Ты станешь моей

      Эсмеральда проспала весь оставшийся день и всю ночь. На следующее утро, когда она открыла глаза, солнце уже взошло, а на столе догорал трёхсвечник. События минувшего дня были словно в тумане, кружилась голова. Ей казалось, что всё случилось давным-давно, и полустершиеся воспоминания с трудом возвращались к девушке. Эсмеральда ощутила под собой мягкую перину, опустила глаза и с удивлением обнаружила себя в новой сорочке. Стыдливая от природы, она тут же натянула покрывало повыше и стала оглядываться в поисках своего платья. Не обнаружив его, цыганка заметила на спинке кровати одно из подаренных священником платьев. Так вот в чём дело! Он всё-таки заставил её надеть то, в чем хотел её видеть. Спрыгнув с постели, Эсмеральда быстро облачилась в голубую ткань, опасаясь, что он может войти в любую секунду и увидеть её полунагой. Раньше цыганка бы закружилась от восторга, надев такое платье, но теперь, понимая, насколько соблазнительнее будет выглядеть для своего похитителя, желала стать невидимой. Тут она заметила живые цветы на столе и корзину с засахаренными фруктами, медом и свежим хлебом. Против своего обыкновения, священник вошёл в келью на закате. Увидев Эсмеральду в обольстительном шелковом платье, открывающем плечи и грудь, святой отец просиял. Редко когда можно было увидеть улыбку на его устах. Чаще всего, Жеан, младший брат архидьякона, будучи малышом, своими потешными выходками заставлял улыбнуться сурового священника, но с тех пор прошло уж много лет. Его лицо словно помолодело, морщины на лбу разгладились, и что-то новое появилось в глазах у серьезного, надменного архидьякона. Он улыбался, не тая своего восхищения, как счастливец, который только что увидел свою нареченную у алтаря в свадебных одеждах. То была улыбка мужчины, завороженного красотой своей любимой: — Ты так красива, о, ты просто ангел! Ты сделала меня счастливцем! — архидьякон попытался прикоснуться к её руке, но Эсмеральда отдернула ее, и со злостью выпалила, — Ты забрал мою одежду, поп. Я бы ни за что не надела это платье, мне пришлось надеть его, пришлось! Никогда я не стану наряжаться для тебя. Слышишь? Никогда!       Архидьякон не дал ей договорить. Страсть жгла его плоть, даже в ярости Эсмеральда непреодолимо влекла его. Никогда прежде не видел священник ничего соблазнительнее, чем её обнажённые плечи, изгибы её тела, вырисовывающиеся под голубым платьем. В эту ночь, архидьякон старался не причинить ей боли, он был нежен, но настойчив.       Каждый вечер после заката заходил теперь Клод в келью и делил ложе со своей пленницей. Первые несколько ночей девушка дралась, как дикая кошка, сопротивлялась изо всех сил, но скоро поняла, что это только распаляет страсть безумного священника и покорилась его воле. Несмотря на это, она пыталась по-своему «мстить» своему похитителю. Время от времени Клод наказывал ей надеть понравившееся ему платье к его приходу, или убрать волосы жемчугом. Эсмеральда будто бы «забывала» сделать это. Она отказывалась отвечать ему, отказывалась смотреть на него. Но святой отец был терпелив. Для архидьякона символы и тайные знаки имели большое значение. Везде, во всём он видел их. Вся его жизнь была подчинена служению, изучению, созерцанию символов. Они приносили ему умиротворение, упорядочивали его мысли и направляли его действия. Каждый день, каждый шаг священника сопровождался большими или малыми ритуалами в числе прочего и ночи проводимые с цыганкой. Даже зная, что девушка больше не противится ему, Клод каждый раз сжимал запястья цыганки в изголовье кровати как символ своей абсолютной власти над пленницей. Каким-то животным инстинктом желал он обладать ей именно так, обездвиженной и подчиненной. Проходили дни и ночи и Эсмеральда, к своему стыду и негодованию, стала ощущать, что её тело откликается на ласки архидьякона. Душа и сердце её всё ещё тосковали по Фебу. Днями она думала и грустила только о нем, так, как только может грустить молодая девушка о своем возлюбленном. Ночами, когда разгоряченный священник творил с ней бесстыдства, она стала ощущать сладостное томление, ей хотелось этих прикосновений, хотелось выгнуться на встречу его страстным движениям, и кровь приливала к её щекам. Эсмеральда всё ещё ненавидела его, боялась его, а теперь стала ненавидеть ещё и себя. Само её тело предавало её! Ведь душа её принадлежит Фебу, а тело трепещет от ласк ненавистного монаха. Цыганка изо всех сил подавляла эти порывы. Она ничем не проявляла своих желаний, всё так же холодна была она с Клодом. Но очаровательный румянец, с некоторых пор обагряющий щеки девушки во время ласк, не укрылся от внимательных глаз влюбленного священника. С восторженным изумлением открыл он для себя тайну, которую скрывала от него его возлюбленная. Она наслаждалась в его руках! Словно новая жизнь влилась в его тело, он чувствовал себя влюбленным мальчишкой, готовым свернуть горы ради своей единственной. Ещё никогда в своей жизни он не был так счастлив. Все страдания, что он вытерпел, грехи, что он совершил, Бог, которого он предал, всё это стоило одной-единственной ночи с вздыхающей и пылающей под ним Эсмеральды. Разгоряченный, он шептал ей: — Я знаю, что ты тоже этого хочешь… Ты ведь тоже этого хочешь…       Но девушка упрямо молчала, не желая признавать очевидное. В одну из таких ночей, робко, словно боясь обжечься, Эсмеральда коснулась своими пальчиками плечей святого отца. Этот едва заметный жест привел Клода в неистовство. Словно заражённая его сладострастием, цыганка выгнулась всем телом ему навстречу, застонала и впилась ногтями в покрытые шрамами плечи архидьякона. Наслаждение, о существовании которого целомудренная девушка и не подозревала, потрясло её до глубины души. Заставшие в расплох ощущения сводили её с ума, она не знала, что чувствовать, что думать. Цыганка ненавидела священника, но тело её наперекор сердцу покорилось ему. Она заплакала, отвернувшись к стене. Клод, не сводя с неё горящих глаз, улыбаясь, гладил её по волосам, вытирая слезы. — О, любовь моя! Как же я счастлив! Господь наградил меня, услышал мои молитвы!       Эсмеральда посмотрела на него сквозь слезы, и прошептала, — Отведите меня на крышу. Я хочу посмотреть на звезды.       В первый раз за прошедшие в заточении месяцы, Эсмеральда обратилась к нему не с упреком и не с проклятием. Удивленный, пораженный, готовый выполнить любое её желание, Клод подхватил любимую на руки. — Я отнесу тебя туда, жизнь моя. Эсмеральда не противилась.