Blackbear — Idfc.
— Хэй, СуперМакс, ты в порядке? Я, словно пробудившись от долгого и мощного гипноза, вскрикиваю и испуганно подпрыгиваю на месте, ведь меньше всего сейчас ожидаю услышать чей-то весёлый голос за спиной и почувствовать аккуратное прикосновение чьих-то пальцев на своём плече. Быстро разворачиваясь и на автомате делая шаг назад, вижу всего лишь навсего Уоррена, и прямо тут же с сердца будто падает огромный булыжник. Даже дышать становится немного легче. Спокойно, Макс… Это просто Уоррен. Просто. Уоррен. Уоррен же, завидев мою резкую реакцию, мгновенно убирает руку с моего плеча, словно боится повредить какую-то фарфоровую куклу, а на смену его лёгкой полуулыбочке приходят нахмуренные брови и взволнованный взгляд с пляшущими в нём искорками замешательства. — Макс?.. Что-то случилось? Я не отвечаю ему сразу, ещё секунд десять торможу, уставившись на не менее испуганного парня своим тупым взглядом беззащитной лани и слушая, как где-то на заднем плане уже заведённый пикап Хлои, поскрипывая шинами, начинает съезжать с парковки. Взгляд Уоррена перескакивает куда-то за меня, наверняка цепляясь за уезжающую по шоссе машину Хлои. Хлои, которая в этой реальности даже не знает меня. — Н-нет… — сглатываю и невольно поправляю ремешок своей сумки, словно это действо каким-то магическим образом поможет мне найти ответы на все мои вопросы, которых с каждой грёбаной минутой становится всё больше. — Я в норме, Уоррен, правда… — Ты вся побледнела, — Уоррен, по своей доброй привычке, неловко проводит ладонью по затылку. — Я так взволновался, когда увидел, как ты бежишь на парковку, уже подумал, что что-то произошло. Ты точно в порядке? Чёрт… Если бы Уоррен знал, через какое дерьмо я прошла за сегодняшний день и вообще за всю прошедшую (в другой реальности, конечно) неделю, то у него бы даже мысли не появилось задать такой вопрос. И как же хорошо, что он не знает. Ведь навряд ли Уоррен бы поверил мне, если я сама ещё не до конца верю в то, что увидела и услышала сегодня. Мне до сих пор кажется, будто я во сне. В ужасном затянувшемся сне, кошмаре, который никак не хочет заканчиваться. Где-то на подкорке сознания я до сих пор верю, что вот-вот проснусь в мягкой кровати, а потом вдохну глоток свежего воздуха и продолжу жить так, как и жила. Но наверняка я уже не проснусь. Поскольку это не сон, ущепните вы меня хоть сотню раз. Это реальность, от которой я могу спрятаться разве что под одеялком в своей комнате, где царит моя хипстерская и уютная атмосфера и где никакие Чейз или Прескотт не трогают меня. Потому что первой настолько противно даже в сторону моей двери смотреть, не то что на саму комнату, а второму это и нахер не сдалось. — Да, Уоррен, можешь не волноваться, — произношу я на одном дыхании, незаметно вытирая рукавом кофты стекающую по щеке слезу. Нет, всё-таки я не умею врать. Ни Уоррену, ни кому-либо ещё. И я чувствую себя сейчас настолько глупо и ужасно, обманывая бедного Уоррена и пытаясь делать вид, будто всё круто. Каждый раз, когда я лгу ему, я начинаю просто ненавидеть себя за это. Ведь только слепой не заметит его волнения, заботы, какой бы нелепой она иногда не была, попыток скрепить нашу дружбу и поднять мне настроение с помощью попкорна и марафона фильмов про зомби, когда особенно хочется наплевать на всех и скрыться от внешнего мира. Он по меньшей мере не достоин такого отношения к себе. Я прекрасно это понимаю. Уоррен хороший парень и замечательный друг, наверное, я никогда не найду ему более стоящую замену. Но сейчас… я не могу сказать ему правду. И я опять ненавижу себя за это. Прости, Уоррен. — Океюшки, если с тобой всё хорошо, тогда давай пойдём на следующий урок? — парень едва касается своими прохладными пальцами моего запястья, чуть потягивая на себя и делая шаг вперёд. — Звонок