Cola

Её мучал голод. Терзал, изводил, выворачивал наизнанку. С тех самых пор, как тётя Лиза приехала погостить со своим новым мужем, не было ни одной ночи, когда Санса спала бы спокойно. Она слышала эти их стоны, их крики, и её сжирал голод. Выгрызал ей нутро словно волк. Это повторялось каждую ночь, и она снова и снова тихонько пробиралась на кухню за куском пирога или сэндвичем. Санса ела, но сытости не ощущала. Нет, едой невозможно задобрить зверя, ведь ему нужно нечто другое. Зверь хотел его. Дико хотел, жутко, болезненно остро. Это было похоже на жар, на горячку, на пламя. Только он был ей нужен с его седыми висками, загадочной полуулыбкой, пронзительными глазами, которые оставались серьезными, даже когда он улыбался. Но улыбался он редко. И только ей. Она следила за ним, она ловила каждое его движение, каждый жест, каждый взгляд. Он никогда не улыбался Лизе. Он улыбался ей одной. Заболеть мужем тётки, который старше тебя на четверть века, как ни крути - не самая удачная идея. Но зверь не даёт права выбора, он просто требует своё. Почему-то последние несколько ночей криков Лизы уже не слышно. Слышно только его. От этих его сдавленных стонов, рычания, громких и резких хлопков Сансе хочется выть. Он не может так трахать Лизу. Это попросту невозможно. Так хотеть это старое тело, чтобы даже рычать? Никогда. Санса знает, кого он хочет. О, она же не дура. Она видела, как он смотрел на неё у бассейна и после, во время дурацкой игры в шарады. Он смотрел как голодный зверь. Этот голод у них был один на двоих. Снова ночь, тишина и надрывная песня цикады в саду. Все давно уже спят. Санса ждёт. Вот они начинают трахаться. Раздаются хлопки, скрип кровати и стоны. И она раздвигает ноги. Закрывает глаза, начинает ласкать себя медленно, очень медленно. Представляет его без одежды, представляет себя перед с ним. Как он страстно её целует, прижимает к себе, платье - на пол рывком, треск материи оглушителен. Он настойчиво мнёт её грудь, он сжимает соски, забирает их в рот. Он проводит горячими пальцами у неё между ног, а она вся течёт и пылает, и хочет его в себя, до конца, до предела, до боли и крика. Чтобы он проникал в неё пальцами, чтобы сразу двумя или даже тремя, чтобы трахал её рукой, а она бы текла и стонала. А потом он лизал бы её между ног, погружая язык глубоко в её лоно, в эту самую сладкую щёлочку, из которой течёт нектар. И когда бы она не могла больше ждать, он вошёл бы в неё своим членом и вбивался в неё, и насаживал, так, чтобы хлюпало, намотав на кулак её длинные медные волосы… Пальцы быстро скользят и массируют клитор, проникают в заветную дырочку, гладят, дразнят её изнутри. Вся постель между ног уже мокрая, ароматная смазка течёт так обильно, вытекает и пачкает, простынь. Санса стонет негромко и дышит, как загнанный волк, через рот. Наконец наслаждение резко сгущается, накрывает её с головой и уносит в тягучем, горячем и тёмном потоке. Выгибается, сотрясаясь от сладких судорог, продолжает долбить себя пальцами, ощущая, как мышцы влагалища сладко сжимаются, в такт движениям правой руки. - Петир… - Тихо стонет. И в ночной тишине ей вдруг чудится тихое “Санса…” Замирает и даже не дышит. Звуки секса уже не слышны, и она, наконец, расслабляется... Зверь доволен и сыт. Надолго ли?