Не прикасайся

В голове медленно прояснялось по мере того, как Чонгук, едва стоя на ногах от усталости и успокоительных, расставлял краски в нужном порядке и располагал кисти по материалу и размеру. От теплых цветов к холодным. От щетины до синтетики, от первого до двадцатого размера, которым было неудобно прокрашивать даже фон на его любимом формате. Пальцы все еще плохо слушались, и он не рисковал приступать к рисованию. Мысли о том, в какой последовательности он должен расставить предметы, отвлекали от бушующего в голове урагана. Поцелуй с Тэхеном вспоминался будто в густом тумане, отстраненно, будто Чонгук и вовсе находился не в своем теле и разуме. Как будто его и не было вовсе, а Чонгуку приснился очередной странный сон из тех, которые снятся под тремя голубыми таблетками, которые обычно дают после истерик. Чонгук не глупый, и мог бы почитать хотя бы инструкцию. Но ему было абсолютно безразлично, отчего ему так хочется снова впасть в искусственное полусонное состояние через сутки после приема, а некоторые симптомы после этого напоминают отравление. Удар отца почти полностью стерся из памяти. Он не чувствовал ничего. Ни обиды, ни злости, ни жалости к себе. Если он действительно сходит с ума настолько, что, приняв душ за пару часов до прихода Тэхена, перед прогулкой он зачем-то поставил набираться ванну, то он действительно заслужил. Более того, Чонгуку хотелось самого себя ударить чем-нибудь потяжелее, чтобы прийти в чувства. Может, он сходит с ума, раз не понимает, что делает? Может, таблетки какие-то неправильные? А что, если Тэхена он и вовсе выдумал? Чонгук схватился за голову и прерывисто выдохнул, случайно сбивая локтем банку с водой для красок и разливая мутную коричневую воду на идеально чистый стол. Что же делать с Тэхеном? Еще ни один человек не вызывал в нем столько эмоций одновременно. Настолько разных и противоречивых, что он не знал, каким из них последовать. Тэхена хотелось прижать к себе, вдыхать приятный запах, целовать и никогда не отпускать. Вместе лежать под пледом, молчать и наслаждаться тишиной. Тэхена хотелось обезопасить. Спрятать куда-нибудь подальше от себя, чтобы не навредить и не подвергнуть опасности. Чонгук уже и сам сомневался в существовании того самого человека, создающего ему неприятности. Если он настолько не в себе, что не отдает себе отчет о своих поступках, то он вполне мог выдумать его. Как и то, что Тэхен мог его видеть. Как и самого Тэхена, слишком идеального для того, чтобы быть настоящим, пусть даже и с мышцами, похожими на желе. — Чонгук… Голос матери сзади заставил его вздрогнуть и спешно начать вытирать воду со стола. — Тебе лучше? — она подошла ближе, уже одетая в мягкий махровый халат и с полотенцем на голове. Без косметики она казалась еще моложе. — Мам… — Чонгук развернулся и оперся ладонями о стол, не зная, как лучше объяснить, что с ним происходит. — Я с ума схожу, — слова дались ему с трудом, кончик языка, пройдясь по зубам, взорвался болью. — Я не включал воду. По крайней мере, не помню этого. — Кроме тебя этого никто не мог сделать. Хотя… Тэхен точно не ходил в ванную? — Нет… Я боюсь навредить ему. Из-за меня с ним случается что-то плохое, хотя виноват я, а не он. И при этом мне с ним хорошо, — он сглотнул неприятный вкус, оставшийся от антисептика, и замолчал из-за боли. Чонгук поймал понимающий взгляд матери и взял таблетки из протянутой руки. Снова те самые, из-за которых он завтра проснется только к вечеру и будет мучиться от недомогания. — Ты не виноват. Он просто хотел тебя защитить. Значит, ты тоже ему важен, видишь? Он устало столкнул с плеча теплую руку и пробормотал просьбу не