***
Освещением во всей квартире сейчас служит пробивающийся свет из кухни, где Юнги готовит итальянскую пасту с мясным соусом. Приятный запах раззадоривает аппетит, и Юнги вскоре накладывает себе порцию ароматной еды. Он сидит, взглядом уставившись в тарелку. В голове тысяча и одна мысль, но самой главной является ситуация, произошедшая в аудитории. Мозг бьет тревогу, потому что все ожидания на новую жизнь без Пак Чимина канут в воду, а на замену им приходят отчаяние и страх. Чимин может соврать, чтобы вернуть былые отношения, но и вероятность правдивости слов младшего все еще высока. Голова трещит от такого потока дум, аппетит снова пропадает, как и желание все это выяснять. Но давние обиды и не реализовавшиеся шансы на прекрасное будущее давят на шею, душат своим откровением, так и норовя убить все светлое внутри. Чем больше он сидит, тем больнее становится в районе груди. Если то, что сказал Чимин — правда, то для Юнги наступят дни самобичевания. Кулаки непроизвольно сжимаются каждый раз, когда он представляет полные боли и отчаяния глаза Чимина, а осознание собственной никчёмности заставляет эти же кулаки биться об стенку. Юнги представляет, как Чимин жил под страхом, что в любой момент его возлюбленного могут ранить, и злится пуще прежнего. Докопаться до истины — вот истинная цель Мин Юнги.***
На дворе третий час ночи, но сна ни в одном глазу. Именно поэтому Чонгук решает сесть и дорисовать свою работу, хотя до ее сдачи еще целая неделя. Гук включает настольную лампу, в обязательном порядке надевает наушники, нажимает на кнопку проигрыша свой излюбленный плейлист. Все принадлежности лежат отдельным свертком, откуда Чонгук достает свой остро подточенный карандаш. Он подводит первую линию, на месте которой будет глаз, затем вторую. Пока Чонгук сосредоточенно расчерчивает пропорции лица, телефон разрывается от звонков. Чон замечает это и удивляется: кто станет звонить в такое время? — Чонгук, забери меня, — доносится хриплый голос Тэхена. — Почему ты звонишь мне, а не Юнги-хену? — Потому что у него новый корейский номер, а я его пока наизусть не знаю! Совсем не вовремя сердце Чонгука затапливает нежностью, а на лице играет широкая улыбка, ибо старший знает номер Чона наизусть. — Откуда мне тебя забрать? У тебя есть деньги на такси? — Если бы они у меня были, я бы тебе не звонил, — огрызается Тэхен. — Мой кошелек украли еще в клубе, а я сам за городом. — Ты что там потерял в такое время? — На фотосессию приехал, блять. И вообще, если тебе так взападло, то сообщи Юнги-хену, он меня заберет. — Адрес диктуй, а не языком чеши. Как Чонгук добрался до места назначения — он не помнит. Единственное, что впилось в память, так это Тэхен, сидящий на крыльце и кутающий себя потеплее в кожанку. — Серьезно, хен? — накидывает на плечи старшего плед, взятый из дома. — По сюжету ты должен был накинуть на меня свою куртку. — Слишком жирно тебе будет, — присаживается рядом. Они так и сидят — Тэхен, закутанный в плед, и Чонгук, затягивающий сигарету. — И давно ты куришь? — Начал сейчас только, и то для того, чтобы у тебя все было по сюжету, — улыбается и подмигивает, немного помолчав, добавляет: — Хен, я скучаю по тебе. Тэхен поворачивается полубоком и удивленно смотрит на Чонгука. — Так мы же каждый день видимся в университете. — Да мы даже не разговариваем, вечно либо спорим, либо наблюдаем за конфликтом Чимин-хена и Юнги-хена. — Да мы и до этого, вроде как… — Нет, у меня дома все было иначе. И в самом деле. Там, дома, они вечно затевали что-то, чаще всего экспериментировали с рубриками. Они пробовали сделать мукбанг-асмр, но Чонгук подавился и начал кашлять в один из мощных микрофонов, который улавливал даже звук касания к палочке. Они пробовали самим сделать слайм, чтобы опять-таки снять видео, но Тэхен переборщил с тетраборатом натрия, отчего слайм стал просто каменным. Они рассказывали друг другу смешные истории, конечно же, в микрофон, и отчаянно пытались сдержать свой смех, чтобы потом у зрителей не случился слуховой триггер. Поддавшись ностальгии, Тэхен и не замечает, как пристально Чонгук на него смотрит. — А если бы не было той ситуации с Чимин-хеном, то ты бы продолжил наше дело? — любопытствует Чонгук. — Конечно. Мне нравилось с тобой работать. — То есть, это я все испортил? — Да, Чонгук. Снова молчание. В этот раз их перебивает тот парень из бара. Он тихо подходит к парням, предлагает по сигарете, замечая одну в пальцах Чона, и, получив отказ, присаживается рядом. — А ты здорово моих парней оттаскал, — усмехается парень. — Нечего было распускать руки. Они думали, что если я с виду такой милый, то и наверняка хилый. Да только ошиблись чутка, — фырчит Тэхен, сильнее кутаясь в плед. — Ты прости меня. Я все еще ищу свой алмаз. Уверен, когда найду ту модель, которая мне нужна, я стану всемирно известен. Кстати, я Ким Намджун, будущий мировой законодатель моды. Парни знакомятся, рассказывают о себе, и Тэхен понимает, что у Намджуна не было в мыслях желания изнасиловать Кима. Тот просто прокладывает свой путь к солнцу, пусть и специфичными методами.***
