О свойствах страсти

                    Натали проснулась резко, будто кто-то сдёрнул покрывало сна. Открыв глаза, некоторое время она не могла понять, где находится, и только спустя пару секунд осознала, что на талии лежит чья-то рука, крепко прижимая к себе. Следующая мысль шокировала — она была без одежды! И тот, чья ладонь обжигала бедро, тоже не мог похвастаться хотя бы панталонами! Воспоминание о минувшей ночи обухом ударило по голове, и Натали буквально задохнулась от ужаса: она всё вспомнила. Подумать только: отдать себя, своё тело, свою невинность цесаревичу! Ради… мести?       Щёки полыхнули багрянцем, и Натали прикрыла глаза, пытаясь унять участившееся дыхание, дабы не разбудить Александра. Чувство вины перед Андреем затопило, захватило от кончиков пальцев на ногах до макушки, вызывая желание зажмуриться и оказаться в любом другом доме, только бы не здесь. Как можно дальше от цесаревича. При мысли о том, что произошло этой ночью, внизу живота снова становилось горячо, хотя воспоминания были не самые приятные. Натали осторожно сняла руку, что лежала на ней, и прислушалась: Александр всё так же сладко спал, дыша ровно и размеренно.       На ощупь Натали принялась собирать свои вещи, разбросанные по комнате, прижимая к себе платье, что обнаружилось первым. Вскоре весь гардероб оказался в её руках и, бросив последний взгляд на Александра, спавшего безмятежно и спокойно, Натали выскользнула из спальни, чтобы быстро накинуть платье в кабинете и, крепко обхватив остальные детали одежды, выскользнуть в коридор, уповая на то, что слуги так рано не встают. И только оказавшись в отведённой ей спальне, Натали выдохнула, роняя на пол всё, что держала в руках, и сползая по стене вниз.       Внутри бушевало множество чувств, но самым сильным среди них были разочарование в самой себе и острое сожаление о содеянном. Александр был совершенно прав, когда говорил, что она будет жалеть. Но самое страшное заключалось в том, что вспять совершенно ничего нельзя было повернуть. Стоило подумать о том, что было этой ночью в подробностях, как в животе всё перевернулось, и Натали почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Как теперь она сможет спокойно, гордо и уверенно держать себя перед Андреем? Как смеет обвинять его в измене, когда сама поступила столь низко? А Александр? Что теперь он будет думать о ней? Как себя с ним вести?       Уронив лицо в ладони, Натали судорожно всхлипнула — казалось, что жизнь закончена навсегда. Она опозорена, раздавлена, пошла на поводу не у чувств даже, у желания отомстить и причинить боль жениху. Вспомнив, как накануне настаивала, отбрасывая все аргументы цесаревича, Натали глухо застонала. Нет, она однозначно не могла его обвинять в том, что он поддался на уговоры. И признать, что всё было ужасно, тоже не могла. Напротив, стоило допустить крохотную мысль о том, что было, позволив себе думать лишь об ощущениях тела, не разума, и кожа тут же покрылась колкими, острыми мурашками. То, что случилось между ней и Александром будто прочно связало незримой нитью, перевело на новый, недосягаемый прежде уровень доверия и близости. Натали честно пыталась разобраться в том, что за чувства испытывает после этой ночи к цесаревичу, но пока слишком много противоречий и эмоций бурлили в голове. Стоило обдумать случившееся и принять одно единственное решение: прощать ли теперь Андрея, или же решительно разорвать помолвку. И только исходя из этого можно было думать, как быть дальше.              Александр проснулся, спустя час после её ухода. Потянулся к пустой подушке, крепко обнимая и зарываясь в неё лицом. Он не ждал, что Натали останется, хоть и мечтал об этом. Вчерашняя буря, что бушевала в ней, обида, замешанная на боли, просыпающаяся чувственность вкупе с растерянностью — вчера она была будто натянутая струна. И Александр не смог устоять. Ему мечталось о повторении этой ночи. О десятках, сотнях ночей, когда меж ними не будет стеснения, а только любовь, нежность и желание дарить друг другу одинаковое наслаждение. Но как поведёт себя Натали теперь? А что, если она не просто будет избегать его, а сочтёт свою месть исполненной и вернётся к Андрею? При мысли об этом во рту загорчило: Александр никогда не испытывал чувства, что им пользуются, и сейчас эти эмоции неприятно поразили, разливаясь в груди.       