***
Чонгук заебался. Он откровенно заебался, потому что эта чертова камера не хочет ловить фокус на Чимине, а другая снимает абсолютно все, даже то маленькое пятно на пуфике. — У нее на меня аллергия, как у твоей аудитории, — смеётся Чимин. — Поебать на аудиторию. — Ты так не должен говорить. Это люди, поддерживающие тебя, дарящие свою любовь и терпение. Какую бы дичь ты не творил, твоя аудитория будет с тобой. Да, сейчас от тебя многие отписываются, но основа все еще с тобой. — Ты наивный, Чимин-хен. Им нужно недопорно, которое я могу устроить с кем угодно. Но они не хотят видеть кого-то, кроме Тэхена, ибо вбили себе в голову, что мы пара. Поэтому они диссят, пишут гневные комментарии, пытаются вытравить тебя. Думают, я сразу же к Тэхену побегу, но мне проще канал закрыть, нежели просить об этом, — выдыхает Чонгук. — Раз они не хотят видеть, как ты целуешь меня, то давай сделаем мукбанг? — хлопает в ладоши Чимин. Прошлый опыт Чонгука закончился супом, вытекающим из его носа. Было больно. А главное, Тэхен тогда скатился на пол, сжимая свой живот от смеха, потому что Чонгук не знал, вытирать ему слезы или же сопли. — Однозначно нет. Я не умею аппетитно чавкать. — Может, тогда будем вести спортивную рубрику? Чонгук задумывается. Видеть на экране перекатывающиеся мышцы — тот еще контент для девочек. Да и поцелуй с Чимином, о котором он грезил последние полтора года наконец достиг отметки «получен», поэтому смысла для дальнейших передач бактерий друг другу нет. — Но с монтажом мы запаримся. Там столько раз надо урезать лицо, — чешет затылок. — Так, а зачем это делать? — не понимает Чимин. — Если ты не забыл, я раньше многое вытворял на камеру с Тэхеном. Открою лицо, они станут следить, а Тэхен постоянно в моем окружении. Улавливаешь? Чимин понимающе кивает. Но его глаза все ещё блестят, ибо энтузиазма ему не занимать. — Наймем людей. Твои деньги куры не клюют, так что пару тысяч, и у тебя куча свободного времени. Чонгуку идея нравится.***
В излюбленном месте Юнги, а именно в том кафетерии, играет самая обычная попса. Юнги даже не вслушивается в слова, потому что волнение отнимает всю концентрацию. Сегодня они договорились встретиться с Хосоком здесь, чтобы выехать на мотоциклах к реке. В принципе, в этом не было бы ничего странного, если б Хосок не бросил на прощание те слова про свидание. Юнги чувствовал интерес к своей персоне, это не могло не льстить, но есть кое-какие недомолвки: сердце Мин Юнги все еще принадлежит пухлощекому Пак Чимину, который и не пухлощекий уже. Какой бы сильный краш не ловил Юнги при виде Хосока, сердце его бьется иначе. Не так, как с Чимином. С Хосоком было так же, как если бы Юнги увидел Eminem'а. Чисто фанатская любовь, никаких глубоких задушевных чувств. Хосок очень пунктуальный, потому что заходит в кафе ровно без двадцати девять, как они и договаривались. Он подходит к столику Юнги, присаживается, все еще ярко улыбаясь, и делает себе заказ. Они молчат ровно минуту, но вскоре Хосок не выдерживает. — Я думал, что ты меня пошлешь после того, как я сказал про свидание. Ты не подумай, это у меня шутки такие. Очень уж люблю смущать свое окружение. — Я бы въебал тебе, будь гомофобом. И да, я пришел сюда, не потому что думал про свидание. А потому, что хочу ближе узнать тебя, — выдает Юнги. — Чем же тебя заинтересовала моя персона? Спросишь, почему я гоняю или о чем думаю, когда сажусь на свою детку? — скептически спрашивает Хосок. — Меня завораживает твоя игра со смертью. Этому должна быть причина, а я слишком любопытен с детства, чтобы не выкопать правду, — улыбается Юнги. — Мне импонирует твоя честность. Парни рассказывают о себе, попивая свой кофе, и как только напиток в чашках заканчивается, Хосок и Юнги выходят на улицу. Каждый направляется к своему мото, поочерёдно надевают шлемы, и поворачивают ключ зажигания. Рык двух мотоциклов разносится по всей улице, приятно лаская слух. Немного погазовав, парни стартуют. Они не гонятся, безусловно, в этой борьбе