Putting on my music while I'm watching the boys
Это был один из местных чикагских баров, в котором зачастую под вечер зависали все студенты местных колледжей. Увидеть кого-то старше двадцати пяти здесь было почти нереально. Он был небольшой и почти всегда наполненный лёгкой дымкой сигарет и кальяна. Скромный помост, где с трудом помещался один барный стул и давно не используемая барабанная установка, все гордо величали сценой. А всё остальное пространство занимали маленькие деревянные столики с поскрипывающими и уже расшатанными посетителями стульями. Барная стойка и проход на кухню, завешенный прокуренными и прожжёнными в нескольких местах шторами. Бар не выглядел слишком презентабельно, но он определённо пользовался популярностью у студентов, приходивших сюда отдохнуть, выпить и повеселиться. Приятный полумрак, постоянный тонкий перезвон стаканов и бутылок, несколько люминесцентных вывесок и пара картинок похабных полуголых девушек, выгнувшихся около машин. Джейн приходила сюда для того, чтобы играть. Ничего больше. Она не просила денег, не просила признания. Ей просто хотелось играть в этом сигаретном дыме, сидя на барном стуле и придерживая свою акустическую красавицу за гриф, перебирая туго натянутые струны. Ей нравилось прикрыть глаза и просто играть, не думая ни о чём: ни о подонке-отце, который работал в какой-то лаборатории и всё хотел привлечь родную дочь к творящимся там незаконным экспериментам; ни о сошедшей с ума матери, которая однажды поддалась на уговоры мужа и теперь только и могла, что пускать слюни и бездумно пялиться перед собой; ни о пьющей тёте, которая заботилась лишь о своей сестре и плевать хотела на свою племянницу; ни о валящейся из рук вон учёбе в колледже, из которого её должны были вот-вот выпнуть за очередной заваленный экзамен; ни о своей съёмной квартире, хозяйка которой неожиданно решила увеличить цену втрое, из-за чего у неё теперь огромный долг. Ни о чём. Она просто играла, представляя себя совершенно другим человеком, погружаясь в свои песни, которые она действительно писала на коленке в студенческом туалете, заперевшись в одной из кабинок, пока тупые курицы рыскали в поисках неё по коридорам, желая в очередной раз облить соком или водой. Джейн всегда играла одна. Она просто приходила к открытию бара, дожидалась первых вечерних посетителей, занимала своё место на сцене и начинала играть, тихо мурлыча рифмованные строки. Все её песни были немного депрессивные и тягуче-размеренные, и зачастую именно о любви. Не будучи ни разу ни в кого влюблённой, не испытывая на себе чью-то любовь, она всё равно писала о любви так, как будто знала о ней всё. Ей нравилось каждый раз воображать себя новой девушкой с новой историей любви, а потом писать об этом, покусывая кончик простого карандаша и подбирая нужные ноты на гитаре. Забросив учёбу, Джейн почти каждый день отдавала всю себя музыке. Она знала, что у неё огромные проблемы с жизнью в целом, но стоило её пальцам коснуться струн, как она забывала обо всём, готовая петь. Гитара была её отрадой ещё с тех времён, как мать сошла с ума восемь лет назад, не отдав одиннадцатилетнюю дочь на опыты мужу. Тогда маленькая Джейн, проводившая порой целые сутки в одиночестве, заботилась сама о себе: готовила, стирала, убирала. Она резала себе пальцы, билась коленями, расшибала лоб, когда делала то, что не должен делать одиннадцатилетний ребёнок, но у неё просто не было выбора — либо так, либо голодная смерть. И однажды, возвращаясь из школы в привычно пустующий дом, она столкнулась с каким-то бродягой, игравшим на гитаре и положившим перед собой шляпу. Почти никто не кидал деньги обросшему и грязному мужчине, просто проходя мимо, а Джейн остановилась. Она была просто покорена теми звуками, которые издавала под пальцами бродяги блестящая полированной поверхностью шестиструнная красавица, так не сочетающаяся с образом бездомного. И она, не задумываясь, отвела