Драконьи дети

Минерва выбрасывает Люси из водной сферы, и Нацу уже на полпути к ней вдруг застывает на месте. Не просто синяки. Кровь. Грей едва успевает поймать Люси, а Нацу, очнувшись, подлетает следом. Песок попадает в раны, оставленные тигрицей, но больно ей не от этого — металлическим привкусом отдаёт её отчаяние, её обида, её стыд; её слёзы пахнут острее крови. Эрза стоит по другое плечо, Минерва — напротив, и их взгляды скрещиваются клинками. Позади волшебницы Пространства вырастает белой тенью Стинг, и его насмешливая улыбка глушит все разговоры. Ты же мне брат… — Они, конечно, и так слабоваты, но это просто позор, — шепчет на ухо Роугу Стинг, да так, чтобы только драконьему уху было слышно, а сам украдкой косится на Нацу. Огненный дракон бросается вперёд, объятый пламенем, но дорогу ему преграждает железное крыло Гажила и строгий взгляд Венди. Феи и саблезубые напряжённо молчат, изучая соперников; Нацу и Стинг смотрят друг другу в глаза, один с осуждением, другой с презрением. В памяти возникает снежный ангел с двумя золотыми ключами, выброшенный на произвол судьбы собственной гильдией, своей, по определению, семьёй. Нацу почти физически больно представлять на месте Юкино Люси. — Позор — отказываться от своих друзей, стоит им едва оступиться, — Нацу рычит громко, ему всё равно, что их слышат все, — Позор — побеждать бесчестно. — Слабый всегда найдёт, чем оправдаться и в чём обвинить сильного, — деловито замечает Стинг, но Роуг рядом с ним молчит, его сомнения легко учуять за версту. — А я ведь вам дал однажды фору, не помнишь? Нацу, вопреки обыкновению, не спешит отвечать. Сжимая кулаки в стальных перчатках, Эрза обводит взором тигров (Нацу готов поклясться, что на секунду их самоуверенность дала трещину) и выдаёт низким, утробным, самым страшным голосом, таким, какой не дарила даже им с Греем за шалости: — Вы разгневали гильдию, которую лучше даже не злить. У Эрзы нет крыльев и клыков, но стать у неё драконья, и ужас она вселяет не меньший. Напряжение на арене лопается, градус падает, и Нацу перестаёт полыхать; гильдии расходятся в разные стороны, готовясь к скорой схватке. Люси вся в синяках и ссадинах, и кровь её, оставшаяся на пальцах небесной убийцы богов, помогающей Венди с исцелением, вселяет в Нацу просто животную ярость. Но он молчит и сверлит взглядом Гажила, чего даже невозмутимый железный дракон в конце концов не выдерживает: — Чего тебе, головёшка?! На мне пар выпустить хочешь?! Потерпи, мы последние в... — Мы победим, — прерывает его Нацу и уходит, сердито вздымая хвостом пыль и слыша краем уха треволнения Хэппи: — Ооо, он что-то придумал, Гажил! — Он разве умеет? — хмыкает Шарли, но синий иксид, как ни странно, с ней спорит: — Не смейся! Когда Нацу думает, всем остальным лучше бояться! И всё-таки нет на земле у него друга понятливее, чем Хэппи. Да уж, братья... Я дам вам такую фору, что век не забудете.