Четвероякое лекарство

Ниган выпрямился, чтобы сполоснуть руки под краном. Закончив, он вытер ладони о штаны. Его лицо не выражало ничего, кроме брезгливости. Сырой воздух ванной комнаты пропитался рвотой. На мили вокруг не было никого, кто бы примчался помочь Рику подняться. «И убрать все это дерьмо», — добавил он про себя.       — Хочешь взглянуть на сына? — бесцветным голосом спросил Ниган. Рик кивнул.       — Тогда приведи себя в порядок. Я буду ждать тебя в кабинете. Поживее. До ванны пришлось карабкаться. Бойлер работал из ряда вон плохо, и Рик, дрожа, корячился под холодными струями. Застирать одежду не получилось — она отправилась в бельевую корзину. Единственное, чем он мог прикрыться — полотенце. Болтающийся на крючке халат, потрепанный и с заплатками, он взять не решился. В кабинете Нигана тускло горела одна-единственная настольная лампа. Телевизор с толстым выпуклым экраном монотонно гудел и бросал по комнате рябь белого шума. В мотке кабеля Рик отследил несколько проводов, ведущих от телевизора к старенькому видеомагнитофону. Из коридора послышался металлический лязг: наверное, неподъемные гантели и блины были отодвинуты в сторону. Тихонько скрипнула дверь, и вскорости в кабинете появился Ниган. В руках он нес несколько папок и стопку видеокассет без опознавательных знаков: ни подписей, ни наклеек.       — Это произошло лет девять назад. Хотя сейчас уже, наверное, десять. Долго ты проторчал в Салеме, — Ниган кивнул на покореженный стул, а сам присел на уголок стола, больше напоминающего школьную парту. Стол протяжно скрипнул. — Тогда ты наворотил много херни. Тобой даже заинтересовался отдел внутренних расследований, но до поры до времени они спустили все на тормозах. Ленивые ублюдки, — он усмехнулся. — Твое досье. Рик осторожно опустился на стул и взглянул на брошенную к его ногам папку.       — Как ты собрал целое досье? — спросил он, подняв с пола бумаги.       — Повезло найти копа в отставке. Вы же, сукины дети, не можете просто отойти от дел и наслаждаться пенсией. Копаться в грязном белье — ваше, блядь, призвание. Иногда мне даже кажется, что каждый первый коп в отставке подрабатывает частным детективом, и то лишь с одной целью — слить своих бывших коллег. Поэтому вас никто не любит, — пожал плечами Ниган. — Профессиональная деформация перевешивает профессиональную солидарность.       — Откуда мне знать, что все это правда?       — Читай. Если верить досье, его действительно звали Рик Граймс. Он родился 29 августа 1976 года в крошечном городке Томпкинсвилл, штат Кентукки. Его родители Джон и Мисси Граймс переехали из Кентукки в Джорджию, когда ему было три года — в возрасте блаженного беспамятства. В 1994 году он успешно поступил в Полицейскую академию, а в 1995 — женился на школьной подруге Лори Непер, предложив ей не только руку и сердце, но еще и свою фамилию. Спустя пару лет, а именно в 1997 году, у них появился мальчик — Карл Граймс. Его день рождения пришлось на 5 июля, аккурат после Дня независимости. Наверное, тогда Рик находил это забавным. К обратной стороне листа на скрепку была прикреплена фотография — Рик поднес ее к свету. Со снимка на него смотрела неестественно счастливая молодая семья. Он едва ли узнал себя в этом парне, настолько жизнерадостном и свежем, что язык не поворачивался назвать его мужчиной. Румяный, с блестящими глазами и в отглаженной форме полиции округа Кинг. Его жена, Лори, была чрезвычайно худой и хрупкой. Во взгляде — задорный огонек, который, как подозревал Рик, с возрастом поблек, а может, и потух. Их сын Карл еще совсем мальчишка. Такой же веснушчатый и фарфорово-бледный, как и мать. Он улыбался во весь рот, спереди не хватало двух зубов. Судя по всему, до поры до времени его прошлая жизнь не была омрачена невзгодами. Рик