его к себе домой, где накормила голодного мужчину, жадно заглатывавшего хлеб и сыр, которые девочка отрезала неровными толстыми кусками. Джейн до сих пор не знала имени того бродяги, поскольку так не вовремя решившая проведать их тётя Бэки взашей выгнала неизвестного мужчину из дома, но навсегда запомнила его благодарный взгляд и оставленную на полу, подпёртую к стене, акустическую гитару. Эта гитара до сих пор была с ней. Девушка заботилась о ней, как о собственном ребёнке, покупая на последние карманные деньги новые струны и специальный лак, который бы не дал деревянной основе иссохнуть и треснуть. Она училась играть с нуля без чьей-либо помощи, вооружившись лишь купленным на барахолке потрёпанным самоучителем для чайников и бесконечным терпением. Сначала она, выучив азы, играла то, что было в учебнике, а потом стала скупать за бесценок ноты для разных инструментов в музыкальных магазинах, подбирая мелодию на гитаре. Став поопытнее, она могла самостоятельно писать ноты случайно услышанных по радио песен, а потом со временем начала и вовсе писать свою музыку, вскоре положив на неё первые рифмованные строки. Лишь однажды Джейн решила поделиться своими успехами с сошедшей с ума матерью и своей тётей, но от тринадцатилетней девочки отмахнулись, как от ненужного мусора, отправив обратно к себе в комнату. Отец и вовсе не удостоил её взглядом, когда вернулся домой. С тех пор Айвз зареклась когда-либо делиться своими достижениями с родными, предпочитая радоваться в одиночестве. У Джейн не было друзей. Одинокая и нелюдимая, не обогретая материнской и отеческой лаской, она избегала любых знакомств. У неё никогда не было даже подруги, с которой можно было бы поделиться обычными женскими проблемами, что уж говорить о друзьях противоположного пола. Всё, что ей предлагали, когда она стала постарше и неожиданно даже для самой себя расцвела, — это быстрый перепих сначала в школьных, а потом уже и в студенческих сортирах. Все хотели брать её сзади, чтобы держать за волосы и не видеть её хоть и симпатичного, но унылого, по их словам, лица. Но Джейн всегда избегала подобных предложений, свято уверенная, что отдаст свою девственность лишь тому, кого посчитает достойным этого. Девушка всегда предпочитала одеваться невзрачно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Мешковатые штаны, безразмерные мужские футболки и рубашки, растоптанные кеды, а ещё постоянно растрёпанные волосы, собранные в хвост, и огромные синяки под глазами — она нарочно создавала себе отталкивающий образ. Её считали чокнутой психичкой, место которой в лечебнице для душевнобольных, но она игнорировала их слова, постоянно утирая рукавом кровь из носа. Она не знала, из-за чего у неё иногда ни с того ни с сего начинает идти носом кровь, но предполагала, что из-за скачущего давления (по крайней мере, ни о каком смертельном заболевании она предпочитала не думать). Поэтому — да — ещё одним отталкивающим моментом были извечно испачканные манжеты клетчатых рубашек. С горем пополам закончив школу — никто не заботился об её учёбе, а она сама не всегда всё понимала, чтобы получать высокие отметки, — она уехала из Хоукинса и поступила в Чикаго в один из колледжей на направление, где было меньше всего желающих и где абитуриентов отрывали с руками, лишь бы они были. Но это было связано, как назло, с математикой и физикой — то, что она ненавидела всей душой, хотя музыка — это тоже в какой-то мере математика. Именно поэтому первый семестр подходил к концу, а у неё отметки не поднимались выше С в лучшем случае. Зачастую ей ставили либо F, либо отправляли на пересдачи, чтобы она в очередной раз получила в лучшем случае ниже среднего. И ей грозил вылет уже в начале зимы следующего года. Но заботило ли это Джейн? Нет. Она ещё в первую неделю обучения в Чикаго нашла этот бар, заметила пустующую сцену и спросила, может ли она играть там. Хозяин — Бенни — сначала долго