Драконьи дети

Никогда прежде они не ощущали ничего подобного. Свежие раны щиплет от невыносимого жара, Стинг корчится от боли — охотники на драконов пробили ему живот копьём, — и жалобно стонет, пока Венди, тоже израненная, на удивление хладнокровно пытается остановить кровотечение, а Роуга, что прикрывает их, яркий свет выбрасывает из тени. Гажилу больно смотреть на огненного дракона, его пламя слепит в темноте ночи, но от него не отвернуться: крылья, лапы, хвост и зубы Саламандра везде, он вьётся над разбегающимися во все стороны браконьерами, проносится мимо горячим ураганом, поливает людей огнём, от которого их мечи и стрелы пристают к ладоням и одежда тает рваными дырами. — Эй, головёшка, — окликает его Гажил, но получается очень хрипло и тихо — за криками обожжённых не расслышать; переглядывается с Роугом. Чёрный дракон кивает и прячет Стинга и Венди под теневой завесой, отбиваясь от стрел и заклинаний. Гажил оставляет их за спиной и пытается угнаться за Нацу. Какая-то охотница, с длинной русой косой и слишком крепкими для женщины руками, выходит навстречу Саламандру; от её сжатых кулаков веет холодом, и в следующую секунду в ответ на шквал огня она воздвигает ледяную стену. Но её щит держится недолго, трескается и тает, а Нацу огибает препятствие и так сильно цепляет волшебницу лапой, что она прокручивается в воздухе и отлетает куда-то, где Гажил уже не видит, жива она или нет. Живая, наверное; даже Гажил ещё ни одного человека не убил. В этот раз охотников действительно много, больше тридцати; вся эта орава надеялась застать драконов во время сна, за четыре года преследований так и не научившись правильно расставлять ловушки. Сегодня дежурили Нацу и Стинг: пока первый обходил с проверкой склоны холма, второй караулил лагерь. К ним в тыл зашли с юга, куда Нацу ещё не успел добраться к тому моменту. — Саламандр, очнись! — Гажил хватается за красное крыло и тут же одёргивает лапу с болезненным вскриком — железная чешуя на пальцах и даже когти раскалены добела. Огненный дракон даже не замечает, продолжая свою безумную пляску. Ещё один человек вскидывает на него арбалет, но болт плавится ещё на подлёте, брызгая на Нацу стальной кляксой. В ответ Саламандр ударом хвоста валит охотника на землю — на животе у человека остаётся выжженный след, — и нависает над ним живым гневным солнцем. — И это всё? — рычит Нацу, сам не свой, — Неужели вы можете только бить исподтишка? Значит, таковы люди? В руке охотника взрывается волшебство, и на мгновение Гажил теряет обоих из виду из-за блёклых всполохов искусственного пламени. Саламандр горит по-прежнему, а маг корчится под ним в страхе и беспамятстве, впустую потратив свою последнюю надежду. Что такое огонь для огненного дракона? — Спасибо за угощение, — облизывается дракон, но пасть не закрывает, блестят белые клыки. Гажил не может понять, что с его глазами: из серых становятся золотыми или так отражается пламя; но чует, как опасен этот взгляд. — Чёрт побери, Нацу! — в последний раз кричит железный убийца драконов и, плюнув на адскую боль в лапе, идёт на таран. Саламандр отлетает в сторону и сносит не одно дерево, а Гажил прикусывает язык до крови, чтобы не взвыть — всё тело горит от одного прикосновения к пылающей чешуе огненного дракона. Человек под ним не может даже дышать от ужаса и шока. — В следующий раз — убьём, — Гажил дёргает хвостом, и фигуру мужчины очерчивает ряд шипов, вонзившихся в миллиметре от кожи. Это действует: неудачливый охотник поднимается на дрожащих ногах и бежит прочь, спотыкаясь и падая. Кричать об отступлении уже не нужно — люди давно рассыпались кто куда, и Гажил, убедившись, что Роуг удержал оборону, ковыляет в сторону Нацу. Саламандр совсем плох, весь побитый, погасший, сидит под дубом (дерево оказалось крепче других) и плачет. — Ты чё, сбрендил? Гажил садится рядом и прислоняется спиной к коре, царапая её железными пластинами, глубоко вдыхая гарь и пыль. Лес вокруг дымит цепью костров, небо стало коричнево-рыжим, грязным, звёзд не видать. Слишком уж головёшка разошёлся. — Жить надоело? — раздражённо шипит сквозь зубы Саламандр. Гажил рвано хихикает, сжимает и разжимает пальцы правой лапы. Жжётся до сих пор. — Да что ты можешь, ящерица? Слёзы испаряются с щёк огненного дракона. Его жар слабеет, хотя ожоги Гажила всё равно ощутимо реагируют на любое колебание температур. Саламандр поднимается, трясёт своей глупой башкой, чешет затылок, оглядывает, что натворил — в общем, делает всё, чтобы не смотреть в глаза. — Из-за тебя вся закуска разбежалась, — Гажил ухмыляется, — мог бы и потерпеть, мне бы хватило пары минут на самую вкусную сталь. — Раньше они никогда не пытались нас убить, — ворчит Саламандр, — Когда я прибежал, всё пахло вашей кровью... А Стинг... Как они посмели, за что?! — Я уже сто раз объяснял, мне надоело повторять. Это только начало. Нацу взвинчивается, дрожит от злости и обиды, не хочет принимать правду, дурак: — Но ведь мы дружили с драконами, учились у драконов! Почему люди не помнят? — Из-за Акнологии. — Драконы как люди, все разные! — Ты им этого не докажешь. — Докажу. — Ничего хорошего не выйдет. — Я сказал, докажу! Игнил не заслужил... Саламандр бредёт в сторону их стоянки, смешно пошатывается, ещё не до конца придя в себя после удара. Хочет проверить Стинга и попросить Венди потушить пожар. — Металликана тоже не заслужил, — говорит под нос Гажил, но огненный его слышит, задерживается на секунду и шагает дальше. Наивная бестолковая ящерица, которую только задень, и она разойдётся неуправляемой бурей. Ожоги заживают, но и думать о них всё ещё больно. А если бы Роуг или Венди попали ему под горячую лапу, было бы совсем худо, металлической шкуры у них нет. — Значит, вот какая натура у драконов, — бормочет железный дракон, оставшись один на один с горелой мутной ночью, — надо же, Саламандр, не думал, что ты первым поддашься... Гажил уверен, что разгадал эмоцию верно. Такую эмоцию Нацу ещё никогда не показывал, и Гажил точно её не забудет. Хочется злорадствовать, — он был прав! — но настроение... не то. Не просто же так Саламандр плакал, сам всё понял. Дракон, свято верящий в дружбу с людьми, чуть не растерзал человека. Смеяться не над чем.