служил в полиции, Лори подрабатывала репетитором для дошкольников. После займа у родителей Рика они вскорости смогли позволить себе дом и из тесной квартирки на втором этаже старого кондо переехали в пригород. Рик взглянул на фотографию дома: скромный, но милый и с ярко-зеленой лужайкой. Все полетело к черту, когда Карлу исполнилось десять: тогда-то и начался мучительный развод. В досье замелькало имя Шейна Уолша — школьного приятеля и напарника по службе. История оказалась тривиальной до скрежета в зубах, даже обидно, что столь банальная вещь как супружеская измена выбила Рика Граймса из колеи. А ведь он, похоже, был неплохим копом: несколько наград, череда повышений, перевод на более теплое и приятное местечко. Черт знает, насколько большим был округ Кинг, однако даже там Рик умудрился продвинуться от простого патрульного до заместителя отдела криминальной полиции. Заняло пять лет, зато на счету в банке появилась какая-никакая сумма. Правда, накопления быстро улетучились вместе с разводом: кроме денег разрушенный брак унес с собой Джудит. В досье Нигана она значилась как дочка Шейна и носила фамилию Уолш.       — Кто такая Джудит? — спросил Рик.       — Лори забеременела от твоего напарника, а потом родила и нихрена не поставила тебя в известность, что ребенок-то не твой. В документах по разводу это записано как основание для расторжения брака. Тест на отцовство не проведешь. И это все? Вот она, великая драма его жизни? Рика передернуло. Он снова взглянул на жену. В голове всплыл образ Паулы, ее узкое и скуластое лицо. Тонкие губы, тонкие волосы. Казалось, такой была каждая женщина, что он встречал после пробуждения: все серые, безликие, незначительные. Нянечки и санитарки, учительницы для олигофренов, кухарки, уборщицы металлической стружки, как крысы выныривающие из закулисья фабрики после окончания очередной смены… Все держались от него подальше, а если и подходили, то только из нужды. В последние годы Лори вела себя так же? А ведь классным парнем был этот Рик Граймс, само очарование: улыбчивый, симпатичный, вроде бы хороший муж и хороший отец. Наверное, именно этого хотела от него Лори. Хотела да перехотела. Выбросила его на обочину, как только высосала всю кровь. Будто он кружка пива в баре: допил, отставил и сразу следующую. Рик представил ее указательный палец — тычки в его промашки. Ему не нужны воспоминания о браке, чтобы знать, как все было. Сценарий всегда один: если уходит жена, обвиняют мужа. Пьеса сыграна, смена костюмов. В прошлой жизни у него была куча костюмов: копа, супруга, родителя, друга, начальника, сослуживца. В Салеме у него не было ничего, даже полотенце на его бедрах ему не принадлежало. И все равно сейчас, с пробитой головой и на костылях, он чувствовал себя кем-то большим, чем Рик Граймс, улыбающийся с фотографии. В отличие от Лори, его беспомощность не была заученной, ему не нужно разыгрывать слабость, чтобы получить желаемое — за подобные выкрутасы в Салеме светит лишь пинок под зад. Жаль, ему не пришло в голову поступать с Лори так же, как поступал с ним Ниган, вот тогда бы она точно перестала трепать ему нервы, тогда бы она научилась решать свои проблемы сама, и они не задолжали бы родителям Рика кучу денег за дом, который сейчас наверняка пустовал. Она бы не стала искать интрижку на стороне, а приняла бы свой долбанный «Ксанакс» или чем там закидываются современные домохозяйки, умирающие от скуки, пока муж занят работой. В конце концов, она бы не бросила сына, чтобы наблюдать за агонией семьи Граймсов с высокого берега своей новой жизни. Они оба развалили брак, но отдувался почему-то только Рик Граймс, целых два Рика Граймса: смешливый парень с фотографии и инвалид с шрамом через всю голову. Лори эта драма как будто бы совсем не