Прошел месяц…
Наталья Дорошенко, натягивая на руки атласные перчатки, вышла из помещения. Только недавно вернувшись домой, она сразу же захотела сшить себе новое платье да не одно, и лично поехала в центр Нежина выбирать ткань. Она выглядела и прямо отдохнувшей, с лёгкой улыбкой на лице, но её большие глаза выражали полную скорбь. Натали не готова была возвращаться так рано. Италия поглотила её своим теплом, морем, необычными блюдами. В родной провинции такого не найти. Да и к тому же местные мужчины находили её достаточно привлекательной — только сердце несчастной было разбито до сих пор. Каждую ночь она старалась не думать о том, какие бы у них были дети, внуки… Но это были всего лишь мечты. Детские фантазии. Раз уж он добровольно отказался от неё, то не быть им вместе и в будущем. Натали вернулась, только узнав о смерти Лидии. Николя, в срочном письме, рассказал о кончине подруги, упустив некоторые омерзительные подробности. Девушка оглянулась на свою горничную, отгоняя дурные мысли, и вдохнула свежий воздух. — Пани, ткани завтра привозить или к вечеру? — владелец вышел на порог, забыв уточнить важную деталь. — Завтра, — не глядя кинула Натали. Она готова была уже пройти к карете, когда взгляд её зацепился за девушку, шедшую в этот же магазин. Глаза её округлились, не веря увиденному, а улыбка стала ещё шире. — Китти! — воскликнула Дорошенко, идя ей навстречу. Катерина подняла голову и остановилась, не зная, что ей делать в этот момент. Ведь кланяться теперь не пристало. — Как я рада видеть тебя. — Здравствуйте, — Катерина кивнула головой, так же улыбаясь. Хотя, она и не узнавала в ней ту былую красавицу. Безусловно, Натали всё ещё была красива. Но что-то изменилось…она стала выглядеть взрослее, жёстче. — Взаимно. — Какая ты красивая стала, — Натали взяла её за руку, рассматривая платье с серыми кружевами и воротником с лентами. — Тебя и не узнать. — Благодарю. Да, многое и правда изменилось. А вы…вы навсегда вернулись? — Нет, — Натали покачала головой. — Но я хочу задержаться в Нежине. Хочу проведать могилу Лидии, её дом. Все ещё не могу привыкнуть, что её не стало. Она не заслужила этого. Катя промолчала. Одна её сторона говорила, что заслужила. Порой, ночью Катерина просыпалась в холодном поту, вспоминая себя в сыром подвале, подвешенную, без еды и питья. Слёзы душили её и только Гриша помогал ей очнуться, вернуться в спокойное и безопасное настоящее. Катя сейчас только начала понимать, как приятно, когда его руки прижимают к себе холодной ночью и успокаивающе гладят. — И все же, как ты нынче? — не унималась Дорошенко. — Всё хорошо, Наталья Александровна. — А Григорий Петрович? Вы видитесь? — тихо спросила Натали, всё же не упустив такую возможность. Катя перестала улыбаться, не понимая, от чего внутри явилось странное чувство. Что-то кольнуло. Захотелось развернуться и уйти, более никогда не видеть Натали. — Конечно видимся. Натали усмехнулась и посмотрела в сторону. Она не узнавала Катю. Это была уже не та милая воспитанница Анны Львовны. Было в ней что-то иное, взрослое. — Передавай ему мои теплейшие пожелания. Дорошенко ещё раз взглянула на Катерину и порывисто обняла её. Червинская обняла девушку в ответ, но тепла в этих местах не было. Ни смотря на всё, Катя так и не стала ей ровней. Было в Натали что-то, чего не было к Кати. И Катя осмелилась спросить её кое-что интимное, личное. — А вы все ещё влюблены в Григория Петровича, да? — Да, Китти, — только и сказала она. Натали развернулась и ушла, не сказав Катерине, что узнала её обручальное кольцо.***
