Блядь, — стонет Антон. К рюкзаку идет медленно, расстегивает и выдыхает. Лапки пауков крепко обвиты вокруг прямоугольных металлических тушек. — И труп лучше проверить, — советует незнакомец. — Наверняка один паук был где-нибудь в прямой доступности. В кармане, например. Антон ощупывает карманы штанов Джеймса и, конечно, натыкается на паука. Повторяет заебанно: — Блядь. — Ему бы вообще не составило труда запустить тебе вирус в стек. В вашей ситуации. У Антона в голове эта ситуация красочно вырисовывается. Вот он тоже встает на колени, потому что предпочитает долги возвращать, а Джеймс легким движением руки подсаживает паука на затылок. — Нахуя так много? — Антон пинает рюкзак. — Сколько там? Антон не отвечает. — Скорее всего сегодня ночью был бы убит не только ты. Поэтому так много. — Ясно. А зачем тебе знать, кто хочет меня убить? — Мне твоя смерть не нужна. Антон прищуривается и в следующую секунду роняет незнакомца на пол, вжав дуло в живот. — Ты убил Оствальда? Ты серийник, да? Говори, или я выстрелю. Будет очень больно. Кишечник разорвет, ощущения пиздец! По себе знаю. Прожил тогда недолго, но мне хватило. Кажется, должного впечатления тирада Антона не производит, незнакомец не боится. В блеклых карих глазах спокойствие. Оболочка стандартная, явно на один раз, такая и должна быть, потом свидетели все как один не смогут вспомнить лицо. — Да, — отвечает незнакомец. Горячая волна катится по позвоночнику в голову. — В том теракте, — хрипит Антон, — погибли твои близкие? Незнакомец молчит. Смотрит в глаза. Антон сильнее давит оружием в живот. — Ты же что-то знаешь, иначе зачем столько смертей? Кто организовал теракт? Кто направлял фанатиков? Оствальд? Говори! Говори, блядь! Тишина. — Я выстрелю. — У меня нет для тебя ответов. — Сука! И стреляет… Незнакомец захлебывается воздухом. Антон без замаха бьет локтем прямо в рану. Вопль ласкает слух. — Просто расскажи мне, что знаешь, — Антон чувствует, как отъезжает его рассудок. — Ты же мстишь за кого-то. Ты же тоже, блядь, за кого-то мстишь! Чужая рука вдруг ложится на плечо. Антон пытается ее стряхнуть, но хватка крепкая. — Послушай, — шепчет незнакомец, — тех трупов, что я оставил, достаточно. — Просто расскажи, что знаешь, — голос срывается. — Достаточно. — Нет, — рычит Антон, — не достаточно. — Антон Шастун, — зовут очень тихо, на выдохе. Антон не уверен даже, что ему не показалось. И наклоняется ниже. — Хватит, Шаст! Затылок обдает холодом. Антон распахивает глаза. Этой секундой замешательства незнакомец и пользуется, тянет оружие из руки. Борьба неравная, он сильнее. Дуло поворачивается не Антону в лицо, незнакомец направляет его к своей шее. — Я тебя найду, — орет Антон, — я тебя найду в любом случае. — Ты не виноват. Выстрел оглушает. От чужого стека вряд ли осталось хоть что-то. Антон рефлекторно отшатывается и обессилено валится на пол.***
Антон зарывается носом в темные волосы. Арсений спит на плече, и рука онемела жутко. Утро спокойное, позднее уже. Солнце высоко. Сквозь затемненные окна лучи едва пробиваются. Арсений вздыхает и устраивается удобнее: притирается щекой к ключице, обнимает, прижимается еще сильнее. Стояком. Антон косится на чужой живот, очень провокационно прикрытый одеялом. Они уснули голыми. Пришли, скинули промокшую одежду и завалились в кровать. Вечером секс — это последнее, о чем Антон мог думать. А сейчас Арсения хочется коснуться до одури. Чтоб дышал тяжело, стонал громко. Антон облизывает ладонь и просовывает руку между телами. Обхватывает член, пару раз проводит по всей длине, пальцем скользит по головке. У Арсения сбивается дыхание. Антон продолжает ласкать лениво, неспешно. Через пару минут слышит рваный выдох, чувствует, как напрягаются бедра. Сжимает член крепче, увеличивает темп. Арсений ерзает, жмурится, дышит часто и громко, слабо мычит. Антон осторожно освобождает свою онемевшую руку и ныряет под одеяло, устраиваясь между чужих бедер. В это спокойное хорошее утро кто-то должен проснуться от срывающего голову миньета. Арсений втягивает воздух ртом, когда Антон облизывает головку и, плотно обхватив губами, скользит вниз. Смеется, кружит языком по стволу, берет глубже, быстрее, так что шея начинает ныть. Арсений хрипло надрывно стонет и просыпается окончательно. Вцепляется Антону в волосы, вскидывает бедра, шепчет: — Антон! Антон заменяет рот рукой, поднимает голову, хочет посмотреть в глаза, насладиться моментом сполна. Арсения мажет страшно. Он хныкает, захлебывается вздохами, зрачки огромные и мутный сумасшедший взгляд. Антон снова насаживается на член ртом и ласкает теперь грубее, жестче. Арсений крупно вздрагивает, выгибается в спине и кричит. Его выносит, выносит страшно. Антон давит на бедра, прижимает к простыням мечущееся тело. И в следующую секунду чуть не падает с кровати. Вскидывается ошалело. — Прости! — хрипит Арсений, отползая к изголовью. — Прости! У Антон брови взлетают к затылку. Слова застревают в горле недовольным бульканьем, он даже сказать от возмущения толком ничего не может, тупо моргает. Арсений выдыхает протяжно, пытаясь прийти в себя. — Прости! Я все объясню. — Меня за шкирку от члена конечно еще никто не оттаскивал. — Я объясню. — Жажду услышать причину, по которой ты не дал себе кончить, хотя орал потрясающе. У меня мурашки. — Да, я орал, — Арсений краснеет, прямо пятнами идет. — Я себя не контролировал. — В этом смысл, разве нет? — В этом проблема. Антон, мне было хорошо, но… — Мне было хорошо, — передразнивает Антон. — Тебя крыло дико, — и указывает на чужое до сих пор подрагивающее бедро, — вот, говорю же. Покраснеть сильнее уже просто невозможно. Арсений багровеет. — У меня давно не было секса. — Бедный твой прямо сейчас стоящий член, — Антон плотно сжимает губы, чтоб не заржать. — Кто же осчастливил его в последний раз? — Ты! Ты осчастливил член другой моей оболочки. Я даже не помню, когда трахалась эта оболочка. Точно с тобой. Но очень давно. — Арс, серьезно, что случилось? — Моя химия… — Кстати, — перебивает Антон, — а меня не накрыло. Думал, прилетит. Особенно, когда ты стонать начал. И ничего. — Моя химия и твои антидепрессанты. Я себя не контролирую. Может получиться убийственная смесь. — Что, ты кончишь, и я откинусь? — Да. — Как страшно тебя любить. Арсений несколько раз прикладывается затылком о стену. — Мое тело вырабатывает огромное количество разной дряни… — Я в курсе. — Мы не знаем, как отреагирует твое тело. Я тебя отравлю. — Я смотрю, у нас с тобой, Арс, вообще ничего нормально не получается. Ладно, — Антон слезает с кровати, — я пошел за презервативами и резиновыми перчатками. — Зачем? — Нарядимся. На тебя презерватив, на меня перчатки. Я настроен серьезно. Отсосу во что бы то ни стало. Арсений похож на перезревший помидор, лопнет сейчас. — Я запрещаю себе отсасывать. Антон тяжело вздыхает и запрыгивает обратно на кровать. — А мне отсосешь? — Да! — Заманчиво, но не честно. Какие еще варианты? — Целоваться! — Арсений требует. — Слушай, что ты мне тут впариваешь, я тебе на пляже отсосал. — Когда? — Так плохо отсосал? — Бля, — стонет Арсений и валится на подушки, — забудь про пляж. — В смысле, забудь? — Антон подползает ближе и смачно шлепает по чужому бедру. — Погоди. С хуя ли у тебя давно не было секса? — Антон! Господи, стоило сразу сказать. — Только не говори, что я отсосал своему глюку. — Именно. — Ебать! — Антон зажимает ладонью рот, шокированно замолкает на несколько секунд и бубнит: — Во даю! Но этот глюк хотя бы приятный был. — Антон, — Арсений потирает переносицу пальцами, — давай позавтракаем и к врачу поедем, он прилетел уже. Ждет нас. — Со стояком поедешь? Или попробуем решить проблему? Нам теперь не трахаться что ли, пока я на антидепрессантах сижу? — Лучше не трахаться. — Да мне их полгода еще принимать. Минимум! Переодевайся в другую оболочку. — Не поможет. Плюс, минус дрянь в телах одинаковая. Антон хватает лодыжку и тянет Арсения за нее на себя. — Презерватив и перчатки. Потом достану защитный костюм и дозиметр. Иди сюда немедленно. Я жажду услышать, как ты стонешь. Арсений брыкается и выворачивается. Антон будто на корриду приехал. Или бешеную лошадь пытается оседлать. — Антон, нет! — вопит Арсений. — Нельзя! Опасно! Стоп! — А если ты расслабишься? — Антон все-таки садится на чужие бедра. — Попытаешься себя контролировать? — Я орал, похоже, что я смогу себя контролировать? — Арсений выдыхает. — Так, давай попробуем. Но ты остановишься в любой момент, когда я тебя попрошу. — Ладно, — Антон качает головой. — Что ж сложно-то как, а? — Поцелуи и ленивая дрочка, ничего более. — Правила мне диктуешь в постели? Арсений кивает и впивается в губы. Дорвался, сука. Не целует, трахает языком. Антон ведет ладонью по груди, царапает живот и соскальзывает на член. Обхватывает, сжимает несильно, двигает рукой медленно. Поцелуй становится яростнее. Антон не меняет темп, но Арсений все равно хрипит: — Блядь, вот, блядь! — Как твои дела с контролем? — Плохо. Идея хуевая. Еще немного и придется остановиться. — Да что ты! Арсений хватает ртом воздух. — Антон, тормози. — Некуда уже. Сходить за перчатками? — Замолчи. Антон с удовольствием приникает к шее, вылизывает, кусает. У Арсения закатываются глаза. И Антон чувствует удар чужой химии, слабый, почти незаметный, если не знать. Голова приятно пустеет, тело наполняется легкостью. От обычных касаний теперь сумасшедше хорошо. Арсений потрясающе пахнет. Стонет сладко. И скручивает Антону руки за спиной. — Все, заканчиваем! Со мной. С тобой я не закончил. Арсений впечатывает собой в