Зеркаль

— Я смотрю, ты предпочитаешь королевские размеры? — вытащив из древней микроволновки большую пиццу с креветками, которую я стырила в ближайшем круглосуточном маркете, Бутчер принялся со знанием дела нарезать её и раскладывать по тарелкам.  — Боишься разочаровать? — откусив от своего куска, я отказалась от предложенного пива. Завтрак на рассвете в их дыре это, конечно, та ещё романтика. Особенно после минувшей ночки. Дух до сих пор толком перевести не удалось. — Не знала, что у тебя комплексы по поводу размеров, это так мило.  — Я вообще розовая мечта некоторых инфантильных подростков, — дождавшись, пока Француз и Хьюи заберут свою долю пиццы и хотя бы из приличия сделают вид, что не подслушивают каждое наше слово, Билли подсел рядом со мной на один из скрипучих табуретов и принялся за еду. — Хватит, не строй мне мозги.  — Там и без меня все настройки давно сбиты, — вот что с ним делать? Особенно под внимательным взглядом этих чёрных, как ночь, глаз? — Ты, как старое радио — бурчишь одно и то же, но кроме гимна свободным трусам уже ничего не разобрать. — Может, ты определишься, начнём мы понимать друг друга или нет?  — Точнее, начну я тебя понимать или нет?       Выругавшись, Бутчер отпил пива и снова впился в меня своим колючим взглядом. Но было в нём что-то ещё… Родное и устало-раздражённое, от чего пришлось сдаться и склонить голову в знак того, что буду внимательно слушать и не подкалывать.  — Динь, послушай, я же не тупой ишак, и мы с тобой оба знаем, о чём ты мечтаешь в своих розовых фантазиях. И, черти его всё дери, в последнее время мне даже не кажется, что это неправильно, или ты не имеешь на это право, ведь все последние годы именно ты берегла последнее человечное, что осталось в моей душе. Я ценю это, можешь даже не сомневаться, что ценю. Но, Динь… — запустив пятерню в свои тёмные волосы, Бутчер замолчал, словно в кои-то веки и впрямь не мог подобрать слов, чтобы продолжить. — Меня ломает, Динь…  — О чём ты? — в задницу все мои хотелки, лишь бы только ему не было так горько, как сейчас. Это просто невыносимо видеть. — Что случилось?  — Ты ведь думаешь, что я хочу только пользоваться тобой? — приблизившись, он почти стукнулся лбом о мой лоб. Взгляд стал жёстче и горячее. — Так и есть, чего уж врать? Ты права, можешь хоть тысячу раз обозвать меня охуевшим наглым муденем. Но ещё я хочу хоть немного быть для тебя тем, кем ты столько времени была для меня. Только не могу, фея моя, просто не могу.  — Почему? — растерявшись от такой откровенности, я даже забыла включить защитные барьеры, чтобы не получить новых ран. Зато заметила, как всё же деликатны Кимико и остальные пацаны — разошлись со своей пиццей, чтоб не мешать нашему слишком личному разговору. — Я не понимаю, о чём ты. — Собственная жена выебала меня и выбросила из своей жизни на помойку, как использованный гондон, — снова приложившись к пиву, он пожал плечами. — Я не смогу стать для тебя новым идеальным гондоном пока не пойму, какие ошибки допустил, из-за которых меня так жёстко поимели.  — Мне не нужны идеалы, и гондон мне тоже не нужен, — не знаю, как у меня хватило нервов не начать материться, наверное, помогло его пиво. Отвратительное тёплое пойло, но несколько сделанных со злости глотков позволили взять себя в руки. — Разве что хуй, если в нём ещё остались патроны.  — Хуй, так хуй. Хочешь наголо — твоё право. Но этому хую сначала нужно отмыться от дерьма, в котором его вываляли, иначе нахрен он тебе такой древний и пыльный нужен?  — Как-нибудь сама разберусь, зачем, — нахохлившись, как озябший воробей, я пыталась понять, к чему он так тщательно клонит. — Ты хочешь моего разрешения, чтобы увидеться с Беккой?  — Именно, Бро, — скривившись словно от зубной боли, Бутчер указал мне на остывающую пиццу, будто не подозревал, что от таких разговоров у кого угодно аппетит пропадёт. — Грейс обещала помочь, если я доставлю ей террориста, и мне это позарез нужно.  — Ну так валяй. Можно подумать, я тебя смогу удержать, или ты станешь меня слушаться.  — Не стану, и не сможешь, — от его холодной улыбки было тяжело на сердце. Нужно это как-то скрыть. Игра в пофигизм — непременный атрибут наших взаимоотношений. — Но мне нужно, чтобы ты знала, что происходит, и зачем я это делаю.  — Спасибо за откровенность, я учту твои мотивы при вынесении моего вердикта…  — Глупая диснеевская фея, — гортанно усмехнувшись, перебил меня Бутчер, а затем внезапно притянул к себе на колени и впился в губы таким жгучим поцелуем, что перехватило дыхание. Это было странно, солёно, колюче от его щетины и безумно жарко. Почти до боли. Больно стало через минуту, когда, не выдержав нашего веса, подломился табурет, и мы хлопнулись на пол. И страшно неловко, потому что на шум и нашу возню с любопытством оглянулись все те, кто до этого разошёлся подальше и старательно нас не замечал.       Я всегда была страшной трусихой, отличалось бесконечной робостью и совершала отборно глупые поступки. Наверное, это бич моего замкнутого характера. Вот и в те секунды я сделала то, о чём уже через час, сгорая от стыда, отчаянно жалела. Отзеркалила по полной и сбежала.       Вот так тупо.       Как последняя идиотка.       Но Бутчер безумно напугал и смутил меня своим разговором и неожиданным поцелуем.       И эти любопытные взгляды его дружков.       Я просто не смогла этого выдержать.       Никогда не чувствовала себя такой маленькой, напуганной и беспомощной.       С Мэйв всё было по-другому. Пусть мы и не были слишком дружны, но тем не менее, в определённом смысле она была мне близка, я знала о её Елене и более коротких интрижках с согласными на всё дамочками, поэтому понимала, к чему может привести наш ночной разговор. Могла воспротивиться, но слишком нуждалась в тепле, которого так давно была лишена, чтобы отказаться от предложенного ею. Между нами всё без вопросов и недомолвок — один раз мне было интересно и вполне достаточно для того, чтобы понять: хоть это и приятно, но не моё. Поцелуи, ласки женщины это как липовый мёд — сладко, горячо до оргазма, но пожара в крови нет. До дрожи и нервного трепета не пробирает. С Бутчером не так. От его поцелуя прошибло, как от разряда электрического тока — пробрало так, что перехватило дыхание, и каждая клетка тела едва ли не на искры рассыпалась. Словно он рывком втянул меня в бушующий пожар, от которого можно сгореть до зелёных чёртиков в глазах. Наверное, это и называется страсть. Или любовь. Во всяком случае, моя к нему. Мне это пока неизвестно.       И не станет известно.       Если они с пацанами и Энни не перестанут пытаться взорвать Воут всеми известными способами и рисковать нашими жизнями так часто, что одному Богу известно, как ещё любопытные патологоанатомы не выпотрошили наши суперские и не очень тела.       Ну вот спрашивается, какому недоумку хватило фантазии слить в прессу информацию о том, что суперами не рождаются? На кой чёрт людям знать, что на нас тестировали сильнейшие наркотики, а не Боженька такими сотворил в один из своих приступов гениальности и вселенского милосердия к остальным гомо сапиенс, которых мы призваны защищать от мировых бед и катастроф? Зачем кому-то это знать? Что изменится от этих знаний? Воут исчезнет с лица Земли? Или может быть мы? Ни того, ни другого не произойдет. А очередной скандал и шумиха… как же я их ненавижу. Журналисты словно сошли с ума, телевидение и интернет за последний час вываляли нас в такой грязи, что куда там Бутчеру с его запылившимся хером. Я была так зла, что и думать забыла о его поцелуе. Подумаешь, ранен он изменами Ребекки так, что не может решиться на новые отношения, считая себя ни на что негодным использованным гондоном. Это, конечно, больно и гадко, не спорю. Но наверняка в его безбашенную голову даже не приходит мысль о том, как омерзительно, когда твоё имя смешивают с помоями и клянут на каждом углу как распоследнюю тварь. Будто у меня в подгузниках был выбор. Отвратительно это всё.       