***
Гриша сел за стол, закуривая свою сигару. На столе уже лежали письма с сургучевыми печатями. Он сел и открыл первое, по всему самое срочное. Разрезав его, Григорий достал письмо и развернул его. По мере прочтения, брови его поднимались все выше. В ночь с 16 мая на 17 сего года, в имение Шефер была найдена мертвой его хозяйка, Лидия Ивановна Шефер. Исходя из показаний лекаря, женщина совершила самоубийство. Поместье в тот час выставлено на торги, которые состоятся 20 мая 1857 года. Григорий опустил письмо. Шефер умерла, сгубив свою душу, а о смерти её стало известно лишь сейчас. Наверняка, все крепостные на радостях похоронили её, как полагается, без оградки и креста, но даже вовремя не известили об этом. — Фрол! — крикнул Григорий и лакей тут же появился перед ним. — Пусть коляску закладывают. Только пани ничего не говори. Тот исчез и Гриша затушил свою сигару, готовясь к отъезду. Не сказать, что он обрадовался такому. Все же, Лидия умела вести дела и очень выгодно. А сколько сделок было с ней заключено ещё с отцом, не сосчитать. Но смерть её — ужасна, как и дела, содеянные ею. Гришу не волновало, как Лидия обращалась с крепостными — их страдания только их волновать должны. Но Катя…она била её, унижала, едва ли не убила вовсе. Так пусть поплатится за это на том свете.***
Все дворянство собралось около усадьбы Шефер. Облачённые в чёрное, они смеялись и шутили, выражая соболезнования только Захару. Приказчик ходил между собравшихся, гадая, кому достанется поместье, земли, поля дальние и близкие. Григорий вышел из кареты, осматривая всех присутствующих. Он не видел никого из них уже очень и очень долго. Совсем затворником стал. Мужчина поправил цилиндр и его тут же обступили помещики, здороваясь. — Григорий Петрович! — раздался голос за его спиной Суслова. Гриша доброжелательно повернулся к нему. — Что же вы, любезный, не показываетесь на люди. Мы уж совсем позабыли, как Червинские выглядят. — Всё дела. Сами понимаете, — Гриша пожал его толстую руку. — Не хочу разорить все то, что так долго и кропотливо собиралось моим батюшкой. — Это верно. К слову спросить, — Амвросий Юльевич улыбнулся, а его маленькие глазки блеснули. — Как там поживает девка крепостная, которую вы выкупили? Или сбежала уже? Червинский ухмыльнулся. — Лучше всех. — Что же это значит? — Я женился на ней, — честно ответил Гриша. Пора говорить всем, что у него есть жена, есть дочь. Ему не важно было, что подумают. Все равно не посмеют сказать это прямо. Да и защитить двух самых дорогих ему женщин Гриша сможет. — Боже правый, — Суслов перекрестился. — Вы, право, шутите? — А разве с такими вещами шутят? Лучше скажите, как же померла госпожа Шефер? — Повесилась. Жуткая и некрасивая смерть. Но, погодите, мне более интересно другое… Но Гриша склонил голову, давая понять, что разговор окончен, и жест этот выглядел скорее немой усмешкой, чем уважением. Он прошел далее, и аукцион начался.***
Катя быстрым шагом шла по поместью. Ей было одиноко — и она старалась не думать, что это изнывающее чувство связано с отъездом Гриши. Катерина чувствовала борьбу внутри себя: она облегчённо вздыхала, когда мужа не было дома, но ей хотелось его скорого возвращения — только потому, что тогда она не была одна. Она как раз спускалась по лестнице, когда в дверь вошёл Гриша, снимая дорожный плащ и цилиндр, отдавая лакею. Катя спустилась по лестнице, встречая его, игнорируя то чувство радости, связанное с его приездом домой. — Я думал, после нашего сегодняшнего разговора ты снова не будешь выходить из комнаты, — Гриша