Зеркаль

Ты на цыпочках тянешься выше, Травишь душу теплом нежных губ. Пристрелить бы тебя, но так вышло, — Даже к чёрту послать не могу.

      Тихие, безлюдные улицы пригорода, зелёные кроны клёнов и лип, пёстрые клумбы и красивые двухэтажные коттеджи.       Пожалуй, это тоже мечта. Из тех, которые не сбываются.       Точнее сказать, такие никогда не сбудутся у меня.       Я — имущество корпорации Воут, которое вдруг вздумало бунтовать и тешить себя надеждами на свободу хотя бы в собственных решениях. Мне никто не позволит решать. Можно лишь, зеркаля, прятать свои хотелки и подглядывать за чужим счастьем.       Наверное, я бы так и делала, если бы не надумала построить своё собственное.        Глупое желание.       Без права, вариантов и шансов на жизнь.       Но я ещё поборюсь, разумеется.       Может, даже сдохну в этой борьбе.       Потому что силы неравны.       Потому что дура.       Как там Бутчер говорит? Глупая диснеевская фея с розовыми мечтами, которая нихрена не смыслит в жестоких реалиях этой жизни, а если даже и смыслит, то с идиотским упрямством не желает этого признавать.       В общем, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Мои родители назвали меня Жасмин. Похоже, это так и манит меня спасать из всяких тупых передряг своего Аладдина.       Чёрт с ним, даже если я Динь, то Питер Пен тоже неплохо.       И волшебная пыльца — чем не супернаркотики?       Только вот Мясник на Питера Пена совсем не тянет.       Ладно, у нас и сказка не детская. Даже счастливый финал на горизонте не маячит. Сколько о нём не мечтай в своих наивных фантазиях.       Нужно завязывать с ванилью, иначе Бутчер почует, откуда ветер дует, и порвёт меня, как Тузик грелку.       Конечно, в моральном смысле.       Жить буду.       Но какой в этом толк, если душа в клочья под его клыками?       Тихие улицы, пышные изумрудные кроны клёнов… Я повторяюсь…       Так глубоко погрязла в своих размышлениях, что не заметила, как наше «такси» въехало на подъездную дорожку сложенного из старого красного кирпича двухэтажного дома. В таких обычно проводят каникулы те, кому посчастливилось иметь полноценную семью и бабушек с дедушками. Я могу им только завидовать белой завистью и, зеркаля, с интересом разглядывать стройную, седую, как снег, тётушку Джудит — старшую сестру мамы Бутчера. Ни одной знакомой черты. Ну и ладно. Он же не обязан быть на неё похожим.       Трудно сказать, удивилась ли она нам, во всяком случае, не разгневалась, как куривший в гостиной Бутчер. Надо же, посмели потревожить его королевский покой и уединение, приперевшись куда не звали. И это он только подельников так обласкал, я давно зареклась нарываться на него в подобном состоянии и, зеркаля, поспешила скрыться за ближайшей шторой. От греха подальше. Глупо конечно, потому что она заколыхалась, но Бутчер в это время со смаком распекал Хьюи, поэтому мой манёвр заметил разве что бдительный М.М.       Господи, кто же его так отдубасил?       Вдоволь налюбовавшись на кровоподтёк у разбитой брови и прочие украшавшие лицо Мясника синяки, я постаралась сдержать тяжёлый вздох и отвернулась к окну. Надо полагать, нанёсший эти удары сейчас чаевничает с апостолами Петром и Павлом, вот точно не иначе. Это верно также как и то, что на крыше соседнего дома за трубой шифруется Чёрный Нуар. Надеюсь, не очередной дар вколотых в детстве наркотиков, но моё стопроцентное зрение меня ещё ни разу не подводило. Вот и сейчас затянутая в чёрное поджарая мужская фигура вовсе не плод моего воображения или ещё каких неизвестных глюков. Он там расположился с вполне определёнными намерениями, и если ничего не предпринять, в самое ближайшее время воплотит их в жизнь.       