Быть медбратом — ад. Быть студентом-медбратом — ад в квадрате. Но для Чимина это единственный выход, чтобы зарабатывать для себя как опыт, так и деньги. Говорила ему мама, не иди в травматологию, но нет, Чимин же умный, он со всем справится. Вот и сейчас в отделение поступает двое раненых, один с разбитыми костяшками, второй со сломанной кистью. Чимин заходит в смотровую и чуть ли не роняет все приборы. Перед ним сидят побитый Суман и счастливый Юнги. — Вы что, подрались? — взвизгнул Чимин. — Ой, твой любовник, ради чьей безопасности ты мне давал, припёрся ночью к сестре, а она назвала ему мой адрес. И этот придурок пришёл, как видишь, мы удачно поговорили. — Если хочешь вообще иметь шанс разговаривать, то прикрой свою выхлопную трубу, — огрызается Юнги. — А ты в курсе, что в первый раз я порвал Чимина, и он кричал от боли на всю мою квартиру. Пак же тогда неделю в школу не приходил, небось жопу свою штопал. Чимин резко подходит и сжимает его руку чуть выше перелома. — Стоит мне немного надавить, и ты будешь корчиться от боли и просить пощады — прямо, как и я тогда. А теперь съебался к дежурной медсестре, иначе одним переломом ты не отделаешься. Юнги поражается стойкости младшего. Он видит, как его брови нахмурены, как гневно он провожает Сумана взглядом, поэтому очень сильно хочет успокоить Пака. Странное желание, граничащее с безумием. Чимин садится рядом со своим хеном, нежно берет его руку, прикладывает к своему сердцу, словно показывает, что его любовь способна залечить все раны. Юнги видит, как аккуратно тот перебирает его пальцы, и по одному целует ранку с запекшейся кровью. — Бестолковый хен… Зачем? — Не воспринимай это на свой счет, Чимин, — Юнги все еще хочет быть грубым, но с каждым нежным касанием лед в душе разрастается трещинами. — Я и не собирался. Кто я такой, чтоб ты из-за меня разбивал свои руки в кровь? — говорит Чимин и улыбается, то ли с болью, то ли с принятием действительности. А Юнги кричит. Разрывает свой внутренний голос, но все еще кричит внутри о том, что все это из-за Чимина, ради мести за его пролитые слезы и потраченные нервы. Но внешне Юнги все так же отстранен. — Будешь продолжать, как кошечка, лизать мою руку или сделаешь уже что-нибудь? Чимин отскакивает, как ошпаренный. Ему дико стыдно, уши горят пламенем, из-за чего бинты просто валятся с рук. — Я-я позову старшую медсестру, — разворачивается, чтобы выйти, но внезапно сильная рука притягивает Чимина поперек живота. — Я хочу, чтобы мне помощь оказал ты, Чим. А кто Чимин такой, чтоб сопротивляться желанию Юнги?***
Чонгук везет Тэхена в его квартиру, хотя перспектива отвести старшего к себе все еще заманчива, но Ким был бы не Кимом, если не уперся бы рогами. Они едут в абсолютной тишине, даже музыка, которая послужила бы отвлекающим от тяжелых дум маневром, отключена. Чонгук то и дело поглядывает на руку Тэхена. Дрался. Младший усмехается, ведь совсем недавно он думал, что ни в жизнь бы не встречался с таким мужланом, хотя бы потому, что во время бытовых ссор вероятность быть нокаутированным очень высока. — Ты занимался боевыми искусствами? — спрашивает Гук. — Я с детства тусовался с Юнги-хеном, который показал мне всю прелесть улиц. — Ты серьёзно? Тэхен кивает и улыбается. Он рассказывает, как в детстве все его машинки сломали соседские мальчишки, а Тэхен просто сел и заплакал. Тогда Юнги подошел к нему и спросил, что же случилось, а когда узнал правду, пошел и накостылял хулиганам. После этого Тэхен всегда ходил за Юнги, слушал все его советы по самообороне. Когда они стали чуть взрослее, Юнги стал водить младшего на всякие стрелки и стычки. — И вправду мужлан, — усмехается Чонгук. — Что, прости? Чонгук останавливает машину у обочины дороги, поворачивается полубоком и смотрит в глаза Тэхена. — Почему с другими ты такой мужлан, а рядом со мной нежный цветочек? — голос Чонгука хриплый, отчего у Тэхена пробегаются мурашки по всему телу. — Это не так, — произносит еле слышно. — Даже сейчас, Тэхен-и, ты говоришь, как смутившаяся девственница. Подобное сравнение бесит парня, поэтому он резко притягивает Чонгука за ворот куртки. — Я потерял свою девственность в 16 лет, Чонгук-и. И поверь, что тогда, что сейчас — я никогда не смущаюсь. — Правда? — выгибает бровь Чонгук. — Тэхен, у меня встал. После сказанного, Гук смеется, потому что рандомно сказанная фраза заставляет уши старшего вспыхнуть, как спичка. — Иди в жопу, — бурчит Ким. Я бы с радостью сходил в твою, думает Чонгук.