Зеркаль

      Всего несколько часов, чтобы чувствовать себя маленькой счастливой феей, которую вечно так зло высмеивает Бутчер.       Самой счастливой феей, какой он сделал меня в заброшенном доме лесничего.       Как бы мне хотелось хоть немного растянуть время нашей встречи и те часы покоя и умиротворения, которые мне выпали позже, благодаря умелому отбрыкиванию от требований Эшли заняться своими прямыми обязанностями.       Всего несколько часов тишины и ликующего кайфа в душе, а потом пришлось возвращаться к реальности.       Как говорится, кто профилонил работу с утра, тот будет ишачить в двойном объёме вечером, представляя Воут на вечеринках интеллигентов постарше и тусовках для тех, кто помоложе. Восемь заведений за четыре часа напару с покидающим наш состав Поездом А, поскольку остальные собратья по Семёрке были слишком заняты: Патриот и Гроза задорно сношались в очередном бунгало, Мэйв шумно выясняла отношения с Марией, Нуар зализывал анальные раны, которые получил от руководства после провала очередной операции (вряд ли было бы лучше, если бы он сначала грохнул Бутчера и только потом его слушал, но хотя бы с вазелином), а Звёздочка, та вообще как сквозь землю провалилась. В общем, хоть забирай Подводного из его святой Общины обратно в команду. Работать ведь совершенно некому, а он только и добивается того, чтобы вернуть себе место под солнцем. Однако, всё не так просто, и пока ему показывают хрен по всем фронтам, выезжая на тех, кто ещё не выбыл из строя. Учитывая, что после сексуальной атаки Бутчера, который решил доказать мне на практике, что в старики его записывать ещё ой как рано, я хорошо так не чувствовала под собой ног и большую часть времени висела на локте Поезда А и бездарно (читай — лучезарно) улыбалась на просьбы репортёров смотреть в камеру.       А что ещё оставалось делать?       Разве что на радостях напиться халявного корпоративного шампанского.       Ну так я и в этом умудрилась изрядно преуспеть.       И даже вполне голосисто исполняла рождественский гимн, когда охрана около двух часов ночи доставила нас в Башню.       Всё ещё не спавшая в это время Мэйв почти вежливо попросила не торопить события, потому что она ещё не затарилась подарками, да и хрен знает, кому их теперь дарить.       Ну так кто же кроме неё виноват?       Быть самой сильной в мире и при этом трусить перед Патриотом — это далеко не комильфо.       Правда, вслух подобные мысли я, разумеется, озвучивать не стала.       Всё потому, что сама ни разу не лучше, вот и нечего вякать. Особенно на пьяную голову.       Расплатой за ночное веселье стали коматозный сон и дикая головная боль с утра. В висках словно кости крошились, и казалось, что мозги буквально обдали хлоркой или какой ещё более «бодрящей» кислотой. С трудом заставив себя принять холодный душ и съесть кусочек сыра, я была вынуждена ответить на телефонный звонок с одноразового номера. Догадаться, кто так срочно хочет меня услышать, не составляло труда.  — Ты мне нужна, — голос Бутчера был спокоен и самоуверен, как у сытого удава. — Немедленно.  — Ага, бегу и спотыкаюсь, волосы назад, — глотнув миниралки с растворённым в ней аспирином, я поморщилась: какая гадость. Хоть бы как дела спросил для разнообразия, что ли. — Мои услуги сегодня котируются в таблетках похуина, на меньшее не согласна.  — Я тебя галоперидолом подколю, если будешь много разговаривать, и сульфопиздюлина выпишу на три года вперёд, — кашлянув, он пригвоздил меня к месту нереальными сроками. — Через двадцать минут у метро на нашем месте.  — Охуел совсем? — сжав трубку, я могла только шипеть. Нет, такую наглость ещё вообразить нужно! — У меня съёмки с десяти утра до ночи, если я сейчас дёрну в туман, то таких пиздюлей от руководства выхвачу, что на задницу ровно сесть неделю не смогу!  — А если не дёрнешь, я тебя так выебу, что месяц будешь ползать, держась за стеночки. Жду.  — Мудак, — буркнула я в трубку, хотя было уже некому: из динамика доносились быстрые гудки отбоя. — Чокнутый осёл!        В самом деле, это же меня с собаками по всей округе искать будут, если я попытаюсь смыться. Работать действительно некому. Надеюсь, основные кумиры всего сущего, наконец, насношались всласть и явят свои рожи публике, иначе Эшли за прогул точно три шкуры с меня спустит.       