упирался, но тот факт, что он ничего ей за это не будет должен, убедил его хотя бы попробовать — в конце концов, живая музыка всегда ценилась посетителями больше, создавая престиж заведению. И Айвз не подкачала. Порой к Бенни приходили, чтобы просто послушать её, а занимать столики, ничего не заказав, было запрещено, так что вскоре хозяин бара неплохо так поднял свои доходы. И в какой-то момент совесть не позволила мужчине в очередной раз отпустить Джейн домой без денег — он всунул ей банкноты в руку, а она взяла лишь потому, что понимала — две струны на гитаре очень скоро придут в негодность, и ей нужно будет иметь средства на то, чтобы сразу же заменить их. Так чуть меньше, чем за полгода — всего четыре месяца — из них вышел неплохой тандем. Бенни заботился об этой странной девушке больше, чем её родные родители, давал ей с собой еды и денег, всегда спрашивал о самочувствии и о том, никто ли её не обижает. Он лично вышвыривал из заведения тех «самцов», что пытались забраться Джейн в штаны, выловив её в коридорчике для персонала (у Бенни работало ещё три человека: кухарка и два официанта (парень и девушка), а сам хозяин выполнял роль бармена). И Айвз была ему искренне благодарна — это был, наверное, единственный человек, которому она позволяла себя касаться и обнимать. Он заботился о ней, и она не позволяла ему в себе сомневаться. Он практически заменил ей семью и даже предлагал остаться у него, когда она, сорвавшись, расплакалась и призналась, что на самом деле происходит в её жизни. Так что да, Джейн приходила сюда, чтобы играть, не волнуясь ни о чём. У неё были её песни, была её шестиструнная красавица и Бенни, воспринимавший её как личность, а не как дырку для быстрого одноразового траха.***
Сегодняшний вечер ничем не отличался от остальных, правда, она пришла в бар чуть позже обычного, задержавшись в колледже, чтобы выслушать от принципала «последнее предупреждение!». Бенни немного волновался за неё, подумав, что с ней что-то случилось, но девушка отмахнулась, сославшись на тот самый период. Она привычно взошла на сцену, возвышавшуюся над основным полом на уровне фута. Через шею была перекинута лямка, державшая акустическую гитару. Джейн молча уселась на свой барный стул, придвинула к себе микрофон (этот, получше, Бенни купил специально для неё около месяца назад) и без приветствия начала наигрывать несложный мотив, разогревая озябшие на декабрьском ветру пальцы. Она смотрела только на струны, кивая в такт головой и покачивая ступнёй, упёршись ею в нижнюю перекладину стула. По помещению, уже наполовину заполненному посетителями, сигаретной дымкой и перезвоном стаканов, прокатились, как будто омывая его, первые несколько аккордов, привлекая внимание завсегдатаев и новичков, которые даже не заметили, что на сцене кто-то появился. Джейн прикусила нижнюю губу, раздумывая над тем, с чего стоит начать: со своих старых песен или пробно запустить сразу что-то свежее. В принципе, всем вокруг, не являющимися её преданными «фанатами» и вряд ли знавшим её репертуар, должно быть всё равно, что именно она играет, поэтому девушка решила начать сразу с последней песни, написанной буквально за две ночи.(I like you a lot) Putting on my music while I'm watching the boys (So I do what you want) Singing soft grunge just to soak up the noise (Blue Ribbons on ice) Playing their guitars, only one of my toys (Cause I like you a lot) No holds barred, I've been sent to destroy, yeah