Можно, конечно, помечтать, что я такая же безбашенная, как загулявшая с Французом Кимико, и легко могу, забравшись к соседям, подняться через их чердак и, зеркаля, грохнуть этого козла, тьфу ты, Повелителя мглы, но это будет вопиющая ложь — такие подвиги мне не по зубам — кишка тонка, и совесть потом не сможет даже за полжизни насранное в душе закопать…       Ну надо же, в кои-то веки моя совесть вспомнила про себя, да ещё и мне решила о себе напомнить…       Всё потому, что Нуар всегда относился ко мне по-человечески, даже пиццу когда-то учил не воровать, а готовить своими руками.       В общем, мне совершенно не хотелось, чтобы он сегодня склеил ласты.       Только выбора не было — или он, или Бутчер, и тут уж всё очевидно.       Вот такая я маленькая дрянь, что чужой супружник мне в тысячи раз дороже напарника и приятеля.  — Твою ж сука мать! — голос тут же оказавшегося за моей спиной Бутчера был весьма «мил и дружелюбен». Даже почти не срывался на крик. Уже только ради этого стоило перестать зеркалить. — Ты что здесь делаешь, маленькая бестолочь? Где я сказал меня ждать?  — И тебе не хворать, — почти мурлыкнув от его рыка над самым ухом и кольнувшей кожу всклокоченной бороды, я указала пальчиком на того, о ком ему сейчас нужно было думать больше, чем о моём присутствии. — Ты что думал, что я корни пущу на твоём диване и буду ждать хозяина как верная дворняжка?  — Вот блять, давай без сантиментов, — выругавшись, Бутчер прищурился, глядя на Нуара, который в это время демонстрировал нам свой подкаченный зад. — За тобою тоже неплохие доберманы бегают. — Хрен там с два, — юркнув под его рукой вглубь комнаты пока не попалась Мгле на глаза, я задорно улыбнулась удивлённо моргавшей тётушке Джудит. Похоже, невидимку у себя в доме она точно не ожидала увидеть. — Эта собака Баскервилей охотится именно на тебя, я только предупредить хотела.  — Ёбушки-воробушки, — снова смачно выругавшись, он принялся задёргивать на окнах шторы, пока Хьюи и ММ почти цензурно переваривали то, что пиздец подкрался так быстро и так близко. — И обязательно нужно было тащить с собой этих орлов? — А как бы ещё я тебя нашла? — Ну, обычно ты как-то сама с этим справляешься! — Обычно ты шастаешь вокруг Башни, а не прячешься в пригороде! — Я ни хрена ни от кого не прятался! Одна баба нахуй послала, другая — такая сопля, что хрен знает, что с тобой делать, а у меня и без вас проблем хватает! Я имею право на тайм-аут для минутки подумать, пёрнуть и пожрать?! — Не многовато у тебя желаний, когда мои все побоку? — Ребята, ребята, у нас тут проблем заебись выше крыши, а вы со своими семейными разборками завелись! Давайте уже потом выясните, где у кого острее свербит, а пока передёрните и разойдитесь по углам. Брейк, я сказал! — отпихнув нависшего надо мной побогравевшего Бутчера, ММ заставил меня попятиться к столику с выцвевшими фото в серебристых рамках. — Прекрати нагнетать, а то и правда выебет, оно тебе сейчас очень нужно?  — Чем?! Да у него там только на пописать и осталось! — Что?!       От бешеного рёва Мясника вкупе с неуместным хохотом Хьюи заложило уши, и стало ясно, что я слишком громко высказалась о глубоко наболевшем. Пришлось брать ноги в руки и на предельно возможной скорости бежать к ведущей на второй этаж лестнице. Ступеньки оказались довольно высокими, дыхание с перепугу немилосердно сбивалось, и всё же мне удалось первой взлететь наверх и даже расслышать приказ гнавшегося за мной Бутчера вызвать газовые службы, дабы отбить охоту у Нуара нападать прямо сейчас, когда соберётся слишком много зрителей.       Распахнув дверь в первую из комнат второго этажа, я влетела внутрь и тут же попыталась запереться. Напрасная трата времени, лучше бы в шкафу пряталась и зеркалила там по полной, стараясь не дышать и не издавать других звуков. Бутчер вышиб задвижку так быстро и так ловко, что не осталось даже секунды на то, чтобы вымолить себе у Бога лёгкую кончину.  — Значит, я старый тупой недоумок, которому ты из блаженного милосердия собралась менять памперсы и кормить с ложечки всякой дрянью? — несмотря на то, что тон Билли был на удивление вкрадчив, наступал он очень быстро. Настоящий хищник, вышедший на тропу войны… или охоты… чёрт его знает, но жертвой или дичью этого пришедшего в бешенство изверга становиться совсем не хотелось — сожрёт же и не подавится. Пополам сломает двумя пальцами. — Так, я тебя спрашиваю?! — А что бы ты хотел на ужин? — прижавшись к стеночке и осторожно отступая к двери на балкон, я с тоской понимала, что ситуация не в мою пользу — уж слишком темно и лихо полыхали его глаза, чтобы в этом сомневаться. — Я очень вкусно готовлю, если меня хорошо об этом попросить! — Ну, меня больше просить не нужно, — ловко приблизившись, Бутчер так резко дёрнул меня на себя, что колени от страха постыдно подкосились. Всё-таки нечестно быть таким огромным бугаём! Вот куда мне деваться из его медвежьей хватки и как вообще вырываться, если он кажется необъятнее Шварцнегера с его горой мускулов в Терминаторе? — Прямо сейчас жарить начну!  — Нет!  — Нет?! Но ты же всё равно сомневаешься в моих мужских способностях, так чего тогда трясёшься, как голая на морозе?       Я не сомневаюсь, но ты уже столько раз грозился и не выполнял, что поневоле задумаешься.       И нечего прожигать меня таким лютым взглядом, что мурашки по спине бегут, и душа в пятки уходит. — Билли, послушай, — кожей ощущая, что он и впрямь кипит так, что готов разорвать меня на куски, я прижала ладонь к его груди. — Я…  — Нет, это ты меня послушай! Твою мать, я не принц для маленьких девочек, я мудак, от которого тебе лучше держаться подальше, но у тебя, ебись к хренам, совершенно отсутствует инстинкт самосохранения! — больно впечатав спиной в стену, Бутчер заставил меня запрокинуть голову, чтобы лучше видеть усиливающийся гнетущий мрак его взгляда. — Ты вообразила себе, что я безопасен для тебя, как в той ёбаной сказке про красавицу и чудовище, и живёшь с этой верой в своих мечтах! Думаешь, я этого не вижу? Не чувствую, чего тебе хочется?! Да я выть от этого готов, как бешеная псина на луну! Ты же идеализируешь паскудного психа и убийцу! Хватит уже!..  — Ничего я не…  — Молчи, твою мать, ты уже достаточно наговорила и натворила, чтобы разбередить душу, которая была мертва! Мертва, слышишь? И я был рад этому! Но тебе же никогда нет покоя: то жрать мне воруешь, то бельё грязное стираешь, то мысли полощешь! Я, блять, устал! Заебался сдерживать себя, чтобы не ранить чувства дурацкой Динь!  — Меня зовут Жасмин!..  — А мне плевать! От этого ты не становишься меньшей глупой феей, чем есть! Ты… — наклонившись, он обхватил моё лицо ладонями, впиваясь в него таким хмурым взглядом, что хотелось быть где угодно, только подальше отсюда. Потому что невыносимо, мучительно больно. Нестерпимо от его звериной боли, которую он никак не может залечить. — Ты не понимаешь! Ты хрупкая, как стекло, как стеклянный ёлочный шар из моего детства… Хоть понимаешь, что со мной будет, если я не смогу сдержаться?.. Если случайно разобью тебя на осколки! Я же сам сдохну от горя, если это случится! Хватит с меня этого всего! Слышишь, хватит!  — Только посмей меня разбить! — дёрнувшись, я попыталась вырваться, в то же время понимая, что мне этого отчаянно не хочется. Пусть говорит, что хочет, лишь бы был рядом, прикасался — этого так мало и редко между нами. — Только посмей раздавить хоть одну мою мечту, и я своими руками тебя уничтожу! Только посмей не исполнить!  — Ну давай, Динь, прямо сейчас! Неужели не видишь, как я этого хочу!  — Ты тупой бездушный идиот!  — И ты всё равно меня любишь и копошишься в этом дерьме?  — А что с тобой ещё делать? — мне пришлось встать на носочки и податься вверх, чтобы прижаться губами к его сухим, скривившимся от злости губам поцелуем. Чтобы перестал, наконец, беситься и начал чувствовать. Я же не одна горю в этом огне, в самом деле!       