Jonathan Morali — Max & Chloe.
Lana Del Rey — Looking for America.
Вечер понедельника. На экране телефона двадцать минут седьмого. Вся учебная часть дня, которая тянулась для меня настолько мучительно медленно и утомительно, что я, сидя на предпоследнем занятии, уже начала думать, что этот чёртов день не закончится никогда, осталась далеко позади, и теперь я, сама не до конца осмыслевая всю ситуацию и своё положение в ней, стою напротив дома Прайсов, всё ещё боясь сделать первый шаг вперёд. Не спрашиваете меня, что, зачем и почему. Честно? Я не знаю сама. Прошла долбаная неделя (неделя, да, чёрт подери, и Аркадию не смёл торнадо, представьте!) с тех пор, как я попала сюда, в эту перемешанную в полнейший винегрет реальность, и с тех пор, как я, встретившись с Хлоей, узнала, что здесь мы с ней незнакомы. А что я сделала? Угадаете с трёх попыток? Да-да-да, и вы, собственно, окажетесь правы — ничего! Ну, ладно, вру. Ничего и ещё немножечко сверху. Такого же ничего. Я так и не выяснила о своих «новых» отношениях с семьёй Прайс, не выяснила, куда пропали все наши воспоминания из детства, что стало с Джойс и с Дэвидом, какого ещё дерьмеца мне навалила Вселенная тут… Зато я вздумала взвалить на свои плечи спасение жизни богатенького сынишки-торчка Нейтана Прескотта. Зато опять врубила режим «Макс-следопыт», опять наступила на новые проблемы и ребусы, причём добровольно, прошу заметить. От неприятностей ведь нужно бежать, где вы видели человека, который сам шёл к ним навстречу с распростёртыми объятиями? Да это же она, Супергёрл Макс (всё ещё не Максин, вы же помните?), решившая, что ей под силу спасти всех и сразу, но только слишком поздно осознавшая, что некоторые вещи не так работают. Когда на одном конце мира ты спасаешь бабочку, где-то на другом происходит землетрясение. Вот только у меня торнадо, скачки во времени, а ещё идиот Прескотт и лучшая подруга Хлоя, которая теперь меня вообще не знает. Чёрт, больно! Прокусила губу. Слишком долго стою здесь и мямлю, сжимая ладони в кулаки до такой степени, что кожа уже начала жжечь, и видимо думая, что все проблемы и так сами разрешатся, если я просто постою тут перед домом своей лучшей подруги (подсознание подсказывает добавить слово «бывшей», но я противлюсь этой мысли, моментально выгоняя её из своей черепушки, лишь бы не признавать этого, нет, она всё ещё моя, моя Хлоя, мать твою!) и в какой раз обведу уже почти влажными глазами крыльцо, пустующую дорожку перед закрытым гаражом, где обычно припаркован старый пикап Хлои, который сейчас отсутствует на своём месте вместе с хозяйкой, ведь Хлоя на данный момент находится не дома — выходя из Блэквелла после всех занятий, я по счастливой случайности заметила её вдалеке, за деревьями, она стояла в своей привычной кожанке и шапке в компании Джастина и наблюдала за выполнявшим различные трюки на скейте Тревором, периодически посмеиваясь, когда у парня во время выполнения трюка срывалась нога или он и вовсе чуть-ли не слетал с доски. Это зрелище заставило меня помедлить, а потом и вовсе остановиться не в силах перестать наблюдать за ней, за смеющейся Хлоей, за Хлоей, которая просто разговаривает с Джастином и улыбается, даже не подозревая о том, что далеко у входа в академию за ней смотрит её (бывшая, да-да, признай этот факт, Макс) подруга детства, подруга из параллельной реальности, перевернувшая время вспять и натворившая ещё больших бед, нежели у неё были раньше. Но случайно задевшая меня плечом студентка, которая пробегала мимо, вернула меня на станцию Земля, заставив лишь опустить голову и быстрее зашагать вперёд. А всю дорогу до дома Прайсов я думала о той Хлоей, о её лёгком смехе и о том, что я, видимо, больше никогда не услышу его рядом с