И от своей боли, и от его меня просто трясло, и когда нас позвали на совещание в кои-то веки решившему явиться в наш зал собраний Эдгару, мне едва удавалось удерживать свой знаменитый ангельски-невинный образ. Обычно наше руководство общалось с нами через почившую Мэделин и занявшую её место Эшли, но в данных экстренных обстоятельствах снизошло до прямого контакта, что было крайней редкостью. Вот и дальше бы мои глаза его не видели, чем слушать обещания всё утрясти и хотелки догнать банду беглых преступников, захвативших террориста-супера из «Сияния свободы» и неизвестно что собиравшихся с ним сделать. А то я не знаю и этого супера, и эту банду, и то, куда они на яхте его переправляют. Даже для кого этот ценный груз предназначен, знаю. Чёрт, и нужно же было так вляпаться из-за Бутчера.       Эдгар хотел, чтобы мы устроили показательную совместную вылазку, дабы утвердить нашу ценность и значимость для Америки. Хоумлендер пытался послать его в места эротические и не столь отдалённые, но собирался, в принципе, сделать то же самое, почти по тем же причинам — нам нужно было срочно показать себя белой и пушистой суперсемьёй. Ну, а я просто хотела рыдать от отчаяния — гоняться за Бутчером и компанией, чтобы сдать их вместе с братом Кимико в руки правосудия — да в жутком кошмаре мне такое не снилось. Господи Иисусе, чем же я тебе так насолила, что ты ставишь меня в такие обстоятельства? Отказаться не могу — это вызовет слишком много подозрений, но и покушаться на жизнь единственного родного человека выше моих сил — как мне вообще жить после этого? Моя жизнь и так бесконечный пиздец со стразами, куда же ещё хуже-то?       Вот пятой точкой чую — весь этот хаос дело рук Энни, уж слишком у неё самодовольный вид и почти не может скрыть блеска в глазах. Идиотка, лучше бы сначала думала, как аукнутся её геройства, прежде чем их совершать. Там, между прочим, не только мой Мясник в деле, но и её ненаглядный оленёнок Бэмби… тьфу ты… Хьюи не боком проскочить пытается. Но где уж нам уж думать, когда нужно прыгать? И квакать!       Ненавижу тупых блондинок.       Волосы что ли покрасить?       То-то Гроза обхохочется.       Ей же всё нипочём.       Даже сейчас.       Ну да, интереснее же Патриоту на хвост наступить и хейтерящую всех фифу из себя строить, чем явить миру хоть один человечный поступок.       Хорошо хоть не геройствует, как Энни.       В общем, кипела я так люто и неистово, что, когда, направляясь в Хасбет, мы прибыли на почти пустынный пляж, совершенно не обрадовалась разыгрывавшему там драму века Подводному. Только его нам и не хватало. Не знаю, откуда у Хоумлендера взялось терпение сюсюкаться с ним, чтобы понять, что здесь произошло, почему у воды пытается преставиться Всевышнему огромный кашалот с пробитым катером брюхом, и куда направились искомые нами объекты.       Подводный тут же указал на ведущий к жилой части побережья тоннельный мост и, честное слово, я готова была придушить его за это. Выслужиться он, видите ли, решил, чтобы вернуть своё место, которое потерял из-за сексуальных поползновений в сторону Звёздочки? Ага, а считать совсем разучился? Нас и так в Семёрке семь, только его восьмым для полного аншлага не хватает. Или съесть кого нацелился? Продление контракта Поезда А, конечно, последнее время под большим вопросом из-за его выдыхающегося в играх с наркотиками сердца, но ведь пока он в строю, и об увольнении никто из руководства не объявлял, так чего пытаться на ходу запрыгнуть в заполненный состав? Тем более, сам своё место просрал, тыкая Энни под нос свою драгоценную пипиську. Поздно теперь сопли жевать.       И мне бы этим не заниматься, но тело била нервная дрожь, и колени предательски подгибались, когда мы вошли в проклятые тоннели. Нужно было разделиться, и Нуар с Поездом А и Грозой первые выбрали себе направление, молнией скрываясь в тёмных провалах. Мне бы их скорость, но тут я наравне разве что с Энни, Хоумлендер и Мэйв обогнали нас очень быстро.       Чёрт, это так страшно — торопиться изо всех сил, сбиваться с бега на шаг и снова бежать, только чтобы понять — ничего ты не успеваешь. Хорошо хоть зеркалить хватало ума. Это и выручило меня, когда, вылетев за очередной поворот, застала то, чего сама безумно боялась — Энни смогла найти Хьюи, но их в лучших традициях невезения и ночных кошмаров увидел Патриот. Дважды ошибок он не прощал, и требование убить парня прозвучало от него вполне закономерно и в духе его ядовитой жестокости.       