О свойствах страсти

                    Алкоголь решительно отказывался помочь забыться: Александр выпивал третий бокал, но в голове всё так же, с отчётливой ясностью звучали слова Натали. Её обвинения, её упрёки. Сегодня он позволял себе эту слабость: вкусить сполна чувство сокрушительного поражения. Пить вместе с вином её обиду и разочарование, запивая своими ошибками. Была ли она права, говоря, что любовь не может звучать оправданием предательству? Александр уже не знал. Сейчас он был готов согласиться с ней во всём, лишь бы вновь оказаться рядом. И мысль о том, что она уезжает не просто так, а для того, чтобы выйти замуж, калёным железом жгла сердце. Он даже не заметил, как вошёл слуга, и только лишь когда тот заговорил, вскинул голову.       — Я занят! — оборвал цесаревич на полуслове, но принцесса Мари уже вошла в кабинет. Она была последним человеком во дворце, которого он хотел бы сейчас видеть. Медленно поднявшись, не глядя на неё, Александр произнёс: — Простите, Мари.       Милая, нежная, она была сейчас от него так же далека, как если бы до сих пор жила в Дармштадте. И Александр не мог заставить себя говорить с ней, как должно. Не мог улыбнуться даже в ответ.       — Я рада видеть вас. — Она всегда была с ним искренна, полагая, что искренность — вернейший путь к крепким отношениям. И сейчас, почти физически ощущая его подавленное настроение, не могла не спросить: — Как вы съездили в Гатчину?       Губы Александра скривила улыбка — жалкая попытка показать, что всё прекрасно.       — Превосходно, — ответил он и вновь опустил глаза. Не было возможности смотреть на неё, на будущую жену, и думать о другой, заполнившей каждую клеточку его сознания.       — Вы разыграли его величество?       — Весьма успешно. — Александр глубоко вздохнул, отводя взгляд. Ей показалось. Конечно же, ей показалось что-то большее в той интонации, которой была произнесена фраза. И Мари была бы счастлива отнести двусмысленность во фразе к трудностям чужой речи. Но вот глаза… Ставшие родными, любимыми, глаза полыхнули болью, и Мари невольно опустила взгляд, словно заглянула в чужую душу и нашла там то, что не предназначалось для неё.       — Вы чем-то расстроены? — робко спросила она, убеждаясь, что права, стоило Александру вновь попытаться улыбнуться.       — Я? Нет. Мне просто надоело играть для единственного зрителя. — Каждое его слово дышало отчаянием, отдаваясь в душе Мари, находя в ней отклик, ведь причина, по которой он так переживал сейчас, значила для неё так много… — Слава Богу, отец узнал, что наша любовь с Репниной — лишь розыгрыш.       «Репнина». Одного этого было достаточно, чтобы подтвердить все догадки, в которых давно укрепилась принцесса. Назови он её сейчас «Натали», и Мари смогла бы подумать, что Александр расстроен чем-то другим. Не тем, что она покидает дворец. Не тем, что их игра в любовь подошла к концу. Не тем, что она, наверняка, ему отказала… Мари подняла на него глаза и поняла, что тоже не может улыбнуться. Они стояли друг напротив друга, пытаясь держать маску, но она упрямо сползала вниз, обнажая кровоточащее нутро.       — Узнал, — прошептала она чуть слышно.       — Да, узнал. И даже обещал боле не преследовать, и это очень кстати, ведь лицедейство меня утомило. — Мари пыталась поймать его взгляд. Хоть на мгновение удержать.       — Хорошо. — Принцесса вздохнула, внимательно следя за ним. — Теперь все будут счастливы.       — Счастливы? — вскинул голову Александр. Даже простое звучание этого слова сейчас вызывало боль. Просто мысль о том, что Натали будет счастлива, но без него…       — Вы хотите сказать мне что-то ужасное? — Мари, казалось, забыла, как дышать, глядя на него, наконец, прямо в глаза, будто смотрящие сквозь неё. Он её не видел. Не её образ сейчас стоял перед Александром. И сейчас он скажет об этом, и жизнь Мари закончится. Закончится прямо здесь и сейчас. Душа умрёт, останется лишь оболочка, бледная дворцовая тень.       И он действительно заговорил. Почему нет, почему она тоже должна страдать? К чему ей жить рядом с человеком, что никогда её не полюбит, не ответит взаимностью? Не честнее ли будет отпустить её сейчас, пока всё не стало слишком поздно?       — Видите ли, Мари, многое в нашей жизни бывает вопреки нашей воле и нашим желаниям…       — Нет! — вдруг перебила она, пытаясь проглотить горький комок, предвестник скорых слёз. — Я хочу побыть хоть секунду счастливой.       Она смотрела на него так, будто желала запомнить навсегда. Таким, почти открывшимся, уже далёким, так и не ставшим родным. Смотрела, боясь, что в следующее мгновение всё закончится так толком и не начавшись.       — Вот всё, можете говорить, эта секунда прошла. — Мари улыбнулась сквозь силу, надеясь, что слёзы не потекут из глаз прямо сейчас, когда так хочется ещё смотреть на него, ещё слушать. А Александр, глядя на неё в эти мгновения, с отчётливой ясностью понял, что не может лишать её надежды на счастье. Кто знает, что сулит им будущее? Быть может, если он не станет счастлив сам, то сможет осчастливить других. Другую. Мари.       — Дело в том, — медленно заговорил он, — что император может наказать фрейлину Репнину за обман… Я знаю, что вы к ней очень привязаны, и подумал, что вы будете очень страдать.       Вздох облегчения, слетевший с губ Мари, был неприлично громким, но едва ли они обратили на это внимание. Но радость моментально ушла, оставив горечь: он не хотел быть с ней откровенен. Не хотел открывать своё сердце, предпочтя запереть в нём все чувства, которые она, дай он ей волю, смогла бы помочь забыть.       — Я думала, что вы скажете мне не об этом, — протянула Мари, избегая смотреть в его глаза. — Не важно. Зачем вы меня так испугали?       — Император может наказать и вас, если узнает обо всём. — Александр едва ли понимал, зачем говорит всё это. Зачем пытается заполнить пустоту и развеять её опасения. О каком наказании могла идти речь, если всё уже было известно? И Мари понимала это не хуже, понимала, что он просто говорит ни о чём, лишь бы не молчать. Лишь бы не сорваться и не сказать правду, от которой никому не станет легче. Или, наоборот, полегчает сразу обоим.       — Если последует наказание, мы с княжной примем его достойно, — проговорила Мари. — Но ведь и вы вынуждены были компром… компромат честную девушку.       Александр вздрогнул, спешно опуская глаза, проговорил сквозь зубы:       — Я вынужден был компрометировать.       — Но княжне Репниной было очень тяжело, ведь её мысли заняты Андреем, и…       — Пожалуйста! — полный мольбы шепот прозвучал как гром, оборвав Мари на полуслове. Александр отвернулся, закрывая на миг глаза. Процедил: — Довольно. Довольно. Слава Богу, вся эта нелепость осталась в прошлом.       — Я сказала что-то не то? — Мари попыталась придать голосу беспечность, но дрожащий подбородок выдавал её с головой. Намерено напоминая Александру о женихе Натали, она надеялась на… На что? Мари не знала. Быть может, на то, что он рассмеётся, вновь став пылко влюблённым в неё. А может, что скажет правду, сколь горькой она бы ни была.       — Нет-нет. — Александр избегал даже посмотреть в её сторону. — Просто я сегодня очень дурно спал. Мне нужно… мне нужно прогуляться. — И, не говоря больше ни слова, не застегнув даже мундир, он опрометью бросился из комнаты, остановившись лишь для того, чтобы отдать дань этикету — замереть на пороге, склонив голову, прощаясь.       Едва он вышел, выдержка изменила принцессе. Ноги подкосились, и она опустилась на пол у стола цесаревича. Какие ещё нужны были доказательства его любви к её подруге? Какие могли быть причины его прощать? Но что она могла? Мари тихо всхлипнула, прижав ладонь к губам. Она могла уехать домой. И больше сюда не вернуться. Там, в Дармштадте, встретить свою любовь и перестать себя мучить. В конце концов, разве она заслужила подобное обращение? Чтобы жених даже не пытался скрыть свою любовь к другой накануне свадьбы? Взгляд рассеянно скользнул по паркету, цепляясь за знакомое лицо. Дрожащей рукой Мари подняла портрет Натали и, не сдержавшись, прикрыла глаза, позволяя слезам хлынуть, наконец, из глаз. Здесь некого было винить, стоило лишь бежать, пока не поздно, надеясь, что позволят. Глубоко вздохнув и промокнув глаза, Мари упрямо стиснула зубы: пока ещё она невеста цесаревича и не может себе позволить расхаживать по дворцу в неподобающем виде. Стоило об этом подумать, как совсем рядом зазвучали чьи-то шаги. Обернувшись, Мари увидела, Натали, направлявшуюся прямо к ней. Или же к Александру?       — Принцесса, — Натали заговорила легко и непринуждённо. — Я пришла попрощаться с вами. Императрица отпустила меня, и я уезжаю готовиться к свадьбе с Андреем.       Мари же в себе подобной лёгкость более найти не могла. Разговор с Александром, его метания и боль заставляли искать схожие эмоции на лице Натали. Хотелось спросить прямо: к её ли жениху она пришла попрощаться? И если это так, то что намеревалась ему сказать?       — Очень жаль, — сухо ответила Мари. — Нам всем будет вас не хватать. До свидания.       Она опустила глаза — пусть уходит. Пока Мари не начала её обвинять, подспудно понимая, что винить не в чем. А если есть?       — Принцесса, мне кажется, вы обижены на меня?       — Нет, что вы, — слишком быстро ответила Мари. — Я очень рада за вас. И я желаю вам счастья.       «Того счастья, которого никогда не будет у меня с Александром. Потому что вы украли его у меня».       — Мне бы очень хотелось сохранить нашу дружбу, — улыбнулась Натали. — Радоваться удачам, делиться трудностями. Я не хочу терять вас.       — Мне тоже будет не хватать вас, — вздохнула Мари и твёрдо посмотрела в глаза княжне. — Но вам там будет лучше.       «Вдали от дворца и от моего будущего мужа».       — Простите, что я не смогу помочь подготовиться к приёму. Не сердитесь на меня. — Натали и представить не могла причину холодности Мари. Заключалась ли она в том, что принцесса о чём-то догадалась? Хотя бы от того, что Натали первым делом зашла попрощаться к Александру, вместо того, чтобы искать Мари в её покоях?       — Нет, что вы, — небрежно пожала плечами Мари. — Вы так многому научили меня. Теперь к любому приёму я могу готовиться сама.       Натали вновь улыбнулась, на этот раз без былой сердечности. Принцесса явно тяготилась её обществом, желая остаться одна.       — Разрешите откланяться? — Натали присела в реверансе и, не дождавшись ответа, пошла к дверям.       — Натали! — окликнула вдруг её Мари, поняв, что она на самом деле уходит и больше не вернётся. Обида прошла, осталась лишь светлая грусть от предстоящей разлуки. Принцесса бросилась к ней, крепко обнимая. — Мне жаль, что ты уезжаешь, — проговорила она, отстранившись. — Но не забывай меня!       Отбежав к бюро, Мари взяла первую попавшуюся безделушку и протянула Натали.        — Вот. Пусть эта вещица принесёт счастье тебе и твоему жениху.       — Спасибо, Мари, — прошептала Натали, но та уже отвернулась.       — А теперь иди. А то я расплачусь, а красные глаза — это некрасиво.       Натали вздохнула, покидая покои. На душе было мутно, муторно. Принцесса Мари всегда была, словно открытая книга, а теперь… Эта холодность, отстранённость. А вдруг ей и впрямь что-то стало известно? Натали остановилась посреди коридора, нахмурившись. Право слово, что за глупости порой не приходят в голову! Откуда Мари смогла бы узнать о том, что произошло в Гатчине? Или об объяснении цесаревича и последовавшем после него поцелуе?       Воспоминания о прошедших сутках против воли всколыхнули внутренности, поднимаясь тёплом к груди. Отчего именно сейчас мысли о поцелуях цесаревича зазвучали иначе, ведь они целовались и раньше? Или всё-таки игра зашла слишком далеко? Ну нет! Натали упрямо тряхнула головой и вздёрнула подбородок — она выходит замуж за Андрея, потому что любит его. И никаких других вариантов существовать попросту не может!       Натали собралась было следовать дальше, когда вспомнила о безделушке, что подарила ей Мари на прощание. Подойдя к окну, рядом с которым горели в шандале свечи, Натали поднесла подарок к глазам: изящной работы золотой цветок, усыпанный драгоценными камнями и спрятанный под стеклянным колпаком. Такой ли необдуманный был подарок на самом деле? Или он мог означать будущую жизнь Натали? А может, и самой принцессы? Задумавшись, Натали не услышала шагов, пока Александр не подошёл совсем близко.       — Вечер добрый, княжна, — мягко проговорил он, лаская её взглядом, от которого сразу же захотелось прикрыться. Или, напротив, сделать шаг, чтобы сократить расстояние меж ними…       — Добрый, ваше высочество, — кивнула Натали, ища в его лице отголоски бури чувств, бушевавшей недавно в его кабинете. Но цесаревич, по-видимому, взял себя в руки, хотя не заговорить о том, что осталось меж ними недосказанного, не мог.       — Мне жаль, что вы узнали о моих чувствах… — начал было он, но Натали перебила.       — Мне тоже очень жаль потерять одновременно двух друзей. Прощайте, ваше высочество. — Она присела, собираясь уйти, но он невольно подался вперёд, касаясь её руки.       — Постойте, прошу вас. — Смиренная мольба в его голосе заставила Натали посмотреть ему в глаза.       — Вы сказали мне достаточно того, о чём следовало бы жалеть. — Натали старалась не обращать внимания на тепло его пальцев, почти невесомо державших её ладонь.       — Мне хотелось бы говорить вам это вечно, — прошептал Александр, настойчиво ловя её взгляд.       — Ваше желание ничего не изменит, Александр Николаевич. Я покидаю дворец и выхожу замуж, в то время, как вы не свободны и дали своё слово принцессе. — Натали подняла на него глаза, закусила губу на короткий миг. — К чему говорить о том, чего не может существовать в природе?       — Но оно всё же существует. — Он покачал головой, улыбнулся печально. — И как теперь жить дальше?       — Исполняя свой долг, — с достоинством ответила Натали, быстро присела и буквально выбежала из комнаты. Сердце колотилось, как заполошное, хотелось вернуться и бросить в его лицо:       — К чему вам эта игра? Чего вы желаете добиться? Почему именно меня выбрали, как замену Ольге?       Но Натали лишь стиснула зубы и поспешила к себе, оставляя Александра и его сердце обливаться кровью при мысли о том, что он потерял её навсегда. Минуло несколько дней после её отъезда, а душа всё так же болела, заставляя ходить неприкаянным по коридорам дворца. Жуковский застал цесаревича у окна, легко читая воспитанника, словно открытую книгу. Говорить сейчас о своём отъезде было бы слишком жестоко, но разве он сам не заслужил личное счастье, столько лет находясь подле императорских особ?       — Отчего-то самые дорогие мне люди покидают меня именно тогда, когда так нужны мне, — горько улыбнулся Александр, не сводя глаз с тьмы за окном.       — Но не менее дорогие остаются, — заметил Василий Андреевич. — Так что ваша грусть не оправдана, ваше высочество.       — Остались те, с кем я связан чувством долга. — Александр поджал губы. Вероятно, все, кто его окружает, будут напоминать ему об этом долге всю жизнь. — Перед ними я обязан делать вид, что всё прекрасно. — Он помолчал и продолжил через силу: — Я скучаю по княжне Репниной. Мне очень её не хватает. Как бы принцесса Мария ни старалась заменить её, ничего не выходит. Я веду себя с ней нелепо. Невыносимо играть чувства, которых нет.       — Вам нет нужды притворяться, — тихо ответил Жуковский. — Принцессе Марии известно о ваших чувствах к Натали.       — С чего вы взяли? — нахмурился Александр.       — Она сама догадалась обо всём. Я не смог переубедить её.       — Не думал, что она настолько проницательна.       — Сложно скрыть всё от любящей женщины. — Жуковский улыбнулся.       — Отчего же она не поговорила обо всём со мной?       — А что бы вы ей ответили?       Александр задумался на миг, после усмехнулся, пожал плечами.       — Предложил уехать из страны и стать счастливой. Пока у неё есть такая возможность.       — И думаете, она бы согласилась?       — Будь я на её месте, не раздумывал бы и секунды.       — Но вы связаны…       — Не говорите о долге, прошу вас! — Александр стиснул пальцы, так крепко, что побелели костяшки. — Долг — это всё, что мне остаётся в этом дворце, в этой жизни. В то время, как все вокруг с таким удовольствием пренебрегают им…       — Ваш батюшка не стал отнекиваться, когда пришла пора взойти на престол.       — Александр I, ходят слухи, живёт в дальнем скиту. Второй же дядя отказался от престола и женился второй раз. А отец… Отец женат на женщине, с которой его связывали нежные чувства.       — Но вы же не хотите отказаться от престола ради княжны Репниной! — неверяще проговорил Жуковский. Но Александр лишь улыбнулся криво и покачал головой.       — Что толку рассуждать о несбыточном. Моя любовь ей не нужна.