собой, и пыталась изо всех сил сдерживать копившиеся слёзы. Зачем я вообще пришла сюда? Не поверите (а может и поверите), но у меня даже нет никакого плана и идей, что говорить Джойс, дабы она не подумала о том, что я вдруг пришла с намерениями украсть из её дома деньги или ещё что-то такое. Я не хочу делать шаг вперёд, я не хочу разговаривать с ней, я не хочу снова видеть этот дом, это окно на втором этаже, не хочу нажимать на кнопочку звонка, боже, нет, пожалуйста… Я хочу просто упасть и зарыдать. Потому что я чувствую, как скоро грохнусь от слабости, растекающейся по моим ногам, по всему телу, я чувствую, как неизвестного рода страх заставляет моё сердце биться всё чаще и чаще, заставляет мои коленки подкашиваться, заставляет слёзы горячими струйками стекать по щекам и грудь беспокойно подниматься вверх-вниз, так, словно мне не хватает воздуха. Хотя скоро мне правда начнёт его не хватать. Поэтому я, не успевая даже моргнуть, через несколько секунд уже нахожу себя на крыльце этого самого дома, тянущую дрожащий палец к пластиковой кнопочки звонка у двери и всё ещё не решающуюся это сделать. Откуда у меня вообще взялась смелость прийти сюда? Я ведь даже с тем же Нейтаном без страха разговаривать не могу, хоть теперь, изрядно попутешествовав по разным реальностям, знаю его настоящего, без тех фальшивых масок и привычной ему агрессии, которую он нацепил на себя, словно способ защититься от всего человечества. Но всё равно боюсь. Ведь по канонному сюжету этой реальности я ещё не узнала ничего про Проявочную, Джефферсона и самого Прескотта, что теперь знаю из прошлой. И мне надо придумать, как спасти богатую задницу Нейтана до тех пор, пока он не влип в проблемы по самые помидоры. И я тоже. Так, не отвлекаться, чёрт возьми! У меня, видимо, уже выработалась привычка каждое своё действие совмещать с мыслями о нём, хватит. Я хочу пожить спокойно хотя бы пару часов. Прочь из моей башки, Прескотт. Сейчас тебя не должно там быть. Когда мой дрожащий палец всё же нажимает на пластиковую кнопочку и по ту сторону двери раздаётся краткая мелодия звонка, оповещающая хозяйку дома о новом госте, я замираю, пытаясь прислушаться к звукам по ту сторону двери, но сердце в груди отбивает настолько громкий ритм, что заглушает им все остальные звуки вокруг меня, и мне так страшно. Страшно и до ноющей боли в душе противно. Я, конечно, способна делать что-то не очень хорошо обдуманное, но в этот раз… я не думала от слова совсем. И сейчас понимаю, что зря. Сейчас, когда после нескольких секунд тишины за обратной стороной двери вдруг слышится приглушённое и постепенно приближающиеся к ней шарканье тапочек, у меня внезапно вспыхивает горячее желание сорваться с места и просто убежать, убежать прочь отсюда, пока ещё есть время, пока дверь не открылась, и… — Здравствуй, дорогая, чем-нибудь помочь? Сдержаться от того, чтобы не вздрогнуть всем телом и не сжать ладони в карманах кофты в кулаки от неожиданности момента, мне не удаётся, и слегка затупивший взгляд моих глаз в ту же секунду сталкивается с нежным взглядом улыбающейся Джойс Прайс-Мэдсен, стоящей передо мной в своей рабочей форме, которую накрывает перевязанный через шею фартук, с растрепавшимся пучком густых волос на голове, и придерживающей рукой входную дверь. — Эм, здравствуйте, Джойс… — неприятный ком в глотке, который я ещё до этого пыталась всеми силами сглотнуть, мешает спокойно говорить, и сердце, кажется, уже на всех порах готово выскочить из груди. А Джойс продолжает наблюдать за моими внутренними попытками преодолеть непонятного рода волнение и боль, залившую всю мою душу, и улыбаться, улыбаться так тепло и уютно, что вновь и вновь давит на меня и напоминает о детстве и о тех счастливых моментах, когда