Она, прикрыв глаза и уйдя в себя, прижалась губами к микрофону, приятным нежным голосом напевая, изначально почти не используя гитару. Лишь создавала фоновый звук, задававший мотив всей песни. Джейн написала эту песню после того, как увидела в баре их. Это было около недели назад. Тогда она мягко мырлыкала в микрофон что-то ненавязчивое, больше для себя, чем для окружающих, когда под конец вдруг услышала очень близко громкие хлопки и свист. Удивлённо приподняв брови и открыв глаза, она посмотрела перед собой со сцены — самый ближний к ней столик занимали два близнеца. Они восхищённо смотрели на неё, аплодируя, а один ещё и время от времени свистел (тот, что был в очках). Айвз тогда лишь хмыкнула и продолжила играть дальше, стараясь не обращать на этих двоих внимания, но взгляд почему-то против её воли то и дело возвращался к их столику и пересекался с невероятными тёмными глазами обоих братьев. Они были симпатичные. Высокие, худосочные, но с запоминающимися чертами лица и с очаровательными чуть вьющимися на концах чёрными волосами. Они не выглядели, как обычные американцы, и девушка предположила, что, возможно, они либо не местные, либо имели в роду западноевропейские корни — уж слишком нетипичной была их внешность. Вытянутое лицо с выделяющимися скулами, густые тёмные брови и непривычный разрез глаз (она была почти уверена, что ей не показалось — тёмно-карие, опушённые густыми ресницами), вытянутый нос и большой рот с пухлыми губами. А у одного так вообще громадные массивные очки с толстыми линзами. Но все эти черты почему-то не делали их отталкивающими, наоборот, всё смотрелось достаточно гармонично и даже притягательно. Джейн впервые ощутила что-то странное — как будто её ноги подрагивают, а внутри приятно щекочет, — когда увидела их улыбки, адресованные ей одной. Ей было очень приятно ловить на себе их взгляды, слышать их одобрение. И она играла весь оставшийся вечер — до тех пор, пока они не ушли — только для этих двух безымянных близнецов, практически не отводя от них глаз. Айвз заметила, что между братьями были странные отношения, со стороны напоминающие соперничество. Возможно, так всё и было, всё-таки зачастую парни в их возрасте стремятся быть круче на фоне остальных. Они иногда о чём-то приглушённо спорили, стараясь не мешать ей играть, и порой раздражённо закатывали глаза (она была уверена, что пару раз слышала забористые маты со стороны того, что был в очках). И ей хотелось знать, почему именно они спорят. Может, причиной была она? Она им понравилась, и теперь они не могли решить, кому именно она достанется. Хотя Джейн сразу же отмахнулась от этой мысли — кому она может понравиться? Если у неё и были приятная внешность и хорошая фигура, то всё это было тщательно скрыто от чужого взора, в том числе и от их. Она не могла им понравиться. Абсолютно точно нет. И эта мысль почему-то задела её глубоко внутри за живое. Будто до этого ей не нравились парни, не обращавшие на неё внимания. Но раньше это не задевало её так сильно, как сейчас. Ей действительно почему-то хотелось, чтобы именно они оценили её, как девушку. А на деле им, скорее всего, просто понравилась музыка, вот они и посмотрели в её сторону, а сами активно спорят о чём-то другом. Может, о какой-то бытовой неурядице вроде того, кто будет помогать матери на кухне в Рождество, а может, и о другой девушке. Наверняка, очень красивой, умной и… социальной. Не такой, как она, Джейн. А о ком-то, кто был бы достоин внимания таких парней, как они. Ей нравились оба. Они хоть и были похоже внешне, но даже с такого расстояния и без личного знакомства Айвз понимала, насколько они разные. Вон тот, с очками, постоянно кидал направо и налево пошловатые ухмылки, сыпал остротами (насколько она могла слышать), матерился и в целом позиционировал себя, как тот ещё горячий самец, развалившись на стуле и раздвинув колени, расслабленно положив ладонь себе на бедро практически около паха. Второй же был его полной противоположностью. Одет, как с иголочки (в том плане, что выглажен и причёсан — возможно, именно у него есть девушка, заботящаяся о его внешнем виде), с неловкими улыбками официантке, что обслуживала их столик, с толковой речью и определённо спокойным характером. Но её пробирало буквально до костей, когда она ловила в его взгляде что-то опасное, что-то… Будто весь этот облик обычного среднестатистического