простыни, сползает вниз, дует на головку, притирается щекой к бедру. Смеется хрипло. И опускается ртом на член. Антон захлебывается вздохом, вцепляется в темные волосы, давит на затылок. Арсений позволяет. Закидывает ноги себе на плечи. Сосет так, что начинает трясти. — Арс! — Антон умоляет. — Арс! И кончает, продолжая выстанывать имя. Арсений напоследок целует коленку и замирает, уткнувшись лбом в живот. — Арс? — Надо завтракать и ехать к врачу. — Надо, — соглашается Антон вяло и интересуется: — А тебя не терзает сейчас какая-то неудовлетворенность? — Голод. Позавтракаем? — Реально? Арсений все еще головокружительно пахнет. Попробовать его на вкус хочется дико. — Да, Антон, — Арсений спрыгивает с кровати. — Я возьму твою одежду? — Бери, — Антон переворачивается на живот и наблюдает за тем, как Арсений роется в шкафу. — Здесь только джинсы и футболки. Можешь мою гардеробную обокрасть. Там кстати пакет с твоими вещами есть. Я тогда покупал. — Футболки и джинсов хватит. Спасибо. Арсению до сумасшествия идет простая одежда. Арсению все идет, когда он счастлив. Улыбается мягко. И смущенно отводит глаза, потому что Антон смотрит, пожирает взглядом. — В кафе или закажем? — Закажем, Арс. Ты безумно красивый. Не верится просто. — И я тебе отсосал. Он снова краснеет. — Гордишься? — Отсасывал бы каждый день, но мы же не строим планов. — Я запишу в ежедневник, — ухмыляется Антон. — Спустимся на кухню? Стояк Арсения все еще отчетливо виден даже сквозь плотные джинсы. — Да, — Арсений одергивает футболку, заебанно выдыхая. — Надо кофе выпить. Одевайся, жду тебя внизу. Антон качает головой. Лежит пару минут, пялясь в потолок, и сползает с кровати к шкафу. Тело до сих пор ватное после оргазма. Антон как черепаха медленно перебирает конечностями: влезает в джинсы, натягивает футболку, открывает дверь, спускается по лестнице, плетется на кухню и, проигнорировав недовольное бурчание Паши, плюхается на стул. Арсений уже уткнулся в чашку кофе. — Сережа просит тебя ему позвонить, Шастун, — говорит Паша. — Что-то срочное? — Антон укладывает руки на стол, а на них голову. — Он злой. Лучше позвони. — Злой Сережа — это страшно, — замечает Арсений. — Сейчас позвоню. Умоюсь только. Антон выбирается из-за стола, подходит к раковине, наклоняется и блюет. Паша выпучивает глаза. У Арсения кофе идет носом. — Шастун! — Антон! — Я сам не ожидал. — Антон, я же тебя предупреждал! — стонет Арсений. — Почему ты не сказал? — Было поздно, — Антон пожимает плечами. — И приятно. — А сейчас приятно? — Подташнивает. — Что происходит? — Паша обеспокоенно смотрит Антону в лицо. — У нас с Арсением двойня, Паш! — Моя химия… — начинает оправдываться Арсений, — скорее всего несовместима с лекарствами Антона. — Ну началось, — Паша мрачно чешет щетину. — Да вы вообще хуйня несовместимая. Странно, что разъемы подходящие. Прикольно, если б жопа была треугольная, а член квадратный. — Ага, или вставляешь не той стороной, приходится переворачиваться, — хмыкает Антон. — Лучше б ты имел треугольную жопу, Шастун, а ты, — Паша тыкает в Арсения пальцем, — квадратный член. Проблем бы меньше стало. Надо написать стендап. — Про мой член? — Арсений прихлебывает кофе. — Я звоню Сереже, — предупреждает Антон, — прямо сейчас. — Арс, могу про твой, могу про свой. Я талантливый. Шастун, конечно звони Матвиенко, нам нужно его экспертное мнение. Антон набирает Сережу и сползает по тумбе на пол, сверля взглядом такое притягательное бедро Арсения, которое с этого ракурса выглядит, как мишень для укуса. — Привет, Шаст, — голограмма Сережи идет волнами — имплант Антона очевидно надо менять. — Ты в порядке? — Привет, Серый. В порядке. Есть желание обсудить члены? — Чьи? — Сережа даже в лице не меняется. — Пашин и Арса. — Эти видел. Нормальные вроде. А что? — Паша стендап писать собрался. — Про хуи? — Расширим тему, — вмешивается Паша. — Про секс, — и без перехода: — Матвиенко, ты едешь куда-то? — Не тупи, Паш. На ебаный подкаст. Шаст же вчера не дошел. — Бля, Сереж, они тебя дернули? — Антон закрывает лицо руками. — Прости. — Да пофиг. Мне-то языком чесать, а тебе потом в этом представлении участвовать. Закрытая церемония только для своих. Потрясающе. Давайте лучше про хуи, умоляю. — Да, — поддерживает Арсений, — давайте лучше про хуи. Паша фыркает. — Меряться будем? — Сразу сосать, — ржет Сережа. — Я сразу не могу, Матвиенко, сначала предварительные ласки. Свидание там, поцелуи… — Ну Арсения на свидание своди, тебя ж его хуй заинтересовал. По мотивам стендап напишешь. Будет, во! — Сережа показывает большой палец. — Помогите, — ноет Антон, — я не хочу участвовать в этом разговоре. — Матвиенко, — Паша морщится, — где ж ты раньше со своими гениальными идеями шлялся? — Вы ж кстати целовались уже вроде. — Чего? — Антон вскидывается. — Чего? — передразнивает Сережа. — Ты тогда присутствовал. Корпорат ТНТ. Хотя ты напился жестко. Эти дебилы в бутылочку играли, прикинь! Такое творилось. Хорошо, что ты не помнишь. — И я не помню, — Арсений в ужасе смотрит на Пашу. — Мы с тобой… — Не трахнулись точно, нет. Надеюсь. — Надеюсь? — Я тоже плохо помню. Нажрался я. А ты еще и накурился. Но ты, ладно, — Паша отмахивается, — мне кажется, я сосался с Харламовым. Сережа захлебывается хохотом. Антон издает звук умирающей чайки. — Паш, мы реально целовались? — в глазах Арсения паника. — Кого еще я целовал? — Сто процентов не Стаса. И не Шаста. Они не играли, — отсмеявшись, говорит Сережа. — А остальных лучше спросить. — Пиздец! — Арсений прижимает чашку ко рту. — Некоторые вещи точно стоит забыть. — Ты правда Шаста потом засосал. На конкурсе с текилой. Антон забывает сделать вдох. Арсений бледнеет. — Я не помню. — Вы на саунд чек еще опоздали на следующий день, — продолжает Сережа. — Ой, Стас орал. Он вас растащить пытался. Я от смеха чуть не умер. — Я его целовал? — Антон пялится на Сережу широко открытыми глазами, рот не закрывается. — Шаст, ты чего? — Не помню. — Заладили оба. Неудивительно, — Сережа ухмыляется, — говорю ж, ты в хламину был. И Арс. — Почему никто из вас ни разу даже не упомянул об этом? — Ну а мы сколько лет все делаем вид, что слона в комнате не существует? Вы как Волан-де-Морт. Нельзя упоминать. А потом Арсений умер. Нужная тебе была тогда такая информация? Паша нехорошо прищуривается и окидывает Арсения мрачным взглядом. Поворачивается к Антону и тихо просит: — Сережу сбрось, позже перезвонишь. — Эй, — возмущенно вскрикивает Сережа, — мне надо… Антон сбрасывает. И непонимающе смотрит на Пашу. — Паш? — Арсений, — Паша явно свирепеет, — а Антон не помнит, потому что нажрался или есть и другая причина? Стертая память, например? Арсений нервно ставит чашку на стойку. — Испортим друг другу утро? — Давайте спокойно позавтракаем, — быстро предлагает Антон. — Я не хочу узнавать подробности прямо сейчас. Я прошу вас обоих пожрать молча. Умоляю. Арсений кивает и сглатывает. Паша кипит. Сквозь зубы произносит: — Хорошо. И вылетает из кухни. Антон выдыхает. Разваливается на стуле, будто его пристрелили и стонет: — Ты стирал мне память? Да? Нет? Без подробностей. — Мы уже говорили об этом. Не помнишь? — Не помню. Арсений потирает лоб ладонью. — Да. Я стирал тебе память. Ты… — Окей, — Антон выставляет руки перед собой в защитном жесте, — остальное потом. Поехали к врачу. — Ты не поел. — Поем позже. Вдруг он анализы какие-нибудь заставит сдавать. Побуду голодным. Поехали. Арсений недовольно качает головой, но от барной стойки отрывается. — Возьмем твою машину? — Мой автопарк с тобой поредел страшно. *** — Классная тачка, — Арсений в солнечных очках — достал из бардачка — сидит на капоте и улыбается во все тридцать два. — Я могу на остальных покататься? Он довольный жутко. И хочет себе эту жизнь обратно. Наслаждается ее осколками с рвением смертельно больного. — Можешь, — а как бы Антон отказал? — Машину кстати не обнесут, пока мы у врача будем? Ты припарковался слишком уж вызывающе для нижнего города. Золотой Форд Мустанг аппетитно сияет в полуденных лучах. — Не обнесут. Выйду, дам пизды. — Убедительно. — А тебе в ней кто-нибудь отсасывал? Антон закатывает глаза. Но тянется к ремню. — Приступай. — Мало времени. Арсению бы жвачку еще. И фотографируй для подросткового журнала. — Долго нам ждать? — Недолго. Дым из трубы повалит, и можно будет зайти. — Они там Папу Римского выбирают? — Сжигают труп. — Хоть где-то в нижнем городе не сжигают трупы? Арсений пожимает плечами. Антон демонстративно натягивает маску выше к переносице. — Антон, если бы ты попросил, мы бы с доктором и дома поговорили. — А смысл? Пусть наиздевается вдоволь. — Это отличный врач, он не станет… — Расслабься, — перебивает Антон, — все нормально. Я просто устал. Вон твой дым кстати! Пошли. Арсений отлипает от капота и снимает очки вместе с остатками своего хорошего настроения, серьезнеет резко. Антон ловит неприятную волну жара, катящуюся от головы к ногам. Пропускает Арсения перед собой и плетется за ним к двери, глядя в заострившиеся лопатки. Из стены высовывается камера — длинное щупальце с маленьким зеленым глазком на конце и утыкается Арсению в лицо. Через несколько секунд плавно утекает влево, смотрит уже в лицо Антону и, удовлетворившись, скользит обратно в стену. Дверь распахивается. На входе встречает миниатюрная девушка администратор и с улыбкой обращается к Арсению: — Мистер Черлетти ждет вас, мистер Кадмин. Сейчас направо и прямо по коридору, предпоследняя дверь. И оставьте оружие на стойке. Арсений вытаскивает бластер из-за спины, вертит в руках, показывая, и кладет на