Четвероякое лекарство

Темный зимний рассвет растекался по комнате, подбираясь к углу, где на сопрелом матрасе скрючился Рик. Рядом валялись папки и растерзанные кассеты — его прошлое, упавшее навзничь трупом с распахнутыми глазами, в которых ничего не прочитать, сколько ни пытайся. За стеной с облезшими обоями спал Ниган. Им друг до друга всего лишь проем без двери, шаг по коридору и закрытая на два оборота спальня. Рик прижался ухом к стене — тишина, густая и вязкая как сон после истерики. Сегодняшним утром истекали последние минуты кататонического спокойствия — Рик понял это погодя, вырванный из своей дремоты грубым пинком под ребра.       — Собирайся, — сказал Ниган, уже одетый в пальто и с привычной сигаретой во рту. — Чистая одежда в ванной. И причешись. Рик подтянул сползшее с бедер полотенце.       — Куда мы идем? — сиплым голосом спросил он.       — Вписывать тебя в систему, Рикки. На этот раз поездка по заснеженной колее не вызвала восторга. Кругом было сумрачно и уныло, стена леса плавно перетекла в такую же стену городских кондо, а затем разбивалась о переплетение труб и складов промышленного района, и все железное, холодное, мертвое. Салем как будто не спал, а опустел, будто все жители в один момент поднялись с места и ушли, исчезли, растворившись точь-в-точь как воспоминания о Рике Граймсе — полицейском из Джорджии, существование которого подтверждалось лишь пачкой документов, подлинных или нет — уже не проверить. Впереди замаячила фабрика. Ниган съехал на обочину и остановил машину.       — Приехали? — Рик оторвался от созерцания однообразного пейзажа.       — Давай проясним сразу, чтобы в твоей пробитой голове не возникло никаких идей, — начал Ниган, бросив взгляд в зеркало заднего вида. — Выкинешь что-нибудь, и я убью Карла.       — Я не собирался…       — Попробуешь с ним пересечься, поговорить, передать записку — он труп.       — Ты не сможешь прятать меня вечно, — огрызнулся Рик.       — Ты будешь, блядь, охуенно удивлен. В Салеме найдется куча способов держать тебя на цепи. Будешь вспоминать судьбу Дуайта со слюнявой улыбкой на губах, настолько сказочной она покажется.       — Что бы ни случилось между мной и тобой…       — И как красиво все обернулось! — Ниган усмехнулся. — Ты, я, малыш Карл, его симпатичный докторишка… Вот они мы. Здесь. Все вместе. Хочешь, чтобы все так и осталось? Тогда будь послушным мальчиком, проглоти эту большую горькую пилюлю и продолжай улыбаться. Это единственный способ удержать твоего сына в мире живых, Рик.       — Карл — всего лишь ребенок…       — И? Думаешь, у меня рука не поднимется?       — Как будто ты сделаешь это сам.       — Ты прав, для такой грязи у меня есть люди вроде тебя.       — Ты не можешь контролировать все и вся. Рано или поздно Карл узнает, что я здесь.       — Постарайся изо всех сил, чтобы этого не случилось. Рик вяло пожал плечами:       — Проще меня убить.       — Размечтался. Люди — это ресурс. И да, — он плавно крутанул руль, вновь выезжая на дорогу, — попробуешь сбежать и вернуться сюда со своими дружками-копами, угадай, кто из нас двоих бегает быстрее. Я исчезну, и Карл исчезнет вместе со мной. Я отниму его так или иначе, поэтому прекрати бороться, Рик, ты проиграл еще задолго до нашей встречи, как отец уж точно. Салон вдруг стал тесным и душным. Рик еле высидел дорогу до фабрики. Выданная рубашка походила на власяницу, под ней все кололось и чесалось, кожа прела, и Рик ехал весь взмокший как преступник на исполнение смертного приговора. Ему еще не доводилось