поцеловал её в щеку и пошёл в кабинет. — Пройдем со мной. Катерина последовала за ним, отставая всего лишь на один шаг. А, может, мы ещё сможем стать женой и мужем, настоящими, без ссор? Только подумала это Катя, как Гриша открыл перед ней дверь и пропустил в кабинет. Катя присела в кресло, следя за движениями Гриши. Он сел напротив, потирая ногу и немного хмурясь. — Нога? — Катя спросила тихо, лишний раз не желая вступать с ним в размолвку. — Погода меняется, вот и ноет. Не бери в голову, — он махнул рукой, кладя перед Катей бумагу. — Нельзя все время терпеть такую боль, — Катерина пыталась заглянуть ему в глаза, убедить, что она права. Её рука скользнула по столу, но не осмелилась накрыть руку мужа. И Гриша заметил это. — У меня хорошие новости. Я купил поместье Шефер. Катя уставилась на него, немигающим взглядом. — Лидия Ивановна скончалась несколько дней назад. Самоубийство. Катя откинулась на спинку кресла. Странное слово резало слух и её руки затряслись. Память о Алеше все ещё жила, раны затягивались. Но он также убил себя. Лишил жизни, будто бы это всего лишь пыль. Оставил Катю саму против всего мира. — Зачем тебе это поместье? — Не мне, а нам. Кто знает, Катя, что случится со мной в будущем. А такая усадьба, как у неё, да ещё и с сотнями душ, может неплохо прокормить и обеспечить. Катя вспомнила о Ярославе, о её семье и о маленьком Илько. И мысль увидеть их явилась сама по себе. — Пожалуйста, позволь мне съездить туда. Гриша не медля кивнул. — Я с тобой поеду. Только отдохну немного, — он поднялся, всё также потирая ногу, и вышел из кабинета. Катя расправила складки на муслиновой ткани и поднялась на ноги. Ей нужно было становится сильнее, жёстче, мудрее. И тогда она сможет держать и Григория, и всех остальных так, как угодно.***
Гриша подал ей руку, помогая выйти из кареты, и Катя оказалась перед поместьем. Она крепко ухватилась за его руку и пошла следом в дом. На пороге новых хозяев встречал Захар, который узнал в дорого одетой барышне Катерину. Червинская поздоровалась с ним, неловко рассматривая все вокруг. Ей чудилось, что это сон. Что сейчас она проснётся ранним утром и Лидия вновь начнёт глумиться над ней, побьет, высечет… Григорий приказал собрать всех крепостных у дома, а сам повёл Катерину вглубь дома. Они прошли в гостиную, и Червинский начал осматривать приобретенные вещи, подмечая что можно продать, а что вовсе выкинуть. Катя коснулась своей щеки, чувствуя, как та горит диким пламенем. События годичной давности ещё были свежими. И вряд ли ей удастся когда-нибудь забыть об этом. — Надо же, — Гриша остановился около фортепьяно собственной матушки. — Стоит забрать его в Червинку. Сомневаюсь, что здесь есть кто-то, кто умеет играть. Червинская кивнула и прошла к инструменту, припавшему пылью. Она провела рукой по крышке, поднимая её. Тонкие пальцы нажали на клавиши, начиная играть мелодию. Ты скоро меня позабудешь, Но я не забуду тебя; Ты в жизни разлюбишь, полюбишь, А я — никогда, никогда! Голос её, теплым медом, обволакивал Гришу и он с улыбкой слушал. Только в голосе Кати сквозила заметная печаль и горечь. Она пела, смотря вперёд себя, а пальцы по привычке нажимали нужные ей клавиши. Эту песню она пела для Алёши. В который раз, она будто молила его о возвращение, о спасении. Но только музыка заканчивалась и Катерина возвращалась к себе, в свой собственный ад. — Всё хорошо? — осторожно спросил Гриша, кладя свои руки на её острые плечи. Катя поднялась и неожиданно поцеловала его, сама прижимаясь ближе. Руки Гриши тут же обвили её талию, опускаясь ниже. Катя целовала его, чувствуя избавление. Они впивались друг в друга. Не могли насытиться, не могли остановиться. Катерина знала, что пути назад нет. Но ведь он муж её, так можно же? Оторвавшись, Катя уставилась на него и улыбка не сходила с её лица.***