стойку. — Спасибо, мистер Кадмин. Антон поднимает бровь. — Ты с ним не расстаешься? — Всегда ношу с собой. Мало ли. — Мало ли что? Арсений проскальзывает мимо девушки и заворачивает в коридор. Антон идет следом, прожигая взглядом темноволосый затылок, должен загореться по идее. Арсений тормозит у нужной двери, хватается за ручку и оборачивается. — Мало ли андроид решит вскрыть мне голову. Пару раз пытался уже. Больно. — Я понял. — Ты очень понятливый, — Арсений даже не пытается приглушить саркастические нотки в голосе. — За это тебя и люблю. Антон вскидывается. Слово «люблю» как удар под дых. — Только за это? Арсений сглатывает. И распахивает дверь. — Не только. Проходи. Антон заебанно выдыхает и ныряет в кабинет, неприятно обтерев плечом косяк. Врач отрывается от планшета. И смотрит крайне заинтересованно. Указывает на диван напротив своего стола. — Добрый день. Присаживайтесь. Меня зовут Ласло Черлетти. А вы мистер Шастун, верно? Антон кивает и шагает к дивану. Арсений на кой-то черт остается у двери, спиной к стене прислоняется и скрещивает руки на груди. — Здравствуйте. Я Шастун, да. — Давайте поговорим о вашем состоянии, мистер Шастун. Хочу вас послушать. — Ну, — тянет Антон, собираясь, — у меня тремор, головные боли, провалы в памяти, дальтонизм, обмороки, галлюцинации. Вроде все. Арсений снова сглатывает. — Как вы сейчас себя чувствуете? — Хорошо. Хочется врезать человеку у стены, но в целом хорошо. — Голова не болит? Цвета все на месте? — Не болит. Цвета на месте. — Что ж, я рад. Я осмотрю вас с вашего позволения. — Мне лечь? — Как вам удобнее. Антон съезжает по дивану, ложится на спину, удачно вписавшись затылком в подушки, и начинает тщательно изучать потолок. Сейчас на лоб и виски в любом случае налепят датчики, будут считывать показатели с экрана — можно и поспать. Но Черлетти игнорирует приборы, подходит к дивану и взъерошивает Антону волосы. — Сильно выпадают? — Ну так. Не знаю. Антон вопросительно поворачивается к Арсению. Арсений продолжает изображать крайне напряженную статую. — Не пугайтесь, проверю ваш мозг. Много времени не займет. Доктор достает из кармана сканер и нависает над головой. Вглядывается в экран прибора, недовольно зажимает кнопки, морщится. Извиняется. Вытаскивает еще два сканера и, неловко ими балансируя, водит над лбом. Хмурясь, возвращает все три в карман и задумывается. Антон выдыхает, готовился получить по лицу. — Вам надо отключить один из имплантов. Он вполне возможно провоцирует обмороки и головные боли. — Мне говорят, импланты на мое состояние не влияют. — Я могу ошибаться. Но стоит проверить. Отключите на неделю. — Я без связи останусь. — Купим тебе телефон, — подает голос Арсений. — Ты все равно с рюкзаком постоянно. — Или планшет, — Черлетти указывает на свой планшет на столе. — Удобная штука. Головные боли, мистер Шастун, часто возникают из-за переизбытка информации. А она буквально у вас на веках. Всегда. Попробуйте отключить имплант. Купите телефон. Вспомните молодость. — Мне бы старость не забыть. — Над вашими провалами в памяти мы поразмыслим. Кстати последние снимки вашего мозга позавчера сделаны? Антон чешет подбородок. — Вроде. — Я… — доктор осекается и закатывает глаза. — Машина у входа, я полагаю, ваша. Ее пытаются вскрыть. — Я сейчас вернусь, — раздраженно говорит Арсений и вылетает из кабинета. — А я предупреждал, — кричит вдогонку Антон. — Нижний город, — вздыхает Черлетти. Забирает планшет со стола и присаживается на диван. — Мистер Шастун. Антон, я могу задать вам вопрос? Немного некорректный. — Конечно. Но я потом задам вам еще более некорректный вопрос. — Согласен. Антон, вы доверяете врачам, которые вас лечат?***
— Даже по меркам бессмертных вы стары. Один из пары сотен самых старых людей на Новой Земле. — А кто самый молодой в вашей практике? — Ему около четырехсот лет. Антон хмыкает. — Вы принципиально работаете только с мафами? — Нет, так уж сложилось, — Мэри улыбается, — но стоит сказать, что с мафами работать проще. — Думаете, смертным помогать бессмысленно? — Это ваши слова. — И все же. — Для психотерапии смертных имеют особое значение четыре данности: неизбежность смерти каждого из нас и тех, кого мы любим; свобода сделать нашу жизнь такой, какой мы хотим; наше экзистенциальное одиночество; и, наконец, отсутствие какого-либо безусловного и очевидного смысла жизни. [1] Я сама маф. Мне будет сложно помочь человеку, чью концепцию бытия я больше не понимаю, не помню. Согласитесь, мы оба давно перестали искать смысл жизни и бояться смерти. — Своей. — Своей смерти, — Мэри кивает. — Прошу прощения, Антон. — В остальном вы правы. Я не боюсь смерти, хотя возможно скоро умру, — в голос прорываются веселые нотки истерики. — Я видела ваши снимки, у вас все хорошо. Антон внимательно смотрит Мэри в глаза. — Сделаем вид, что я все еще непоколебимо бессмертен. — Вы хотите поговорить о смерти? — Нет, давайте лучше вы спросите, чем я занимался на этой неделе. Мэри склоняет голову набок, дернув уголком губ. — Расскажите мне, чем вы занимались на этой неделе? Антон съезжает по спинке дивана на подушки и чешет почему-то заросший в углероде подбородок. — Неделя отличная выдалась. Я замечательно провел время с мистером Кадминым. Мэри склоняется ближе, во взгляде читается интерес. — Я очень рада. — Мы просто гуляли, валялись на пляже, ужинали, спали. Было хорошо. — Кажется, это то, что вы хотели. — Да, похоже на нормальную жизнь. — Вы поговорили с ним? Антон, морщась, вжимается затылком в подушки, бессознательно пытаясь уйти от удручающего вопроса. — Не самый приятный разговор. Мою концепцию нормальной жизни мистер Кадмин не принял. — Главное, вы донесли до него свою мысль. И он проводит время с вами. — Донести несложно, сложно убедить, что страдать необязательно, а он очень любит страдать. Мэри качает головой. — Никто не любит страдать. — Я, судя по всему, тоже люблю страдать. Посмотрите на мою жизнь. — Мы не выбираем страдания, Антон. Антон ухмыляется. — Вы обращали внимание, что в сказках все хорошее достается тем, кто больше мучается, а те, кто заботятся о себе, бывают наказаны? Страдание оправдано. Обязательно для счастья. Но это хрень собачья — страдать, чтоб все получить, чтоб стать лучше. — Сказки, — Мэри вздыхает. — Знаете, ведь ничего реального ребенок сделать не в состоянии, но может пользоваться магическим мышлением, надеясь на своеобразный размен с миром. Съем ненавистную кашу — мама меня похвалит. Буду послушным — отец вернется домой, — Антон вздрагивает. — Надену счастливую футболку — и все будет хорошо. Подвластный ребенку контроль, хоть и мнимый. Ведь нужно как-то удержаться, когда родители не хотят или не могут заботиться. Ребенок заботится о себе сам. Молодец! Но он растет, а паттерны остаются. Ответственность тоже растет. И за себя и за окружающих. Крохотный бог в рамках своей реальности. А мир все еще ненадежен, зависит от поведения и требует размена. Если я, то мне. И никак иначе. В отношениях, в работе, с детьми, даже с собственным телом. Концепция не рабочая. Но хороший фон для старых травм. Для оправданных страданий. Этому взрослому ребенку очень плохо.[2] — Намекаете, что я набрал себе лишней ответственности и пытаюсь управлять чужим поведением? — спрашивает Антон, прищурившись. — А вы пытаетесь? — Сложно сказать. Попытки спасти считаются? — Да, если человек не просит вас ему помочь. Ну или требует помощи, но сам лишь глубже погружается в пучину своих проблем и затягивает вас. — Не просит он помощи… Не просил. — Вы говорите сейчас о ком-то конкретном? — О, у моей вины есть имя. Арсений. — Вы все еще чувствуете себя виноватым в его смерти? — Наверное нет. Я не знаю. У него в голове лабиринт. У него в голове был лабиринт, — исправляется Антон быстро. — И я там заплутал. Не уверен больше, что выход вообще существовал. А Арсений не хотел меня вывести. Или не мог. Может он и просил о помощи. Я просто не понял. — У каждого из нас свой лабиринт, но стоит начать думать, и он распадается. Приходит та самая ясность и легкость бытия. Да, придется основательно покопаться в собственном прошлом, изменить губительные, закольцованные модели поведения… — Мэри замолкает на несколько секунд, будто не уверена, стоит ли ей продолжать. И говорит уже тише: — Знаете, одно из самых важных разрешений — это лицензия перестать делать глупости и начать думать. У многих людей с самого детства не было ни одной независимой мысли, они совершенно забыли, как думать самостоятельно. Каждый человек вырабатывает способ бытия в мире, который является разумным компромиссом между тем, как он понимает себя и свои потребности, и тем, как он понимает мир с его возможностями и опасностями. К сожалению, понимание и того, и другого складывается в детстве, а в нашей культуре человеку предоставляется очень мало помощи для пересмотра своего детского мировоззрения в зрелом возрасте. И психотерапия на самом деле ускоренный образовательный процесс, направленный на то, чтобы достичь зрелости, задержавшейся иногда на сотни лет из-за попыток жить с детским отношением к жизни.[3] Антон промаргивается, застигнутый врасплох чужим длинным монологом. Мэри нечасто говорит много, больше слушает и задает вопросы. — Ко мне не приходит ни ясность, ни легкость бытия, хотя закопался я глубже некуда. — Какая уж тут легкость, — Мэри вздыхает, — вы же закопались, а не копаетесь. — И совершаю глупости. — Например? — Все, что я делаю, одна огромная глупость. — Но вы делаете. — Делаю. — Отношения с мистером Кадминым — глупость? — Да, у нас нет будущего. Планы на жизнь не совпадают. Мы из разных миров… «Теперь», — чуть не договаривает Антон, но вовремя прикусывает язык. — Мистер Кадмин не такой, каким вы хотите его видеть. Что вы чувствуете? — Злость. Усталость. — Разочарование? — Нет, я не разочарован, я устал. Что можно сделать с безнадежной любовью? — К мистеру Кадмину? Антон смеется. — Или к Арсению. А есть разница живой или мертвый? Результат для меня один. Мэри смотрит внимательно, сочувствующе, подбирает слова: — Чувства к человеку, которого больше нет, придется прожить, иначе вы так и останетесь в прошлом. — Я каждый день осознаю, что все мои решения, весь я — это память о нем. Память о нем — мой способ жить. Я каждый день думаю, а мог ли я хоть что-то изменить. Стараюсь быть лучше, чтоб не повторять ошибок. — Если мы слишком глубоко заглядываем в прошлое, легко наполниться сожалением. Но сейчас самое главное — обратиться к будущему. Вы должны подумать о переменах. Нельзя допустить, чтобы через пять-десять лет вы сожалели о том, как прожили эти годы. И если вы считаете, что с Мистером Кадминым вы свое будущее не построите… — Я люблю его — перебивает Антон, — а он меня. Это впрочем давно ничего не меняет. И я стараюсь жить сегодняшним днем. Моим сейчас. — Вы счастливы? Какой простой вопрос. Но Мэри долго ждет ответа. — Нет, — хрипит Антон. — Я не счастлив. И чудовищно одинок.***