На свою беду я оказалась права. Бутчер действительно горел. Он ответил на мой неумелый поцелуй такой жаркой лаской, что от сквозившей в его движениях неистовой страсти впору было воспламениться. Во всяком случае по-другому я чувствовать в те секунды не могла. Его прошедшиеся от плеч к локтям ладони, пьянящее дыхание, прикосновения губ были для меня дороже и желаннее самой жизни: того, что было до, и что наступит потом. Я ждала этих минут так долго. Кажется, целую вечность. Восемь лет — пока он, наконец, решил, что я достаточно взрослая. Или просто сдался, понимая, что дольше нам не утерпеть. Пусть всё запретно. Пусть так нельзя. Но ведь не мне одной хочется? Я вообще привыкла покоряться его воле, а не тянуть одеяло на себя.  — Динь… маленькая наивная Динь… — хрипло выдохнув, он легко подхватил меня на руки, осыпая колючими от щетины поцелуями шею, и это было невыносимо щекотно и приятно. — Я не хочу тебя использовать, понимаешь?  — И не нужно, просто будь моим чудовищем, про которое так пафосно вещал, — хихикнув, когда прикусил зубами мочку уха, я теснее прижалась к его груди. — Только когти прячь понадёжнее, некоторые феи действительно очень хрупкие.  — И умные мудаки держатся от них на приличном расстоянии, — сделав несколько шагов, Бутчер бережно опустил меня на подушки заправленной синим покрывалом постели. И угораздило же прятаться именно в спальне его тётушки, — но кто хоть раз назвал меня умным? — Сам себя не похвалишь, — как же хорошо, когда он наваливается сверху. Тяжёлый, как медведь, и всё же хорошо, — никто тебя не похвалит…       Я ожидала нового поцелуя, даже подалась за ним, но вместо этого Билли стянул с меня водолазку, со стоном вжимаясь лицом в скрытую лифчиком грудь, размер которой мог быть и побольше. Как бы опять малявкой не обозвал. С него станется.  — Ммм… — когда быстрым движением он оставил меня без кружевного белья и, снова уколов бородой, вобрал в рот маленький затвердевший сосок, в горле перехватило, и все слова куда-то растерялись. Восхитительно. Горячо. И этот юркий влажный язык. Я же просто с ума сойду. — Господи…  — К чёрту его… И проповеди Эзекелия к чёрту, — отпустив один сжавшийся от удовольствия сосок, Бутчер неспеша подарил такую же щемяще-мучительную ласку второму. — Здесь только я и ты. Просто расслабься и чувствуй.       Нет, мы были не одни — мир за стенами спальни гудел воем пожарных сирен, криками и хлопками неизвестных действий, но мне было всё равно, что происходит за кирпичной скорлупой, лишь бы не останавливались сильные руки, которые так быстро избавляли меня от оставшихся вещей. Лишь бы не заканчивались поцелуи, и можно было бы теснее прижиматься обнаженной грудью к его густо покрытой тёмной порослью груди, когда Мясник и сам наконец-то освободился от одежды. Наверное, это и есть сумасшествие, но мне плевать на всю вселенную, если только она не будет нам мешать. И стеснительно — неловко от того, что оказалась голая в одной постели с мужчиной, которого так сильно люблю. Таким же голым мужчиной.  — Какая же ты… — заметив выступивший на моих щеках румянец, Бутчер покачал головой и теснее прижал меня к себе. — Я мудак…  — Ты…  — Не сломать бы, — не желая слышать возражений, Бутчер вжался ртом в мои приоткрывшиеся губы, увлекая в такой крепкий поцелуй, что все мысли покинули голову.       Его близость сама по себе была увлечением. Точнее завлечением. Умело сплетённой паутиной для бабочки. Он заманивал ласками, распаляя до состояния жидкого огня в венах, точно знал, где прикоснуться, чтобы сорвать с губ новый стон, когда дурманить поцелуями, а когда прикусить кожу в чувствительном местечке у тонкой ключицы. Длинные сильные пальцы, казалось, были везде: помогая расслабиться, массировали шейные позвонки, сжимали ягодицы, заставляя выгибаться, гладили ставшую невероятно чувствительной грудь и зарывались в волосы, притягивая ближе для нового поцелуя. Мне невыносимо хотелось большего, внизу живота клубком скручивалось разбуженное им пламя, хотелось бесстыдно тереться промежностью о бедро Бутчера. Потребность в этом была так велика, что с губ всё чаще срывались громкие стоны, и когда он снова принялся посасывать твёрдые, как камешки, соски, показалось, что сейчас просто взорвусь, погибну в этой разбуженной безумной лаве. — Знаю, моя фея, не спеши, — подрагивая от страсти, которая терзала его не меньше, чем меня, Билли прильнул губами к ложбинке между моих грудей, проходясь по впадинке щекочуще-горячим языком. — Не спеши, не хочу причинить тебе боль.       