Зеркаль

— Эшли, нет! Я устала, не выспалась и никуда больше не пойду!       Но от продолжительного стука в дверь было не так просто отвязаться. Как и от нашего настырного пиар-директора. Пришлось отрывать от дивана свой «худосочный зад», как его окрестил Бутчер, и идти открывать.  — Жасмин, прошу тебя, хоть ты будь паинькой, у меня и так в голове трещит, как в трансформаторной будке, и хочется завывать громче пожарной сирены, — тут же влетевшая в мои апартаменты Эшли выглядела не лучшим образом: губы искусаны, на щеках лихорадочный румянец, волосы вздыблены в лучших традициях Анджелы Дэвис, а маникюром, похоже, шурупы заворачивала, ну или грызла — до того он был ободран. Я, конечно, знала, что дело в проблемах, которые бесконечной чередой создавал Патриот, и фокусах Поезда А, которому всё же объявили об увольнении, могла даже искренне и от души посочувствовать этой затюканой до состояния «принеси — подай, иди нахуй не мешай» женщине, но своих бед хватало выше крыши. Так что сказанные вчера слова о чёрствости — в высшей степени правда. И запеканка на моей кухне готовится не для всех. — Ты опять макияж успела смыть?       Нет, блин, я что должна целый день ходить в этой боевой раскраске и хлопать огромными накладными ресницами?! С самого рождения только об этом и мечтала.       В самом деле, какие ещё у девушки могут быть цели в этой жизни? Только украшать мир своим присутствием, разумеется.  — Ладно, это легко исправить. Пошли, — подхватив из кресла мой дизайнерский костюм, Эшли поспешила обратно в коридор. Вот же деятельная особа. — Ну, давай скорее, нам нужно успеть на детский праздник. Поиграешь с малышнёй в прятки, поулыбаешься их счастливым родителям и будешь свободна, как вольный ветер, я тебе обещаю.       Ага, если у руководства не поменяются планы. Таким обещаниям можно доверять только на пятьдесят процентов, вторая половина — форс-мажор, который у нас случается часто и густо.       Попрощавшись со своей надеждой отдохнуть в тишине хотя бы пару часов, я с покорным вздохом последовала за ней в раскрывшийся лифт.       Честное слово, это была злобная, жестокая насмешка судьбы: под прицелами сотен камер гулять с детьми в парке, трепать их по кудрявым головкам, дарить карамельки на палочках и видеть все эти семьи: счастливых, часто снова беременных женщин, смеющихся мужчин, довольное жизнью старшее поколение. Всё это и есть американская мечта во всей своей красе. Простая и приторно-сладкая, как сахарная вата. И, чёрт возьми, я безумно, до дрожи в пальцах хочу получить свою порцию. Хочу носить под сердцем малышей, заниматься ночами любовью со своим мужем, спать на его плече, а потом по утрам готовить тосты и бисквиты на завтрак. Чтобы было как у моих родителей, как у всех нормальных пар в нормальной человеческой жизни.       Только где я, изуродованная наркотиками супер, и где она — эта нормальная жизнь? Хуже того — мужчина, которого я полюбила раньше, чем у меня пошла первая менструация — он так же далёк от идеальной американской мечты, как Хоумлендер от покаяния. Я любила Бутчера так сильно, что порой становилось трудно дышать при одной мысли о нём, но в то же время отлично знала, что представляет из себя этот отмороженный на всю голову псих, и понимала, что у нас с ним нет и не может быть будущего. Того самого, как на глянцевой картинке с детьми и красивым домом. Его разыскивали полиция и агенты Воут, он совершенно не хотел детей и, Бог его знает, что испытывал ко мне. Возможно, просто благодарность и некоторую долю симпатии. Однако его поцелуи… при одном воспоминании о том, как будоражаще он целовал, хотелось верить в любовь и белых голубей. Хотелось как последней дуре, глупой диснеевской фее, которой он меня назвал. Наверное, видел насквозь. Читал как открытую книгу.       