улыбка Джойс была ещё искреннее и от неё на лице женщины не появлялись глубокие морщины. — Я… я по поводу Хлои… — Оу, что-то случилось? — бровь Джойс дёрнулась, а улыбка слегка опустилась. — Хлои сейчас нет дома. — Д-да, я знаю, — на автомате поправляю чёлку и по старой привычке сжимаю пальцами ремешок сумки, словно пытаясь удержаться за спасательный круг, который всё равно ни от чего меня не спасёт. Ведь желательно, чтобы меня спасли от этой реальности вообще. Может, притвориться инопланетянином и улететь на Марс? Ага, если бы. — Хлоя неделю назад давала мне… флешку с фильмами, к-которые посоветовала посмотреть и… э-эм… я бы хотела отдать ей её, но Хлоя не, э-э, не отвечает на звонки, а я не знаю, где она сейчас, поэтому я решила… занести флешку к ней домой… Стоп. Что? И только через пару секунд я резко въезжаю в то, что только что произнесла абсолютно просто, на автомате, словно робот, в программу которого изначально были внесены все фразы и ответы на определённые вопросы, и мои щёки покрываются алым румянцем, а вот сама Джойс, кажется, легко верит мне, наверное, даже не задумываясь над тем, что я спорола, и, сразу же засуетившись, чуть отходит в сторону, приоткрывая дверь в дом и приглашающим жестом говоря мне войти: — А, да, конечно, проходи, милая! Кратко кивая, я опускаю голову и, вперевшись взглядом в свои кеды, шагаю вперёд, а поднимаю глаза уже только тогда, когда оказываюсь за порогом дома и когда милая Джойс, закрывая за мной дверь с тихим тягучим скрипом, начинает ворчать себе под нос какие-то ругательства по поводу Хлои: — Вот как всегда же, уехала куда-то и телефон в самую глубь засунула!.. Я зрительно пробегаю по прихожей дома Прайсов в попытке зацепиться за какую-то новую деталь, что отсутствовала бы в прошлой реальности, но, к счастью, здесь всё осталось прежним — даже кучка различных бумажек, штрафов и квитанций на тумбочке у закрытой двери в гараж не изменила своего местоположения, и в воздухе всё ещё витает этот сладкий аромат свежей выпечки на кухне. Это придаёт мне какое-то небольшое успокоение, хотя я ещё даже не знаю, что стало с комнатой Хлои, с нашими детскими фотографиями, рисунками, и от одной лишь мысли об этом волнение постепенно начинало пробивать почву внутри моей груди. — Ты можешь положить флешку на столе в её комнате, — Джойс, засунув ладони в маленькие кармашки на фартуке, становится рядом со мной и кивает в сторону лестницы: — Она на втором этаже, справа сразу после лестницы. Не заблудишься? — лёгкая улыбочка. Я приподнимаю уголки губ в ответ. Милая Джойс даже и представить себе не может то, что в прошлой реальности, в моём далёком детстве, вышеупомянутая комната её дочери была одним из тех мест, где я проводила самое большое количество своего беззаботного времени и где я чувствовала себя не так, как дома или в своей одинокой и небольшой спальне. И так жаль, что не может. — Нет, не заблужусь. — Тогда хорошо, — женщина, не снимая улыбки с лица, разворачивается и уже начинает шагать по коридору в сторону кухни, но в то же мгновение тормозит и оборачивается ко мне. — Кстати, я только что испекла яблочный пирог… Не хочешь испробовать его с чаем? О, нет. Слюна еле проходит через горло. Так чертовски тяжело держать слёзы, когда чувствуешь, что вот-вот упадёшь прямо на месте и разрыдаешься, как маленькая девчонка, которую обозвал мальчишка-хулиган в школе, однако у меня тут совершенно другой случай, и мои слёзы прямо перед Джойс сейчас вызвали ли бы у неё не малое число вопросов. А голос ведь всё равно подрагивает. — Н-нет, спасибо, Джойс… Я здесь ненадолго. Много дел нужно разгрести. — Ну, как знаешь. Теперь женщина разворачивается уже окончательно и неспешным шагом, в сопровождении с шарканьем