Натали надо было дать время, не давить и не настаивать, а впрочем… О чём он мог настаивать? Согласилась бы она стать его любовницей? Едва ли. А большего Александр предложить не мог, как бы страстно того ни желал, ведь он, в отличие от Натали, не мог просто так разорвать помолвку. А даже если бы принцессы Мари не существовало в его жизни, едва ли кто-то позволил бы цесаревичу связать себя с княжной узами брака. Тяжело вздохнув, Александр перевернулся на другой бок, по-прежнему не выпуская подушку из крепких объятий. Здесь, вдали от дворца, жизнь казалась другой, более простой, лишённой привычного давления, ощущения чужих взглядов. Быть может, поэтому хотелось прямо сейчас вскочить с постели и бежать, искать Натали и молить быть рядом. Составить его счастье, позволить разделить его на двоих…       Натали попросила, чтобы завтрак накрыли в её комнате, боясь ненароком встретить Александра. К обеду она набралась, наконец, смелости и покинула свои покои, стремясь туда, где всегда можно было обрести мир в душе. В церкви было тихо, пахло свечами и тонким ароматом ладана, еле слышно переговаривались редкие прихожане. Перекрестившись у входа, Натали шагнула под расписные своды, чувствуя, как отступает смятение и успокаивается душа. Подняв глаза к резному деревянному иконостасу, покрытому позолотой, она горячо взмолилась подсказать ответ, помочь обрести спокойствие. На глазах засверкали слёзы, даря успокоение, смывая все тяжёлые мысли. Улыбнувшись, Натали перекрестилась и низко поклонилась, медленно повернулась к выходу и застыла, глядя на знакомую фигуру, изваянием застывшую у иконы Николая Чудотворца. Будто почувствовав её взгляд, Александр обернулся и улыбнулся так мягко и нежно, что сердце ухнуло вниз, а ноги вмиг ослабли.       — Натали, — он подошёл к ней, окидывая взглядом всю и сразу, отмечая и бледность, и лихорадочный блеск глаз и то, как старательно она отводит взгляд. — Не думал вас здесь встретить.       — А я — вас, — тихо ответила она, поднимая на него глаза.       — Я молился о вас, — улыбнулся он. — О вашем счастье и благополучии.       — Спасибо. — Натали смущённо улыбнулась, вновь опуская глаза, невольно задерживая их на его губах. Рассердившись на себя за греховные мысли, что посещают даже в церкви, она кивнула на выход. — Я собиралась уходить, и если вы ещё не закончили…        — Нет-нет, — поспешно откликнулся Александр. — Я с радостью провожу вас.       Они вышли из церкви молча, и только спустившись по ступенькам вниз и сделав несколько шагов, остановились и посмотрели друг на друга. Неловкое молчание затягивалось, и Александр осторожно взял её ледяные ладони в свои, проводя по ним пальцами, пытаясь согреть.       — Вы, верно, не желаете меня теперь видеть? — грустно, через силу произнёс он.       — Отчего вы так решили? — Натали смотрела куда-то за его плечо, на заснеженное поле и лес, что чернел вдалеке. — Вы не совершили ничего предосудительного, это я…       — Вы подарили мне счастье, — тихо сказал Александр, сжимая её ладони чуть крепче. — Не знаю, смог бы я надеяться… иметь возможность быть с вами рядом, хотя бы просто другом, если иного не дано…       — Я не знаю. — Натали подняла, наконец, на него искрящиеся от непролитых слёз глаза. — Я правда не знаю, как быть дальше. Можете ли вы меня понять? Я так запуталась…       Одинокая слезинка сорвалась-таки на щёку, и Александр тут же поймал её, стирая кончиком пальца.       — Вас я готов ждать вечно, — прошептал он. — Только позвольте… Одно только слово… У меня есть шанс?       — Я не знаю, — ответила она честно.       Александр несколько мгновений смотрел на неё, пытаясь найти хотя бы отголосок того чувства, что сейчас разрывало его грудь, но видел лишь смятение и растерянность. Еле слышно вздохнув, он поднёс её ладони к губам, оставляя на них обжигающий поцелуй.       — Вы всегда можете рассчитывать на меня. А я буду ждать любого вашего решения. — Он с сожалением выпустил её ладони.       — Вы уезжаете? — Натали только сейчас заметила, что штатское платье сменил мундир. — Так скоро?       — Печаль в вашем голосе даёт мне надежду на скорую встречу, — улыбнулся Александр, склоняя голову в прощальном поклоне. — Я желаю вам счастья, Натали, с кем бы оно ни было. Просто будьте счастливы.       