прозвенит буквально через минуты три… Я ещё раз поворачиваю голову назад, чтобы взглянуть на пустое шоссе, по которому теперь только осенний ветерок легко гоняет пожелтевшие листья деревьев, поднимая их в воздух на своих прозрачных крыльях. Хлоя уехала. — Д-да, конечно… — туманно киваю головой, начиная медленно перебирать ноги следом за Уорреном, постепенно уводящим меня с парковки в сторону академии. — Просто не хочется опоздать на историю, а то ты знаешь миссис Стивенсон, эта женщина нас заживо закопает, если мы придём хотя бы… Следующие слова Уоррена я уже не слышу, потому что полностью утопаю в глубокой пучине своих мыслей, жужжащих в голове, словно рой неугомонных пчёл. Свои истории о ненавистных контрольных работах по истории и о жутко бесящей историчке Уоррен уже рассказывает, кажется, больше себе самому, нежели мне, но его рассказы доходят до моих ушей лишь неразборчивыми обрывками. Я поднимаюсь по ступенькам следом за Уорреном, опустив задумчивый взгляд в пол и кусая нижнюю губу, но совсем не слушая друга. И стоит мне лишь на минуту поднять глаза, как взор мгновенно цепляется за огненно-красный бомбер, где-то в далеке пробегающий мимо дерева, под которым сидит Кейт, и ускоренным шагом удаляющийся в сторону общежитий. Прескотт.***
Последние два занятия проходят настолько долго и мучительно, что идея прогулять последний урок, — то бишь литературу, — с каждым новым обдумыванием начинает становиться всё более заманчивой, если бы не внезапная самостоятельная работа, на которой должны присутствовать все студенты. Я написала работу за двадцать минут до звонка и оставшееся время чуть ли не билась башкой об парту от скуки и желания поскорее грохнуться на кровать и заснуть часов так на десять. Поэтому, как только в холле раздаётся звонкий сигнал, оповещающий всех учеников о конце урока, я тут же хватаю с пола уже собранную сумку и вылетаю из кабинета, желая как можно быстрее дойти до своей комнаты и запереться там на весь оставшийся день. Не успев шагнуть за порог своей хипстерской берлоги, снимаю сумку с плеча и кидаю её на диван, подталкивая ногой распахнувшуюся дверь, которая сразу же захлопывается. Даже не снимая кофты, плюхаюсь на свою кровать, чувствуя, как напряжённые мышцы начинают расслабляться, только тело касается мягкого покрывала, и тихо выдыхаю. Клянусь овсянкой, если это не лучшее чувство после тяжёлого рабочего дня, тогда я не знаю, что это. Особенно после такого дня. Переворачиваюсь на спину и медленно поднимаюсь с кровати, принимая сидячее положение. Беру с прикроватной тумбочки стакан холодной воды, который всегда стоит там на случай, если ночью меня вдруг возьмёт приступ жажды, и делаю небольшой глоток, но рука настолько сильно дрожит, что стенки стакана то и дело неприятно бьются об зубы. Ставлю стакан на место и вскакиваю на ноги, начиная ходить по комнате туда-сюда и пытаясь обдумать хотя бы что-то, но в голове до сих пор лишь густой туман. Меня чертовски раздражает то, что я не могу придумать план дальнейших действий, ведь я вообще не знаю, что произошло, где я оказалась, почему Прескотт не застрелил Хлою и почему в этой реальности мы с ней незнакомы. Номера Хлои даже нет в списке контактов моего телефона, — я проверяла на перемене перед последним уроком, — и это, в принципе, логично. Но что мне делать? Я не смогу просто наплевать на это и продолжить дальше жить так, как и жила раньше. Я не успела сфокусироваться на фотографии бабочки на маяке, потому что мне вдруг стало хреново и я грохнулась на землю, а очнулась уже в том треклятом туалете. Потом бабочка не залетела в туалет через открытую форточку, соответственно, я не смогла сделать фото. Затем Прескотт не застрелил Хлою, так как в его пистолете не оказалось пуль. Так ещё и Хлоя, оставшаяся живой после того