Драконьи дети

— Только ты в силах понять меня, Венди, — говорит двухцветный дракон, поворачиваясь к ней уцелевшим алым глазом. Венди силится разглядеть в его взгляде хоть что-то, кроме кровожадной одержимости, находит, проглатывает подступивший к горлу всхлип и тут же смотрит в сторону, словно обожженная. — Только ты знаешь, каково жить в мире, где больше не осталось солнца, — повторяет Роуг, делая шаг вперёд, — тот, кто сегодня так позорно проиграл Гажилу, и представления не имеет, что ты пережила. Но я... я видел, как вы умирали, как умирал Фиор. Я столько земель прошёл, — я и не ведал, что есть такие края, — но ничего не смог защитить. Драконы уничтожали всё, даже друг друга... А потом пришёл Акнология. Его слова приковывают к камню, не дают пошевелиться, пока он сам подходит ближе. Смотрит на неё, как на драгоценность, как на звезду, сорванную с неба. — Я вспомнил каждую твою слезу, Венди. И драконица вдруг осознает, о чём он. — Сколько... сколько лет прошло?.. — Семь, — выдыхает Роуг. Хвост Феи, Саблезубый Тигр, Крокус, Фиор — всё для него мертво уже семь лет. Роуг из будущего почти верит, что говорит с призраком. — Но я не допущу, чтобы... не допущу того, что видел... Помогите мне, и Акнология падёт. — И его место займёшь ты? — Король драконов родится в час драконьего пира. Это судьба, Венди. Слишком долгая дорога вела меня сюда, через древнейшие замки, через труднейшие заклинания, через чернейшую магию, в глубины которой я бы не посмел тебя посвятить. Теперь, когда я умею контролировать драконов, я смогу остановить их и направить их мощь против Акнологии. Тот же голос, те же повадки — но не он. Наверное, такой же знакомо-чужой Венди казалась феям, когда они наконец вернулись с острова Небесного Волка. В тот счастливый день она плакала больше, чем за долгие, бесконечные семь лет тлеющих надежд — что бы ни делали Гажил и Нацу, от их слов слёзы шли всё горячее и быстрее, и только тёплые руки Эрзы, заплетавшей её гриву в косы, да тихая колыбельная Люси принесли ей покой. Неужели ей снова придётся их потерять? — Почему ты не попытался разубедить принцессу открывать Врата, Роуг?.. Ведь всё началось с них! Если бы их не трогали, все бы остались живы! Зачем ты убил Люси, Роуг?! Роуг останавливается прямо напротив, заслоняя своим могучим телом красный лунный диск. Венди даже в тени разглядывает мрак его пустой правой глазницы, скользит взглядом по шрамам — таких она никогда не видела ни на Гажиле, ни на Нацу, ни на ком-либо ещё, кто ещё был жив. Ей страшно представить, какие раны дракон прячет под изувеченной чешуёй. — Мы слабы. Мы отвратительно слабы, мы, убийцы драконов, — его голос дрожит от презрения к самому себе, — Мы ничто перед ними, взгляни, одним взмахом крыла они стирают с карты целые кварталы! Мы беспомощны, ты беспомощна, я беспомощен. Пока мы сравнимся со слабейшими из драконов прошлого, в мире не останется ничего, что мы хотели бы защитить. Вот почему я позволил открыть Врата. Да, я позволил им играть с Крокусом, но это не страшно, пока они в моей власти. А могла бы быть целая армия, если бы не ваша Люси! Имя заклинательницы он шипит с таким гневом, что Венди вздрагивает. — Если бы не эта хлипкая девчонка... Откуда мне было знать, что Нацу так о ней печётся? Он бы встал на мою сторону, он бы понял меня. Взметнувшиеся в воздух золотые волосы, распростёртые руки, кровь и последний выдох. Пьянящий запах смерти был в то мгновение так резок, что Венди не сдержалась бы, если бы не ревущая река огня, отбросившая дракона света и тени в конец коридора и выбившая из пазов все окна, снесшая все двери, прогнувшая стены, грозя похоронить их под обломками. — Она дорога нам всем, — нисколько не солгала Венди, смело поднимая голову и глядя на Роуга снизу вверх, — победа над Акнологией не должна достаться такой ценой! Заклинатель драконов долго смотрит в её карие глаза и вдруг хохочет, не разрывая установившуюся между ними нить — между гибельным океаном крови и островками благодатной почвы, в которых зреет жизнь. — Пожиратель мира или какой-то человек? Ты, должно быть, шутишь... Его смех лязгает, больно стучит эхом, будит в ней ярость, вскипевшую из всё ещё не забытой семилетней тоски. — Мы не жертвуем друзьями. Мы не жертвуем семьей. Мы либо умираем вместе, либо побеждаем. Вместе. — А разве мы не семья? — спрашивает низким голосом Роуг, склоняет голову к ней, давит, даже не касаясь, перекрывает всякий воздух и свет. Венди вовремя осознает, что он пытается с ней сделать, но глаз не отводит. Ведь это Люси учила её — чары не сработают, если о них знаешь заранее. — Семья не подчиняет против воли. Раскрытый, Роуг шипит и щурится, обходит её, когтями продирая черепицу крыши, останавливается у самого края и смотрит вниз, во двор, где забавляется Зирконис. — Я делаю то, что должен. Во спасение далеко не всех, но большинства. Не лелей надежду, что мы сможем справиться с Акнологией сами. Я не мог не воспользоваться кровавой луной и Вратами, не мог не выпустить их... Венди чувствовала, как сомнения терзают его, но была бессильна что-либо сделать. Никаким ветрам не разогнать тени, а единственного, кто был способен нести свет, выбеливать тьму без остатка, Роуг уже однажды похоронил. "Где же ты, Стинг..." — Мы бы справились без драконов. — Ты нисколько не выросла, Венди. Ты же видела Акнологию. Ты же сама не веришь, что говоришь. — Хвост Феи победила его! — упрямствовала драконица, чувствуя, как приятно колется их знак на плече. То ли образ феи, то ли перья огненной птицы, то ли сказочный цветок — символ гильдии, которая никого не боится. Не прячется в бликах и тенях, а просто идёт вперёд. — Победила? — фыркает дракон, — Они сбежали. Но сбегать вечность не получится. — Семь лет, затем ещё семь лет, и ещё... И однажды у нас бы получилось дать бой. А ещё через семь лет мы бы одержали победу. — Откуда такая уверенность в себе? — В себе?.. Роуг оборачивается к ней, и впервые он одновременно растерян и в чём-то абсолютно убеждён. — Насколько же ты сильно л... веришь?.. — Для меня... нет другого короля драконов. Из дворца, пробивая насквозь камень, в синеву ночи взмывает огненная стрела. Каждая сине-голубая чешуйка Венди словно насыщается воздухом при одном только виде этого пламени; небесная драконица распрямляется, раскрывает крылья и приветственно клокочет. Роуг кривится. — А он всегда хотел быть только человеком... И тени собираются вокруг.