Она стояла и смотрела, как он пересекает поле в окружении двух адъютантов, пока фигуры всадников не исчезли среди деревьев. И только тогда, обняв себя за плечи, побрела к карете. Следовало вернуться в имение Репниных и там, в тишине и покое решить, как быть дальше. Со свадьбой, с Андреем и со всей своей жизнью.       Александр возвращался во дворец в полнейшем смятении. Его любовь к Натали не просто пылала — полыхала адским пламенем, тянула к Натали, обратно. Все мысли, все стремления были связаны только с ней, и цесаревич чувствовал, что совершенно потерял голову. Как можно было вернуться к дворцовой жизни, к государственным делам, когда в голове постоянно звучал её голос, а перед глазами вставал пленительный образ? Александр сделался задумчив и молчалив, нередко его можно было застать у окна, в которое он смотрел так пристально, будто надеялся разглядеть сквозь снежную пелену далёкое поместье и Натали.       Что она решила: отменила ли помолвку или простила Андрея и готовится к свадьбе?.. Неизвестность изматывала не меньше, чем тоска, день за днём сжимавшая сердце. Принцесса всё ещё не вернулась, и это не могло не радовать, ведь играть перед ней роль счастливого жениха он был попросту не в состоянии. Прошло всего две недели, а Александру казалось — не менее двух лет — так тяжело давался каждый новый день без неё. Ночи же и вовсе становились мукой, когда, ворочаясь без сна, он снова и снова перебирал, будто драгоценные жемчужины, воспоминания о том, как держал её в объятиях, любимую, желанную, шепча сокровенные признания.       — Александр! — оклик императора заставил вздрогнуть, выныривая из мыслей. Судя по рассерженному взгляду, Николай Павлович не в первый раз окликал сына. — Вы так и не ответили, что думаете по поводу торговли зерном с Англией. Я вижу, эта тема кажется вам слишком утомительной?       Они стояли в кругу министров, и, пользуясь тем, что император увлёкся беседой, цесаревич позволил себе немного помечтать, но был с лёгкостью уличён отцом.       — Дело в том, что я уже высказал своё мнение, ваше величество, и оно полностью солидарно с вашим. Торговые отношения надо развивать, особенно, сейчас, когда индустриализация двигает прогресс. Я так же предложил Сенату обсудить повсеместное введение станков на фабриках по всей стране, и это, насколько я помню, мы тоже обсудили намедни.       — Хорошо, — тонко улыбнулся Николай Павлович, окидывая сына внимательным взглядом и поворачиваясь к министрам. — А вы, господа, согласны с Александром Николаевичем по поводу…       Мысли вновь разбежались, и цесаревичу пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя внимательно прислушиваться к разговору. Никогда ещё государственные обязанности не тяготили его так сильно, как в эти недели! Никогда ещё он не ощущал себя настолько подневольным, настолько лишённым возможности хотя бы изредка поступать так, как ему хочется.       Вечером, когда в камине полыхал огонь, а густое вино отражало свечи, бросая блики на стол, Александр сидел в кресле, вытянув ноги и задумчиво глядя на пламя. За окном бушевала вьюга, швыряя пригоршни снега в стёкла, завывая в каминных трубах. Пламя то вспыхивало, закручиваясь спиралью вверх, то опадало, притягивая взор, гипнотизируя. Глубоко задумавшись, цесаревич не заметил, как дверь за его спиной открылась, и на пороге возник император. Некоторое время он просто наблюдал за сыном, отмечая пустой взгляд, погружённый глубоко в себя, взъерошенные волосы и наполовину опорожнённый графин. Потом вздохнул и, заложив руки за спину, медленно подошёл к камину, останавливаясь рядом с креслом.       — Не спится?       Александр вздрогнул всем телом, резко поднял глаза на отца и собрался было встать, но Николай Павлович жестом остановил его, сам опускаясь в кресло напротив и наливая себе вина.       — Мне пора начинать беспокоиться? — после непродолжительного молчания спросил император.       — Не понимаю, о чём вы, — сухо ответил Александр.       — А мне кажется, прекрасно понимаешь. — Николай Павлович, склонив голову набок, с лёгкой насмешкой наблюдал за сыном. — Любовная лихорадка гложет тебя слишком явно. Вскоре это станет заметно и императрице, если уже не стало.       