Я - твоё сердце

      По крошечной, проложенной кошачьими лапами тропинке неторопливо ползла божья коровка. Ползла, бесшумно и кротко вздыхая: долог и сложен был её путь. Стойкая и терпеливая, коровка упорно стремилась вперёд, к одной лишь ей заветной цели. Вот она сделала ещё несколько крошечных ползков, а затем расправила свои яркие крылья и ринулась ввысь, навстречу свободе… Шмяк! На то место, которое она так самозабвенно покинула, неуклюже шлёпнулась тушка кролика с вытаращенными от ужаса глазами.       – Ешь.       Зелёные глаза, спрятанные под нахмуренными бровями, уставились на безвольное тельце. Лапки раскинулись без какой-либо задумки, и одна из них неловко подвернулась, будто сломанная. Глаза напоминали две большие лужи, губы растянулись в предсмертной мольбе, а хвоста, кажется, и вовсе не было. Какой ужас. Кошмар.       Кот поморщился и недовольно махнул хвостом. Но она не отставала: снова повторила просьбу, настойчиво пододвигая это маленькое исчадие своим носом. Яркие жёлтые глазища так и впились в хмурую чёрную морду, а серые в полоску лапы расположились на земле в какой-то очень вредной экспозиции. Вредной и к тому же крайне требовательной.       – Зачем ты это принесла, беда на мою голову? – произнес, возведя глаза к небу. Он называл её бедой, когда она мучила его разными выходками. – Меня и так неплохо кормят.       Кошка знала, что он валяет дурака: она угощала его и раньше, и он за обе щеки уплетал заботливо пойманную для него мышку-полёвку. Ну и что, что глазки у кролика от страха едва не вылетели из орбит… как будто он сам выглядел бы симпатичнее на месте ушастого бедняжки.       – Ну же, хотя бы кусочек. – сказала, нежно и мягко улыбнувшись, со сладкой просьбой в голосе. Только этого трюка и ждали: наглец довольно ухмыльнулся, удобнее расположился на согретой закатным солнцем земле и наклонился к свежей дичи. В животе у него заурчало от предстоящей трапезы, и он с удовольствием вдохнул тёплый кроличий аромат…       Ещё не начавшись, трапеза была прервана одной полосатой занозой, впившейся прямо в загривок.       – Получай! Совсем не ценишь труд усидчивой охотницы!       Теперь она разжала челюсть, зато по-прежнему крепко зажимала его между своих передних лап. Потом для верности ещё и надавала по смоляному боку хвостом, правда толку от этого было маловато. Кот зашипел, больше от неожиданности, чем от боли. Среагировал быстро: совсем скоро её прижали к земле лопатками и обездвижили. А ещё укусили за ушко, правда получилось очень нежно и ласково.       – Ты вредина! Самый вредный кот на земле. – констатировала с наигранной обидой, тщетно попытавшись вырваться из плена. Однако быстро смягчилась.       Он смотрел на неё по-своему. Так, как никто никогда не смотрел. Сначала казалось: совсем не любит, смеётся над ней и глядит как на дурочку. Ещё и ухмыляется самой наглой улыбкой. Но, присмотревшись, понимала, что любит, очень любит, и взглядом согревает теплее летнего солнышка. Одним только взглядом, а про мягкий пушистый бок нечего и говорить.       Сделав над собой усилие, Златолапка оторвалась от зелёных глаз и поднялась с земли. Она легонько отряхнулась, сметая приставшие к короткой шерсти пылинки, а затем выразительно уставилась на горе-добычу. Теперь с ней никто не спорил, и кошка с довольной мордой улеглась напротив, обняв лапы хвостом. Слегка склонив голову к плечу, она посмотрела на любимого, пряча улыбку.       Прошло добрых три луны с тех пор, как эти двое наделали шуму в лагере племени Ветра. Звёздное племя было на редкость милостиво: им удалось избежать саднящих последствий. Тем не менее, минувшие события весьма чётко отпечатались в кошачьей памяти.       – Умоляю тебя, не издавай ни звука! Мне снесут голову, если увидят тебя здесь. – попросила в ту ночь Златолапка. Это была их вторая встреча, до ужаса романтичная и необычная в представлении полосатой беды. И ничего, что здравый мозг любого нудного воина сочтёт её полной опасности, неосторожности и котячьей глупости.       Ночь, спокойная и глубокая, подхватила свободолюбивых воителей Ветра за загривки и уложила на мягкие гнёзда. Помнится, в тот день по пустоши прошёлся дождь, а потому они укрылись в палатке, спрятав свои лапки и хвосты. Она знала: сегодня у входа дежурит Пчелокрылка, а значит всё схвачено и всё под контролем. Тонколапая рыжая кошка приходилась ей лучшей подругой.        «Не издавай ни звука». Проще простого. Котик важно кивнул, понимающе сверкнул своими травянистыми глазами и следом за ней протиснулся в лагерь. А потом от всей своей души, широкой как его морда, с оглушительным хрустом наступил на ветку липы и зашипел от боли и страха. Несносная кроличья тушка! Тогда-то они пропали…       Пропали бы, однако срок в срок подоспело спасение. Спасение обладало густой белой шубкой и добрыми голубыми глазами; оно приходилось Златолапке воспитательницей, а всему племени – антибиотиком от различных бед и напастей. Чуткое и внимательное, под шквал поднявшегося возмущения оно углядело два съежившихся клубка с большими глазами. Клубки самым сиротским образом прятались под липой, пока очнувшееся племя Ветра искало нарушителя его безмятежного сна.       Слава тебе, Кедровка! Дрогнуло благородное сердце, и находчивая целительница разбросала свои пахучие травы, сбивая след. Сердитый взгляд синих глаз говорил лучше слов: Златолапку ждёт нехилая трёпка, но это потом. Они были спасены.       – Едва плетешься! – донеслось спереди, и Златолапка вынырнула из пучины воспоминаний. Пообедав самым вкусным образом, двое решили – пора бы сжечь жирную кроличью тушку. Они бежали, один за другим, и хвосты их беспечно летели по ветру. – Давай, шевели своими лапами с позолотой.       Он всегда смеялся над её именем, и злобное «шшш» вперемешку с не менее злобными тычками в бок совершенно не сбивали его с толку. Златолапка… Как можно было объединить два слова, совсем друг с другом не связанных, и назвать так свое чадо? Язык не повернется мяукнуть «Златолапка» в сторону маленького серого клочка в полоску. Золотыми лапами там и не пахло, он уже давно это понял. Быстрыми – да, но явно не золотыми.       «Ты ничего не понимаешь, и ты опять забыл, что мы носим целые цепи имён. Будь осторожен в своих высказываниях, ты можешь меня обидеть. И посмотри на себя – с твоего имени не будет смеяться разве что убитая мышь-полёвка на дне кучи с дичью.» – спор неизменно заканчивался подобной колкой фразой, и она сердито отворачивалась, хлестнув себя по боку хвостом.       Его звали Фунтик. Вот что на деле вызывает улыбку, запрятанную за встопорщенными усами! Крупный, не по годам рослый кот, похожий на героя сказок старейшин, носил пустяковое прозвище, подходящее разве что котёнку. Фунтик не был домашним котом; более того, он не терпел, когда его сравнивали с игрушками Двуногих. Однако жизнь его протекала у самых ворот одного из домов, и живущие тут многолунные люди никогда не скупились на воду и корм. По утрам и вечерам он приходил к ним полакомиться, иногда снисходя и до громкого «мур», а в остальное время гулял сам по себе, набирая на хвост приключения.       – Даю тебе отсрочку, – ей удалось добродушно пожать плечами прямо на бегу. И хорошо, что он этого не увидел, рассекая лапами воздух: в тот миг она напомнила больную дёрганую собаку. – ты ведь знаешь, что я принадлежу племени Ветра.       Бег был её слабостью, и ничего не казалось ей более расслабляющим и приносящим счастье, чем игра в догонялки с самим шустрым ветром. Фунтик лишил её ответной реплики; судя по всему, он берёг воздух в легких. Тогда она залюбовалась мышцами, играющими под его крепкой чёрной шкурой, и морда её сама собой расплылась во влюблённой улыбке.       