Shawn Mendes feat. Khalid –
Youth
Чонин устал. У него нет сил больше продолжать этот бесконечный день сурка. Но каждый день он просыпается, чтобы снова понять, что он устал. У Чонина каждое утро нет голоса, потому что по возвращению домой, пока никто не слышит, он душит хриплые крики в подушке, что насквозь уже пропитана его болью и кровью, которую он выплёвывает вместе с бледно-фиолетовыми лепестками розмарина. В нём вместе с цветами накапливается в огромных количествах боль, которую он не показывает никому. Он не позволяет ей вылиться за пределы его порванной души, не позволяет её длинным рукам утянуть его на дно. Чонин не позволит разрушить его юность, не позволит забрать у него всё то, что есть у других. И пока он просыпается по утрам, он будет продолжать бороться. Пусть с каждым днём противные цветы заполняют лёгкие всё сильнее, не позволяя вдохнуть нормально. Он не спит спокойно ночами, давясь хрипами. Ему нужно сосредоточиться, поэтому ночью он выходит на улицу, прогуливаясь вдоль обшарпанных серых домов. Его сердце разбито, а надежда, кажется, умерла далеко не последней, как любят говорить. И Чонин, быть может, справился бы уже давно, если бы не он. Если бы не тот, из-за кого он умирает в цветах. Потому что вот он, Чан, ходит совсем рядом, смотрит обеспокоенно и спрашивает, в порядке ли Ян? Он не в порядке, абсолютно точно не в порядке, но отвечает с привычной улыбкой: «Всё прекрасно, хён!». Чонин врёт каждый раз, и от этой лжи кажется ещё больнее, нежели от удушающего розмарина в грудной клетке. Ян уходит с общего обеда, потому что «Хэй, вы слышали сегодня Уджина-хёна на репетиции? Хён такой молодец!». Он закрывается в туалете и спускается по стене вниз, на холодную плитку, зажимая горло руками, чтобы истеричные всхлипы были тише. Лепестки снова рвутся наружу, но только в тысячу раз сильнее, чем раньше. Чонин падает на колени, выплёвывая сгустки крови вперемешку с фиолетовыми цветами и слезами, размазывая их по кафелю. Руки пачкаются в крови, и сил не осталось совсем, поэтому он кричит и захлёбывается, понимая, что сдаётся. Дверь снаружи кто-то дёргает, пытаясь открыть, и этот кто-то зовёт Яна по имени. У него уши заложило от собственных болезненных стонов, поэтому не сразу становится понятно, что за дверью Джисон и Феликс. Чонин из последних сил подползает к двери, весь в крови и слезах, с чёртовыми лепестками розмарина на одежде, в уголках рта и в лёгких. Сипит задушено, одни ли они, и, получая положительный ответ, поворачивает замок в обратную сторону. Всё, теперь он полностью сдался, теперь он лишь жалкий заложник мерзкой старухи боли. Друзья подлетают к младшему, с полными шока и непонимания глазами, оглядывают парня и ужасаются. Джисон тараторит что-то про больницу, Чонина и Чана. Услышав имя последнего Ян отчаянно хватается за рубашку держащего его Феликса, пятная её в алый, и глотая рыдания умоляет никому ничего не говорить, умоляет просто помочь ему умыться и добраться незамеченным до общежития, а потом он им всё объяснит. Феликс шепчет хрипло, что они сделают так, как он просит, только чтобы он не отключался. Джисон остаётся в туалете, чтобы убрать следы чужих страданий с глаз долой, а Феликс усаживает Чонина на спину, объясняя, что скажет всем, что их младший просто вымотался и уснул, а он его решил не будить и принёс на себе. Ян только слабо кивает, закрывая глаза. Цветы всё ещё стоят комом в горле, но сейчас нет сил, чтобы от них избавиться. Чонин приходит в себя только когда Феликс заходит в общежитие, сразу же привлекая к себе внимание. Первым слышится голос Чанбина, а после подключаются остальные. Пока Ли рассказывает каждому выдуманную причину по которой их макнэ в бессознательном состоянии у него на спине, сам Чонин удерживает себя в сознании, словно держится кончиками пальцев на краю обрыва. И ему помогает сделать это знакомый до металлического привкуса на языке голос. Чан подлетает к ним, с неподдельным волнением в голосе спрашивая, что случилось. И Чонин опять чувствует, как к горлу подступают цветы, а нос щиплет от непрошеных слёз. Он незаметно, совсем невесомо дотрагиваться до руки Ли, и тот на удивление понимает, чего от него хотят. Сказав что-то о том, что нужно дать младшему