домашних тапочек, удаляется на кухню. А я ещё несколько секунд провожаю её взглядом, прежде чем вспомнить, что у меня и вправду не так уж и много времени, и если Хлоя приедет домой раньше, то это будет, как минимум, неловко и довольно странно. По крайней мере, сейчас я не представляю, как бы объяснялась перед ней, если бы это произошло. Ноги автоматически движутся к лестнице, я перебираю ими так быстро и в то же время тяжело, словно к лодыжкам привязали камни, и я чувствую эту тяжесть всем телом. Слабый скрип. Только подошва кед касается предпоследней ступеньки, я вспоминаю, что это та самая скрипучая ступенька, которая однажды выдала нас с Хлоей, когда мы хотели погулять поздно вечером, а Джойс и Уильям спали в своей спальне. Тогда мы не получили особо строго выговора, но после того случая научились переступать скрипучую ступеньку в подобных ситуациях. Когда ноги встают на ровную поверхность, а взгляд упирается в дверь-направо-сразу-после-лестницы, что-то щёлкнувшее в груди заставляет меня на секунду остановить ладонь, уже тянущуюся к ручке двери. Но с новым вздохом я вновь двигаю ею и поворачиваю ручку, чувствуя, как слегка потная кожа ладони скользит по ней. В ноздри вмиг врезается сладковатый запах травки, но не тот, которым буквально был пропитан каждый угол в машине Прескотта, ведь Хлоя не настолько увлекается наркотиками, как этот… торчок. Этот запах я помню от её кожанки, от пепельницы в её пикапе… Этот запах принадлежал именно ей. И я не могла спутать его с кем-то другим. На моё удивление комната осталась той же. И это, на самом деле, сначала заставляет меня даже усмехнуться себе под нос — Хлоя и её вещи в этой реальности не поменялись. Всё тот же бардак на полу — разбросанные бумажки, журналы и коробочки; своего местоположения не изменили многочисленные постеры на стенах, различные фразы, написанные чёрным маркером и примерно характеризующие жизненную позицию хозяйки комнаты, сохранился и бардак на столе… Сохранилась частица прежней Хлои. Той, которую знала я. Та, которая дружила со мной и была мне чуть ли не роднее всех на свете. А теперь она далеко. И даже не в том смысле. Я запомнила её, я знаю все её секреты, переживания, проблемы, все её привычки… Но для неё самой я никто сейчас. И теперь я не изменю этого. Ведь встреться с Хлоей где-нибудь в Блэквелле снова и попробуй пересказать весь тот хаос, что произошёл с такой девицей, как Макс Колфилд, приключениям которой не позавидует, наверное, никто, она скорее (а даже сто процентов) посчитает ту девицу двинутой и посоветует проверить свою кукушку у психиатра, чем поверит всей истории. Мне-то не знать, как изменился её характер. Всю комнату заполнила мягкая тишина, которая так идеально смешивается с чириканьем птичек за окном и скрипом шин проезжающих по дороге автомобилей, что на задворке сознания на секунду мелькает желание закрыть дверь, лечь на кровать Хлои и просто раствориться в этой утешающей атмосфере закрытости от всего мира и спокойствия, парящего здесь будто круглые сутки. Даже несмотря на то, что с момента моего переезда из Аркадии пять лет назад и пропажи Рэйчел эта комната поменялась так же сильно, как и её хозяйка, я всё ещё ощущаю здесь частицы нашего сохранившегося детства. Глаза начинает щипать от проступивших слёз, и я быстро утираю их рукавом кофты, перемещая взгляд на старенькую стереосистему, покоющуюся на полке у стены. В окошечке зелёными буквами мигает название поставленной на паузу песни, которую Хлоя, очевидно, слушала перед тем, как уйти. Я медленно подхожу ближе, вглядываясь в него. «Мечта Санта-Моники». Конечно же. Носок кед упирается в лежащую на полу деревянную коробочку с надписью «Фотографии», привлеклая моё внимание. Я опускаюсь на корточки и