книжного червя — это лишь маска, которая скрывала истинный характер парня. Они были так не похожи и так похожи одновременно. Джейн смотрела на них весь вечер, не способная остановиться на ком-то одном. И тот, и другой привлекал её внимание, заставляя испытывать невыносимое желание познакомиться, возможно, хотя бы подружиться. А могла ли кто-то, вроде Айвз, стать другом с кем-то, вроде них? Да она бы только и делала, что провожала их обоих влюблёнными взглядами, до конца жизни лелея глупую надежду, что и ей что-нибудь обломится. Хотя бы касание, хотя бы поглаживание по бедру… Господи, да хотя бы шлепок по заднице! А потом они собрались и, усердно о чём-то споря (кажется, ещё чуть-чуть, и между ними вспыхнула бы драка), просто ушли. И больше здесь не появлялись, оставив после себя лишь образы в её голове. И задетая до глубины души Джейн не могла обойти это стороной и не отразить в одной из своих песен. И она написала то, что буквально рвалось из неё. Обманываясь, она писала про обман. Живя в одиночестве, она писала про одиночество. Влюбившись, она написала о неразделённой любви.Pink flamingos always fascinated me I know what only the girls know Know what lies akin to me I, I see you're going So I play my music, watch you leave
Джейн пела, вкладывая всю себя в эти строки. Её пальцы легко порхали по струнам, наигрывая приятный ненавязчивый мотив, смешивающийся и тонувший в сигаретном дыме. Ей нравились розовые фламинго — как раз одна из люминесцентных фигурок, висевших в баре Бенни на стене прямо напротив сцены, была в виде этой птицы. И она каждый раз смотрела на этого фламинго, когда играла. И именно этот фламинго был за головами тех братьев, стоя между ними на одной ноге и изогнув свою шею. Как хотела бы изогнуть и она, попав в их объятия. Стоя между ними, чувствуя их руки на своём теле и их поцелуи на своей шее. Но она была уверена, что они двое подарят своё внимание, свои завораживающие прикосновения и трепетные поцелуи кому угодно, кроме неё. Она была девушкой, и она прекрасно понимала других девушек, провожавших этих двоих жадными взглядами. Ей казалось, будто все девушки соединены общим коллективным разумом, обмениваясь жаркими фантазиями, в которых фигурировали оба парня. И она одна — та их единственная. И её совершено не смущало, что эта девушка была сразу на двух братьев. Наоборот, почему-то эта мысль до странного горячо завораживала её. Она бы хотела быть той самой. Единственной. Но кого она обманывает? Никто в здравом уме не обратит на неё внимания. Даже если бы она сама предложила им разделить кровать, те наверняка бы лишь презрительно скривили носы, фыркнув на её мешковатую одежду и кровь на манжетах, а потом назвали бы озабоченной извращенкой и никогда бы больше не приближались к ней. Поэтому она поёт, вновь и вновь прокручивая в голове сцену, когда они уходят. Как их силуэты стираются сигаретным дымом и другими посетителями, оставляя её, отчаянную певичку-фантазёрку, одну с гитарой наперевес.(I like you a lot) Putting on my music while I'm watching the boys (So I do what you want) Singing soft grunge just to soak up the noise (Blue Ribbons on ice) Playing their guitars, only one of my toys (Cause I like you a lot) No holds barred, I've been sent to destroy, yeah
Джейн зажмурилась ещё сильнее, не способная вынырнуть из сладкого дурмана фантазий, где были они. Оба. И улыбались ей. А она делала всё, что им только хотелось. Где было это отвратительное дешёвое пиво — Blue Ribbons, — которым Бенни торговал для студентов. И где была бы она, уверенная в себе девушка, готовая разрушить двух братьев и собрать обратно по частям этой ночью. Ведь гитара была всем, что она любила. Бенни был всем, что ей нравилось. Двое безымянных близнецов, улыбнувшихся ей из-за столика, были всем, чего она хотела.Live to love you And I love to love you And I live to love you, boys Live to love you And I love to love you And I live to love you, boys Nothing gold can stay Like love or lemonade Or sun or summer days It's all a game to me anyway