Антон выныривает из углерода и закашливается, будто нахлебался воды. Арсений сворачивает голографический экран и потирается затылком о бедра Антона, на которых лежит. На столе остывает нетронутая еда. — Не понравилась паста? — спрашивает Антон, мягко касаясь темных волос. — Не Сережина! — Арсений фыркает, забавно сморщив нос. — А когда Сережа готовил карбонару? — Давненько. — Насколько? — Около двух веков назад. — Ты помнишь карбонару двухсотлетней давности? — Она вкусная была. — Арс, давай я отловлю Матвиенко и засуну к себе на кухню? Арсений качает головой. Антон смеется, волосы щекотно скользят по голому животу. — Сережа вряд ли захочет хоть что-то мне готовить. — Мне точно приготовит. — Что ж, попробуй его уговорить. Как прошел сеанс? Антон отворачивается к окну. — Ничего интересного. Ложь. И Арсений это чувствует. — Уверен? — Ага. — А рекомендации Черлетти прислал? — Еще вчера. — Да? Дай посмотреть. — Так, Арсений, — Антон пытается встать, Арсений активно сопротивляется и мешает, обнимает крепко, — я собирался нормально пообедать, а не копаться в анализах. Кстати ешь! У тебя паста остывает. — Я тебя ждал. — Дождался? Молодец! Ешь! Арсений неохотно отстраняется. Нависает над тарелкой, берет вилку, накручивает спагетти долго и тщательно. Антон прищуривается. — Что? — А? — Что случилось? Я спрашиваю тебя, но могу и новости почитать. — Ничего интересного. — И хорошего, да? — Дело не в новостях, — Арсений аккуратно опускает вилку на тарелку. — Я просто давно не отдыхал. Вдруг что-то произошло, а я не знаю, я здесь… — Со мной. — Я с тобой. — И оставайся со мной. Арсений, тормози. Я снимаю с тебя все обязательства, — Антон подмигивает и кладет руку на чужую коленку. — Хочешь, начну снимать джинсы? Тебе полегчает? — Заманчиво, — в голосе ноль энтузиазма. — Ты нервничаешь? — Я постоянно в напряжении. — Выдыхай! — Я пытаюсь. — Пойдем прогуляемся? — Я наверное пробегусь. — Арс! — Я на полчаса. Арсений подрывается с дивана. Антон еле успевает ухватить чужое запястье. — Сядь! Он на удивление подчиняется. Антон уже готовился чуть ли не к драке. — Слушай, Арс, ты можешь уйти, если хочешь, — едва ли Антон отпустит, бессмысленная бравада. — Я не уйду. — В чем тогда проблема? — Я надеюсь, ты понимаешь, в итоге… Арсений замолкает. — Арс! — Мне придется улететь. — Здесь и сейчас ты со мной, и я… — И это не самое худшее, что может случиться. — Я не строю планов, Арс, видишь, не строю! — Ты привязываешься! Антон делает глубокий вдох. — Куда уж сильнее! — Привязываться друг к другу глупо, — Арсений морщится, — в данной ситуации. — Ну, — Антон пожимает плечами, — не люби меня! Давай, я смотрю внимательно. Ой, проблема, да? Привязались? Не развязывается узелочек? — Я не пытаюсь тебя переубедить, я предупреждаю. — Что потом будет плохо? Мне уже плохо, Арс. Я уже не знаю, что мне делать, как мне жить. Я двигаюсь вперед через силу, но я двигаюсь. И мы понятия не имеем, сколько у нас времени. У нас есть только сегодня! Сейчас! Ты пытаешься отнять у нас это сегодня. Прекрати! Я прошу тебя! Я каждую ночь засыпаю с мыслью, а будет ли у меня… у нас завтра? Останься со мной сейчас! Я прошу! Арсений роняет голову на грудь. — Я много фантазировал о нас. Думал, каково это быть с тобой. — И? — Мне хорошо! — Ты удивлен? — немного обидно. — Я боюсь, что все это у меня отберут в мгновение ока, и я ничего не смогу сделать. Получил и сразу же лишусь. — И я боюсь. Я со своим страхом сжился. — Антон, — в голосе мольба. Антон касается чужой щеки костяшкой пальца, Арсений вскидывается. — Арс, мы в разговорах кругами ходим, ты заметил? — Заметил. Но к консенсусу мы до сих пор не пришли. — Если я правильно помню, в прошлый раз ты слегка согласился с моей концепцией. Не строить планов, жить сегодняшним днем, потому что окружающая нас реальность меняется слишком быстро. Приспособиться невозможно. — Я согласился, — Арсений обнимает себя руками. — Но я не строю иллюзий на свой счет. Я в той ситуации, когда исхода, который бы устроил нас обоих, просто нет. Не будет счастливого финала. — Я это уже слышал. — Но игнорируешь. Рано или поздно я исчезну из твоей жизни, неважно по какой причине, тебе придется меня отпустить. Ссылка или смерть, тебе… — А если я исчезну? На хранение лягу, окончательно ебнусь, умру? — Антон даже голос не повышает, не хватает сил. — Ты такой вариант рассматривал? — Ты не умрешь, — уверенно говорит Арсений. — Я смогу тебя защитить. Не рассматривал он никаких вариантов. — Не надо меня защищать. Я хочу тебя предупредить, я сейчас серьезно, — Антон пугается собственных интонаций. — Еще раз выкинешь что угодно опасное для себя, я пойду к Каррере и попрошу отправить тебя на окраину галактики или запереть на одной из дальних космических баз. Каррера не откажет. Даже обрадуется. — О-о-о, — тянет Арсений, — твой главный козырь? Не выйдет ничего, ты меня хорошо знаешь. Если придется, я свои оковы зубами рвать буду. — Мощно, — Антон усмехается. — Главный козырь — твоя память. Сотру. Понял? Ты же стер мою. — Антон, — Арсений встает, нависает, — что происходит? — Не нравится мой тон? Извини, мне твой тоже. Не дам я тебе сдохнуть из-за меня. — Что-то произошло, а я не знаю, да? — Охлаждаю твой самоубийственный пыл. — А мне что с твоими самоубийственными порывами делать? — Не мне грозит трибунал, Арс. Я прошу тебя, не вмешивайся. Если потребуется твоя помощь, я скажу. И обещай, если помощь потребуется тебе… — Антон… — Арсений хрипит, закашливается. Кажется, умоляет. Но не продолжает, хотя и перебил. Сбегает к окну, Антон не успевает коснуться и остановить. Рука бесполезно замирает в воздухе, пальцы дрожат. — Каррера тебя использует. Тебе потребуется моя помощь, Антон. — Пусть использует. Каррера, Кавахара, оппозиция… плевать! У меня твой чертов компромат. Я буду защищаться, поверь мне. И обещай… Арсений прижимает ладонь ко лбу. — Я верю. Обещаю. Антон качает головой, подходит ближе и шепчет: — Океан спокойный сегодня. — Штиль, — отзывается Арсений. — Океан не волнуется — раз, океан не волнуется — два, мы не волнуемся — три, Арсений, замри! Антон делает шаг и зарывается носом в волосы, скользит самым кончиком по позвонкам. Арсений резко втягивает воздух ртом и перестает дышать. — Ответь на вопрос, это важно! Ты счастлив, Арсений? Он оборачивается, не задумывается ни на секунду: — Да! — Я люблю тебя. Хочешь, я прямо сейчас Сереже позвоню и попрошу приготовить карбонару, — Антон дергает уголком губ, хочешь же? — Ладно, хочу, — сдается Арсений. — Но я могу обойтись и салатом. Овощи в холодильнике есть. — Все. Я звоню Матвиенко.***
— Прислал бы курьером, — Антон обрушивается на диван рядом с По. — А я по тебе скучал, Шастун. — Не люблю резко менять планы. — Томный вечер намечался? — игриво интересуется По и ухмыляется. — С итальянской кухней. Я почти уговорил повара. Ты не вовремя позвонил. — Ну извини, выпьем? Девочки красивые, зацени! По бросает взгляд на стекло, за которым несколько андроидов навязчиво демонстрируют наготу. Анатомический театр ужасов. Антон закатывает глаза и качает головой. — Я ненадолго, По. Что с костюмом? Твоя голограмма точно сработает, как надо? — Сработает идеально, гарантирую. Проблем не будет. — Будут. У меня. После этого перформанса на балу. — Полыхнешь! — По восторженно взмахивает руками. — Жопы спалю, главное, чтоб меня потом на костре не спалили воинствующие святоши. — На перекошенные рожи католиков я с удовольствием гляну. Планирую посмотреть весь твой модный показ ради такого дела. Антон хмыкает и залипает в стену. По тыкает его локтем в бок, пытаясь растормошить и спрашивает со смехом: — Видел андроидов за барной стойкой? На девочек пялились, представляешь? — Видел. — Андроиды теперь повсюду. — У нас тачку недавно чуть не угнал андроид. — Да-а-а, — тянет По, — ничего человеческое им не чуждо. И Каррера пока их не трогает, хрен знает почему. Ты случайно не в курсе? — Понятия не имею, предполагаю, хочет заручиться их поддержкой. — Против кого? — Оппозиции. — О-о-о, борьба технического прогресса и религии. Католики воют пиздец. Мерзкие бессмертные людишки создали по образу и подобию своему мерзких пластмассовых тварей. А нельзя было. Такие