— Где Григорий Петрович? — Катя оглянулась на Фрола, который выставлял жаркое перед ней. Она вернулась несколько часов назад, прямо к обеду, но за это время мужа не видела ни разу. Тот вернулся с Нежина, но не зашёл к ней и к дочери. Катерине это не понравилось, но она смолчала. Сейчас же это становилось все более и более странным — В кабинете. Закрылся и никого не пускает, — безразлично ответил крепак, протягивая хозяйке салфетку. Но она отодвинула его руку и встала. — Нет, я не буду есть без него. Катерина быстрым шагом вышла из столовой и прошла в кабинет мужа, без стука желая войти — только замок ей не подчинился. — Гриша? — она постучала, повышая голос. — Гриша! За дверью послышалось шуршание и замок щелкнул, пропуская Катю в комнату. Она зашла, чувствуя неприятный запах табака и паров опиума. — Что ты делаешь? Червинская прошла вглубь, хмурясь. Григорий сидел в своем кресле, вытянув ноги вперёд. Рядом стояла пустая бутылка с алкоголем, но он не был пьян. — Катенька моя, — Гриша протянул ей руку, но Катя так и осталась стоять посреди душного кабинета. — Что-то случилось? Ты выглядишь подавленным. — Нет, нет…— он устало вздохнул. Бороться с болью смысла более не было. Она побеждала, сеяла дурные мысли. Ему всё чаще и чаще снилась война, боевые товарищи и просыпался он от звука выстрела. Тогда нога жгла, будто к нему прикладывали раскаленное железо. — Я могу помочь, Гриша. Он промолчал, просто прикрыв глаза. На лбу блестели капли пота, испарина виднелась из-под мокрых прядей волос. У него был жар. Катерина подошла к мужу и приложила руку ко лбу. Его грудь тяжело вздымалась при каждом вздохе. — Боже, помоги, — прошептала Катя. …она помогла ему перейти в спальню, не без протестов уложив на кровать и укрыв тёплым одеялом. Руки Катерины дрожали, когда она подносила к его рту отвар, сделанный Павлиной. Запах был отвратительный, травы горчили, но это должно было помочь. Она не могла смотреть на него такого: беспомощного, совершенно безобидного. Павлина помогала Катерине, но та старалась все делать сама. — Дохтора надо, — тихо сказала Павлина. — Шоб хуже не было. Гриша застонал, открывая глаза. Те были прозрачными, в неизвестной дымке. — Тише, — Катя провела рукой по лицу, вытирая со лба пот. — Я сейчас же отпишу доктору. Но даже будучи в полубреду, не чувствуя ничего, кроме боли и шума в ушах, Гриша мог думать так же трезво и остро, как и всегда. Доктор сразу же поймёт в чём дело. И тогда правда всплывет. Никакие деньги, звания не помогут ему. — Нет, — он ухватил её за запястье и Катя дернулась, пискнув от боли. — Не нужно доктора. Гриша смотрел ей в глаза и Катя испугалась его напора, только кивнув. Он поцеловал ей руку горячими духами и отпустил. Катерина обиженно развернулась, возвращаясь к столику, на котором лежали лекарства. Её сердце тревожилось за здоровье мужа, а он так легкомысленно отказывался от помощи. Ему, быть может, и всё равно, но Кате — нет. — Пани, я принесу ещё мазь, — Павлина вышла из спальни барской, чувствуя напряжение, которое повисло меж супругами. Катерина кивнула ей и отпустила, возвращаясь к постели и садясь на краю рядом, откидывая край одеяла. — Нужно намазать рану. Может, температура уменьшится, — тихо сказала она, начиная выполнять манипуляции. Меньше всего она желала боли для него. — Прости меня, милая, — слабо сказал Гриша, следя за неё движениями. Катя покачала головой, немного улыбаясь. — Я сегодня видела Наталью Александровну, когда в Нежин ездила, — начала Катерина. То чувство, которое было равносильно ревности, всё ещё пылало в ней. — И как она? — Всё ещё влюблена в тебя. Гриша усмехнулся, заметив, с какой интонацией было сказано это. Катерина сдавалась. — Это никогда не было взаимным, тебе известно, — хрипло сказал он. Катя закрыла баночку с мазью и подсела ближе, нависая над ним. — Мне никто, кроме тебя, не нужен. Червинская улыбнулась и поцеловала его, прижимаясь грудью к его оголенной груди, чувствуя, как горит его тело. Ей ведь тоже — никто.