Хотелось ли ей жить и быть лучше для них? Да. Нравилось ли ей это необычное чувство — любовь, — о котором она до этого так много писала и которое ни разу прежде не испытывала? Да. И, пускай это так наигранно и неправдоподобно, ей хотелось жить ради того, чтобы любить их двоих. Это было глупо, наивно и совершенно нелогично. Ну Господи, они просто посмотрели на неё и улыбнулись, оценив её песни. Это делали и другие люди до них. Но почему её буквально замкнуло на их глазах? На их улыбках? На них? Чем она так провинилась в прошлой жизни, что в этой ей выпало столько испытаний: хреновый отец, хреновая мать, хреновая тётя, хреновая учёба. Хреновая безответная влюблённость сразу в двух братьев, которых она, скорее всего, никогда больше не увидит. Но нет же, надо было ей запасть на них, как глупой девчонке из бульварного романа, — сильно и надолго (возможно, навечно). Ей хотелось бы быть той единственной. Ей ничего не нужно взамен — никакое золото мира не способно исправить этой неправильной тяги внутри неё. Ничего. Но её реальность — лишь игра на гитаре.(I like you a lot) Putting on my music while I'm watching the boys (So I do what you want) Singing soft grunge just to soak up the noise (Blue Ribbons on ice) Playing their guitars, only one of my toys (Cause I like you a lot) No holds barred, I've been sent to destroy, yeah
Джейн почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Она не хотела и хотела плакать одновременно. Чего она добилась, написав эту песню? Лишь того, что теперь весь чёртов бар знает, что она — грёбаная «портовая» шлюха, влюблённая сразу в нескольких — двух — парней. Бенни, наверное, теперь разочарован в ней. Возможно, он попросит её больше никогда не появляться в этом заведении, брезгуя даже видеть её. Возможно, это конец. Конец семестра, конец учёбы в колледже, конец ежевечерних выступлений перед выпивающими студентами. Конец её жизни. Джейн понимала, что сегодня она больше ничего не сможет сыграть. Ни единой здравой мысли не было в её голове — только эта песня и образ двух парней, сидящих за столиком перед ней. Она открыла слипшиеся из-за слёз на ресницах глаза и с отчаянной надеждой посмотрела на тот самый столик — может, чудо, и они снова сидят там, с тем же самым восхищением глядя на неё, приоткрыв рты от изумления?.. Ничего. Какая-то группка девушек, шепчущихся между собой и кидающих на неё подозрительно-презрительные взгляды. А на что она надеялась? На чудо. Чудо, которое никогда не случалось в её чёртовой жизни, так почему оно должно было произойти именно сейчас?Putting on my music while I'm watching the boys
Задрожали губы, руки, ноги. Её всю заколотило, как при лихорадке. И она, позорно всхлипнув, оборвала песню, не допев последнюю грёбаную строчку. Опустила гитару, прижав струны ладонью, чтобы они больше звучали так расстроено, как она себя сейчас чувствует. Не говоря ни слова, встала со стула и быстро спустилась со сцены, пряча взгляд и низко опуская голову. Стыд. Стыд и разочарование переполняли её. Не хотелось даже пересекаться с Бенни, чтобы не видеть в его глазах презрение. Пусть хотя бы о нём у неё останутся светлые воспоминания. Лямку гитары прочь с шеи. Осенняя куртка. Тускло освещённый коридорчик для персонала. Запасный выход. Морозный воздух, ударивший в лицо, и защипавшие солёные от слёз щёки. Какая же она идиотка… — Всё в порядке? Она крупно вздрогнула и обернулась к двум до боли знакомым парням, взволнованно смотревшим на неё из-под нахмуренных бровей. Джейн последний раз всхлипнула, покивав им головой, и попыталась улыбнуться. — Promise. И, не раздумывая ни секунды больше, бросилась в их объятия, громко хлюпая носом и чувствуя, как братья утешающе поглаживают её, закрыв собой от пронизывающего декабрьского ветра.Putting on my music while I'm watching the boys