вещи только у бога должны прокатывать. Антон широко зевает в потолок. — Старая песня. — В обществе назревает раскол. Если б андроиды еще не бузили, а они убивают, есть из-за чего волноваться. — Такая вещь как убийство людей только у людей должна прокатывать. — Именно, — По прихлебывает виски с противнейшим звуком, зависает на пару секунд, бросая взгляд на прижавшуюся к стеклу девушку, чей висок безмятежно сияет голубым, продолжает тише: — Мы, знаешь, на грани с андроидами ходим, и это они даже оружие толком в руки не брали. И Каррера еще начал массово гасить мятежи на рубежах. Очень вовремя. Представь, Гражданская война и война с андроидами одновременно. — Мятежи? Гражданская война? — Антон промаргивается. И морщится. Мозг напрочь отказывается обрабатывать информацию, поступающую от По. — Шастун, совсем ты в политику не лезешь, а зря, ты же буквально под дудку Карреры пляшешь, хоть бы поинтересовался, чем он занимается. — Да я в основном не сдохнуть пытаюсь. По кивает долго, понимающе и поясняет: — Старые разногласия. Мятежи в основном возникают на планетах, где добываются ресурсы. Все стандартно: хреновая экономическая политика, богатые богатеют, бедные беднеют — бунт. Была парочка крупных — загасили, поставили новую марионетку и живут до следующего бунта. Каррера — хреновый политик, только ему не передавай, но он уж точно не хуже его противников, орущих с каждого угла о том, как им противен прогресс. — Оппозиция взбесилась в последнее время. Много поводов? Антон тянется к бутылке, но передумывает, щелкает по горлышку пальцами и со вздохом валится обратно в диван. Глупо получить головную боль на весь день или каскад стремных галлюцинаций из-за глотка дешевого виски. По нахмуривается, очевидно хочет прокомментировать этот жест, сдерживается и продолжает разговор: — Выборы скоро. Повод? — Ну не скоро. — Импичмент. — Хуичмент, ага, — хмыкает Антон. — Шастун, Каррера уже дохуя сколько президент. — Оствальд сидел дольше. И вальнули его явно свои же, заебал потому что. — И Банкрофтов. Заодно. — Банкрофт застрелился. — Никто в это не верит, — горячо возражает По и двигается к Антону ближе, нависая, — бред же. — Банкрофт просто ебнулся. Он маф. — Ты тоже маф. И ты гораздо старше, не ебнулся же. — Пока не ебнулся. По опять нахмуривается и изучающе пялится в лицо. Антон сползает по дивану ниже, просит шепотом: — Забей. — Не нагнетай, Шастун. Я нервный. — Не нервничай. Мне понадобятся твои политические консультации. — Я хреновый консультант, лучше Кадмина поспрашивай. — Предпочитаю не обсуждать политику с тем, с кем трахаюсь. — И правильно, — По криво ухмыляется, — вдруг ебешь оппозиционера. — М-м-м, не-е-ет, — тянет Антон, копируя чужую ухмылку, — оппозиция ебет меня. Gang bang. — Ну, твой политический ебарь набирает силу. В обществе реально раскол, религиозный и экономический. Правительство Шария давит на Карреру и по слухам поддерживает мятежников. — Как приятно, что я не один в этом политическом порно. Надеюсь, оппозиция найдет более желанного кандидата и от меня отвалит. — Под Кадмина они уже копают. Самый желанный для них сексуальный партнер. Кстати ко мне посланники приходили на неделе. — Кто? По пожимает плечами и опустошает свой бокал. — Ребятки не представились. И даже в дом не вломились. Так поспрашивали, не пытался ли мне кто-нибудь что-нибудь интересное продать. — Интересное? — Например, кобальт шестьдесят. — Ебать, — Антон прыскает в кулак. — Цистернами я еще ничего не продавал, — По смех подхватывает, — думаешь, стоит? — Главное, у дома не храни, как ты любишь, а то от счастья светиться начнешь. — И буду очень активен. Кобальт мне никто предлагать не должен был, насколько я понял из новостей. Посланники же успешно предотвратили теракт, унесший бы кучу жизней, — передразнивает По, раздражаясь, — Только фишка в том, Шаст, что цистерн две. И посланники одну проебали. — Ты серьезно? В новостях ничего не говорили про вторую цистерну. — Еще бы, блядь! Прикинь, андроиды ее рванут, Новой Москве — конец, а, учитывая наше месторасположение у океана, кобальта хлебнут все. Буквально. Если б в прессе всплыло, паника бы началась страшная. Такие дела. Шастун, мне помощь твоя нужна. Антон на несколько секунд зависает и, осознав, резко садится на диване прямо, чудом не втыкается лбом в отшатнувшегося По. — Ты меня вытащил сюда потому… Тебе что, кто-то пытался продать цистерну кобальта шестьдесят? — Зришь в корень. И в твоих интересах ее купить, пока это не сделали другие. Я выступлю посредником. — В моих интересах? Почему ты не рассказал посланникам? — Они одну уже проебали! Заберем цистерну сами тихо, мирно. Подаришь ее Кадмину. — По! — Никаких, блядь, посланников, — рявкает По и грохает бокалом об стол. — Продавец тебя ждет. Пошли. — Сейчас? — Антон выпучивает глаза. — Ну возьми недельку на раздумья, вдруг не рванет! — Кто продавец? — Андроид. Андроиды. — Ты серьезно предлагаешь пойти и купить цистерну кобальта шестьдесят у андроидов? Зачем им деньги вообще? — На шмотки как у тебя, — По хватает рюкзак и шагает к двери. — Кофр с костюмом своим захвати, на выходе курьеру отдашь. — Блядь, По, так нельзя! — А проебать можно? И кормить общественность байками о замечательных посланниках — спасителях человечества. По проталкивается сквозь толпу, таща Антона за собой. Они наконец выбираются из клуба в жаркий зловонный вечер. — Куда нам? — спрашивает Антон, уже распахивая дверцу машины курьера. Бросает костюм на заднее сиденье, хлопает ей чуть сильнее, чем следовало, и прижимается к стене спиной. — В бордель. — Променад по борделям? — Прости, что не в ресторан тебя пригласил. Ты на чем? — На мотоцикле, с тачками в нижний город я теперь не сунусь. Антон подзывает мотоцикл, натягивает шлем и садится. По устраивается позади и укладывает подбородок на плечо, гаркает в ухо: — Поехали, Шастун! Поток плотный. Антон понимает, что забыл, как ездить по асфальту, но взлететь не вариант — над головой днище чьей-то тачки. Приходится ползти, глотая пыль из-под колес. Через несколько минут По вопит: — Тормози! И спрыгивает на ходу. Скорость позволяет. Антон оттормаживается, прижимаясь к стене, слезает и отправляет мотоцикл в небо щелчком пальцев. Бордель похож на предыдущий. Такая же красная неоновая вывеска, голые девочки и мальчики за прозрачными стеклами, два охранника у черной железной двери. По ее игнорирует и сворачивает в переулок, аккуратно обходит мусорные баки и странного вида лужи, отливающие синим, распахивает едва заметную в цвет со стеной дверь и пропускает Антона перед собой. Антон морщится. — Ты в этом клубе кого-то выебал через глорихол, — замечает По, — не криви табло! И ныряет сквозь шторку. Антон получает грязной тканью по лицу и чихает. Помещение завалено коробками, сладковатый запах выдает их гниющее содержимое. Мух нет, даже для них слишком. Девушка андроид выходит из тени и с очевидным энтузиазмом приветствует: — Антон Шастун! Антон неосознанно делает шаг назад. — Да, я Антон Шастун. — Я рада с вами познакомиться. Мы доверяем вам. — Кто мы? Почему? — Из-за вашей связи с RA9. Вы его последователь, значит не причините нам вреда. Антон прищуривается, По пожимает плечами, прокашливается и говорит: — Доверие — это важно. Все в силе? Мы готовы купить цистерну. Девушка протягивает планшет. На экране номер счета и сумма. — Квартиры в центре города дешевле, — возмущенно хрипит Антон, пялясь на цифры. Но с оплатой возится недолго. — Что дальше? — спрашивает По нервно, бросая взгляд на охуевающего злого Антона. Андроид жестом просит следовать за собой. В помещении за коробками обнаруживается еще одна дверь. Девушка выходит на задний двор и садится в тачку. — Ебать, у нее машина своя, — вскрикивает По. — И куча бабок, мной заработанных бабок, — вздыхает Антон и, схватив По за локоть, притормаживает: — Она ведь именно меня ждала. Объяснишь? — Позавчера пришла с парочкой мощных пластиковых друзей и предложением о продаже, а вчера заглянули посланники. Я психанул, Шаст, связался с ней, сказал, что у меня есть покупатель, имя назвал твое. И девчонка охуеть обрадовалась. Думал, от восторга завизжит. — Блядь, По! — Антон прижимает руку ко рту. — Ты благодарить меня должен, что кобальт в итоге окажется у проебавшего его Кадмина. — Спасибо, возможно мы делаем только хуже. — Ну давай, сообщи посланникам, не поздно еще, посмотрим, не рванут ли андроиды цистерну сразу, как их увидят! Антон подзывает мотоцикл, швыряет шлем По, надевает свой и бубнит: — Почему я согласился? По противно ржет в левое ухо, прижимаясь к спине. Паразит. Машина андроида взлетает, сигналит коротко и стартует в сторону залива. — Шастун, не тупи, погнали. — Не пизди над душой, По. И держись крепче. Антон рвет вверх так быстро, насколько позволяет мощность, ловит испуганный вскрик уже в правое ухо и втапливает за машиной. Пробка в этом направлении рассосалась около часа назад, и андроид несется, превышая разрешенную скорость. На месте они оказываются быстро. — Где мы? — орет Антон. — Не узнаю район. — Корабельная свалка, — орет в ответ По. В ухе звенит. Машина резко ныряет в лабиринт, из наваленного друг на друга металлолома, и оттормаживается. Антон ухает вниз с хохотом, По прижимается к спине сильнее. Девушка дожидается, пока они подлетят ближе, высовывается из окна и, мигнув алым, кричит: — Оставайтесь здесь, вернусь за вами через несколько минут. Антон показывает большой палец, снимает шлем и оглядывается. Свалка огромная, гудит от порывов ветра. И океана за ней не видно. Между двумя кучами спрессованного металла