— Стали все! — крикнул Захар, доставая нагайку. Крепостные выстроились перед домом, создавая гул, чтобы увидеть новых хозяев. Катя держала Гришу под руку, наблюдая за хорошо знакомыми лицами. И несчастные узнавали в барышне девушку, которую босую и грязную приволокли, привязанную к повозке, отрезали косу и каждый день били. Катя увидела Ярославу и улыбнулась ей, а потом и Ильку. — Паны это ваши теперь, — начал Захар. — Кланяйтесь! Он замахнулся нагайкой и ударил по земле, поднимая пыль. Катя вздрогнула и Гриша заметил это, успокаивающе гладя её руку. — Прекрати, — он оборвал его одной рукой. — Слушайте все внимательно. Жить здесь ни я, ни Катерина Степановна не будут. Шеферовку и близь лежащие села и хутора будут присоединены к Червинке. Все комнатные девки будут работать в поле, некоторые уедут в Червинку. Если того пожелает Катерина Степановна. Катя никак не ожидала услышать своё имя, потому просто молча кивнула. — Пан мудрый и щедрый. Кто работать хорошо будет — того в Червинку заберу и не обижу. Кто ленится — тот своё получит. …Гриша подал руку жене, чтобы та села в карету, но Катя покачала головой. Было у неё ещё одно дело, которое хотелось завершить. — Я кое-что хочу сделать для одной женщины. — Акт милосердия? — Гриша ухмыльнулся. Она была слишком добра. — Нет. Эта женщина помогала мне, с того света достала. Если бы не она, то, может быть, и Елизаветы у нас не было. Против такого аргумента Гриша не мог пойти и отпустил Катю, сам взбираясь в карету. Катерина быстро прошла к дому, где жила ещё летом и увидела всё семейство у дома. — Ярослава! — крикнула пани. Крепостная повернулась на зов и улыбнулась, вытирая грязные руки об себя. — Пани наша, доброго здравия вам, Катерина Степановна. — Какая с меня пани. Как была Катей так и осталась. Я вот что хотела, — Катерина открыла свой мешочек и достала золотые монеты, протягивая их. — Возьмите. Пригодятся теперь. — Как теперь ты? — Хорошо всё. Дочь у меня родилась, Елизавета. — От пана? — Да. Я хотела поблагодарить, что тогда на путь истинный поставила. Лиза — это лучшее, что у меня в жизни есть. — Счастлива, значит? — Ярослава вытерла уголки глаз, но Катя промолчала, только крепко обняв её. — Если будут проблемы — вы пишите мне, я помогу, — Катя ещё раз крепко обняла и ушла, не желая задерживать Григория на долго.***
Гриша корил себя за то, что уделял дочери мало времени. Работа, проблемы с Катериной, постоянные недовольные селяне совершенно не давало времени для дочери. Она ведь росла, каждый день менялась, узнавала этот мир с новой стороны. Тихо зайдя в детскую, Гриша тут же увидел жену, лежащую в кресле. Она вытянулась, задремав после обеда, а на коленях лежала открытая книга детских сказок. Он подошёл к ней, рукой проводя по волосам, но Катя не проснулась, только немного сморщив нос. Тогда мужчина отошёл к кроватке. Дочка не спала, смотря большими глазенками на него. Она улыбнулась, и Гриша ответил ей улыбкой, беря аккуратно на руки. — Что же ты, Елизавета Григорьевна, маме ночью спать не давала, что она сейчас спит? — он поцеловал её в лобик. Рядом с дочкой, воплощением всего самого светлого, Гриша чувствовал себя грязным. Столько грехов на нем было, несчастий и как он только смеет подходить к самому светлому созданию? — Когда вырастешь я и тебе, и маме весь мир покажу. Девочка смотрела такими же глазами, как и у него,и это вызывало только улыбку у Гриши.***