бывать с этой стороны фабрики. Они заехали с востока через ворота, которые снаружи выглядели наглухо запаянными. Сюда не выходили окна, стены опутывали ржавые лестницы, обрывающиеся на полпути — непонятно, куда и в какие двери они вели, дверей тоже не было. Все вокруг облепило мокрым снегом, сплошная чавкающая мешанина белого и серого, люди в невзрачных рабочих комбезах сливались с ней в единое целое. Открыв ворота, они поспешили за угол. Подъездная площадка опустела. Ниган вышел из машины и дернул пальцами в сторону ворот.       — Закрой, — приказал он. Рик повиновался. Костыли скользили по гололеду — их пришлось отложить и, балансируя на негнущихся ногах, по миллиметру толкать неподъемные створки. В ожидании Ниган вальяжно вертел в пальцах дешевую пластиковую зажигалку. Рик успел подметить, что когда движения мессии всея Салема становились мягкими и отлаженными, и весь он словно растекался по воздуху — это нетерпение. Как будто специально он гипнотизировал собой, а стоило на него засмотреться, то градус нетерпения возрастал и тогда хорошего не жди. Из него вышел бы отличный карточный шулер.       — Сегодня заснуешь язык в жопу и будешь помалкивать, усек? — и Ниган направился к узкому проходу между безликими бетонными коробками фабрики. — Без фокусов, а то повторишь судьбу Джона Болла¹.       — И что с ним стало? — без интереса спросил Рик, шаркая позади.       — Отрезали голову и выставили на главном мосту. В назидание другим.       — За что?       — За опасные идеи и мятеж. Разговор оборвался перед черной пропастью открытого настежь подвала. Ниган уверенно ступил вниз, постепенно исчезая в затхлости и тьме. Рик принялся осторожно спускаться следом. Бетонные ступени сменились узким коридором, а тот вывел их в павильон с заброшенными станками. В застоявшемся воздухе витала пыль и паутина. Единственный пучок света пробивался откуда-то сверху, где в тени рассыпающихся колонн застыла очередная лестница, теперь уже с широкими ступенями и накинутой сверху ковровой дорожкой, ворс которой скатался до состояния рыжей грязи, как будто ее выткали из мокрых дворовых кошек. Путь наверх был мучительным и долгим. Они преодолели этажа три-четыре, не меньше. Подтянув свое потяжелевшее от напряжения тело на последнюю ступень, Рик споткнулся и вывалился на просторную площадку. По глазам ударил холодный тусклый свет. Над головой зияла круглая дыра с открытым небом, а сама площадка представляла собой самодельные подмостки внутри бывшей градирни² — монструозных масштабов охладительной башни. Внизу за подмостками, как студенты в лекционном амфитеатре, столпились люди. Их было так много, словно посмотреть на Нигана собрался весь Салем. Скрытых темнотой жителей выдавал лишь сдержанный гул голосов и разносившийся по башне шепот. Рик нервно сглотнул. Давно он не видел столько народу. Ниган толкнул его плечом:       — Ссыкотно, офицер? — хмыкнул он. — Замри, пока не позову. Рик кивнул, провожая взглядом высокую фигуру. При появлении Нигана толпа зашевелилась. Как единый механизм, они упали на одно колено. Еще бы, перед ними возник царь и бог — выкажи почтение и затаи дыхание, а лучше замри, дожидаясь отмашки. Ниган небрежно дернул пальцами, и все поднялись. Сколько все-таки нужно было уверенности, чтобы замереть перед сотнями глаз, пока на голову капает мелкая морось, а тень распадается надвое, столкнувшись с вышедшим из-за туч белесым солнцем. Утруждать себя приветствием или вступительным словом Ниган не стал.       — Хорошие новости для Салема, — зычно произнес он, и эхо отнесло его слова к вершине башни. — Мы расширяемся. Люди отозвались одобрительным улюлюканьем.       — Карл Граймс — моя правая рука, теперь официально. Он сейчас отстраивает для вас новое жилье в районе лесопилки. Я лично выберу, кто отправится там работать. Будете слушаться одноглазого, пока он там. Поживете в блок-контейнерах, блядские кукольные домики с белым заборчиком начнете строить в конце мая.       — Что с фабрикой? — выкрикнул кто-то.       — Фабрика никуда не денется. Увеличите поставки в три раза. Срок — до лета.       — В три раза больше смен! У нас нет столько людей!       — Бля… — Ниган достал пачку и щелчком достал сигарету. — Кто-нибудь сломайте этому уебку нос. На минуту все замерло. Потом раздался глухой удар, кто-то вскрикнул и все опять погрузилось в тишину.       — На чем я остановился…? Ах да, люди. Через пару недель мои лучшие рекрутеры привезут больше. Ну а пока… На работе очко рвешь — спишь в тепле и вкусно жрешь. Это понятно? Будете работать, сколько потребуется.       — Да, Ниган!       — Салем должен быть готов к весне. Чтобы разгребли, блядь, все дерьмо.       — Да, Ниган!       — Вы знаете, что будет с теми, кто облажается. Праздники кончились.       — Да, Ниган!       — Хорошо. А теперь к главной новости, — и он наконец-то подкурил сигарету, которую мусолил в пальцах. — Вы все знаете мою историю, знаете, как появился этот город.       — Да, Ниган!       — Нет худа без добра. В нашем случае «худо» обернулось охренеть каким добром. Человек, из-за которого все вы здесь, из-за которого я здесь, виновник этого блядского торжества, — Ниган призывно махнул рукой, — почтил Салем своим присутствием. В гробовой тишине стук костылей разлетелся как удары гонга. Доковыляв до Нигана, Рик замер и выпрямился. На плечо опустилась тяжелая ладонь, пальцы впились и скрутили так крепко, что прошибло насквозь. Ниган никогда его не отпустит, никогда и ни за что. Будет ненавидеть всю жизнь, ненавидеть по инерции, словно это естественная потребность как жрать или справлять нужду, по-другому уже никак, по-другому это как смерть.       — Не будем повторять всю историю… Конечно же, не будем. История Нигана — это история Салема, она уже давно превратилась из простого жизнеописания в целый космогонический миф. Сотворение порядка из хаоса, превращение бывших зеков и беглых преступников в полноценные ячейки общества, где есть место для всего и всё на своем месте. Рика передернуло.       — Я долго думал, что сделать с этим ублюдком. Вздернуть на воротах, познакомить с печью, запереть в подвале… Он ведь был человеком закона. Правда, закон повернулся ко всем нам своей жирной прыщавой задницей. И что мы думаем о таких превратностях, блядь, судьбы, а?       — Зло легко переносимо! — стройным ревом ответила толпа.       — Правильно, черт возьми! Поэтому… Салем всем дает второй шанс, не так ли, ребята?       — Да, Ниган!       — И почему так происходит?       — Благо легко достижимо!       — Верно. Мы ведь не боимся, что этот кусок дерьма решит проебать свой второй шанс и навредить Салему?       — Нет! Не бойся даже богов!       — И нам будет все равно, что его придется наказать самым-самым летальным способом?       — Нет! Не беспокойся о смерти! Довольно хмыкнув, Ниган выпустил плечо из хватки. Рик ощутил, как ладонь скользнула к его шее, а потом рубашка на горле опасно натянулась — его взяли за шкирку как того самого дворового кота, которого не жаль выпотрошить и пустить на тряпки.       — Можете возвращаться к делам.