Замерев, как испуганный кролик, я во все глаза следила за разыгравшейся трагедией и понимала, что это финиш — случись такое со мной, я предпочла бы умереть на месте, а Энни… она больше не геройствовала. Только старалась выиграть, выклянчить для Хьюи ещё пару минут. Но что нам было делать? Даже вдвоём, хоть она и не знала о моём присутствии, мы бы в жизни не смогли справиться с Патриотом. Нелепо даже думать об этом и на что-то надеяться.       Так же нелепо думать, что всё, хуже уже не будет.       Потому что хуже бывает всегда.       Бывает, когда появившийся, казалось, из ниоткуда, Бутчер решает отвлечь «огонь» на себя, чтобы спасти того, с кем грызся все последние дни. В общем, героизм штука заразная. Меня тоже пробрало, вот и поспешила загородить его собой, как во время их прошлой с Патриотом разборки. Чувствую, если они продолжат своё общение в том же духе, то это станет моей основной задачей. Интересно, получится ли отзеркалить лазер Хоумлендера? Что-то проверять совсем не хочется. Только если в самой безвыходной ситуации.  — Съебалась отсюда быстро, чтобы я не чувствовал перед своим хуем твой худосочный зад, — прошипел где-то над моим ухом Бутчер, в то время как Хоумлендер, счастливый встречей, вещал о том, как имел сегодня его жену во все дырки, а на сладкое закусил оладушками. — Иначе, клянусь, дефлорация будет жёсткой и тебе совсем не понравится.  — Задолбал уже обещать, — огрызнуться я постаралась так же тихо, но в этом не оказалось необходимости — именно в этот момент обладавший силой разрушать даже камень брат Кимико пробил потолок тоннеля и, замуровав на время под ним Патриота, припустил по обломкам на трассу. За ним рванула и любящая сестрица. К моему стыду, мне пришлось спешно последовать за ними: в мои планы это не входило, но полученный от Бутчера пинок под зад придал ускорения. — Мудак! — Бегом отсюда, твою мать! Вечно суёшься куда не надо!       Вот любит он поминать покойников всуе. Моих так попросила бы не трогать.       И надо же было так чётко приложиться к моему зеркалящему заду. Правда что ли, нюхом меня чует?       Грязные, все в крови, рыбой воняют… Чувствую, кашалотина не без их помощи на тот свет отправилась. Кто же так рыбачит, твою мать?       И кто отправляет гоняться за двумя сверхскоростными азиатскими суперами обычную невидимку?       Ну да, как раз тот, кто выходит на кашалотов, тараня их катерами.       Всё гениальное просто.       Моим ногам этого не понять.       Как бы я ни пыталась угнаться за Кимико и лазить на крыши по пожарным лестницам, пока они бились с Грозой, круша всё на своём пути, у меня просто не хватало сил, чтобы осмыслить всё происходящее. Я успела только к страшному финалу этой погони — когда брат Кимико, спасая её от Грозы, сам стал покойником.       Пиздец.       Чёртов проклятый пиздец.       Всё-таки у патологоанатомов будет праздник — хоть одного супера появилась возможность препарировать.       Если Воут раньше не скроют его тело.       Не должны.       Собирались ведь похвастаться перед властями нашей командной работой в поимке суперзлодейского террориста.       Которому всего лишь хотелось жить и отстаивать свободу людей от той наркотической дряни, которую в него самого когда-то вкололи, чтобы попытаться сделать сверхчеловеком. Говорят, младенцы переносят действие Ви легко, а вот в подростковом и взрослом возрасте это крайне мучительный процесс. — Пожалуйста, пойдём отсюда, — только шёпот, приблизившись к Кимико, иначе прикончит, не поняв, кто с ней рядом. Нужно увести её, пока Гроза и явившийся наконец Патриот не перестали грызться и не вспомнили, что свидетелей оставлять нельзя. Вдвоём, как и по одному, они непобедимы. — Воутские твари и моего брата когда-то угробили, этот круг ада кажется повторяется.       Она молчала, замкнулась в потрясении и горе, но всё же позволила спустить себя по одной из чердачных лестниц на первый этаж. Дальше я идти с ней не могла, нужно было возвращаться к Семёрке и убедительно строить из себя бегавшую по тоннелям, но никого не нашедшую. Ничего, я не одна такая, со мной в компании Мэйв, Нуар и Поезд А.       И сдаётся мне, что только двое последних усердно пытались быть полезными в сложившихся обстоятельствах.