Не прикасайся

Проснувшись с головной болью после трех часов сна на рассвете, Тэхен думал лишь о том, как вернется домой и снова ляжет спать. Но работа с Чонгуком, отмеченная в заметках с двенадцати ровно, разрушила все надежды, как только он сфокусировал на ней едва привыкшие к свету глаза. Вчера ему слишком хотелось спокойствия, которого так не хватало в последнее время, и единственным решением проблемы было запихнуть в Чонгука таблетку. Оставалось надеяться, что Тэхен застанет его спящим, и сможет прилечь на диване хотя бы на пару часов. Он решил отбросить размышления о том, как чувствовал себя Чонгук после приема лекарства, наверняка с небольшой передозировкой, и заново проверил все документы. Дорога до университета и решение скучных формальностей прошло как во сне, и на обратном пути он уже держал в руках папку с гербом университета Торонто. Прикасаясь к рельефному рисунку на темном пластике, Тэхен задумался. Его ждет абсолютно новая жизнь в чужой стране. Язык, знаний которого явно не хватит для прослушивания лекций и выполнения заданий. Далекий мир, в котором родители, друзья — все, кто может хоть как-то ему помочь, будут очень далеко. И это не считая того, что он оставит Чонгука в одиночестве. Хоть Джин и интересовался его здоровьем почти каждый день, он вряд ли мог чем-то помочь и заметить изменения в его состоянии. Восторг сменился тревогой. Тэхен без особого аппетита перекусил в кофейне, задумавшись о том, что пора бы перейти на правильное питание, но понял, что двойной эспрессо с круассанами — не лучшая альтернатива. Совмещая завтрак и обед в одиночестве, он не мог избавиться от навязчивых мыслей. Было бы куда проще справиться с ними, слушая веселую болтовню Чимина, но тот улетал уже сегодня, чтобы успеть освоиться, и сейчас наверняка собирал вещи. Тэхен же, с удовлетворением оценив сумму на карте, купил билет в бизнес класс с отправлением из Инчхона ночью на третье сентября, чтобы не пропустить день рождения Чонгука и успеть собраться. Он благодарил часовые пояса за большой запас во времени, хотя предполагал, что по прилете возненавидит их за джетлаг. Хоть Тэхен и предпочитал не воображать раньше времени, чтобы избежать разочарования, он не мог ничего поделать с картинкой в голове, возникшей сразу после сообщения об успешной оплате билета. Тэхен в большом удобном кресле с бокалом шампанского (и пусть даже от самого лучшего у него болит желудок) наблюдает за рассветом за тысячи километров от дома. Рассветом новой жизни, которая хоть и пугает, но определенно принесет успех в будущем. Проходя мимо бутика со смокингом в витрине, он мечтательно прикрыл глаза на пару секунд. У него будет шикарный смокинг, причем совершенно бесплатно, спустя всего пару дней. Как оказалось, госпожа Чон — владелица целой сети бутиков и ателье, а на дне рождения Чонгука он обязан соответствовать приглашенным, пусть и будет присутствовать в качестве работника и, можно сказать, равняться прислуге. Выбор рубашки едва не остался за ним, но когда он показал госпоже Чон свое фото с широкой улыбкой и аттестатом в руках со школьного выпускного, и предложил надеть ту же самую классическую рубашку, она тут же убедила его, что и рубашку выберет сама. Добравшись на такси, он позвонил в дверь за минуту до назначенного времени, давно догадавшись, что на его пунктуальность вряд ли кто-то обращает внимание. Однако, он столкнулся с госпожой Чон, выбирающей зонт подходящего к платью цвета. Коротко извинившись, он поднялся наверх и замедлился только в коридоре, стараясь смягчить шаги. Дверь открылась бесшумно, и он оказался в погруженной в полумрак комнате с задернутыми шторами. Он разочарованно выдохнул, увидев, что Чонгук сидит на кровати, обхватив руками колени. — Привет, — он присел на стул, по хозяйски выдвинув его из-за стола, — Как ты себя чувствуешь? На него уставился невидящий взгляд, медленно фокусирующийся на лице. Тишина. Лишь уставшие глаза, под которыми даже при недостаточном освещении угадывались синяки, и тихое размеренное дыхание. Кажется, Тэхен прождал несколько минут, прежде чем повторил вопрос. — Он приходил ночью, — Чонгук будто вспомнил что-то, что давно хотел сказать, — Я смог заговорить с ним. Попросил не трогать тебя и все. Он ушел, и ничего не произошло. У Тэхена похолодели ладони от чего-то, отдаленно напоминающего страх. Он понял, кого Чонгук имел в виду. И если он приходил, то это не означало ничего хорошего. Пришлось собраться с мыслями, чтобы ответить. — Ты смог заговорить с ним? Ведь ты ни с кем не можешь разговаривать. Может, это был сон? Чонгук нахмурился, опуская взгляд. Тэхену хотелось бы прочитать ответ по его поведению, но на этот раз его эмоции оставались непроницаемыми. — Я не знаю, — он прерывисто вдохнул, — Может, и правда сон. Тогда хорошо. — Что тебе снится? По снам можно узнать что-то о заболевании, — Тэхен