аккуратно беру оттуда две фотографии Хлои с… Чёрт. Это же Уильям. Он, обнимающий свою дочку за плечи, кажется здесь таким молодым и счастливым. И Хлоя, держащая в руках милого белого кролика, на этом снимке такая красивая, живая… Радостная? Конечно, радостная. По-крайней мере, в те времена, когда её родной папа ещё и не думал покидать мир живых и наслаждался этой странной жизнью со всеми членами своей семьи, она точно была радостнее, чем сейчас. Сейчас, когда место её папы вот так несправедливо занял «мудотчим», как Хлоя особенно любила называть Дэвида, а вся жизнь, похоже, покатилась глубоко и далеко и только продолжала катиться, когда лучшая подруга переехала в долбаный Сиэтл, а любовница пропала так неожиданно и просто, что… Стоп… любовница? Почему я так думаю? Я ведь не знаю всех подробностей отношений Хлои и Рэйчел, я вообще ничего практически и не знаю о Рэйчел, однако… Что-то подсказывало мне ещё давно, что черта дружбы в них уже стёрта. И почему я чувствую сейчас какую-то… обиду? Небольшую злость? Но на кого? Я ревную? Да нет. Я всё понимаю. Нет. А может и совсем капельку. Маленькую. Блять. Лучше поскорее положить фотографии Хлои и Уильяма и продолжить осматривать другие части комнаты, Макс, прежде чем мысли о Хлое и Рэйчел не съедят твой разум полностью. Что я и делаю практически сразу же после. Следующее, что цепляется за мой влажный от слёз взгляд, — это ещё одна раскрытая железная коробочка, лежащая поодаль около кровати Хлои, из которой на меня словно издевательски смотрит согнутая фотография — что, опять? — Рэйчел и Хлои, показывающей объективу длинный средний палец. Это фото хорошо знакомо мне из прошлой реальности, поэтому я быстро отвожу глаза, переключаясь на захламлённый рабочий стол, что в ту же секунду становится второй жертвой моих обысков. Подхожу ближе. Немытые кружки, пустые бутылки, хаотично лежащие листки, пепельница с косяком, пара журналов… В принципе, всё в стиле типичной Хлои Прайс. Переключаю внимание на более важную составляющую этого стола — ноутбук, и в то же мгновение замираю, замечая на экране ноутбука открытую переписку Хлои с… Прескоттом?.. От: chloefuckingprice@mail.com Кому: Нейтан Прескотт Ты просто жалкий кусок дерьма и тебе повезло, что я не сдохла в тот понедельник в туалете. Жду бабло до воскресенья, если не хочешь иметь проблем с моим мудотчимом. Статус: доставлено; прочитано. Ого… Вот это… Неожиданно. И какая-то тонкая холодная иголочка легонько кольнула в сердце сейчас. Я ведь знала, что Хлоя, по сути, шантажировала Нейтана тогда, в женском туалете. Трясла с него деньги. И, оказывается, продолжает сейчас, даже несмотря на то, что его палец чуть не соскользнул с курка, а пистолет чуть не издал оглушающий выстрел, оглушающий до такой степени, что он порой до сих пор звенит внутри моей черепной коробки стальным эхом, когда я позволяю себе копнуть более глубокую дыру в собственных мыслях и слишком долго думаю… Боже, если бы кто-нибудь подсказал, что же мне нужно, чтобы удалить всё это из своей головы просто и абсолютно безболезненно, как Люди в Чёрном стирали воспоминания своими ослепляющими вспышками, то я бы стала самым счастливым человеком в мире. Хотя вру. Не самым. Но избавилась хотя бы от одной трети своих проблем и ночных кошмаров уж точно. Поэтому я, выдохнув после нескольких секунд, медленно убираю вспотевшую ладонь с компьютерной мышки и вновь выпрямляюсь, решая оставить вкладку с письмом и не лезть дальше нужного. В конце концов, как бы мне не были интересны подробности отношений Хлои и Нейтана, на данный момент они стоят далеко не на первом месте моего плана по сегодняшнему визиту дома Прайсов. Я должна поспешить. Оборачиваясь, я около минуты обследую глазами оставшуюся часть