трогать. В каком-то смысле он был даже рад, что заснет крепко и надолго. — Такой удачный портрет, — госпожа Чон взглянула на улыбающегося Тэхена на холсте. — Может, его даже купят, несмотря на то, что на нем Тэхен. — Нет. Я хочу оставить его себе, — Чонгук для верности снял картину с мольберта и поставил на пол рядом с остальными. Он хочет, чтобы такой Тэхен остался с ним. Не просто в его голове, а перенесенный на холст, будто прямо с картины излучающий доброту и счастье. Тэхен когда-нибудь уйдет. Вернется к учебе или найдет себе новую работу, перестанет приходить к Чонгуку и больше никогда не улыбнется ему этой самой улыбкой. Тогда у Чонгука останется этот портрет, а у Тэхена те картины, которые он ему подарил. — Хорошо. Тэхен — будущий врач. Он знает, как нужно обращаться с тобой, он даже смог наладить с тобой контакт. Ему нравится работать у нас, и я не думаю, что он хотел бы уйти. Ты не подвергаешь его опасности, Гуки. Мы даем ему возможность заработать столько, сколько ему не дадут ни за одну обычную работу, пока у него нет образования и опыта. Я уверена, все будет хорошо. И я вижу, что ты любишь его, и… — Мам, почитаешь мне? — в дверях показалась Мира в пушистой розовой пижаме, прижимающая к груди книгу со сказками, размером в половину себя. — Мира! Я думала, няня давно уложила тебя спать! — госпожа Чон бросилась к дочери, тут же забыв о разговоре с Чонгуком. — Ты читала Гуки? — потирая глазки маленькими кулачками, девочка переступила порог комнаты. — Да, ему тоже нужно сказать на ночь что-нибудь приятное, — она с мягкой улыбкой подхватила ребенка на руки. — Чонгук, ложись спать. Не забудь выпить таблетки. Спокойной ночи! Чонгук, никогда не нарушавший вечерние ритуалы, выполняя все необходимое в строго определенной последовательности, проглотил таблетки и повалился на заправленную кровать, даже не выключив свет.

***

Вопреки ожидаемому дню отдыха, Тэхену позвонили ближе к вечеру, попросив приехать. Игнорируя легкую разбитость после бессонной ночи из-за раны, мешающей спать на привычном правом боку, он быстро собрался и добрался до места прямо в положенное время. Хотелось бы помыть волосы, но он решил отложить эту процедуру до вечера, чтобы дать ране сильнее затянуться. — Чонгук должен скоро проснуться. Если не уснет снова, давайте по одной таблетке каждые два часа. Думаю, мы вернемся не очень поздно, — госпожа Чон передала ему баночку таблеток. Действующее вещество на упаковке и дозировка заставили его еще раз перечитать информацию мелким шрифтом и усомниться в назначении. — Госпожа Чон, вы уверены? — он указал на название. — Это сильный транквилизатор. Не думаю, что его можно принимать настолько часто. Более того, вряд ли при состоянии Чонгука… — Это выписал доктор Чонгука, она очень квалифицированный специалист, можете быть уверены. До этого он принимал их два раза в сутки, но она посоветовала в течение двух дней принимать их чаще. У него стресс, — госпожа Чон торопливо развернулась, оставляя Тэхена одного в коридоре. Он снова рассмотрел таблетки, вчитался внимательнее и недоуменно осмотрелся с желанием уточнить еще раз. Он еще не был полноценным врачом, но с назначением был категорически не согласен. Решив проконсультироваться с кем-нибудь из знакомых, кто мог бы разбираться лучше, прежде чем давать таблетки Чонгуку, Тэхен спешно убрал их в карман, с волнением поднимаясь наверх. Все оказалось не так страшно, как он ожидал. На этаже несколько рабочих покрывали лаком перила, из глубины дома доносился стук, но глобальных повреждений он не заметил. Тэхен быстро сопоставил события, еще больше убеждаясь в невиновности Чонгука. Их не было настолько