узкий проход, куда укатила машина, и по логике он уже давно должен был схлопнуться. По наконец отлипает от спины и говорит тихо: — Предлагаю туда не соваться. — Согласен, — Антон кивает и облокачивается на руль. — Шоу здесь снимали пару десятков лет назад. Мусора явно больше стало. Разрослась свалка. — Заводы по переработке закрыли, экологию портят. — Ясно. — Раньше еще старые посудины на другие планеты увозили доживать свой век, а сейчас… Где-то в недрах свалки звучно грохает. Столб пламени поднимается в небо. — Ебать, — вскрикивает По. Антон выпрямляется, вцепившись пальцами в руль. Сквозь порывы ветра и скрежет металла пробивается рев нескольких моторов. — Слезай быстро, — шипит Антон. Снижается, спрыгивает и ломится в проход, утягивая По за собой. Мотоцикл отправляет в ближайшую кучу мусора. Через пару секунд над головами проносится грузовик и колонна машин. — Что за нахуй? — хрипит По. — Желаешь узнать? Пошли прогуляемся. — Ебанулся, Шаст? — Купить кобальт шестьдесят у андроидов не моя идея была. Антон вылезает из укрытия. По потирает ладонью лоб и плетется следом. — Это же не кобальт взорвался? — А ты видишь ядерный гриб, По? — рычит Антон и переходит на бег. — Ну, пиздец, зачем я тебя послушал? — Блядь, я признаю свою ошибку, поехали домой? Не усугубляй, а? Нахуя нам переться дальше? Антон останавливается, вдыхает и выдыхает десять раз, чтоб не разораться, говорит тихо: — Ты прав. Поехали домой. Поехали! — и не выдерживает: — Сука, По, я сейчас как объяснять это буду? Как? Мне же придется. — Да поебать! Мы сдохнуть могли. И до сих пор можем. Тут все на соплях… — По осекается и вцепляется Антону в руку. Вдалеке из-за поворота выплывает машина андроида. — Бежим, Шаст. Валить надо. — Не успеем. Антон и По отступают к металлической стене. Машина уверенно наращивает скорость. Преодолевает расстояние до них сумасшедше быстро, снижается, почти касаясь колесами земли, оставляет за собой пыльный ураган. Кренится вправо, цепляет боком мусор и останавливается. — Шаст, — умоляет По и дергает Антона за футболку, утягивая в сторону выхода со свалки. — Шаст, бежим. — Садитесь, — приказывает андроид металлическим голосом. Антон все-таки отмирает и начинает пятиться. Из крыши машины выезжает пулемет. — Мирные пластмасски, — сипит По. — Идем к тачке, — Антон поднимает руки вверх и кричит: — Мы последователи RA9. Мы доверяем вам. — Быстрее, — рявкает андроид, женские интонации за скрежетом теряются. Приходится перейти на бег. Машина с трудом заводится. Распахиваются двери. Стекла осыпаются. По издает звук умирающей чайки. На Антона запоздало накатывает страх. Андроид за разбитым лобовым вся в синей крови, открывает рот, но не издает ни звука. Диод горит алым. Бластер в ее руке трясется, зеленая точка прицела бешено скользит по телу По. — Мы последователи RA9, — повторяет Антон, обращая внимание на себя. Зеленая точка мгновенно перемещается ему на грудь. Андроид кивком указывает на переднее пассажирское и шипит: — RA9 предал нас. Антон садится и вжимается в кресло. По грузится назад. — Предал нас, — твердит андроид и, не закрыв двери, взлетает, — предал нас, предал нас… Машина крениться влево на развороте и врезается в стену. Антон заваливается на андроида, бьет по руке, и бластер выпадает через лобовое. — Вы пьяны? — радостно интересуется машина. — Я могу включить автопилот. Антон не успевает увернуться, получает кулаком в грудь и сгибается пополам. Ощущает пальцы, смыкающиеся на горле. По с воплем вцепляется андроиду в плечо — эффект нулевой. Пальцы сжимаются сильнее. Машина закручивается и почти ложится набок. Андроид пытается ухватиться за руль, вырывает его и соскальзывает к открытой двери, таща Антона за собой. — Пулемет, По! По реагирует мгновенно. В следующую секунду пулеметная очередь прошивает стену. Машину отбрасывает к противоположной. Андроида тащит по металлу, и рука с горла Антона исчезает. Синяя кровь забрызгивает салон. — Шаст, нас сейчас завалит мусором, — истерично орет По. — Руль! Блядь, нет руля! Шаст! — Включить автопилот, — хрипит Антон. — Автопилот включен, — машина резко выравнивается и дает газу. Одна из стен начинает наклоняться. — Взлетай! Взлетай! — верещит По, зачем-то пытаясь перелезть с заднего сидения к Антону. — Вы не обладаете всеми правами на управление этим транспортным средством. — Что? — По, тачка не наша, — Антон все еще не может справиться с голосом, получается только сипеть, — нельзя изменить заданные координаты. По втыкается между передними сидениями и замирает, обреченно пялясь вперед. Машина поворачивает за угол. Позади со скрежетом разваливается мусорная стена. Антон выдыхает и съезжает по креслу вниз, чтоб не ловить пыль из разбитого лобового лицом. По молчит. Видимо по той же причине. И прикрывает ладонью глаза. Металлический лабиринт ветвится. Машина поворачивает еще пару десятков раз прежде чем заметно сбросить скорость. — Нас везут, туда где горит, — Антон первым нарушает тишину и указывает пальцем в небо на столб дыма. — А лучше бы домой. — Забавно, эта твоя оболочка более эмоциональная, ты заметил? Предыдущие не визжали мне на ухо. — Нахуй иди. Антон ржет. По пинает спинку его кресла. — Ну не обижайся. Машина снова ныряет за угол. И Антон захлебывается смешком. С ужасом смотрит вниз. По земле разбросаны тела андроидов. Догорает взорванный джип. Конечно же с пулеметом на крыше. — Я тупой еблан, — говорит По и закрывает лицо руками. — За нами следили. За мной. От дома наверняка. Я сам сюда посланников привел. Машина опускается вниз и зависает над трупами. Антон выпрыгивает прямо в лужу синей крови и осторожно обходит андроида, рассеченного пополам в районе груди. — Думаешь, их посланники покромсали? По кивает, нервно оглядываясь, и выбирается из машины. — А кто еще? — Свои же? Красть цистерну только ради продажи глупо. Проще, не знаю, банк грабануть. Радикально настроенные андроиды планировали взорвать, а эти человеколюбивые решили геноцид не устраивать, но денег заработать. Столкнулись интересы. По склоняется над андроидом: — Здесь человеческая кровь, видишь? — Где? Антон даже шаг не успевает сделать. Слышит свист. В следующую секунду вокруг его груди, вжимая руки в тело, обматывается тонкая стальная леска. — Замри, бля! Не двигайся! — орет По, дернувшись в сторону Антона. И сам замирает через мгновение, оказываясь в плену такой же лески. Хрипит: — Не двигайся! Не трогай! Будешь дергаться, начнет затягиваться и перерубит тебя пополам. Антон сглатывает, косясь на сталь, впившуюся в грудь. — Заебись, По! Что делать будем? — У меня есть знакомый, который в теории может это снять. — В теории? — Точно снимет твой Кадмин, их же штука. Самое время ему позвонить. Тем более он от свалки явно с цистерной далеко не улетел. Антон, хмурясь, качает головой. Голограмма Мириам всплывает перед лицом. — Привет, Шастун! — Мириам поднимает бровь. — Что случилось? Ты же вряд ли мне просто так звонишь? — Случилось, ты права. Вы кстати на свалке полчаса назад не копались? — Я копаюсь исключительно в документах последний месяц, — она нарочито прихлебывает из огромной кружки и демонстрирует стопку пожелтевшей бумаги. — Архивы! Раньше отчеты распечатывали, представляешь? Хорошо, что я не застала это мракобесие. — Интере-е-есно, — тянет Антон мрачно, — а я вот на помойке себя нашел сегодня вечером. — Наслаждайся! — Мне мешает одна штуковина. Друг говорит: ваша. Сможешь снять, а то я стану твоей второй половинкой. Мириам тупо моргает, очень медленно ставит кружку на стол и просит тихо: — Геолокацию скинь. — Уже отправил. — Не двигайся! — Знаю. — Жди. И отключается. — Мы спасены? — с надеждой спрашивает По. Антон растягивает губы в зловещей ухмылке и клацает зубами. На ебашещем адреналине он любое дерьмо способен выкинуть. И ржал бы сейчас, если б леска не впивалась в кожу. Привык, что лучше с весельем переживать любой пиздец. — Поиграем в города? — быстро предлагает По. — Москва, — не задумываясь, откликается Антон. — Алжир. — Это страна, По. — Не душни. — Ладно, Рим. Секунду… Привет, Джимми. — Вечер добрый, Шастун. Циферки глянь на своем новом ремешке. Там черная штуковина квадратная. — Ноль двадцать три. — Это говно с нашего склада точно, — кричит Де Сото куда-то в сторону. — Плохо, — отзывается Мириам устало. — Шастун, не дергайся, не нервничай, мы едем! — Мы??? Де сото сбрасывает, и голограмма, мигнув, исчезает. Антон морщится от хлынувшей в затылок боли. — Марокко, — вкидывает По. — Омск. — Это где? — На Старой Земле. Там Арс родился. — Расскажи мне про Омск. Антон смаргивает, даже поворачивает к По голову, хотя лишний раз шевелить конечностями боится. — Серьезно? — А вдруг ты названия городов сейчас выдумывать начнешь. Проверяю тебя, — По ухмыляется. — Омск — маленькое княжество, расположенное между Францией и Италией. — Пиздишь! По недоверчиво прищуривается. Антон продолжает, сохраняя серьезное лицо: — Известно своими средневековыми замками и чистейшими пляжами. Ты же знаешь, что Арсений — граф. Титул от отца перешел. И поместье у моря с виноградниками по наследству. По закатывает глаза. — Кейптаун, Шаст. — Новая Москва. — Африка. Что-то они долго. — Африка — материк, По. — А Омск — княжество. Антон улыбается уголком губ, отворачивается, исключительно потому что шея ноет, и с убийственной серьезностью начинает затирать про княжество Омск. По на удивление на перебивает и не ржет. И Антон, поглощенный своим рассказом, даже не слышит тихий рык приближающейся машины. — Едут, — радостно сообщает По. — Замечательно, а то я подзатек. Антон смотрит