Как же это на него не похоже.       Быть бережным.       Новый поцелуй казался скорее успокаивающим, чем распаляющим, и всё же, когда его пальцы коснулись внутренней стороны моих бёдер, находя напряжённый комочек клитора и начиная поглаживать, не выдержав, выгнувшись, я застонала в губы Бутчера. Может и правда тороплюсь, но мне было мало и жарко, я хотела всего, что он мог дать, больше не могла терпеть. Глухо застонав в ответ, он притянул меня к себе, прижимая бедрами к своей горячей, почти каменной плоти, а затем, сжав зубы, начал проникать внутрь. Втянув раскалённый воздух, я ощущала, как он медленно заполняет меня, держит, чтобы не подалась навстречу. И эти глаза: он следил за мной, хотел контролировать всё, что чувствую, хотя и сам был уже на пределе. Покрытый испариной и волосатый. Господи, как же я люблю моего Мясника. Мне почти не было больно, когда он вошёл, до конца разорвав оплот девственности, который некоторые так высоко ценят, скорее безумно хорошо и радостно от того, что мужчина, к которому я привязана всем сердцем, наконец сделал меня своей. Его наращивающие темп толчки, быстрые поцелуи и крепкие объятия сильных рук — я тонула в них, поднимаясь всё выше на волнах бушующей страсти.       Мир вокруг исчез и существовал одновременно.       Исчез, потому что ничего в нём не имело для меня значения.       Существовал, потому что боковым зрением за шторой окна я вдруг заметила тёмный силуэт Нуара.       Только этого мне не хватало — чтобы он увидел нас в такой интимный, только наш момент.       Подавшись навстречу очередному проникающему движению Бутчера, ощущая, как на тело обрушивается огненная лава сотрясающего наслаждения, я отзеркалила так сильно, как никогда не делала этого прежде. Мне нужно было закрыть зеркалящей дымкой нас двоих.        У меня получилось.       Бутчер не сразу это заметил. Лишь когда сумел отдышаться от оргазма, который накрыл его вслед за моим. — Предупреждать нужно, — хрипло рыкнул он, глубже входя в моё подрагивающее тело и крепко вжимая в подушки, чтобы не отпускать ещё немного. — Я не знал, что ты так можешь… Думал, коньки отбросил, как те мужики, что на бабах дохнут.  — Нуар, — выдохнула я, продолжая зеркалить и понимая, что как бы не было хорошо, но молчать о таком нельзя. — Он… по карнизу за окном шастал. — Ёбаный осёл! — перекатившись на бок и тут же перестав быть отзеркаленным, Бутчер потянулся за своими брюками и ткнул пальцем в мою сторону. — Чтобы не происходило, не высовывайся отсюда, пока я за тобой не приду. Ослушаешься — выебу.  — Так ты же уже… — А кто сказал, что я не собираюсь повторить?       Какое заманчивое предложение. Однако наблюдая за тем, как он спешно одевается и направляется прочь из спальни, я понимала, что не ослушаюсь. Потому что ещё утром думала, что мы расстались, и не хотела новых ссор. Пусть будет, как он считает правильным, а с Нуаром справится — и не из таких передряг выкручивался.       Правда, через минуту, одевшись и зеркаля, я всё же вышла на лестничную площадку. Только для того, чтобы сверху лицезреть грандиозную драку, в ходе которой, защищая защищавших его Хью и ММ, Бутчер сумел донести до Эдгара и его тёмного прихвостня, что если кто-то из наших не ровен час лишится жизни, то вся Америка из самых достоверных источников узнает о шашнях Патриота и его чумовом сыночке, которого так тщательно прячут от людских глаз. На удивление помогло — Нуар с завидной скоростью ретировался из дома тётушки Джудит. Жаль, не стал обещать компенсировать расходы за нанесённый погром.