Нужно учиться посылать всех нахуй, как Мэйв и остальные, иначе на мне будут ездить все, кому не лень.       Жасмин же душка и умница, она обязательно выручит из любого пиздеца, и ею можно заткнуть любую дырку в съёмках и основном рабочем графике, когда остальные суперы изволят капризничать, выёбываться и взбрыкивать.       Блин, самой от себя тошно.       Пошли все нахрен самой короткой дорогой, нацепив сапоги-скороходы.       Однако для Бутчера придётся как всегда сделать исключение.       Мало ли что опять взбрело в его буйно-помешанную голову, а мне потом волнуйся, чтобы ему её не открутили, да черты фейса не подправили до состояния лиловых гематом.       Не раз уже такое видела, и нужно отметить — это зрелище не для слабонервных влюблённых в него истеричек вроде меня.       Ладно, я у него одна единственная и за чем-то очень важным понадобилась в такой ранний час.       Может, в любви в кои-то веки хочет признаться? Розу там подарить, в кафе на чашку чая и пирожное сводить?       Представляю, какое будет шоу с убийственными последствиями, если нас засекут на подобном свидании.       Похороны состоятся в тот же день, и возможно, что даже могила будет общая.       Сплошная шекспиро-готическая романтика.       Ладно, я теперь знаю, что могу отзеркалить его вместе с собой, так что нечего так усиленно паниковать.       Однако наша жизнь меньшим головокружительным пиздецом от этого не становится. И что с этим делать, совершенно непонятно. — Могла бы и быстрее булками шевелить, — тихо высказался Билли, когда через пятнадцать минут я, зеркаля, явилась в означенное место и, надеясь задобрить, сунула в его ладонь банку стыренного в ближайшем киоске пива. — Или нарочно на неприятности нарываешься? — Когда гарантировали такие заманчивые перспективы, то почему бы и нет? — Замётано, — ловко сжав моё запястье, он летящей походкой направился к переулку, в котором припарковал свой автомобиль. — Ты же знаешь, что за мной не заржавеет. — На десять обещаний одно исполнение, — огрызаться — это всё, что мне оставалось. Заодно прибавить шагу или скорее уж прыти. — И то, если с размаху на хвост наступить. — Сопли в сторону, претензии отправишь на мыло, — закатив глаза, когда усевшись на пассажирском сидении, я так и не перестала зеркалить, Бутчер завёл двигатель. — Хватит дуться, мне эта поебень, как с гуся вода.  — Гусей вкусно с яблоками запекать, — очень неловко было явить себя с локонами, которые так любил высмеивать Патриот, и почти кукольным макияжем, но что ещё оставалось делать, если у меня были запланированы съёмки в детском шоу, за прогул которых ещё влетит по пятое число, и времени умыться просто не оставалось? — Ещё с апельсинами и манго ничего.  — Я и цыплёнка не прочь зажарить, только чуть погодя, — рассматривая мой образ ангельской очаровашки, Билли приподнял брови в таком комическом удивлении, что я невольно хихикнула и тут же смутилась ещё сильнее. Вот же актёр Больших и Малых! Как будто он не знает, какой имидж утверждён для меня в корпорации. Целки-невидимки и первого ангела Господнего в одном флаконе — и это ещё мягко сказано. — Мне сколько раз тебя девственности лишать, чтобы это стало заметно?  — Может, ещё по центральному телевидению объявишь, что наполнил живительной влагой сей непорочный сосуд? — На пасхальной службе что ли? — возведя очи к потолку автомобиля, Билли на удивление реалистично изобразил голос священнослужителя: —  «И явился к деве ангел, и возвестил ей слова Господни: сего дня посылаю тебе жеребчика от чресел своих…»  — Дурак! — взвизгнув от смеха, я забралась на сидение с ногами и уткнулась в колени носом. — И богохульник!  — Ещё какой, — ухмыльнувшись, он стёр вырвавшуюся из-под века слезу. Значит не одну меня пробрало почти до икоты. — Ладно, шутки в сторону, у нас куча дел, и ты нужна мне на весь день.  — А заранее об этом нельзя предупреждать? У пиар-директора на меня планы тоже на весь день были.  — Ну, были и сплыли, найдёт другой объект для обожания ваших задротов. Пусть Звёздочка напряжётся, не всё же ей шашни крутить, пока ты работаешь.  — От неё уже сутки ни слуху, ни духу.  — Найдётся, куда она денется?       Ага, для оленёнка Хьюи разденется.       Именно так я в ту минуту и подумала, но уже через полчаса убедилась, что Энни сейчас вовсе не со своим смазливым хахалем. Потому что он собственной персоной вместе с М.М., Французом и прочими слишком знакомыми и малознакомыми персонами находился в загородном доме Грейс Мэллори, в который привёз меня Бутчер. Хорошо хоть отзеркалить успела, как только въехали на подъездную аллею. Новые знакомства мне ни к чему. Светиться тоже нельзя. Собралась эта пёстрая компания, разумеется, не на воскресный пикник по грибы — по ягоды. Разговор у них был долгий и серьёзный. И, судя по всему, Мясник хотел, чтобы я была в курсе происходящего. Он, конечно, ещё в доме лесничего рассказал мне про Фонарщика, однако увидеть здесь его депрессирующую физиономию было весьма неожиданно. Никогда не любила этого инфантильного типа и впредь жаловать не собираюсь, как и Ньюман, которую вместе с ним собрались тщательно охранять до слушаний в Конгрессе, где должно было быть рассмотрено дело об использовании Воут препарата Ви при «создании» супергероев.       Вот тут меня и цепануло.       Защищать они собрались.       Викторию Ньюман.       Важного свидетеля.       Что от неё, что от Фонарщика кого хочешь защищать нужно, но чтобы её от кого-то? Это просто театр абсурда. — Билли, — когда хотела, я умела говорить почти беззвучно, но он отлично слышал и, не споря, последовал за мной на кухню. — Что это значит?  — Как что? Ты заявлена как свидетель обвиняемой стороны и хочешь спросить меня о сути? — положив ладонь на моё плечо, когда я перестала зеркалить, он недовольно скривился. — Тебе по пунктам рассказать о нашем деле?  — Спасибо, я в курсе, — вздохнув от того, что не знала, с какого конца раскрутить то, что хотела ему объяснить, я решила не тянуть кота за свадебные принадлежности. — Зачем вам охранять Ньюман? Она самая опасная из суперов после Патриота.  — Что за хрень? Виктория — супер?  — Ещё какая, немногие об этом знают, но я там была.  — Где ты была, прелесть моя? — уперев ладони в стену по обе стороны от моих плеч, Бутчер тяжело заглянул в моё лицо. — Мне опять из тебя слова вытягивать?  — Господи, да она тот самый супер, который взрывает людям головы! Я это своими глазами видела, когда она приходила в Башню, надеясь стать членом Семерки. Только её не взяли, такие таланты в Воут нахрен не нужны на первом месте, а она хотела быть номером один. Вот и обретается теперь на новом поприще — мстит нам за то, что её кандидатуру отвергли.  — Не может быть, Виктория — конгрессмен, которая всю карьеру положила на борьбу с суперами и Воут. — Правильно, выживает сильнейший, и ей хочется потягаться.  — К таким обвинениям нужны доказательства, — продолжая хмуриться, он всё же отошёл от меня. — Сможешь их достать?  — Как? Это было давно, и она называла себя совершенно другим именем, — отвернувшись, я уставилась в окно на буйную лесную растительность. Бутчер мне не верит. Противно до чёртиков. — Скай, кажется… — Скай, значит, — остановившись сзади, он обнял меня. Или, скорее, сжал как в тисках. — Сколько тебе тогда было лет?  — Десять… почти…  — И у тебя только что погибли родители и любимый брат, — губы Мясника прижались к моему виску, и это было мучительно приятно, хоть он и бесил меня в эту минуту так, что хотелось кричать и кусаться. — Ты была испуганным ребёнком. Это всё стресс — в таком состоянии что угодно можно напутать.  — Я ничего не путаю!  — Докажи, и я тебе поверю.       От такого недоверия было ужасно обидно, но он не дал мне возможности хорошенько поскандалить и настоять на своём. Просто увёз в город в какой-то дешёвый трёхзвёздочный отель, где нас ждали. Точнее, его ждали. Запланировано-незапланированная встреча с его прилетевшими родителями. Господи, если бы мои близкие были живы, это было бы настоящим счастьем, и я была бы совершенно другим человеком, возможно, даже не влюблённой тенью Бутчера, а он не ценил… Не ценил того, что имел. Точнее, с матерью он общался вполне в своём духе сносно и почти нежно, а вот отца ненавидел всей душой. Даже меня с собой взял только потому, что в моём присутствии пытался быть человеком, и за малым, но не перегрыз ему глотку. Оба друг друга стоили. Тяжёлые. Нетерпимые. Жёсткие и дикие, как шакалы. Но если Бутчера я принимала таким, каким он был, то его отец, даже почти уничтоженный раком, не вызвал у меня и крупицы добрых чувств. Чёрствый тиран и единоличник, который сломал и угробил одного сына и превратил фактически в монстра второго.       