долго, что последствия должны были быть гораздо хуже. Он решительно направился в комнату Чонгука, замечая, что коридор, ведущий туда, вообще остался нетронутым водой. — Тэхен? — Чонгук застыл посреди комнаты с чистым холстом, сонный и разбитый, с большим синяком на челюсти. — Выспался? — Тэхен с опаской осмотрел его, подходя ближе. — Нормально себя чувствуешь? — Не очень. Говорить больно. Он попытался с безопасного расстояния рассмотреть зрачки в почти черных радужках, но безуспешно. Слабый свет, пробивающийся из-за туч, еще сильнее терялся, проходя сквозь плотные шторы. — Ты рисовать хотел? Давай откроем окно, чтобы тебе было виднее. Чонгук взглянул на холст в руках так, будто впервые его видел. Затем перевел взгляд на Тэхена, часто моргая, и на мольберт. — Хочешь порисовать? — он вдруг протянул холст Тэхену. — Рисуй, что я скажу, а я полежу, ладно? — Ладно… — Тэхен неуверенно взял холст, столкнувшись с холодными пальцами. Сердце пропустило удар, но никакой реакции не последовало. Чонгук просто вяло развернулся и медленно сел на край наполовину заправленной кровати. Расстегнутая до середины рубашка обнажала грудь, и Тэхену отчего-то стало не по себе. — Застегнуть пуговицы? Или ты снять хотел? — он поставил холст на мольберт и опустился на колени у кровати, заглядывая в пустые черные глаза. Когда Чонгук вел себя агрессивно, его состояние было куда менее пугающим, чем сейчас. Опустив голову со слишком отросшими прядями, он уставился на Тэхена невидящим взглядом. Провел здоровой рукой по пуговицам, громко сглотнул и тряхнул головой, прерывая зрительный контакт. — Снять. Не трогай. — Насколько давно ты принимал таблетки? — Ночью. Мне всегда плохо после них, — Чонгук подтянул ноги на кровать и даже не укрылся одеялом. Пришлось отбросить мысли о чистке желудка. Вещество давно усвоилось, и он бы просто лишний раз помучил Чонгука. Тот, казалось, мгновенно уснул, даже не укрывшись одеялом. Бледный, холодный, с расстегнутой рубашкой, судя по пятнам крови на рукавах, еще вчерашней, он выглядел совсем несчастным. Настолько, что и шикарный особняк, и дорогой телефон на тумбочке, да даже особенный талант, каких Тэхен еще ни разу в жизни не видел, казались чем-то бесполезным. Чонгуку нужен не он, а здоровье и забота. Желательно, еще и адекватный врач, способный помочь в такой ситуации. Тэхену даже дышать тяжело стало от обиды. Он достал таблетки из кармана, сделал фото и отправил Чимину, припомнив, что тот упоминал своего отца психиатра. Поленившись писать, нашептал в голосовое свои подозрения и понадеялся на быстрый ответ. — Возьми красную краску. Весь холст закрась, — Чонгук вдруг подал голос. Пришлось прочистить горло, чтобы ответить. — Чонгук. Я не буду трогать твои вещи. Тебе станет лучше, и ты все нарисуешь сам. Я не смогу нарисовать так, как ты, и ты это понимаешь. — Закрась фон темным красным кадмием. Справишься. Тэхен тяжело вздохнул и все же двинулся к мольберту. В любой другой ситуации он бы с радостью бросился рисовать красками своей мечты, но сейчас, когда Чонгук просил заменить его, он с трудом поборол себя, чтобы взять самую большую кисть и открыть нужную краску. Пришлось отвлечься на новое сообщение, и Тэхен прервался, положив маленькую горошину краски на палитру. «Даже не думай идти против рецепта. Если надо — значит надо. Советоваться бесполезно — отец сказал бы то же самое». Тэхен недовольно фыркнул и отложил телефон. Бесполезно. Пока он заполнял фон красной краской, в голове стоял образ Чонгука с окровавленными руками. Увлекшись рисованием и привыкнув к приглушенному стуку из коридора, он слишком поздно услышал осторожные шаги за спиной.