***

Полицейская форма, с блестящими пуговичками и дубовая после старательной глажки, подошла практически идеально. Сменить обноски на настоящую одежду, еще и форменную — Рику показалось, что она села как вторая кожа. Каким же мелким человечишкой он стал, раз его воодушевляла подобная ерунда. Штаны вместе с фуражкой висели на крючке в углу кабинета — вне пределов досягаемости. Там же ютились высокие резиновые сапоги и шлепнувшийся на пол дождевик. Вдоль стен вытянулись стеллажи с подшивками дел и корешками юридических справочников. Рядом с окном спрятался маленький сейф: наверное, для табельного оружия. На окошке, выходящем в коридор, болтались коричневые жалюзи. Пустую стену украшали оленьи рога, уже изрядно поеденные жучками, а еще болтающиеся крест-накрест флаги: США и штата Вирджиния. В общем, классический такой кабинет шефа полиции. Настолько классический, что выглядел бутафорским.       — Что же, все дела я оставляю вам… — пробормотал мужчина по имени Юджин Портер, убирая со стола свою сумку-почтальонку и завернутый в фольгу бутерброд. — Мистер… Э-э-э… Мистер…       — Зови его просто шеф, — Ниган закатил глаза и подтащил стул поближе к Рику, который сидел на краю стола в трусах и застегнутой на все пуговицы темно-синей рубашке. — Давай, Юджин, пошевеливайся, не годится тебе пялиться на нового шефа полиции, пока он в неглиже. Ниган подмигнул Рику с детским озорством. Его улыбка растянулась шире, от уха до уха, а передние зубы блеснули кроличьим оскалом, какой пририсовывают ушастым наглецам в сказках. Удивительно, во что только не могла превратиться улыбка Нигана: он владел тысячами улыбок, разыгрывал их как залихватский крупье, раз за разом доставая новые. Наверняка в его репертуаре были и такие, которые видишь последний раз в жизни, а потом тебя сжирает печь. Рик находил чрезвычайно странным, что самое мягкое, почти уязвимое выражение появлялось на лице Нигана в полной неподвижности мускулов и взгляда, когда нет ни улыбок, ни нахмуренных бровей.       — Тогда… Какие будут дальнейшие указания касаемо моей дислокации? — снова подал голос Юджин.       — Фабрика, пятый цех.       — Но он пустой.       — Я вверяю тебе великую задачу, умник, — Ниган натянул на ногу Рика сначала один носок, затем — второй. — Расширить производство. Запустить пятый цех. Толстый Джозеф передаст тебе все инструкции и бла-бла-бла. Короче, проваливай, у тебя охренеть как много работы.       — Слушаюсь, Ниган. Сэр, — и Юджин с боязливым почтением отдал Рику честь. — Для меня большая…       — Вон. Дверь за бывшим шефом полиции тихо захлопнулась. Рик огляделся по сторонам: никаких следов присутствия Юджина Портера не осталось. Рика как будто поместили в абсолютно новый кабинет, даже сапоги с дождевиком выглядели лишь изящной деталью от декоратора без всякой индивидуальности. «Моя новая палата», — подумал про себя Рик.       — Кем до Салема был Юджин? — негромко спросил он. Ниган равнодушно пожал плечами:       — Никем. Мелкая сошка с большими мозгами. Херовая комбинация.       — На копа не похож.       — Ассистент в лаборатории штата. Башковитый парень, но абсолютно беспомощный и забитый чмошник. Пытался синтезировать какой-то новый обезбол, естественно, без ведома начальства, чтобы лаборатория не присвоила себе права на патент. В итоге Юджина спалили за этим делом, а после экспертизы решили, что он тайком клепал на местной лабе наркоту.       — Почему не назначил его врачом как Сиддика?       — Смеешься? Юджин при виде крови блюет как из брандспойта.       — Как будто копы крови не видят.       — Местные копы только для красоты, Рикки. Или ты думал, я вручу тебе пушку и шокер? — фыркнув, Ниган достал из пакета плоскую коробку. — Правую, — он похлопал по своему колену. Рик приподнял правую ногу и осторожно опустил ее на колено. В коробке, как выяснилось спустя секунду, Ниган принес электронный браслет. Ремни защелкнулись. Не слишком свободно, не слишком туго — иллюзия комфорта. Вроде бы простенькая вещица, а на деле — настоящие кандалы, такие не снимешь, не разобьешь, под ремнями будет чесаться, а спустя несколько недель — нещадно саднить. Рик попытался дернуть ногой с браслетом, но Ниган удержал его на месте: надевал ботинки, причем, легкие, совсем не по погоде.       — Готово, — Ниган небрежно оттолкнул Рика в сторону и закинул ногу на ногу. — Натягивай штаны. Рик неловко сполз на пол и поковылял к вешалке.       — И какой диапазон? — спросил он, застегивая ремень.       — Этот участок и два метра от него в любую сторону. Можешь наматывать круги и любоваться местными красотами.       — А если нарушу границы?       — Контрольного звонка не будет. Десять секунд, и ты должен оказаться в пределах участка.       — В противном случае…?       — Буду ломать по ребру за каждый раз, как попробуешь съебаться дальше положенного.       — То есть… Теперь я живу в участке?       — В яблочко, офицер. Привалившись к стене, Рик недоверчиво сложил руки на груди.       — И в чем заключаются мои обязанности, раз я не могу выезжать на место происшествия?       — Работа с населением. Их разговор прервала Лаура — секретарша участка. Юбка-карандаш и блузка сидели на ней как на кобыле седло. Она спокойно пронесла поднос с кофе через всю комнату и поставила на стол. Рик заметил, как сильно ей натирали туфли на низком каблуке-рюмочке: под слоями пластыря проступала кровь. Но Лаура не жаловалась, ее лицо ничего не выражало. Под воздушными рукавами блузки угадывались сильные руки, и вся она смахивала скорее на военного, чем на девчонку на побегушках. Несложно догадаться, что ее к Рику приставили охранником.       — Спасибо, дорогая, — Ниган легко улыбнулся. — А теперь проваливай. Лаура бесшумно удалилась.       — И что собой представляет эта «работа с населением»?       — Сядь, — приказал Ниган между глотками кофе. Рик повиновался и устроился на мягком стуле, который еще помнил форму задницы предыдущего шефа.       — Как я уже говорил, люди — это ресурс, но ресурс бесполезный, если не выжимать из него максимум. Я бы мог отправить тебя на простые работы: мусорщиком или, там, затраханным библиотекарем. Уверен, с такой хуйней ты бы справился на раз-два. Но какой в этом толк, если ты можешь большее?       — Большее? — и Рик бросил взгляд в сторону костылей.       — Наблюдать за тобой — сплошное, мать его, удовольствие. Одну из тебя вещь не удалось вытравить: ты чертовски хороший коп. И тут я подумал, почему бы не пустить твои таланты на благое дело? Я хочу, чтобы ты познакомился с Салемом поближе, изучил всех и каждого, поименно.       — А потом?       — Выкорчевал сорняки. Ниган отставил опустевшую чашку и продолжил, лениво выталкивая из себя слова:       — Пятьдесят личных дел в день. Проверь, изучи, вызови на допрос, если надо. Найди тех, кому здесь не место.       — И что с ними будет?       — Тебя ебет?       — Нет.       — Вот и славно. Работай и думай о Карле. Отличная мотивация, простая и действенная, грубая как удары погонщика в спину. Вот только чем глубже Рик погружался в Салем, чем лучше его узнавал, тем отчетливей видел себя в нем. Рик Граймс — одна из первопричин возникновения Салема, неотъемлемая его часть. Жизнь замкнулась на этом проклятом городе, и вот Рик уже себе не принадлежал, и Карл как будто не его сын. Все становилось чужим и далеким, а потому Рик решил сосредоточиться на чем-то знакомом и близком: стоило Нигану уйти, как он решительно открыл первое из пятидесяти личных дел.