попытался перевести тему, расслабившись и оперевшись на спинку стула. Чонгук ожидаемо ответил не сразу. — Я не хочу об этом вспоминать. Неприятные вещи. Нет, они кажутся приятными… Хватит. Он резко отвернулся, не желая открываться Тэхену, и резко встал. Трясущимися руками открыл шторы, впуская дневной свет, слишком яркий для привыкших к темноте глаз, и встал у холста. Но замер, а потом и вовсе сделал шаг назад. — Чего там у тебя?.. — Тэхен обернулся, чтобы разглядеть очередную работу, написанную после заявлений Чонгука о нежелании возвращаться к рисованию, и не смог найти слов. Нечто на холсте, написанное странной смесью черного, синего и красного, с первого взгляда больше походило на череп. Но при более детальном рассмотрении на нем угадывались губы где-то сбоку, кажется, принадлежащие Тэхену, глаз, разрезом чем-то напоминающий глаза Чонгука, и странная улыбка, смещенная влево от вполне правильного носа с черной точкой, похожей на родинку Тэхена. Кажется, улыбка принадлежала Чонгуку, а ухо с двумя проколами, поднятое выше несимметричных бровей, однозначно относилось к Тэхену. И если упоминание того человека его чуть напугало, то сейчас у Тэхена внутри все оборвалось от ужаса. Странные черты лица, которые собирали в одно целое вполне правильные очертания черепа, обозначенные одними тенями, напоминали кадр из фильма ужасов. Но по-настоящему жуткими их делали знакомые черты, так явно угадывающиеся на «портрете». Чонгук, кажется, и сам был шокирован картиной. — Это… — Тэхену пришлось прочистить горло, — Это что? Молчание показалось вечностью. — Я… — Чонгук попятился назад, рискуя споткнуться об ножку дивана, — Рисовал, пока еще темно было. Свет не включал. Мама сказала нарисовать тебя, но это… я? — Это я. Или я и ты вместе. Тэхен очнулся от оцепенения только услышав гулкий стук. Затылок Чонгука встретился со шкафом. — Убери это, — Чонгук выставил вперед трясущиеся ладони, — Туда, где остальное хранится. Пожалуйста. — Стой, — Тэхен бросился к нему, хватаясь за тонкие запястья и закрывая собой обзор на картину, — Я закрашу ее, нарисую что-нибудь поверх. Не волнуйся, может, это вообще нарисовал не ты. Посиди на кровати, оттуда не видно. Он силой отвел его к кровати и заставил себя вернуться к холсту. Предположения о том, что это могло быть нарисовано, чтобы напугать Чонгука, рассеялись, как только он увидел неповторимые мелкие мазки. Этот жуткий портрет не мог написать никто, кроме него самого. Тэхен зачерпнул на самую большую кисть желтую краску и начал широкими мазками накладывать поверх аккуратных линий, одновременно складывающихся во что-то несимметричное и неузнаваемое. С мыслями о том, что он уничтожает картину, которая имела бы все шансы стать самой известной и узнаваемой, он перешел на черный, делая переход с желтого. Добавил пару оранжевых мазков, немного охры. Затем повернул мольберт к кровати, встряхивая затекшую руку, и обратил на себя внимание Чонгука. — Это подсолнух. Кусочек подсолнуха, очень образный. Я знаю, ты не любишь импрессионизм… Чонгук уставился на картину, а затем покачал головой, будто очнувшись от дремы. — Да это даже на импрессионизм не похоже… — Постимпрессионизм? — Тэхен почувствовал облегчение, услышав его голос. — Нет. Постимпрессионизм более четкий. — Тогда это мой фирменный стиль. Все, это моя картина, — он попытался придать голосу уверенности, хоть и понимал, что эмоции в интонации останутся незамеченными. — Забери себе. — Как высохнет, положим в пакет, и я отнесу ее домой. Не волнуйся. Он присел на стул, и бросил очередной взгляд на картину. Однако, даже несмотря на толстый слой краски, воображение все еще выдавало жуткое лицо поверх желтого. — Вынеси в коридор, ладно? И поставь ванну набираться. Мне запретили делать это самому. Тэхен впервые увидел преимущества отсутствия воображения. Пока перед его глазами все еще стоял тот образ, Чонгук, кажется, быстро выбросил его из головы и успокоился. Согласился остаться в одиночестве и принялся заправлять постель, соответственно привычному ритуалу. Выйдя из комнаты, Тэхен вдохнул полной грудью, пытаясь прогнать навязчивое изображение из головы. Он подумал о том, что Чонгук, может, испытывал что-то подобное, когда срочно принялся за рисование, увидев его в крови. Вот только Тэхен не умел избавляться от мыслей, просто перенося их на холст. Он окончательно расслабился, найдя нужную ванную комнату, случайно наткнувшись на пару комнат с душевой, но остановился, увидев полоску света из-под закрытой двери. Дома они точно оставались одни. Но, вспомнив про прислугу, Тэхен решил, что слишком испугался, и теперь ищет подвох в каждой мелочи. Он было хотел постучать, когда открывшаяся дверь чуть не ударила его по лицу. На лице Хосока, одетого в точности, как человек с картины Чонгука, отразилось истинное недоумение. Он замер в проходе с черной маской в руках.