Александр упрямо молчал, не желая посвящать отца в тайны своего сердца, особенно, учитывая, что ему, по всей видимости, и так всё было известно. В груди зрела, росла злость на судьбу, на долг, на то, что совершенно от него не зависит. Хотелось вспылить, дерзить, огрызаться, даже понимая, что ни к чему хорошему это не приведёт. К чему все эти расспросы о его душевном равновесии, если разговор закончится словами о призвании и долге? Пусть просто оставят его в покое, а он разберётся сам, не отступив от своей судьбы и того, что должно.       — Княжна Репнина всё же не ответила на твои чувства?       При звуке её имени внутри захолонуло, дрогнуло. Александр прикрыл на короткий миг глаза, чуть крепче, чем следовало, сжимая в руках бокал.       — Полноте, Александр. Мне известно, что в своей поездке ты имел возможность видеть Натали. И даже ночевать с ней в одном доме. А после вас видели у церкви, где вы, судя по тому, что мне известно, прощались довольно-таки тепло и долго. Но вот ты здесь, а она — там. И, судя по всему, возвращаться ко двору не собирается. Я правильно обрисовал, — император повёл бокалом в воздухе, — диспозицию?       — Что вы хотите услышать? — медленно спросил цесаревич, не сводя глаз с камина. — Подтверждение ваших предположений? Вы правы во всём. Это всё, что вы хотели узнать?       — Я хотел бы, чтобы ты взял себя в руки, — с лёгким раздражением в голосе проговорил Николай Павлович. — Чтобы женился, наконец, завёл наследника, а после занимался своими амурами.       — Разве я отказываюсь от своего слова? — теперь раздражение звучало и в голосе Александра. — Как только вернётся принцесса, мы поженимся, но я не понимаю, каким образом это может повлиять на мои чувства к Натали!       — Таким, что фаворитка будущего императора всегда обладает властью, уж ты-то должен это понимать! — резко ответил император. — И чтобы этой власти у неё было меньше, должны быть законная императрица с законным, заметь, законным наследником! А если этот будущий император, к тому же, влюблён, как мальчишка, да так, что это заметно невооружённым глазом, то попытки подобраться к трону и власти через эту самую фаворитку будут постоянными и изощрёнными! Поэтому, возьми, чёрт побери, себя в руки и выполни свой долг, а после делай, что пожелаешь: страдай, люби, привози её и сели рядом — едва ли кто-то посмеет тебя упрекнуть.       — Странно слышать от вас подобное предложение, — качнул головой Александр. — И вы закрыли бы глаза на наличие официальной любовницы?       — Все мы люди, все мы грешны, — философски пожал плечами Николай Павлович. — Если в этом не будет скандала, если будут соблюдены все приличия, если княжна не будет стремиться к тому, чтобы править вместо тебя, а она, насколько я знаю, девица умная, но не слишком амбициозная, то я смогу прикрыть глаза на некоторые вольности в ваших отношениях.       — Натали никогда не пойдёт на это, — задумчиво, скорее, про себя, проговорил Александр.       — Я говорил тебе когда-то, что надо приказывать, а не предлагать, тогда нет риска получить отказ, — усмехнулся в усы император. — Впрочем, я полагаю, ты уже предложил и взял то, что предлагали тебе. Так к чему теперь эти рефлексии? Поезжай к княжне, обрисуй будущее, примени красноречие, чтобы прониклась…       — Я совершенно вас не понимаю. — Александр повернулся к отцу, глядя на него в полнейшем смятении. — Отчего такая перемена? Отчего вы не предлагали ничего подобного, когда при дворе была Ольга?       — От Калиновской за версту несло интриганкой. — Николай Павлович пригубил вино, медленно прокатил его по нёбу и только потом продолжил: — А Натали — само очарование, непосредственность, острый ум и природная скромность. Она смогла бы сделать тебя счастливым, при этом не представляя угрозы для трона.       — И даже выбирать, кого любить, я должен с оглядкой на трон, — горько заметил Александр.       — А как иначе, Саша? Как иначе? — Император поднялся, залпом осушил свой бокал и довольно причмокнул. — Я надеюсь, мы поняли друг друга? Через неделю дозволяю тебе отправится… Где там сейчас княжна? В имении Репниных? И после, вернувшись, взять себя в руки и вести, как подобает наследнику и жениху, а не актёру драматического театра.       Император давно ушёл, но Александр даже не заметил этого, размышляя над его словами. В нём было столько цинизма и неприкрытого расчёта, что впору было кричать или же гневно отказаться. Но разве не было это единственным выходом быть с той, кого он любит всем сердцем?.. Смогла бы Натали согласиться на подобное? Стала бы его официальной любовницей?       