комнаты, словно ищя какую-нибудь подсказочку в виде зелёной стрелочки или типо того, как в видеоиграх. Забитый до самой верхней полки шкаф, открытый чемодан, комод… Меня будто прошибает током. Комод. Словно гонимая какими-то невидимыми толчками, я срываюсь и чуть ли не несусь к этому потрёпанному синему комоду, обклеенным кучей детских наклеек… Этот комод. Самая первая полка. В прошлой реальности там лежали все наши детские фотографии, все нарисованные юными Макс и Хлоей комиксы, бредовые рисунки, все наши письма, наши любимые игрушки, всё, что как раз нужно мне, всё, что дало бы мне хотя бы какую-то каплю надежды на что-то, о чём я так много думаю помимо этого грёбаного Прескотта, но… Нет. Ничего. Ничего. Этого. Тупо. Нет. Из слишком резко открытой мной полки на моё побледневшее лицо взирают лишь небольшая стопка журналов «Роллинг Стоун» да пара коробок из-под обуви, покрытых лёгким слоем пыли, одна из которых была наполнена перемешанными между собой цветными карандашами и фломастерами, видно, оставшимися ещё с детства, а другая и вовсе оказалась пустой. И всё. Ничего больше. Ни единого воспоминания обо мне и нашем счастливом детстве, ни комиксов, ни фотографий… Я не существую в жизни Хлои. Для неё я правда просто никто. И теперь я убедилась в этом на все двести, а то и триста процентов. Меня больше ничего с ней не связывает. Все нити разорваны, мосты сожжены и прочая херня… И как только я понимаю, что мне уже больше нечего делать здесь, горло начинают душить тяжёлые всхлипы, и по щекам стекает ручеёк солёных капель, протекающий по подбородку, спускающийся по шее и щекочущий кожу. А стоило мне прокрутить эту мысль через мозговой фильтр ещё раз, как дальше я уже вылетаю из комнаты Хлои, такой дорогой, но уже незнакомой мне Хлои, хлопая за собой дверью, и стараюсь как можно быстрее перебирать ногами по ступенькам лестницы, чтобы поскорее уйти отсюда и… больше никогда не вернуться. Стираю руками вновь и вновь всплывающую перед взором мутную пелену из слёз, стараясь пройти по последним ступенькам как можно более тихо, чтобы успеть уйти из этого дома до того, как меня настигнут вопросы Джойс. Но они сделали это раньше. Только дрожащие пальцы схватили железную ручку входной двери, моих ушей коснулся аккуратный голос выглянувшей в коридор из кухни Джойс с полотенцем, перекинутым через плечо: — Ты уже уходишь, Макс? Я не оборачиваюсь к женщине, элементарно боясь того, что только посмотрю на неё, только столкнусь взглядом с её блестящими и утомлёнными глазами, как горячие слёзы автоматом хлынут рекой, и я рухну на пол от слабости и дрожи, пробирающей каждую клетку моего тела сейчас, не в силах даже объяснить Джойс потом, какого чёрта со мной происходит, потому что я, блять, не знаю, что со мной происходит и как объяснить это хотя бы самой себе. Пальцы сжимают ручку крепче, готовясь скорее повернуть её. Пожалуйста, Джойс. Отпустите меня. Мне больно, но я хочу убежать отсюда, я хочу наконец оставить жизнь вашей семьи в покое, наконец поставить точку на том, что я увидела и осознала, чтобы двинуться дальше и продолжить геройствовать, как Макс Колфилд делала это раньше, спасать задницы других людей, пока ещё есть, кого спасать. — Да… Мне пора… — пальцы начинают двигаться, медленно поворачивая ручку, вес тела переносится на ноги, уже приготовившиеся рвануть с порога дома. Боже. Мне нужен воздух. — Спасибо, Джойс. — Постой, может всё же остане… Но продолжение вопроса застывает на губах Джойс, оставаясь так и недосказанным, поскольку я в ту же секунду раскрываю дверь и вылетаю за порог дома, быстро перебираю ногами по ступенькам, поворачиваю направо и продолжаю бежать вдоль шоссе, даже не оглядываясь назад, — просто бегу, чувствуя, как сумка неприятно хлопает по бедру, а грудь вздымается вверх-вниз от нехватки кислорода и приближающегося приступа рыданий. Просто бегу, оставляя за собой всё своё детство, бедную недоумевающую Джойс, родной дом с запахом свежей выпечки и домашнего чая из кухни… Оставляя за собой Хлою.***