инцидента в туалете, оказывается, вообще не знает меня. Получается, что всех наших детских воспоминаний, совместных фотографий и рисунков, которые мы могли рисовать хоть всю ночь напролёт до самого утра, просто… не существует? Бред. Тупой и безумно странный бред. — Бля-я-ть… — издаю обречённый стон я, приземляясь на повёрнутое кресло и разворачиваясь к столу. Ставлю локти на стол и зарываюсь пальцами в волосы, вперившись в выключенный экран ноутбука. От безысходности хочется кричать и плакать, но я чувствую себя настолько вымотанной, что слёзы даже не подступают к глазам, поэтому я просто опускаю голову на стол и уже через несколько минут начинаю постепенно отрубаться, улетая куда-то далеко в королевство своих снов.***
Клубы белого сладкого дыма летят в потолок большой стерильной Проявочной, мутной пелёнкой ложась перед глазами. Травка знатно дурманит мозги и расслабляет уже будто приросшее к дивану тело, чего так хочется после всей херни, произошедшей за день, особенно, если твоё имя Нейтан Прескотт и у тебя всё пошло по пизде ещё до твоего рождения. С такой жизнью расслабиться ты можешь разве что с помощью тяжёлой наркоты вроде героина или типо того. Но как же жаль, что наркотики всё равно не исправят того дерьма, творящегося в ней. Они только его добавляют. Хотя плевать Нейтан хотел на проблемы со здоровьем, глюки или ночные кошмары, являющиеся главной причиной его уже недельной бессонницы, дело даже не в них. Так или так, он всё равно подохнет раньше положенного. Если не от наркоты, то, например, от рук его папаши, который однажды окончательно забудет, что такое контроль, и забьёт его до смерти своими массивными кулаками, оставляющими ужасно болящие сине-сиреневые пятна на руках, рёбрах и лице. Нахуй отца. Нахуй всех людей. Нахуй этот мир. И нахуй эту тупую хипстершу Колфилд, о которой ходящий вокруг дивана Джефферсон говорит уже минут тридцать. — Ты запомнил, что должен купить у Фрэнка? — спокойный и слегка приглушённый голос Джефферсона разрывает тонкую пелену дыма, а его размеренные шаги доносятся до ушей звенящим эхом, отбивающимся от стенок подвального помещения. — Да, — собственный голос кажется Нейтану не своим, он такой же приглушённый и слабым эхом скачет внутри черепной коробки. Блондин приоткрывает веки, переводя взгляд сначала на мужчину, проходящего очередной круг вокруг дивана, потом на стоящую возле Джефферсона, словно личный охранник, Бренду, рыжие волосы которой всегда собраны в высокий блестящий хвост, а возрастные морщины покрывает ровный слой тонального крема. Усталые глаза плывут ещё дальше, задевают Уолтера, по возрасту обгоняющего Бренду всего на год, он сидит за компьютером и сосредоточенно стучит пальцами по клавиатуре. В итоге Нейтан тормозит у красной папки с надписью «Макс» на корочке, стоящей самой последней в ряду таких же красных папок в шкафу, и затягивается травкой снова. — Два бутылька кетамина по десять миллилитров и две пачки фенобарбитала* по сто миллиграмм, — Джефферсон останавливается, облокачиваясь локтями на спинку дивана и смотря на Нейтана сквозь белую дымку. — Не забудь. У нас не так много времени, чтобы тянуть резину. Нейтан еле слышно мычит, выражая согласие, и через несколько секунд добавляет: — А зачем нам столько? Думаю, кетамина было бы достаточно. Джефферсон выпускает лукавый смешок, переглядываясь со стоящей рядом Адамс. — Боюсь, мисс Колфилд задержится у нас в гостях надолго. Мне хочется сделать особые снимки. Поэтому купи те препараты как можно скорее и не затягивай. Сделай это ради меня. Нейтан вновь закрывает глаза, чуть приподнимая уголки губ. Обязательно. Он обязательно сделает это ради Джефферсона. И ебучая феминаци Колфилд несомненно усвоит, что в следующий раз ей лучше не оставлять свои разорванные фотографии на месте преступления.