К стыду своему, о Мари в этот момент цесаревич не думал вовсе, то рисуя радужные картины будущего, то представляя, что Натали всё же вышла замуж… Но принцесса напомнила о своём существовании сама — спустя три дня после разговора от неё пришло письмо, адресованное Александру. А с ним прилагалось ещё одно, императору Николаю Павловичу.       …Я верю, что вы сможете найти своё счастье, Александр Николаевич, я же не смогу для вас стать той, кто составит его. Я вижу, что вы не любите меня, что ваша душа не откликается на мои чувства, так к чему нам обрекать себя на муки? Я возвращаю вам ваше слово и делаю это с лёгкостью, потому что знаю — отказ от брака со мной не станет для вас большой мукой. Я лишь уповаю на то, что его величество, Николай Павлович, позволит мне сделать это и не будет таить зла. Уверена, вы найдёте супругу, обладающую большими достоинствами, ту, что сможет занять место в вашем сердце. Я же буду вечно помнить время, проведённое подле вас, и, даст Бог, так же обрету покой…       Прочитав письмо, Александр ещё долго вглядывался в строки, пытаясь разобраться в том, что чувствует на самом деле при этом отказе. Мари была нежной, прелестной и любящей, из неё действительно вышла бы хорошая императрица, мать его детей. Но смогла бы она принять свою судьбу, безропотно смириться и отдать мужа в руки другой женщины? Знать, что он никогда не полюбит её? Достойна ли была подобной судьбы Мари? Определённо, нет. Она заслуживала счастья. В голове всплыл разговор с Жуковским, Александр невольно улыбнулся — птичка сбежала из клетки, выпорхнула на свободу, так стоит ли горевать?       Император принял весть с нордическим спокойствием, императрица возмутилась тому, что девочка из бедного немецкого герцогства не оценила оказываемой ей чести. Но удерживать силой принцессу Мари никто не собирался.       — Была бы честь предложена, — фыркнула Александра Фёдоровна, возводя глаза к потолку. — Я всегда говорила, что Мари — не пара нашему сыну. Быть может, стоит обратить взор к Англии?       — Давно пора разорвать традицию женить наследников на северных принцессах, — протянул Николай Павлович. — Что ж, придётся вновь заняться поиском. А ты, Александр, не выглядишь расстроенным. Будет уместно погрустить хотя бы неделю, прежде чем радоваться неожиданной свободе.              Натали не находила себе места, мечась, как тигр в клетке, по поместью. Ей некуда было сбежать от своих мыслей, от образов, тревожащих сознание и от всепоглощающего чувства вины. Если бы можно было перестать чувствовать, очерстветь, забыться… Стоило встретиться с Андреем. Посмотреть ему в глаза, и тогда всё встанет на свои места. Тогда она сразу поймёт, что чувствует к Александру… Странно, но простое упоминание его имени заставляло сердце замирать, а после пускаться вскачь в бешеном ритме. Если бы она могла подобрать определение чувствам, что он будил в ней! Натали с тоской вспоминала их разговоры и встречи, невольно улыбалась, вспоминая, как он всегда мог успокоить, найти нужные слова, утешить или рассмешить. А ещё вспоминала то, интимное, при одной мысли о коем внутри всё переворачивалось, а лицо кидало в жар.       — Наташа? — Андрей появился на пороге её гостиной, спустя неделю после их размолвки. Застыл робко на пороге, глядя на неё, не зная, чего ожидать. И от всего его облика веяло чем-то таким родным, тёплым, что слёзы сами навернулись на глаза. Натали смотрела, как он приближается, не говоря ни слова, только губы дрожали, и сердце грозило вот-вот пробить грудную клетку.       — Прости меня! — выдохнул Андрей и буквально рухнул перед ней на колени, обнимая, зарываясь лицом в складки платья. — Прости, я был таким глупцом! Я так люблю тебя!       — Андрюша… — голос треснул, и Натали спешно прижала ладони ко рту, стараясь сдержать рыдания. Он поднялся стремительно, впился в плечи, слегка отстранив от себя. Смотрел в глаза так взволнованно, с такой надеждой, что слова застряли в горле, и Натали не смогла заставить себя вымолвить и слова. А когда он прижал её к своей груди, заплакала, вцепляясь в лацканы сюртука. И в этот самый момент всё для Натали стало понятно: она хочет быть с ним. И теперь совершенно не держит на него обиды.