на свой золотой мустанг, выплывающий из-за угла, и заебанно тянет: — Бля-я-ядь! — С фанфарами нас спасают, — По тачкой любуется. Мириам выпрыгивает с переднего пассажирского на ходу и бежит к Антону. — Привет. Как дела? — Хуево. А у тебя? — Прекрасно, ты вытащил меня из душного офиса, — она оборачивается к Де Сото: — Мне помощь нужна! Шевелись, Джимми. Арсений качает головой и отправляет Де Сото к багажнику. Сам идет к Мириам, останавливается в нескольких метрах и спрашивает тихо: — Что тут? — Металлическая удавка без взрывателя. — Уже неплохо. Сможем вскрыть? — Выжжем резаком? — осторожно предлагает Мириам. — Этот вариант оставим напоследок. Начинай с господина По. Мириам мгновенно переключается на По. — Здесь металл тоньше, старый образец. Попробую разрубить. Так безопаснее. — Успеешь? — Арсений прищуривается. — Успею. Сейчас вернусь, мистер По, за ножницами схожу. По выпучивает глаза, но молчит. Арсений присаживается рядом с Антоном на корточки. — Я задаю вопросы вы отвечаете, хорошо? — Хорошо, — По кивает как болванчик и добавляет, тараторя: — А у тебя правда есть поместье с виноградниками у моря в Омске? Арсений даже в лице не меняется. Антон не смеется, безуспешно пытается поймать его взгляд и найти хоть какую-то эмоцию в показном спокойствии. — Вы накуренные еще. Что вас сюда привело? Анаша? — Цистерна кобальта шестьдесят, — отзывается Антон. Арсений вскидывается. — Подробности! — Андроиды продали украденную у вас цистерну мне. Арсений зависает на несколько секунд. Подоспевшая Мириам нахмуривается, но не комментирует. Шагает ближе к По. — Мы приехали, — продолжает Антон, — увидели грузовики, улетающие к городу, потом нашли трупы. Все. — Ясно, — Арсений встает. — Мириам, освобождай господина По и забирай на разговор. По таращится на Антона умоляюще. Антон поджимает губы. — Я начинаю, — предупреждает Мириам, — не дергайся! По закрывает глаза. Мириам делает вдох и легким быстрым движением разрубает металл. Удавка приходит в движение, рассекает По плечо и со свистом улетает на пару метров. По натурально взвизгивает и отпрыгивает от Мириам, она торопливо хватает его за руку и тянет на себя. — В машине аптечка, идем. — Господин По, — кричит Арсений вслед, — можете попробовать уговорить ее на ужин в хорошем ресторане и беседу по душам, иначе вас ждет допросная. В крови, не отмыли еще. — Придется прихватить и меня, — встревает Де Сото. — Ты с образцами человеческой крови закончил? — интересуется Арсений. — Почти. — А меня освободить никто не желает? — Антон скалится, сверкая зубами. — Я могу всем ужин в хорошем ресторане оплатить и с каждым побеседовать. — Нет, нет! — отбривает Арсений, мило улыбаясь в ответ, — никуда не уходи, побеседуй со мной, — и шепотом: — Тем более я понятия не имею, как снять с тебя удавку. — Ножницами? — хрипит Антон, с возрастающей паникой наблюдая за удаляющейся Мириам с ножницами в руках. Арсений мотает головой. — Твоя удавка из новой серии, толще. Разрезать не выйдет. — Еще варианты? — Дай мне время. — Я с образцами закончил, — докладывает Де Сото. — Можно мне в ресторан? — Отправь на анализ. Неофициально, Джимми. — Я понял. И надо бы обсудить это дерьмо. — Завтра. Арсений очень спокоен внешне. Чрезвычайно спокоен. Бомба с отсчитывающим последние минуты таймером. Де Сото не догоняет, кривится. — Помощь нужна? — Тишина нужна. Уезжайте. Машину на крыше припаркуйте. И аккуратно веди. — Как ты я небоскребы таранить не буду, обещаю, — Джимми вздыхает заебанно. — Кадмин, серьезно, четыре руки лучше чем две. — Уезжайте. — Я резак тебе оставлю. — Резаком я в нем дыру прожгу. — В районе легкого. Откачаешь, сто процентов. — Не нагнетай, — рычит Антон. — И По не трогай. — При даме, Шастун? Ни в коем случае. — Мириам в упор мне в ебало стреляла… — А ты мотоциклом ее расплющил. Мы друг друга стоим, не прибедняйся. И не беспокойся, мистер По вернется домой в целости и сохранности. Заодно проверим, не поджидает ли его уже кто-нибудь нам бы пригодившийся, — вот сейчас лицо Де Сото приобретает кровожадное выражение, но Арсению он задает вопрос с очевидной жалостью: — Кадмин, ты реально вскрывать собрался? Ты ж его по частям домой повезешь. — Приятного аппетита, Джимми, до завтра, — с нажимом произносит Арсений. Его внутренний таймер отсчитывает последние секунды. — Отпишись хотя бы. Джимми снова вздыхает звучно, медленно выдыхает. И идет к Мириам и По. Арсений стоит как столб, пока машина не взмывает вверх, и только потом оборачивается к Антону, и теперь ярость на его лице читается явственно. Он молчит. Антон молчит тоже. Арсений вытаскивает фонарик из кармана, включает и медленными шагами движется куда-то в сторону. Антон наблюдает за балетными па Арсения среди трупов пару минут и тихо спрашивает: — Что ты делаешь? — Ищу такую же удавку. — Чтоб мы вдвоем тут памятниками стояли? — Чтоб на ней потренироваться. — А ты хоть раз пробовал эту штуку вскрывать? — Не было нужды. Она не для фиксации, она для убийства, — Арсений поясняет неохотно. — В бою отлично работает. Удобно, когда чужая броня не простреливается. Режется зато почти всегда отлично. Ну и против андроидов эффективно, как видишь. Антон морщится. — Просто бросаешь удавки в толпу и ждешь? Арсений даже не оглядывается, продолжает осматривать трупы. Произносит устало: — Днем же договорились, что, если нужна помощь, ты ее попросишь. Почему сразу не позвонил мне? — Прости меня, — выдавливает Антон, — я идиот. — Нашел, — вдруг радостно вскрикивает Арсений и шарахается в сторону. Антон слышит свист. Куча металла и пыли взлетает в воздух. — Арс! — Я живой, — отзывается он сразу же. Антон его больше не видит. Но спиной ощущает остро. Сердце стучит, грозясь спровоцировать удавку. — Арс! За себя Антон не боится, но паника из-за Арсения удушливыми волнами поднимается от груди в голову. Свист. Грохот. И тишина. — Арс, твою мать! — Я жив, все нормально. Арсений появляется в поле зрения с туловищем андроида без ног в руках и швыряет его на несколько метров вперед. Удавка, взвизгнув, обматывается вокруг пластика в районе груди. Арсений выдыхает с облегчением: — Получилось. Кладет фонарик на землю, достает из кармана маленькую коробочку и склоняется к удавке. Антон пялится в чужие лопатки. — Арсений, ты в порядке? — Порезался. Дома еще. Томаты на салат раскромсал и мизинец. Забавно, я могу голову ножом отрубить, но проиграл битву с овощами. Кстати твоя кухня в кровище. Моей и томатов, — Арсений прыскает больше истерично, чем весело, и затихает. — Надо было удавки в овощи кинуть, — зачем-то говорит Антон. И мастерски заряжает атмосферу. Арсений разворачивается и встает. — Ты прав. Так проще. Я мясник. Не помню уже, когда в последний раз имел дело с овощами. — Прямо сейчас, — Антон ухмыляется. — Ты же со мной. Только не в салат, ладно? — Ты совсем ничего не боишься, да? — хрипит Арсений. — А я боюсь. Он медленно подходит и протягивает руки. Сначала к лицу, но быстро опускает на грудь и замирает, не глядя в глаза. — Ты чего? — шепчет Антон. — Не пугайся, — Арсений достает бластер из-за пояса джинсов. — Домой полетим буквально через пару секунд. И стреляет. Антона продирает мощным электрическим разрядом. Удавка просто раскрывается и падает к ногам. Тишина звенящая. Арсений удерживает за плечи, не дает сползти на землю и говорит что-то, но Антон не слышит, сипит: — Самые жесткие шокеры в моей жизни. — Антон, — собственное имя читается по губам легко. И звуки наконец прорываются сквозь шум в ушах. — Антон! Антон, ты как? — Не ожидал, что ты шмальнешь в меня из бластера. Думал, вскроешь коробочку эту на удавке, провода резать будешь, как на бомбе. Красный, синий… — Я вскрыл, предполагал, что там хитровыделанные магниты — убедился. Деактивировал электричеством. Я с салатом сегодня справиться не смог, — Арсений демонстрирует пластырь на мизинце. — Точно не стал бы рисковать и ковыряться в оружии, которым не пользовался давно. Антон обхватывает чужое запястье. Смешной розовый пластырь смотрится нелепо, контрастирует с обстановкой до рези в глазах. Неуместно простая вещь среди грязи и крови. В груди почему-то зарождается обида. На мир. На обстоятельства. На Арсения. За салат. На себя из-за купленного давно яркого пластыря. — Розовый? Арсений высвобождает руку и убирает за спину. Улавливает, о чем на самом деле вопрос. — Я не знаю, что мне делать, Антон, — повторяет на выдохе: — Я не знаю, что мне делать. — Дома большая аптечка, залечил бы порез за секунду. — Ты же совсем не боишься. Ничего не боишься, — Арсений отворачивается. — Вызови свой мотоцикл. — И целый ворох стандартных телесных пластырей. Розовый я из тура привез, умудрился натереть обе ноги новыми розовыми кроссовками. В тон купил. Сережа ржал, пиздец. — Мотоцикл вызови, — просит Арсений. — Мне больно и хорошо от мысли, что ты, знаешь, нихрена не умеешь готовить, засрал мне кухню, с овощами ругался, я уверен, в слух, порезался и намотал пластырь. Не телесный. Розовый. Это, блядь, ты. Никто другой не выбрал бы розовый… И я боюсь, что ты из моей жизни исчезнешь. Я поэтому здесь, — Антона пробивает на смех: — А за мотоциклом придется идти к началу свалки. Его мусором завалило. Сам не выберется. Арсений веселья не разделяет, мгновенно скрывает обреченность и страх под маской спокойствия. Глаза выдают, темнеют. — Антон, давай в тишине пройдемся. Антон кивает. Он уже сказал все, что смог. И хотел. Оправдался, хотя Арсению оправдания вряд ли нужны. Ему, кажется, достаточно подобия нормальной жизни. Антон даже это не способен дать. Хреново играет свою роль. Арсений