Не прикасайся

— Тэ, просыпайся! Яркий свет обжег глаза, и Тэхену пришлось с головой накрыться одеялом. Вот оно. Сначала он не спит ночами, но как-то выживает. А потом приходит головная боль, отдающаяся в глаза, которая не дает оторвать голову от подушки. Зато Тэхен спал. Глубоко, будто его специально отключили, ударив по голове чем-то тяжелым. Без снов и мучительных мыслей. — Если хочешь успеть в душ, лучше встать прямо сейчас! Нет. Он не встанет. — Тэхен! Тэхену показалось, что его голова вот-вот взорвется, когда его резко выдернули из-под одеяла и усадили на кровати. К счастью, у Чимина оказался тональник. А еще холодная грелка, пара фруктов в холодильнике и таблетки на все случаи жизни. Тэхен даже почувствовал благодарность, несмотря на всю его шумность и надоедливость. Боль так и не прошла ни от таблетки, ни от долгого душа, ни от неуклюжих попыток массажа. Он уже и не надеялся, что первый учебный день пройдет успешно. Громкие голоса других студентов, яркое солнце и вездесущий Чимин со своей вечной улыбкой и обеспокоенностью его самочувствием только раздражали. Его должны были впечатлить старинные коридоры, просторные аудитории и атмосфера старинного замка, но все перекрывала боль и навязчивые мысли. Он понимал примерно половину из всего, что говорили вокруг, и когда молодой улыбчивый преподаватель начал вводное занятие с темы, которую нашел занимательной и подходящей для такого случая, он не выдержал. Прослушав примерно полчаса лекции о гениальности, при упоминании синдрома саванта он молча собрал вещи и вышел. — Эй, ты чего? — Чимин догнал его в коридоре, на ходу пытаясь уместить в сумку ноутбук, — Я понимаю, ты расстроен… — Я просто устал. Найду дорогу в нашу комнату, можешь возвращаться, — Тэхен устало вздохнул, — Извини. — Может, тебя к врачу проводить? — Нет. Я просто посплю, — он добавил тише, — Если, конечно, усну. Не дожидаясь ответа, он двинулся вперед по пустому коридору, не представляя, куда он приведет. Было бы хорошо, если бы Тэхен оказался сейчас в аэропорту с билетами до Сеула. — Не вини себя так! Может, в этом есть твоя вина, но не только твоя ведь! — его поймали за рукав. Тэхен так и замер на месте. Он ничего не рассказывал. Совершенно точно ничего не рассказывал, если, конечно, не выдал все в полубредовом состоянии ночью. В любом случае, он должен был запомнить это. — Откуда ты знаешь? Я бы не стал с тобой откровенничать, — он заглянул ему в глаза, пытаясь найти ответ. Изображение плыло от боли. — Знаю что? А… — Чимин тут же смутился, — Ну только что про твоего Чонгука начали говорить, просто я вышел следом за тобой… — Про моего Чонгука? Тэхен знал, что Чонгук — довольно известный художник. Но только в узких кругах, и уж точно не среди профессоров университета настолько далеко от его родины. — Там какую-то передачу утром показывали, что-то вроде новостей из мира искусства. Я без звука просто включил, чтобы тебе хуже не стало, — Чимин будто стал меньше под его взглядом. А Тэхена будто парализовало осознанием. Если бы все было хорошо, Чонгука бы не показали по телевизору. Тем более, в Канаде. — Чонгук? По телевизору? Местный канал? — он растерянно выдал вопросы, чувствуя, что приближается к неминуемой правде, которую чувствовал, но так не хотел знать. — А, нет. У меня корейские каналы настроены. Ну, знаешь, родители всегда включали телевизор по утрам, пока собирались… — Что про него показывали? — пришлось прочистить горло, прежде чем спросить. — Думаю, ты сам понимаешь. Это логично, что все его работы резко выросли в цене и продолжают расти… — Чимин теперь выглядел так, будто его насильно втянули в этот разговор. — И почему же? — Зачем ты спрашиваешь у меня то, что сам знаешь лучше? Ты же из-за этого и расстроен, так зачем обсуждать это… — Что сказали про него? — теперь уже Тэхен давил на него, пытаясь вытащить информацию. Чимин опустил глаза, затем уставился на полоску света на полу. Глубоко вдохнул, громко выдохнул. — Предположили, что пока он в критическом состоянии, цены так и будут расти, а после смерти у него вообще есть шанс стать самым дорогим художником современности. И уже почти все работы проданы в частные коллекции. Там еще какое-то интервью