Горячий солнечный диск, прикрываемый верхушками густых ёлок и сосен, уже приближается к черте горизонта, раскрашивая небо в нежные персиково-лиловые тона, воздух стал на порядок прохладнее, и откуда-то сзади дунул ветерок, что заставило меня невольно поёжиться и обнять себя руками. Ослабевшие ноги неспешно перебирают по рыхлому грунту, неся моё тело в сторону академии вдоль шоссе, что в такое время суток одиноко пустовало, ведь количество проезжающих по нему машин к вечеру уменьшалось, и поймать тут такси, чтобы добраться до Блэквелла и поскорее запереться в своей берлоге, являлось одним из самых нереальных вещей — что уж говорить об автобусе… Если даже у «Двух Китов» его порой приходится ждать минут по двадцать. И да. Как, блять, наконец выкинуть все мысли из своей захламлённой за день башки и не думать вообще ни о чём, если абсолютно все мои действия приводят к тому, что мне всё равно нужно думать? Хей, кто там сверху, как мне отключить свою голову от тела? Может, есть какая-нибудь кнопочка «Off» или что-то типо того? Кажется, я в ловушке. И ещё эта тишина… Чёрт, Джойс. Мне так стыдно перед ней. Я просто взяла и сбежала, как какая-то трусиха, даже не оставшись на чай или хотя бы не придумав какой-то отмазки — хотя бы из вежливости… Я не знаю, как буду смотреть ей в глаза без краски на щеках и укоризненно чирикающей в голове совести в следующий раз, когда вновь приду на завтрак в «Два Кита», но, если честно, это последнее, о чём я бы хотела волноваться прямо сейчас. Потому что сейчас я просто хочу прийти в комнату, запереть дверь и раствориться в мягких простынях кровати, исчезнуть абсолютно для всех — вот, смотрите, Макс была, а теперь её нет, она больше не существует ни для кого из вас, забудьте о том, кто она такая, это не имеет значения! Я так задолбалась. А ведь это только начало. У меня ещё Нейтан есть. И стая птичек, ответивших мне приглушённым гарканьем далеко из леса, тоже со мной согласны. А ещё какая-то машина, чей далёкий, но постепенно приближающийся ко мне протяжный сигнал вдруг раздаётся где-то позади… Стоп, что? Останавливаясь у фонарного столба, я поворачиваю голову назад и вглядываюсь в пустующую даль, пока через секунд десять из-за поворота в конце шоссе не показывается серебристая легковушка, неуклюже виляющая из стороны в сторону по дороге и, судя по всему, явно потерявшая управление, а ещё надвигающаяся сейчас прямо… На меня? Буквально через секунду после осознания мной того, что если я застыну тут, словно мраморная статуя, то эта неуправляемая машина, скорее всего, врежется прямиком в этот фонарный столб, у которого я стою, мои уши прорезает скрипучий визг тормозов за спиной, и не успеваю я в ужасе отвести взгляд от слетевшей с тормозов легковушки впереди и повернуть голову обратно, как… — Колфилд, убирайся нахуй оттуда! Боже, чт… Прескотт?! Нейтан, остановивший свой красный пикап в нескольких метрах, сейчас несётся ко мне со смешавшим в себе несколько видов эмоций — и злости, и, возможно, какого-то страха тоже, — выражением лица, громко крича моё имя, пока я испуганно пялюсь на него, не в силах даже пошевелить конечностями и, в конце концов, сдвинуться с места, чтобы убежать от мчащейся на всех порах опасности… Резкий толчок. Прескотт с неистовой силой дёргает онемевшую меня за предплечье, а в следующее мгновение… Металлический грохот. Звук бьющегося стекла. Крики — мой, водителя легковушки, лёгкий стон Нейтана… Машина врезалась в столб.