У нас нет и не может быть будущего. Я повязана с Воут, и мне никогда не выпутаться из лап корпорации, а Билли в сцепке со своими пацанами и их планами уничтожить суперов. Мне даже видеться с ним опасно. Ради каждой нашей встречи я рискую жизнью. Потому что, если Хоумлендер или кто-то другой пронюхает о происходящем, меня сотрут в порошок как хлам, биомусор. Раньше, когда был жив Невидимый, и я была запасным вариантом, номером два — было легче, теперь же моя жизнь стала хождением по острию ножа, и, если споткнусь — уже никто не поможет.       Лучше бы Эшли не возила меня сюда, только раны разбередила и заставила взглянуть на то, о чём упорно твердил Бутчер — на мои розовые мечты, которые я так старательно закапывала в дальний уголок сердца, что порой могла жить и, почти не кривя душой, утверждать — их нет.       Но ведь они были.       Совершенно наивные девичьи и несбыточные.       Всё, как говорил Билли.       Слишком хорошо он меня знает.       Целует, а бегать продолжает за Ребеккой.       Конечно, говорил, что хочет разобраться в качестве гондонов, способах их употребления и утилизации, но есть ли у меня вера в эти слова?       Кстати, насчёт утилизации…       Я ведь ночью была в такой истерике, что не помню, куда зеркалила сигнал своего чипа, и зеркалила ли вообще.       Вот чёрт, если не зеркалила, и кто-нибудь любопытный (а таких более чем достаточно, начиная с Патриота) проверит географию моих похождений, то меня саму уже сегодня ждёт утилизация.       И не меня одну.       Едва дождавшись, когда нас доставят обратно в Башню, я тут же ретировалась к себе, а оттуда, переодевшись, уже, зеркаля по полной, направилась в отдел слежения. Нужно было стереть свои данные, пока никто не расшифровал их геолокацию. Свободных компьютеров в безлюдном в обеденное время помещении хватало, и со своей нехитрой задачей я справилась довольно быстро. А потом на свою голову заинтересовалась тем, чего хочет Нуар от застенчивой программистки, которая под его давлением явно уже была готова хлопнуться в обморок. Стоило приблизиться и взглянуть на монитор её компьютера, как сердце ушло в пятки — в режиме реального времени он отображал картинку с одной из камер слежения, расположенной в секретной пригородной зоне Воут. И Бутчера, который как раз перебирался через внушительное заграждение.       Вот мудак.       Сколько же он там свою ненаглядную Бекку искал и торчал с ней?       Знал ведь, что я его жду, но, похоже, даже не собирался возвращаться к условленному времени.       Какое после этого может быть доверие?       Что вообще может быть, если он, насрав на чужую боль, разруливает только свои проблемы?       Значит, правильно я решила обрубить с рассветом все концы, и впредь держаться от него подальше. Достаточно для меня сталкерства и несбыточных надежд. Его не переделать, значит нужно что-то делать с собой. Нужно как-то выживать в одиночку вместе со всем грузом своего отчаяния.        Всё верно и логично, да только, глядя на то, как Нуар записывает координаты и направляется к выходу, я понимала одно — он вышел на охоту, и если я не спасу встрявшего в очередную задницу Мясника, то в жизни себе этого не прощу и изведусь до нервного срыва уже к ночи.       Только что я одна могла сделать?       Всё, что было в моих силах, это ехать к М.М. с Хьюи и Французом и рассказать им о грозящем пиздеце.       Француза как раз на месте не оказалось, а вот М.М. выслушал меня весьма внимательно. Благодарение его дотошности.       Оказалось, что Хьюи уже звонил главарю, чтобы выпытать у того, как обстоят дела, и был отчего-то уверен, что тот не в себе. По определённым причинам М.М. предположил, что Билли решил наведаться к сестре своей матери. Именно туда мы и направились на «попутках». Конечно, разумнее всего мне было вернуться в Башню, но я просто не смогла этого сделать.