Зеркаль

      Я сто лет не плакала. С тех пор, как не стало брата. Казалось, на земле больше не осталось человека, который мог бы причинить мне боль. Но на самом деле он, конечно, был. Я сама нашла его на свою голову. Сама привязалась к нему. И, чёрт побери, я отлично знала, как он относится к суперам. Знала, что он ненавидит мне подобных. Ненавидит и презирает до глубины души. Однако он был мне бесконечно дорог, поэтому на подобное отношение очень долго удавалось закрывать глаза. Каждый человек имеет право на своё мнение и взгляды, так не стану же я его в чём-то переубеждать? Он вовсе не обязан меня слушать. Спасибо уже и на том, что стоически терпит моё присутствие в своей жизни. Раньше мне казалось, что большего и не нужно, но оказывается где-то в глубине души жила надежда. Она всколыхнулась алой болью, когда Бутчер отправился устроить разбор полетов Хьюи.       Не нужно мне было с ним ходить. Он отлично знал, что я рядом, и всё равно, не стесняясь в выражениях, разнёс парня за шашни со Стар Лайт. Я сама ещё не слишком хорошо разобралась в том, что из себя представляла Энни, просто не было на это времени, однако слушать о том, что суперы для него противники и злейшие враги, которых нужно беспощадно уничтожать и постоянно держать с ними ухо востро — это удовольствие не из приятных. Словно мы кучка уродцев, которых стоит отправить на опыты. Будто бы у каждого из нас был выбор. Как Бутч себе это представляет? Разве я могла что-то в себе изменить или как-то отвертеться от иглы с Ви, когда была младенцем? А если бы ему самому в раннем детстве вкололи подобную дрянь, что бы он сейчас говорил? Тем не менее, он уже всё сказал, и для меня нет исключения в его словах — он ненавидит меня, как и других суперов, и будет бороться с нами всеми доступными способами пока не разрушит Воут до основания. Пока не взорвет всё к чертям собачьим. Если бы он не хотел, чтобы я это слышала — он бы этого не произнёс. Значит хотел. Отлично понимал, что делает. Эта выволочка была не только для Хьюи, она была для нас обоих. Показательная порка, чтобы поставить на место. Словно я всего этого и раньше не знала.       Конечно знала. Просто старалась не придавать значения, жить одним днём. Одним мигом. Потому что бесконечно любила его. Любила Бутчера. Любила больше проклятой никчёмной жизни и всего, что в ней было. Он знал об этом. Не мог не знать, и именно сегодня решил избавиться от меня, как от ненужного хлама. Оттолкнуть от себя. Раз и навсегда поставить на место бестолковую малолетнюю дурочку. Только такой он меня видит.       Бутчер намного старше меня, очевидно он отлично понимал, что несмотря ни на что у меня есть мечты, есть надежды, и самый верный способ отвязаться от меня — разбить их и втоптать в грязь. Что он и сделал. Хьюи сильнее меня, и у него несомненно есть выбор. У меня же нет ничего. Ничего не осталось. Я бессильна что-либо менять и на что-либо повлиять. Прежде я могла хотя бы незримо быть рядом, а теперь Бутч отнял у меня и это. Типичный эгоист — погруженный в своё горе и стремление отомстить за Ребекку он наверняка ни разу не задумывался о моей боли, о моём одиночестве, о том, как я нуждаюсь в нём. Господи, как же я мечтала о том, чтобы Бутч обнял меня. Просто согрел в своих руках. Мне этого будет достаточно. Только бы согреться, большего и не нужно. Но он неприступен, как ледяная скала. Сколько не старайся — не дозовёшься, не докричишься, только сердце отморозишь. И все остальные внутренности в придачу.  — Что б тебя! — отчаянно всхлипнув, я крепче завернулась в стёганое одеяло, но оно не грело. Совершенно не грело. Как и лившиеся в высокие окна моей комнаты звёздные лучи.       У каждого из нас были апартаменты в башне Семёрки. Обычно я не оставалась в них на ночь, предпочитая жёсткий диван в холостяцкой норе Бутчера, но сегодня ноги принесли именно сюда. Потому что если бы после всего услышанного я и посмела заявиться к нему, то истерику сдержать бы точно не смогла, а развлекать его своими слезами — да пошёл он в задницу!        В ушах тут же зазвучал его насмешливый голос: «Сразу после тебя, милая, сразу после тебя…» — и из глаз хлынул новый поток непрошеных слёз.  — Хочешь Хоумлендера заинтриговать?        Испуганно вздрогнув, я во все глаза уставилась на вошедшую Мэйв. Да уж — забывать закрывать двери — не самая лучшая привычка, но в моём состоянии не мудрено. — Твой концерт отлично слышно в коридоре. Завязывай, если не хочешь, чтобы он и впрямь сюда явился, — присев рядом со мной на кровать, самая сильная женщина планеты мягко улыбнулась, отбросив за плечи свои каштановые кудри. — Что случилось, парень обидел?  — Что-то вроде того, — шмыгнув носом, я решила не скрывать от неё хотя бы часть правды. Мне безумно хотелось выговориться, хоть кому-нибудь рассказать о своей боли, а Мэйв — она всегда умела слушать. — Мы с ним не были парой… сегодня…        Рвавшиеся из груди всхлипы мешали говорить внятно, но нежность, участие, с которыми Мэйв обняла меня за плечи, внезапно придали сил.  — Он сказал, что… что ненавидит всех суперов… презирает нас… как грязь под ногтями…  — Почему? — опустившись рядом на подушку, она внимательно заглянула в мои глаза. — Может, в его жизни что-то случилось?  — Не знаю… — уткнувшись лбом в её плечо, я зажмурилась, пытаясь сдержать вновь подступающие слёзы. — Он считает нас чем-то вроде мутировавших на ГМО уродцев.  — Так и сказал?  — Не совсем…  — Посмотри на меня, — потребовала Мэйв. Обхватив моё лицо ладонями, она бережно стёрла кончиками пальцев бегущие по щекам слёзы. — Ты отлично знаешь, что это не так. Мы просто другие — не каждому удаётся это понять и принять. Это парень — он слеп. И к тому же ужасный мудак.  — Нет, он…  — Не спорь, — прижав палец к моим губам, она задумчиво склонила голову набок. — Ты прекрасный юный цветок. Мне трудно представить, кто вообще может устоять перед твоим притяжением, желанием прикоснуться к тебе, ласкать.  — Мэйв? — удивлённо вздрогнув, я заглянула в её серо-голубые глаза. В них была нежность, и на самом дне плескалось что-то ещё. Бездонное, как омут. То, чего я ещё не знала. — О чём ты говоришь?  — Об этом, — подавшись вперёд, она прижалась к моим губам поцелуем, что нёс то самое тепло, в котором я так нуждалась. И чем дольше длился этот ищущий, пробующий на вкус поцелуй, тем больше становилась тепла. Дурманя, оно сладкой волной растекалось под кожей, и единственное, что мешало забыться в его неге, так это мысль о Бутчере. Я отчаянно хотела, чтобы это был он. Чтобы это его руки так крепко сжимали мои плечи. Чтобы это он, вздрагивая от нахлынувшей страсти, пытался разомкнуть мои губы языком.  — Не думай о нём, — хрипло шепнула Мэйв, прикасаясь губами к мочке моего уха. — Ни о чём не думай. Расслабься и просто чувствуй.        Ощущая, как от прикосновения её горячего дыхания по коже бегут колкие будоражащие мурашки, я подчинилась и уже послушно приоткрыла рот для нового поцелуя. Не противясь мгновенному проникновению, ласке её языка. Напротив, отвечая пусть неопытно, но от того не менее пылко.  — Умница, — зарывшись в мои волосы пальцами, чтобы ещё ближе притянуть к себе, Мэйв всё углубляла поцелуй, и от этого откуда-то из самой груди вырвался гортанный стон. — Вот так, милая, вот так.        Она всё шептала эти простые слова, прикасаясь губами к моей шее, к подрагивающему горлу, ниже, к ключицам.  — Вот так…        Стянув футболку, её ладони, сжимая, огладили мою грудь и, слыша набатный звон в ушах, я ощутила, как влажные женские губы по очереди ласкают соски. Сжав затвердевшие комочки плоти длинными пальцами, она подолгу целовала их, и от этого становилось совершенно нечем дышать.  — Мэйв…, — со стоном выгнувшись в её сильных руках, я беспокойно заметалась. — Мэйв…  — Не бойся, — сжав зубами ноющий сосок, она пощекотала его языком, заставляя меня вновь тихо вскрикнуть. — Я закрыла дверь, тебя никто не услышит.        Как предусмотрительно.        Желая большего, я уже сама притягивала её голову к груди и, отдаваясь сводящей с ума ласке порочных губ, не сразу ощутила, что юркие пальцы спустились ещё ниже. Первым порывом было стремление сжаться, вырваться из её рук, чтобы убежать, но это быстро прошло под напором более интимной ласки, бережном давлении на средоточие пылающей от нахлынувшей страсти женственности.  — Вот так, моя хорошая, — оторвавшись от груди, Мэйв приподнялась, даря новый будоражаще-требовательный поцелуй, и в то же время находя чуткими пальцами мой клитор. Она поглаживала его бережно, как величайшую драгоценность, и бёдра сами невольно поднимались вверх. — Вот так, ты ведь хочешь этого?  — Да… пожалуйста…, — жарко выдохнув в её губы, не в силах контролировать себя, я всё сильнее выгибалась навстречу, чтобы не упустить ни крупицы восхитительной ласки. — Пожалуйста…        Хрипло рассмеявшись, она вдруг скользнула вниз и, ловко стянув с меня повлажневшие трусики, заменила пальцы губами. Задыхаясь, я ощущала, как горячий язык Мэйв всё быстрее ласкает мой клитор, как она посасывает его и тут же покрывает лёгкими поцелуями. Это было слишком для меня. Слишком острое, тянущее ощущение. Слишком интимно и нежно. Слишком хорошо и пугающе. Слишком сладко, чтобы остановиться. Напряжение всё росло; желая большего, я подавалась бёдрами навстречу её губам, со стоном встречая проникновение пальцев во влагалище. Скользящее давление ещё больше усилило ощущение чего-то недосягаемо-сладкого, тягучего. Того, к чему так стремилась истомлённая страстью плоть. Зажмурившись, больше ни в чём не отдавая себе отчёта, я всё громче стонала, прижимаясь бедрами к губам Мэйв, вздрагивая, как от ударов тока, когда она вбирала губами мой клитор. Именно в её губах я взорвалась. Оглушённая наслаждением, содрогаясь, я ощущала, как она испивает мой оргазм, продолжая ласкать языком пульсирующую плоть.  — Девственница, — шепнула Мэйв глубже вводя пальцы в моё всё ещё сжимающееся влагалище. — Не отдавайся тому, кто этого не достоин.