было… — Он жив? — Значит да. Увидев, как Тэхен заметно расслабился, он громко выдохнул. — Я пойду. Встретимся позже. Обходя кампус по кругу, Тэхен долго не мог добраться до своей комнаты. От все еще по-летнему палящего солнца голова разболелась еще сильнее. Он добрел до нужного здания, думая о Чонгуке и пытаясь решиться поискать про него какие-нибудь статьи. С одной стороны, в них все может быть слишком приукрашено. С другой, это единственный способ узнать хоть что-то. Благодаря Чимину, у него в кармане все же оказался забытый ключ от комнаты. Пусть и в виде карты, он все еще был слишком непривычной заменой коду. На этот раз он нашел силы разобрать сумку, намеренно растягивая время, выпил еще две таблетки и наконец включил ноутбук. Потребовалось время, чтобы ввести в строку поиска «Чон Чонгук». В качестве популярных запросов было предложено «художник», «болезнь», «линии ветра», «картины» и «убийство». Увидев последнее, Тэхен сглотнул ком в горле. Он успел забыть, что Чонгук — убийца. А еще тот, кто разбил ему лицо за общение с кем-то кроме него. Почему-то теперь Тэхену все больше казалось, что он все же любит его. Хотя, скорее даже не любит, а страдает от той же болезненной привязанности. Он снова помедлил, прежде чем начать поиск. И даже это напомнило ему медлительность Чонгука. Все же нажав на значок, у которого держал палец в нерешительности, он увидел сразу четыре недавних статьи. Но среди них в первую очередь его внимание привлек заголовок о картине с секретом. Тэхен увидел то самое нечто, напоминающее подсолнух, а на следующем фото — жуткое лицо с картины Чонгука, будто сфотографированное через рентген. Он поспешил пролистать его, а затем пробежался усталым взглядом по рассуждениям о состоянии психики Чонгука, с зачем-то приплетенной шизофренией и оценкам стоимости некоторых его работ. Отрывок, в котором было упомянуто его собственное имя, Тэхен намеренно пролистал. В следующей статье была сухая информация о ценах на аукционах и маленькая приписка о возможной стоимости их совместной картины. Наверное, ему стоило бы позвонить госпоже Чон, чтобы узнать, получит ли он какую-то долю. Но ни одного контакта, хоть как-то связанного с этой семьей, кроме номера Джина среди недавних вызовов, у него не осталось. «После смерти художника доход от его работ составит более…» «Гениальность на грани с сумасшествием» «…Будет отключен от аппаратов искусственного жизнеобеспечения в полдень по корейскому времени» Тэхен в оцепенении потянулся к телефону. Полдень. Сейчас на родине был только вечер, и он, может, успел бы… Успел что? Он ничего не сможет сделать. Уже абсолютно точно не долетит до Сеула, не поможет врачам, которые и так наверняка делают все возможное, и не уговорит родителей Чонгука продержать его дольше. Тем более, он не знал ситуацию, и все это могло быть и вовсе бессмысленным. Тэхен закрыл ноутбук. Задернул плотные шторы. Устроился уже на своей кровати лицом к стене, но так и не смог расслабиться. В голове снова стоял образ Чонгука. Как и тогда, будто спящего среди больничного оборудования. Он смог задремать совсем ненадолго, когда тяжелые мысли наконец хоть немного ослабили хватку. Но из этого хрупкого сна его вырвал телефонный звонок. — Мам?.. Вряд ли ему позвонил бы кто-нибудь еще. Тем более, посреди дня. — Мам, это ты? Молчание. Тэхен с облегчением понял, что головная боль наконец прошла, оставив за собой лишь давление на висках. И вдруг его осенило. Чонгук — единственный, кто может позвонить и молчать. Тем более, номер на экране не определился. Он жив. К тому же, нашел силы позвонить ему, пусть и не может говорить. От внезапного облегчения глаза наполнились слезами. — Чонгук? — Тэхен прошептал совсем тихо, будто мог спугнуть его. Тишина. — Я не обижаюсь на тебя, все в порядке, слышишь? Пожалуйста, держись. Я не хотел… Он чуть не подпрыгнул на кровати от громкого гудка. «На вашем счете недостаточно средств…» Тэхен медленно опустил телефон. Его снова трясло, то ли от облегчения, то ли от новой волны тревоги. Либо Чонгук действительно позвонил ему, либо это был какой-то сбой. Тэхену очень хотелось верить, что его услышали, и что Чонгуку стало хоть немного легче после его слов.