победил бы Хосок, не пытаются показывать всякие трюки. Они просто молча едут, аккурат вслушиваясь в звуки своего железного друга. Хосок едет за Юнги, потому что тот показывает маршрут. Есть одно место, которое Мин нашел в день, когда ломанулся к Чимину с разборками, на которые, в общем-то, и не имел права. Тогда тот берег с огромной ивой, раскинувшей свои длинные листья, казался ему очень личным местом. Хочется поделиться им с Хосоком. Они подъезжают к нужному месту и выключают мотоциклы. Парни облокачиваются на сиденья, держа в руках свой шлем. Тишина, изредка перебиваемая звуками сверчков, дарит невообразимый уют. — Я и не знал, что в Сеуле есть такие места, — бормочет Хосок. — В принципе, как и я до недавнего времени. Думал, никогда ни с кем здесь не появляюсь, — улыбается. — Ты меня не помнишь? На внезапный вопрос Хосока Юнги реагирует слишком бурно. Он много дорам посмотрел, чтобы понять одно: такие фразы не говорят спроста. Сейчас окажется, что Хосок его кровный брат, которого украли в детстве, оттого и Юнги его не помнит. Зита и Гита отдыхают, мать вашу. — Когда-то давно, ещё в школьные годы, ты записался на бесплатную мотогонку. Тогда было пять команд, лидером одной из них был я. Ты же попал в команду к моему самому ярому сопернику и принес ему победу. Ух, я тогда так злился, — смеется Хосок. Болливуд отменяется, дамы и господа. — Я помню свою гонку, но тебя нет. Внезапно яркие глаза Хосока тускнеют, а улыбка исчезает так же быстро, как появилась. Юнги становится очень совестно, ведь недаром Чон на улицах получил прозвище «Лыба». Тот всегда улыбается и дарит спокойствие своим взглядом, но сейчас от него ни следа. — Я предвидел, что ты это скажешь. Ничего, я не обижен, честно. Просто вспомнил одну грустную историю, — еле заметно улыбается Хосок. Ночная тишина окутывает разум, легкий ветерок освежает разгоряченную душу; шелест деревьев приносит неимоверное ощущение одиночества, разбавляемое изредка чужим дыханием. Хосоку приятно молчать. Вечно улыбающийся мотоциклист просто устал, чисто по-человечески. Быть сильным, неунывающим, примером для стритрейсеров, погибающих по его же вине — они просто не выдерживают после повтора хосокова вождения змейкой, — это непосильный труд, требующий много энергии. Сейчас же Хосок снова заряжается. Тишину нарушает звонок, поступивший на телефон гонщика. — Да, мелкий, — немного молчит. — Нет, я оплатил все, чеки на столе. Угу, — чешет затылок. — Нет, я немного занят, прокатиться с тобой не смогу. Камон, нет, — выдыхает и прикрывает глаза. — Я сейчас катаюсь со своим парнем, — смеется, когда Юнги толкает его за плечо. Во время того, как Хосок пытается донести, что он не плюнул на проблемы брата, Юнги шепчет, что пусть приедет, втроем веселее будет. Хосок ведет Юнги по берегу, словно он знает эти места вот уже несколько лет. Они снова встраиваются в нужную атмосферу, разговаривают и смеются, много обсуждают детали в мотоциклах, не замечая, как подъезжает одна иномарка — такси. Хосок закатывается смехом с шуток Юнги, потому что они высокоинтеллектуальные, и их не каждый способен понять. — О чем подумал Эйнштейн перед открытием теории относительности? — говорит Юнги. — Хосок-хен, это и есть твой парень? — ошарашено звучит мужской голос. Юнги поворачивается к источнику звука и замирает на месте. Потому что перед ним Пак Чимин — брат его уличного краша.***
С самого раннего утра Чонгука немного мутит. То голова, то живот, то спина — все перемешалось. Последней точкой кипения становится температура, которую Чонгук еле сбивает к приходу Чимина. Не хотелось в лишний раз тревожить хена. Вот и сейчас это состояние возвращается, и если первое он кое-как перенес, то со второй вряд ли справится. Перед глазами неустанно плывет, и вот Чонгуку уже кажется, что по квартире ходит маленький мальчик так сильно похожий на Тэхена. Чонгуку хочется задать много вопросов, но больше всего он хочет обнять этого малыша. Чонгук так и засыпает, одиноко обнимая свою подушку.