Всё изменилось под корень с той самой заветной встречи. Она влюбилась по уши, привязавшись к смелости, независимости и отваге. «Никто не смеет обижать моих близких» – очень часто говорил он, а потом надирал бока и хвосты всех её обидчиков. Так уж повелось, что сверстники племени Ветра не особо жаловали позолоченную особу, а потому неизменно давали ей взбучку на неравных условиях.       Она ясно помнила, как пришла к нему в первый раз после такой потасовки: глаза круглые и слезятся, нос без устали шмыгает, а брови горько и грозно нахмурены. Пришла и выдала всё как есть про своих обидчиков, но чёрная глыба бессердечно повергла в прах все её ожидания. Окинув её с ватных лап до взъерошенной головы самым странным из его взглядов, Фунтик молча отвернулся и исчез во мраке; ей только и оставалось, что продолжать шмыгать носом и шевелить расстроенными усами.       Она всю ночь проночевала под открытым небом за пределами лагеря. А когда вернулась, узнала о чудовищном происшествии: на рассвете двоих верзил племени Ветра хорошенько поколотил третий, ни к одному из племён очевидно не принадлежавший. Ветряные верзилы, которым выпала несчастная доля участвовать в патруле этим утром, получили подбитый глаз и выдранные клочья шерсти. Златолапка пришла в восторг: это были те самые недоброжелатели. С тех пор она чувствовала себя с Фунтиком как за каменной стеной, даже несмотря на то, что он терпеть не мог девчачьи слёзы.       У него была одна очень хорошая черта. Он мало рассказывал о себе и совсем не требовал деталей её жизни. Вопреки ожиданиям самых талантливых сплетниц племени Ветра, которые имеют обыкновение обсуждать горячие новости на поляне между палаток, распространяться о себе Златолапка крайне не любила. И потому была счастлива, что он никогда не мучил её расспросами.       Было ещё одно свойство, которое порой заставляло стынуть кровь в её лапах и ушах. Гнев, иногда совершенно бесконтрольный, начинал клокотать в его мощной груди так же быстро, как свежий кролик из кучи с добычей становится мишенью голодного воителя. Нет, любимый никогда всерьез не сердился на Златолапку; однако как только дело заходило о его или её недоброжелателях, он становился настолько свирепым и грозным, что, казалось, был готов на любое преступление. Впрочем, это свойство до сих пор никогда не сказывалось на их отношениях.       – Сегодня Туман обучил меня одному приёму. Я обязательно покажу тебе его на рассвете! – с восторгом промяукала кошка, когда двое прилегли отдохнуть после пробежки. Она обожала показывать ему элементы боевых сражений, а он обожал притворяться, что внимательно слушает и запоминает. Он терпеть не мог драться по строгим правилам из воинских уставов. – Подумать только… Всего через три луны я стану настоящей воительницей.       Подавив в себе желание спросить, существуют ли ненастоящие воительницы (Златолапка оскорблялась, когда он шутил на трогающие её темы), Фунтик поинтересовался только, сможет ли он проникнуть в лагерь во время её ночной молитвы.       – Ночное бдение, – поправила, недовольно фыркнув. Фунтик всё же не смог удержаться от шутки: он прекрасно знал, как называется церемония, закрывающая посвещение в воины. – только попробуй прийти, я вырву тебе усы. Это очень опасно. И для тебя, и для меня.       Вместо ответа он повалил её на землю и мягко обнял хвостом. Она прижалась к его широкой груди, вдыхая ставшим родным пряный запах. Влюбившись, эта кошка напрочь вычеркнула из Воинского закона одну из его статей: прочь уставы и рамки, когда на кону стоит настоящая любовь. Пламенная и верная, эта любовь приносила ей непомерное счастье.       А после случилась беда.