тащится, едва перебирая ногами. Смотрит в землю, но спотыкается. Антон не обгоняет, дает пространство. По темноволосому затылку пытается понять, насколько сильно объебался. И как выползти из лабиринтов своей и чужой головы, если внезапных поворотов и тупиков там больше, чем на этой гребаной свалке. — Мы заблудились, — сообщает Арсений. — Ты шел уверенно. — К своему поместью с виноградниками у моря. Но пришел в тупик. По карте тут проход. Был. — У тебя есть карта свалки? — искренне поражается Антон и прыскает: — По теперь думает, что Омск — это маленькая Италия. — Спутниковый снимок местности. Почему По так думает? — Омск — княжество. Ты граф. Титул достался от отца. Арсений смаргивает. — Ладно. Антон, а мотоцикл где? Антон обводит горы мусора руками. — Здесь. Проход реально был. Но схлопнулся. Мотоцикл завалило. — Как? — Арсений сразу же отмахивается от собственного вопроса: — Нет, не хочу знать. Я такси вызову. — А оно к нам сюда приедет? — Какое-нибудь приедет. — Подождем значит, — Антон пожимает плечами, — выбора особо нет. Арс, прости меня. Я должен был позвонить тебе, рассказать… — Да, — рявкает Арсений, делает глубокий вдох и шепчет: — В следующий раз позвони. Я за совместные планы на вечер. Даже если придется бродить по свалке в поисках радиоактивной цистерны. И выхода. — Но лучше салат и сериал. — Забудь про салат. Как ты оплачивал кобальт? — С болью в сердце за кровно заработанные, — Антон зажимает переносицу пальцами и хмыкает. — Арс, с черных счетов я оплачивал. Не отследить. — Надеюсь, кобальт не взорвут в ближайшее время, иначе теракт повесят на тебя. Ты очень удобная кандидатура сейчас, не находишь? — Ты думаешь кобальт реально собираются взрывать? Арсений отворачивается. Садится прямо в кучу мусора и роняет голову на грудь, утыкаясь взглядом в обувь. Антон не решается переспросить. Под черепом и в груди ощутимо разворачивается тревога. Какая-то не оформившаяся мысль вместе с болью долбит виски. Спустя полчаса гнетущего ожидания прилетает несчастное такси. Не такое холеное, как его собратья из богатых районов. — Эта колымага старше нас с тобой, — бормочет Антон. — Садись уже, — говорит Арсений и забирается в машину, даже не отряхнувшись. У салона максимально усталый вид. Протертые до дыр кресла, истыканная сигаретами, расписанная разными нехорошими словами и подтекающая крыша. Антон чувствует родство. Его крыша тоже подтекает. — Сунь хуй в чай и вынь сухим, — цитирует неизвестного автора Арсений. — Маркер у меня под жопой. Желаешь обесчестить сие пространство своим автографом? — Титул не позволяет, знаешь ли. — Ой-ой-ой, — Антон корчит гримасу, — а я нарисую что-нибудь. Тебя нарисую. Арсений кривит рожу в ответ. На крыше между «хуем в чае» и словом «пиздец» появляется круг-лицо, в нем точечки-глазки, прямая линия-рот… — И волосяки. Много волосяк, — Антон нафиг закрашивает весь свой рисунок. — Не похоже, — бурчит Арсений, отбирает маркер и расписывается рядом с рисунком. Получается «АРС пиздец». Антон согласен. За грязными стеклами уже мелькают небоскребы. Червь-поезд метро проносится по трубе над потоком. Такси, выигрывая в шашки, обгоняет несколько других машин и летит, явно превышая скорость, к нужной крыше. Паркуется аккуратно на удивление. Плавно опускается на свободное место, ничего не задев, и распахивает задние двери. Мелодичный женский голос сообщает: — Мы приехали. Спасибо за поездку. Антон выбирается из такси сразу в пятничный вечерний балаган. Кто-то пьет вино из бокалов, расположившись прямо на багажнике своей машины. Замотавшаяся в гирлянду девушка за баром набрасывает в себя яркие шоты один за одним штук пять. На диванчике за столиком с видом на город обжимается парочка. Парни перебрасывают друг другу светящийся мяч, грозясь выкинуть его с крыши. У горизонта в океане умирает солнце. Арсений теряется среди огней и веселья, сжимается весь, будто становится меньше. Вырывается из гудящей толпы и забегает в лифт. Антон догоняет и касается руки. Цепляет мизинец, перебирает пальцы, окольцовывает запястье. Ведет носом по плечу. Арсений сдается дома, когда закрывается дверь. Тянет Антона на себя, впечатывается в стену, целует жадно и притирается грязно и очень правильно. Антон приникает к шее, расстегивает чужие джинсы, стягивая к коленям вместе с бельем, и обхватывает член. Арсений стонет глухо, подставляясь под поцелуи. Хрипит: — Тебе будет плохо. Я тебя отравлю. Антон мотает головой. Свободную руку запускает в темные волосы, соскальзывает на спину по позвоночнику до ягодиц. Жадно любуется тем, как Арсений реагирует на каждое касание. Стоны превращаются в скулеж. Антон отстраняется на секунду глотнуть воздуха и снова приникает к губам. Арсений будто пытается выпить душу. Отвечает лихорадочно, безумно, даже когда проваливается в оргазм. Продолжает целовать, подрагивая под пальцами. А потом съезжает по стене на колени. Прямо в кучу обуви. Антон опускается на пол вместе с ним и обнимает, зарываясь носом в шею. Расслабляется, слушая стук чужого сердца и стихающее дыхание. — Антон, зачем? — на выдохе спрашивает Арсений. — Ты купил цистерну. А дальше? — Отдал бы тебе. — Подарок? — Можно и так сказать, — Антон поднимает голову с плеча, мазнув щекой по щеке. Смотрит в глаза. — Арс, кобальт забрали посланники? — Я не знаю, не исключаю. — Как ты можешь не знать? Арсений высвобождается из объятий. — Я больше не командир корпуса. Даже если кобальт забрали посланники, это было сделано неофициально. — Зачем им цистерна, перепродать? Они же не станут ее взрывать? — Станут, — Арсений сжимает зубы, — неофициально. Есть много вещей, которые посланники делают неофициально. Имитация экологических катастроф, например. — Арсений, что случилось на Инненине? Доля секунды. Антон замечает в чужих глазах животный ужас. Успевает поймать запястья, буквально рухнуть сверху всем собой и уткнуться лбом в грудь. Антон успевает поймать. Арсений прячет лицо в его волосы, говорит срывающимся голосом: — Подловил, молодец. Антон вжимается сильнее. — Я с тобой. — Я убил людей. Я отдал приказ. — Я знаю.***
— Вы доверяете врачам, которые вас лечат? — М-м-м, да. Я не сам их выбирал конечно. Друзья выбирали. Друзьям я доверяю. — Понимаю. Просто есть проблема. Это снимок вашего мозга от позавчера. Антон внимательно пялится в планшет, будто понимает хоть что-то. — Мне сказали, ничего критичного. — Ничего критичного. Есть надежды на восстановление при условии, что вы проносите оболочку еще лет тридцать и не умрете. — Очень надеюсь на хороший исход. — А это снимки вашего мозга, которые сделал я. Видите разницу? Даже на непрофессиональный взгляд Антона разница очевидная. Его мозг похож на дырявый грецкий орех. Врач молчит. Видимо ждет хоть какой-то реакции. Антон открывает рот, но слов не находит. Горло предательски сводит спазмом. Начинают подрагивать кончики пальцев. — Мистер Шастун, Антон, маловероятно, что я ошибаюсь, но я настоятельно советую вам сделать снимки еще раз самостоятельно. Без участия ваших врачей, разумеется. — Я понял вас, — Антон через силу кивает и встает. Просто пройтись от дивана до стены кажется жизненно необходимым. — Мистер Шастун, поговорите со мной. Я бы дал вам сколько угодно времени… — Закройте дверь, пожалуйста. — Зачем? — Не хочу, чтобы Арсе… Кадмин слышал. — Возможно ему стоит узнать, — доктор неодобрительно хмурится. — Я вас прошу, не говорите ему. Умоляю, — голос срывается, — не говорите. Я ваш пациент. Врачебная тайна. — Вас пытаются убить. — Опухоли неоперабельные? — Скорее всего. Антон сжимает зубы и рычит: — Значит я и так уже мертв. Сколько мне осталось? — Три-пять лет при правильном лечении. При лечении, которое вы получаете сейчас, не больше года. Через пару месяцев вы уже вряд ли с постели встанете. Вас убивают, — Черлетти дергано встряхивает планшет, — вы осознаете? — В полной мере. Но Кадмину я скажу сам. Я прошу вас, — Антон выдыхает. — Просто напишите, что я должен сделать. Вы надолго задержитесь на планете? — Сколько вам потребуется. Я здесь ради вас. — Ради меня молчите. Я скажу сам. — Хорошо, мистер Шастун, — доктор кивает, морщась. — Для начала пройдите полное обследование. Могу посоветовать клиники в нижнем городе. Или найдите сами. Их полно. — Пройду сегодня. — И отключите имплант. — Отключу. — Расскажите мистеру Кадмину. Он защитит вас. — Защитит, — соглашается Антон. Кто его защитит? Арсений крайне энергично врывается в кабинет, оттормаживается только рядом с диваном. И каким-то абсолютно детским жестом стирает кровь из-под носа. Антон округляет глаза. — Что случилось? — Умойтесь, — флегматично предлагает Черлетти и указывает на раковину в углу. — Не ожидал увидеть андроида среди людей, пытавшихся украсть нашу машину. — О, андроидов действительно много, мистер Кадмин. Как здесь все изменилось за сорок лет. Удивительно. Раньше на улице едва ли можно было встретить хотя бы парочку без хозяев. — Скоро им и права дадут, — отзывается Арсений мрачно. Подходит к раковине и засовывает голову под кран. — А вы против? — интересуется Черлетти с веселым прищуром. — Я воздержусь. — Ваше право. Вы кого-нибудь убили? Мне запустить печь? — Нет, мы договорились. — Вы в крови. — Бывает. — Ар… Кадмин, — вмешивается Антон, — ты в порядке? Арсений оборачивается и бьется затылком о полку над раковиной. Шипит, морщась: — Был в порядке, если прямо сейчас не получил сотрясение. Доктор демонстрирует сканеры, оттопырив карман. — Могу проверить и вашу голову. — Не стоит, я в порядке. А мистер Шастун у нас в порядке? — Вполне. Он вам сам все расскажет.