Монстра, которого я несмотря ни на что люблю.       С которым согласилась съездить к Джону Вогельбауму и даже не зеркалить в его доме. Благо о камерах Бутчер заранее позаботился. А что нам оставалось делать? Свидетелей для слушания в Конгрессе и победы над Воут всё ещё было катастрофически мало, профессор же наотрез отказался давать показания и сдался, только когда я пригрозила помочь Мяснику грохнуть всех его родных, включая дочь и внуков. Да, образ в Семёрке у меня белый и пушистый, однако чем чёрт не шутит, пока Бог спит?       Как говорится, чем тише омут, тем профессиональнее в нём черти. Вот и Вогельбаум не стал рисковать.       Зря.       Всё было зря…       Мало того, что вечер и ночь в Башне выдались кошмарные — пожар и определённо самоубийственная смерть Фонарщика, так ещё кто-то опять надрал многострадальную задницу Нуара и запустил странные слухи о том, что Звёздочка была задержана за нарушение контракта и сумела сбежать от охраны. Всего этого было мало. Утро выдалось ещё более отвратительным — может, для Мэйв, Патриота и Грозы было нормой выслушивать тысячи советов юристов Воут перед слушаниями в Конгрессе, я же чувствовала себя хуже некуда и мечтала оказаться где угодно, хоть на необитаемом острове, но вынуждена была ехать вместе со всеми на публичную экзекуцию, которую снимали сотни камер десятков телеканалов. Ещё бы. Сейчас всеобщие любимцы Америки и прочих цивилизованных стран сами честно расскажут, что и как произошло в их жизни, и почему они стали теми, кем являются.       Честно.       Прямо ключевое слово.       Да наши показания и свидетельства были давно за нас составлены и выданы нам для тщательного заучивания ещё неделю назад. Каждое слово отрепетировано перед зеркалом и давно от зубов отскакивает. Ответы как товары на ярмарке тщеславия — на любой спрос. И как бы я не желала победы занявшим свои места во главе обвинения Грейс Мэллори и чёртовой Ньюман, как бы не поддерживала Бутчера в его стремлении положить корпорацию на лопатки, но сегодня я буду выступать на её стороне. Как обычно, заливать сладко-невинные речи и удивлённо хлопать накрашенными ресницами. Потому что по-другому нельзя. Потому что, как и любой человек на этой земле, я просто хочу жить. Жить, не боясь, что завтра на меня откроют охоту, как на Энни. Я не такая смелая, как она.       Всё зря.       Все речи заучены зря.       Первым погиб судья.       За ним — профессор.       Головы людей вокруг взрывались, словно в них были заложены невидимые снаряды.       Кровь и чужие мозги горячими струями врезались в кожу. Как тропический дождь, которому нет конца.       Оцепенев, сгорая от ужаса, я вжалась в сидение кресла и, оглохнув от криков, не могла пошевелиться, пока мою руку не сжала Мэйв.  — Беги отсюда, — в её прозрачно-льдистых глазах были покой и лишь толика удивления. — Исчезни сейчас же.       Я так и сделала.       Отзеркалила и бежала из проклятого кровавого ада с такой скоростью, которой раньше в себе не подозревала. Бежала вниз по лестницам, по шикарному холлу суда, по улицам, где холодный воздух спасительно охлаждал кожу и сушил текущие из глаз слёзы. Бежала, пока среди какофонии автомобильных клаксонов не разобрала звонок своего мобильного.  — Да?  — Где ты? — хриплый голос Бутчера была так далеко и так рядом, что показался подкравшимся дежавю. — Сколько я могу звонить?       Значит он делал это не в первый раз. Я не слышала. Просто назвала адрес городской больницы и сидела на скамейке в её сквере, пока он не приехал за мной. — Господи! — выдохнул он, когда, вихрем врезавшись в его грудь, я отзеркалила нас обоих, скрывая от случайных любопытных глаз. — Господи!  — Его нет! — крепко сжавшие руки Бутчера, его широкая грудь как скала и защита от целого мира: теперь я могла истерить и плакать сколько душе угодно. — Его нет! Если бы Он был, Он не допустил бы такого!