Ты станешь моей

      Эсмеральда очнулась в мрачном, слабо освещенном помещении, одна, на жесткой постели. Открыв глаза, она обвела взглядом свою новую темницу. Низенькая стрельчатая дверка, слуховое окошко под потолком, большое кресло, стол да большой очаг. Стены испещрены странными надписями на непонятном языке. Медный трехсвечник стоявший на тяжелом ларе в противоположном углу комнаты давал тусклый свет. Все помещение было завалено хламом, тут были покрытые пылью и паутиной груды книг наваленных одна на другую, колбы, реторты, забытая посуда. Больше всего цыганку напугали скелеты животных, которые вперемешку с прочим хламом были рассеяны по келье. Заря еще только занималась, и Эсмеральда наблюдала, как кусочек утреннего неба, видный в слуховое оконце, начинает постепенно светлеть, прогоняя ночь. В эту минуту, тоска заняла место страха в сердце цыганки.       Ей больше не было страшно, наверное, та чаша страха, который человек может испытать за короткое время была переполнена, и на его место пришла тоска. Она тосковала по своей свободе, беспечности, по синему небу и солнцу, которое отныне ей доведется видеть лишь через то небольшое отверстие под потолком. Она тосковала по Фебу, по своим светлым грёзам о нем. Теперь она не смела даже мечтать о своем лучезарном офицере, после того, что сделал с ней этот страшный чёрный монах. Как хорошо было бы оказаться в темнице и ожидать казни! Она бы с радостью предпочла виселицу этому чудовищному заточению. Да, это было бы намного милосерднее.       Так прошел день, дневной свет проникавший в розетку под потолком стал мало-помалу меркнуть. Свечи давно догорели, и мрак, темными тенями медленно подкрадывался к Эсмеральде. Она ничего этого не замечала, тихонько сидя на твердом ложе обхватив колени руками. Всего лишь раз, когда день только занимался, встала она со своего места, чтобы с едва теплющейся надеждой дернуть дверь, и обнаружить что она, конечно, заперта. Неожиданно звук отворяющейся двери вывел ее из оцепенения. Комната, освещённая теперь свечой архидьякона приобрела ещё более зловещий вид. Тошнота подкатила к горлу, пересохшими губами девушка еле слышно прошептала: — Ах, снова он…