Катя вертелась с боку на бок, не в силах уснуть. Гриши не было рядом — дела с шеферским поместьем все не были улажены — и сон для Катерины не шёл. В голове её кроились разные мысли, но не одна была спокойной. Девушка повернулась, рукой проводя по пустой стороне кровати и улыбнулась. Все же, она, сама того не ожидая, привыкла к нему. Привыкла спать, когда его крепкая рука прижимала к себе. Привыкла, что каждое утро он целует её, прежде чем проснуться и уйти. Катя редко отвечала, но все же, это приятно было. Брак не приносил Кате никакого удовлетворения до этого момента. Сейчас же ей было спокойно и тихо. И женское тело хотело ещё кое чего, иного. Она улыбнулась и глупая идея пришла в её голову. В браке ведь бывают и другие, приятные моменты. Катя поднялась, быстро накидывая на плечи теплый халат, выходя из комнаты. Тихими шагами, дабы никого не разбудить, Катя прошла к его кабинету, без стука входя. — Гриша? Он отложил бумагу и сигару. Оглядев жену бегло, Гриша усмехнулся. В мягком свете она была ещё более красива, чем обычно. — Ты долго ещё? — Не знаю. Не хочу на завтра оставлять. А ты почему не спишь? — Бессонница, — Катя улыбнулась уголками губ. Прости меня, Господи, прости. Рука Кати откинула волосы с шеи, и она подошла к столу, кончиками пальцев проводя по столу. Гриша откинулся на спинку кресла, смотря на жену и не понимая, что же она хочет. Только вот дыхание уже было тяжелым, перед глазами уже стояла пелена. — Мы женаты уже несколько месяцев и я подумала, — Катерина развязала полы халата. Сейчас или никогда. Пора забывать о прошлом, не думать о будущем. Жить с Гришей, пусть и без любви, но так, чтобы получать мнимое, но удовольствие. — Ты ведь понял о чем я, так ведь? Катя села ему на колени и рука Гриши тут же прижала её к себе. Он посмотрел на её губы и усмехнулся, когда Катерина облизнула их. — Ты же не любишь меня, — прошептал он, совсем тихо, осознавая, как тесно становится в штанах. Его рука плавно прошлась по линии позвоночника, останавливаясь только около бедра. — Но я хочу тебя. Так, как в первую ночь, — Катя окончательно избавилась от халата, оставаясь в одной тонкой сорочке, которая ничего не скрывала. Скорее, наоборот. Катя перекинула вторую ногу, удобно усаживаясь, вызывая трение сквозь штанину брюк. — А так бегала от меня, — прошептал ей на ухо Гриша, кусая мочку уха. — Катенька моя, милая... Она прикрыла глаза, когда рука Гриши накрыла её грудь, сжимая. В следующие минуты, она осталась без последней защиты в виде сорочки, торопливо расстегивая пуговицы брюк Гриши. Она дрожала от страха и холода, но ей хотелось быть нужной в тот момент, как никогда. Катя чуть приподнялась, и пальцы Гриши прошлись по её плоти, чувствуя полную готовность, и с резким толчком он вошёл в неё, вызывая тихий стон. Катя откинула назад голову, двигаясь и коготками впиваясь в его плечи. — Скажи мне, — простонала она. — Скажи, что любишь. Гриша припал губами к её шее, оставляя бардовые отметины, поднимаясь вверх. — Я люблю тебя, — прошептал он на ухо, с последующими толчками. — Только тебя. Он зарычал, изливаясь в неё и Катя на выдохе произнесла его имя, полустоном и полувскриком. Пусть. Пусть ей будет стыдно перед ним и собой, но сейчас это отходило на второй план. Существовали только Гриша и Катя, едины в своей борьбе. Катя прижалась лбом к его лбу и задышала. С каждым глотком воздуха чувствуя, как внутри всё наполняется теплом.