***

      — Что-то происходит. Последняя ночь в их лесном домике. Нехитрые пожитки собраны в вещевые мешки, посуда вымыта, объедки выброшены не в мусорный бак, а рядом — на растерзание белкам и оленям. Обогреватель не работал, и их тщедушная деревянная сторожка медленно остывала. В холоде и темноте она утратила свою прелесть. Даже клетчатые занавески, которые раньше казались милыми и уютными, теперь выглядели мещанскими тряпками. Хотелось поскорее уехать. Последняя ночь на насиженном месте — самая тоскливая.       — Что-то происходит, — повторил Карл и перевернулся на спину. Кровать под ним скрипнула расшатанными пружинами. Сиддик заворочался под одеялом.       — Мы переезжаем, например, — ответил он хриплым после сна голосом.       — И это тоже.       — Еще три часа до подъема. Постарайся поспать.       — Не могу. Карл дернулся, чтобы скатиться с постели, но Сиддик успел перехватить его под живот.       — В чем дело? Ты уже который день сам не свой. Это из-за перевода на лесопилку?       — Не знаю, все как-то странно. Вздохнув, Сиддик повернулся на бок. Карл по привычке прикрыл лицо рукой, хотя кругом было темно и он давно не стеснялся увечья.       — Сначала Ниган во всю залупался, чтобы я не зацикливался на лесопилке и чистом бизнесе, а потом вдруг все переиграл. Еще весна не наступила, а Салем уже вылизывают, как будто сюда президент приедет. И еще это новое назначение… С какого перепугу я стал его правой рукой?       — Ниган опять что-то задумал и никому не сказал. Все как обычно.       — Еще и Саймона в последнее время не видно. Как будто отсиживается где-то.       — Держись подальше от Саймона.       — Да знаю я, — устало выдохнул Карл. — Вот уж кто не в восторге от перемен. Дни накануне переезда в самую дальнюю часть города, которая пока что представляла собой непроходимые дебри с блок-контейнерами на припорошенной снегом лужайке, эти проклятые дни тянулись как намотанная на палец жвачка. Светало поздно, а сумерки сгущались рано. Карл жил во тьме, а редкие полуденные проблески проводил внутри каморки на лесопилке, считая материалы и отгружая поставки. Смены Сиддика стали длиннее: он передавал свои дела на фабрике другому врачу. Они с Карлом встречались лишь в постели и, перекинувшись парой невнятных фраз, моментально засыпали. Все это напоминало Карлу последний год жизни с матерью, когда все друг друга избегали, а судебные дрязги развода волочились так же мучительно медленно, как и эти зимние дни в Салеме. Одно вселяло спокойствие: Сиддик переезжает вместе с ним — невероятная для Нигана Хейсса чуткость. Широкий жест человека, который спокойно разделял семьи и располагал десятком жен, чья роль колебалась на тонкой грани между экономкой и проституткой.       — Я уеду рекрутировать в мае, — Карл вывернулся из объятий и подтянулся на локтях.       — Знаю.       — Ниган посылает меня в Джорджию.       — Родной штат? До этого он так не рисковал.       — Да… — протянул Карл, а задумавшись, шепотом добавил: — Хочу заехать домой. Привычно устроившийся у него на груди Сиддик вздрогнул:       — Ты серьезно? Если Ниган узнает, он тебе…       — Не узнает. Кроме тебя, я никому не говорил и не собираюсь.       — Но…       — Боже, чего ты так боишься?       — Что дома будет твой отец, и ты решишь не возвращаться. Карл осторожно опустил ладонь на черные вихры.       — Тогда поехали со мной? Может, уже пора?       — Сбежать?       — Да. Все-таки не зря Ниган пытается вытулить нас из города. Что-то происходит.       — Предчувствие? — спросил Сиддик, проведя пальцем между ребер. — Всегда удивлялся твоей интуиции.       — Семейное, наверное. У отца такой же бзик.       — У Нигана тоже. _________________ 1. Джон Болл — английский священник, которого казнили за ересь и пособничество в восстании против власти. 2. Градирня — конструкция для охлаждения больших объемов воды потоком воздуха.