отдых, Феликс быстрым шагом доходит до нужной комнаты и первым делом бережно укладывает Яна на кровать, а после закрывает дверь изнутри, будто читая чужие мысли. Попытки хоть немного привстать отдались жёлтыми кругами перед глазами и парой лепестков на раскрытой ладони. Чонин буквально крошится внутри, прорастающие сквозь рёбра цветы розмарина словно ломают кости, и кажется, ещё чуть-чуть и они доберутся до сердца. Тогда все страдания закончатся. Эта мысль током проходит по венам и заставляет испугаться. Он не хочет умирать. У него юность, за которую он так остервенело борется. Или боролся? Чонину только сейчас становится так страшно. Ему не было страшно, когда он впервые выплюнул на подушку горсть лепестков, когда понял, что так просто ему от этого не избавиться, даже полчаса назад на холодном кафеле в собственной крови ему не было страшно. Больно – было, а вот страшно – ни разу. А теперь он думает, зачем же продолжает сам себя уничтожать. Хотя нет, не так. Зачем позволяет себя уничтожать. Пока в комнате только он и Феликс, не решающийся нарушить тишину, у Яна есть время подумать. В голове вдруг начинает звучать голос, спрашивая, как парень думает, в чём же его проблема? Чонин понимает, что это голос оставшегося разума, и решается продолжить внутренний диалог, отвечая, что главная его проблема – он сам. «Нет. Подумай лучше. Главная твоя проблема – не ты и даже не Чан, а твоя больная привязанность. Ты думаешь, это любовь? А разве та любовь, о которой ты мечтал, может причинять столько боли?». Чонин отвечает, что он влюбился по-настоящему, что он Чана просто любит безответно, а боль – просто признак того, что его любовь чрезмерно сильна. «А Чану твоему нужна эта любовь от мальчишки, который сейчас ломается и осыпается? Подумай, нужны ли ему твои слёзы и твои рваные чувства? У него куча своих проблем, помимо глупого влюблённого ребёнка, который не смог ничего сделать сам и сдался, падая в яму отчаяния. Остановись и выкини свои бредовые фантазии, тогда ты, быть может, станешь свободным». И Чонин не находит ответа, понимает, что внутренний голос прав, признаёт, что его чувства себя не оправдывают и не принесут ничего ни Чану, ни ему особенно. Потому что у него от этой любви розмарин цветёт совсем рядом с сердцем, а если бы он остановил себя раньше и не пытался сопротивляться, то быть может он и не знал бы, насколько сильной может быть старуха боль. Феликс всё ещё сидит на соседней кровати и смотрит на Яна, когда он кивает ему на дверь, без слов прося оставить его одного. Ли смотрит долго, с читающимся в глазах беспокойством и непонятным сожалением, но просьбу выполняет, на выходе бросая короткое «не натвори глупостей». Чонин не знает, почему старший сказал именно это и почему смотрел так, будто знает и понимает, что с ним творится, словно прочёл его за минуты как отрытую книгу. Но эти мысли вытесняют другие, более важные для него сейчас, потому что Чонину кажется, что после отказа от своих чувств его грудная клетка опустела. Он прокашливается, ожидая снова увидеть ворох цветов вперемешку с густой кровью. Но ничего. Только неприятная тупая боль сидит в горле, а вот на раскрытой дрожащей ладони – ничего. На ватный ногах поднимаясь с постели, он чувствует только головокружение, которое сейчас не кажется значимым, он словно проснулся от кошмара. Но только вот воспоминания вполне себе реальные и окровавленная с одной стороны подушка тоже далеко не плод воображения. И Чонин всё ещё не верит, он должен убедиться, что больше не умирает, что не ломается дальше. Он только легко толкает дверь и видит сидящего под ней Чана. Он…волновался? При взгляде на старшего больше не чувствуется, как розмарин прорастает сквозь рёбра с новой силой. Только привкус металла появляется на языке, но скорее уже рефлекторно. Чан же, заметив, что Ян открыл дверь, вскакивает с пола и смотрит обеспокоено, в его взгляде плещется тревога. А как только осматривает парня беглым взглядом, замирает от шока. Одежда его в багровых разводах и непонятных кусках чего-то бледно-фиолетового. Ему очень хочется задать тысячи вопросов сразу, но вместо этого крепко прижимает к себе мальчишку, чувствуя во рту вкус крови и выплёвывая на подставленную руку жёлтый цветок акации.