коснулась. «Очень в ее духе», — промелькнула случайная мысль, слишком призрачная, чтобы быть настоящим воспоминанием, и слишком острая, чтобы от нее отмахнуться. Рик оторвался от созерцания фотографий и взглянул на Нигана. Надо же, как по-разному они сломались: один спился и пустил жизнь под откос, а второй построил долбанный город, лишь бы сбежать от всепоглощающей вины. Рик посчитал благословением, что сейчас это чувство его не терзало. Теперь Рик Граймс — всего лишь оболочка, наполненная сожалениями, обидой и злостью, которой Ниган пытался манипулировать. К счастью или к сожалению, весьма успешно.       — Как ощущения, офицер?       — Не самое приятное чтиво.       — И это все?       — Я не помню ничего хорошего. Мне нечего сопоставить. На бумаге моя жена выглядит натуральной сукой.       — Вау, не слышал, чтобы ты раньше использовал это слово по отношению к прекрасным дамам. Рик пролистал аккуратно скрепленные страницы. А вот и дисциплинарные выговоры. Превышение полномочий.       — Меня выгнали из полиции? — отстраненно спросил он. — Или я написал заявление по собственному желанию?       — Нет, всю хрень, что ты творил, быстренько замяли.       — Что конкретно я сделал?       — С чего бы начать? — Ниган закинул ногу на ногу. — Наверное, с избиения при исполнении. Вместо штрафа ты повадился выписывать людям хук правой. Тебе поменяли напарника, чтобы он за тобой присматривал. А потом ты стал спиваться. Шейн не торопился вести Лори под венец, она тянула с тебя кучу алиментов. С него, кстати, тоже.       — Они в итоге поженились?       — Не сразу, но да.       — А что насчет тебя? Ниган дернул желваками.       — Ты был на следствии пьяный вдрызг. На допросе свидетелей — тоже. Взял не того парня. Им оказался я.       — А если подробней?       — Ты действительно собираешься ворошить осиное гнездо, Рик?       — Ты пообещал мне ответы. Ну так валяй.       — Я пообещал тебе показать сына. Хотя… Ты его и так узнал, правда ведь? — Ниган кивнул на краешек смятой листовки. Рик аккуратно вытащил пожелтевший от времени лист с заглавием «ПРОПАЛ». Парень с длинными волосами и глубокой черной тенью на глазе. Лучший рекрутер Салема. Карл... Карл Граймс.       — Вспомнил что-нибудь? — Ниган усмехнулся. — Как водил пацана на бейсбол? Может, воскресные блинчики?       — Нет. Повисла недолгая пауза.       — И все-таки какие-то шестеренки вертятся, — протянул Ниган.       — Ты о чем?       — Салфетки на кухне. Помоги себе сам. Рик непонимающе нахмурился и снова взглянул на листовку. Вдруг на нее упала тяжелая капля: медленно, как ленивый слизень, спикировала с кончика носа и приземлилась на размытую строчку «Если вам что-нибудь известно об этом человеке или его местонахождении, позвоните по телефонному номеру…». Рик потер лицо ладонью — оно оказалось мокрым, будто кто-то в него плюнул.       — Ну и зрелище. Я уж и не надеялся увидеть, как грозный и бесстрашный…       — Ты поставишь кассету или как? — зло огрызнулся Рик. Встретившись с тяжелым взглядом Нигана, он тут же себя одернул и еле-еле выдавил: — Пожалуйста.       — Так-то лучше. Нехотя поднявшись, будто отсрочивая кульминационную развязку, Ниган вставил одну из кассет в плеер. Пульт с продавленными кнопками он оставил при себе. С минуту кассета перематывалась. Комната заполнилась стрекотом скользящей внутри проигрывателя пленки.       — Когда твое дело закрывают, а тебя выпускают как ошибочно обвиненного, тебе предлагают услуги куратора, — Ниган задумчиво почесал подбородок. — Вроде бесплатной руки помощи, если не можешь адаптироваться в обществе и бла-бла-бла. Почти как инспектор по УДО, только ласковый и по обоюдному согласию. Моим куратором была Диана Монро, это ее традиция — записывать разговоры с экс-зеками до и после прохождения ее так называемого «курса реабилитации». Забавная, должно быть, в итоге получается история. Я так и не пришел на запись своей части «после». Свалил из города. Внутри плеера что-то громко щелкнуло. На черном экране появилась подернутая белесыми полосами картинка. В углу, дергаясь, зависла дата: 27 апреля, 2018 год. Время записи: 21:54. Со следующим кадром на записи возникла безликая комната, похожая на одну из десятка неиспользуемых фабричных комнатушек, пыльных и забытых. Окон не было. Из мебели — длинный стол и выглядывающая из-за него спинка стула. Холодный свет одинокой лампы делал все серым.       — Садись, — послышался искаженный помехами голос Нигана. — Небольшое интервью, и отправишься в постель. Ты проделал чертовски долгий путь. Здесь о тебе позаботятся, будь уверен. Раздались гулкие шаги. Парень во фланелевой рубашке и грязной куртке из плотного денима устало опустился на стул. Широкополая шляпа — точно такая же, какую носил на фотографиях сам Рик — скрывала половину лица. Когда парень ее снял, взгляду открылся уродливый шрам на пустующей глазнице. Скомканная повязка из бинтов торчала из переднего кармана куртки.       — Представься.       — Карл Граймс.       — Документы при себе? Карл протянул через стол пластиковую ID-карту.       — Двадцать лет? Выглядишь немного младше.       — Это будет проблемой?       — И сразу к делу! — Ниган рассмеялся. — Мне нравится.       — Могу я надеть повязку?       — Нет. Итак, Карл, какого черта ты забыл в Салеме? Судя по тому, как ты сюда рвался, что аж выбил коротыше Уиллису челюсть, ты точно знаешь, куда приперся. Кстати, долго искал? Выглядишь потрепанным. Сколько ты пробыл в дороге?       — Я примерно представлял, в какой части страны находится Салем. Заняло три недели, чтобы найти. Просто ехал без остановок.       — Так зачем пожаловал? Судимостей у тебя нет.       — Откуда знаешь?       — Я много чего знаю. Отвечай на вопрос.       — У вас живет один человек по имени Сиддик, он врач. Я приехал к нему и хочу остаться здесь.       — Вот так запросто? Охуенный план.       — Я знаю о Салеме достаточно, — процедил Карл. — Я изучал социологию в колледже. Потом Сиддика посадили в тюрьму, ваши люди подкинули ему идею приехать сюда после освобождения. Он рассказал мне в двух словах, что это за место, и я уговорил его принять предложение. Теперь у вас есть врач. Сиддик ничего другого не умеет, он точно помогает здесь как врач.       — А при чем тут твой колледж, социолог хренов? — Ниган, так и не появляясь в кадре, щелкнул зажигалкой.       — Я хотел написать о Салеме дипломную. Я уже давно изучаю исправительные системы. В прошлом году я написал статью и ее опубликовали на сайте Министерства юстиции США. «Мифы о сотрудничестве между пенитенциарными учреждениями и религиозными группами». По-моему, Салем отлично подходит под профиль. Ниган издал удивленный смешок:       — Салему публичность не сдалась.       — А через десять лет? Исследование может быть полезным, — упрямо возразил Карл. — Я знаю, что сейчас все нужно хранить в тайне. Я даже добирался сюда тайно. Мой отец коп, но я постарался, чтобы машину не отследили. Она не моя. Я ее не крал, если что. Просто взял у того, кому она больше не нужна.       — Черт возьми, пацан, надеюсь, ты никого не грохнул по пути.       — Нет.       — Ладно, тебя привела сюда история большой любви…       — При чем тут это?       — А что ж еще? Я много чего знаю, Карл. Запомни это, и твоя жизнь станет чуточку проще, — Ниган шумно выдохнул, и над столом в кадре зависло облако дыма. — Лучше расскажи-ка подробней о своем отце.       — Нечего рассказывать. Сейчас разведен, всю жизнь работает копом.       — Ты умный парень, Карл. Пишешь умные статьи, в два счета нашел это место. Ты бы точно не стал срываться из родного дома ради симпатичного доктора, если бы был другой способ воссоединиться. Все-таки из Салема не так-то просто уехать, и ты, судя по всему, это прекрасно знаешь. Собрался поставить жирный крест на обычной жизни? Охуенная роскошь, учитывая, что нихрена тебе не мешало жить эту нормальную жизнь дальше. Вот Сиддику не так повезло, у него вариантов не было. Ну? В чем дело? Дома не заладилось? Строгий папа слишком строгий? Может, это он тебе ложкой глаз выколупал, а?       — Глаз — несчастный случай.       — Не трать мое время, сынок.       — Что ты хочешь знать?       — Выкладывай все или катись отсюда к черту. Не факт, что повезет уйти на своих двоих. Карл поежился, убрав за ухо длинный локон.       — Можно воды? — попросил он.       — Держи, — камера поймала руку Нигана, протягивающую бутылку пива, — побалуй себя.       — Если мне нет двадцати одного, это не значит, что я не могу достать себе пива.       — Твой папа-коп считает так же?       — Он и сам был не прочь приложиться к бутылке, — Карл глотнул пива. — Какая вообще разница, что не так с моим отцом?       — Слушай, я не буду затирать тебе дерьмо в духе Фрейда, но я знаю точно, что детишки из благополучных семей не сбегают в места вроде этого. Они не угоняют тачки, не советуют своим парням писать чистосердечное и не спешат спустить свое будущее в унитаз. Ты как-то не выглядишь поклонником гребанного дзюдо, да и тестостерона в тебе маловато, чтобы размахивать кулаками направо и налево. Неплохо драться ты где-то научился. И ты нихрена не боишься. Слишком отчаянный ты малый, Карл. Я в восторге, честно. Но мне нужно знать, из какого дерьма ты вылез. Иначе я не могу обещать, что ты здесь приживешься. Улавливаешь? Карл неуверенно кивнул. Его взгляд уперся в бутылку, и на несколько мгновений он превратился в обычного пацана, почти мальчишку, которого заставляют оправдываться в кабинете директора за чужое преступление.       — Ты когда-нибудь жил с человеком, который находится в состоянии тяжелой депрессии? — глухо спросил Карл. — Постоянно. Двадцать четыре на семь. Десять лет подряд, — он провел ногтем по этикетке. — Развод был долгим, почти год. Когда мать наконец-то съехала, я был слишком мал, чтобы понять отца, поэтому он со мной не говорил. Он вообще ни с кем не говорил. Мать изменила ему с лучшим другом, и он перестал кому-то доверять. А потом я вырос, но было уже поздновато для разговоров. Я закатил ему скандал лишь однажды, лет в четырнадцать. Отец ничего мне не отвечал, а потом он расплакался и напился до беспамятства. Он пил и пил, слишком много, чтобы просто напиться, понимаешь? Я стал бояться, что когда-нибудь приду из школы, а он будет мертв.       — Спрячь острые предметы и понадейся на лучшее?       — Вроде того. Но это было уже потом. Вначале он просто пил и пропадал на работе. Возвращался с синяками или свежими бинтами. Причем, он так и не стал алкоголиком. Смешно, да? — Карл невесело улыбнулся. — Он пил, как будто это вынужденная потребность, как какие-то таблетки, чтобы уснуть или просто все забыть. Иногда он прекращал и даже выглядел при этом нормально. Обычно алкоголики в завязке и капли в рот не берут. Но я помню, что на каком-то вечере для копов он спокойно выпил бокал вина, будто он нормальный человек и все такое.       — А потом?       — Потом стало хуже. Он уже не мог выбраться из этого… состояния. Еще и несчастный случай на стрельбище, когда я потерял глаз — первый и последний раз, когда он попытался провести со мной время типа «отец и сын». Я упустил момент, когда все начало усугубляться. Кажется, сначала он жаловался на каких-то мошек или жуков. Он видел того, чего не было. Иногда он разговаривал с кем-то. Поначалу я думал, что сам с собой, но на деле оказалось, что галлюцинации прогрессируют. Не как у шизофреников, это было что-то другое. В любом случае он отказался от помощи: может быть, боялся, что меня заберут люди из социальной службы. Ну а я отказался от любой жизни, кроме школы.       — В колледже-то полегчало?       — Не особо. Мне исполнилось восемнадцать, и уже не надо было переживать, что меня отнимут и отдадут матери. Тогда отец как-то воспрянул духом и плотно за меня взялся. Распланировал всю мою жизнь, никуда от меня не отходил, дверь в мою спальню не запиралась, уроки проверялись как у младшеклассника и все в том же духе. Я стал его смыслом существования, каким-то оправданием перед хуй пойми чем и хуй пойми за что. Поэтому я учился в местном колледже, чтобы не переезжать, хотя мог поступить в большой город. Был при отце как сиделка или вроде того. Сначала я был рад видеть его более… живым что ли. Но погодя у меня открылись глаза, и я допер, что отец просто зависит от меня. Я понимаю, что был для него последней отрадой или как это правильно назвать. Еще я понимаю, что оглядываясь назад, я потерял кусок жизни в десять долбанных лет. Я не знаю, как сам не сошел с ума. Наверное, потому что убегал по ночам. Я мало спал тогда.       — И все-таки ты оставил папашу позади, хотя он может со дня на день повеситься на собственном ремне?       — Это как сорвать пластырь. В любом случае, зная его, он точно будет меня искать. Какое-то время.       — И типа отвлечется от своего психоза?       — Я же смогу писать ему письма или звонить?       — Письма — возможно.       — Будет достаточно, чтобы он знал, что я в порядке.       — Ну, у тебя появится над ним какая-никакая власть.       — Он все сделает, чтобы я вернулся, — оторвав этикетку, Карл отхлебнул пива. — Сходит к специалисту, например. Для начала.       — Ты бы мог скрываться от него в месте поприятней.       — От него сложно скрываться. Он действительно хороший коп.       — Был.       — Нельзя разучиться ездить на велосипеде.       — Немного надуманное оправдание, чтобы осесть в Салеме, — с сомнением ответил Ниган.       — Сиддик — мой единственный якорь, гарантия, что я не вернусь обратно. Так устроит?       — Уже больше похоже на правду.       — Так… Я прошел тест? Могу остаться?       — За тобой присмотрит Гэвин. А я пока подумаю, что с тобой делать.       — Спасибо, — искренне поблагодарил Карл.       — Проваливай. Если на записи и было что-то еще, Ниган все равно не дал досмотреть — приподнял пульт, и экран потух, озарив комнату синей вспышкой. На письменном столе так и лежала невысокая горка из пары других кассет. Рик не был готов продолжать. Ему стало тошно.       — Ну как тебе фильмец? — с весельем в голосе поинтересовался Ниган. — Отрезвляет, да? В холодном воздухе кабинета повисло много невысказанных вопросов. Что теперь делать и как все будет дальше? Рик перебирал варианты. Где-то на задворках вялого мозгового штурма проскочила мысль, что его, может быть, вскорости прикончат. Ниган с легкостью обставит любое «происшествие». Бороться расхотелось. Вспышка злости на Лори давно растворилась без следа.       — Ничего уже не исправить, — сказал Рик куда-то в никуда.       — Но репарации выплатить ты можешь.       — В смысле?       — Будешь трудиться во благо. Это условие не поменялось. Единственная альтернатива — вперед ногами. Рик в конце концов оторвался от созерцания потухшего экрана.       — Что нужно делать?       — Завтра узнаешь. А сейчас, пардон, я охуеть как хочу спать. Хрустнув затекшей шеей, Ниган соскользнул на пол и двинулся в сторону спальни с опущенными плечами.       — Я смогу встретиться с Карлом? — спросил Рик. Ниган, ссутулившись, замер в дверях.       — Ты имел в виду с незнакомым парнем, у которого ты забрал половину жизни?       — Я все сделаю. Все, что скажешь.       — Не сомневаюсь.