Небесный принц: Новое чудо

Для того чтобы окончательно прийти в себя, Манами потребовалось приличное время — не день и не два. Осознать и принять множество фактов было сложно — особенно с учетом бунтующей интуиции и странных неувязок (а были ли они на самом деле, или Манами просто себя накручивал?) в истории, которую когда-то поведал Оноде его отец. По ночам сон долго не приходил, а мысли спутывались вихрем в голове, мешая подумать о чем-то другом, и Манами был очень благодарен за то, что хотя бы частично научился контролировать свою ментальную связь с Наруко, иначе тот, скорее всего, узнал бы много интересных подробностей, рассказывать о которых, если честно, не хотелось вообще никому. Во-первых, это было, конечно, из-за собственной семьи. Да, Манами с детства знал, что его родители расстались очень рано, в самом начале своего брака. Он не помнил отца и ни разу не встречался с ним после того, как тот ушел из семьи, зато, как оказалось теперь, помнил нечто поважнее голоса или точного цвета глаз — и о таком воспоминании вряд ли бы мог мечтать хоть один ребенок, лишенный одного из родителей. Но Манами, наверное… просто не везло, как обычно. Во время изоляции, когда он встретил маленького дементора, порожденного собственными страхами и болью, Эли, даже не обладая полной силой, смог добраться в подсознании Манами туда, где хранились отголоски одного воспоминания. Самого плохого воспоминания в жизни. Это был даже не тот момент, когда он проиграл Оноде в квиддиче на втором курсе и, осознав, что натворил, едва не задыхался от боли. Это был даже не тот момент, когда ему сказали, что он стал обскуриалом и что его собственная магия рано или поздно загонит его в могилу. Это воспоминание… возможно, самое первое воспоминание, как теперь знал Манами, связанное с отцом, тоже было о боли, но о боли физической, а сейчас оно оттенило себя еще и болью от предательства. Потому что как еще это можно было воспринимать? Что он мог сделать в столь раннем возрасте, из-за чего отец, родной отец, возненавидел бы его? Даже если с магическими способностями отца произошел подобный сбой, с которым столкнулся сам Манами из-за обскура, Манами знал, что его магия порой обретает отражение его истинных чувств, и отец, возможно, имел дело с тем же самым явлением. Но почему это произошло? Онода сказал Манами, что его отец не был обскуриалом, тогда как еще можно объяснить природу сбоев? Неужели дело было в том, что никакого сбоя и не было, что его отец умышленно хотел причинить боль своему ребенку? Манами так сильно хотел знать ответы, но получить их вряд ли теперь было возможным, если единственный, от кого он мог узнать настоящую правду, давно умер. Обида на Оноду и маму прошла довольно быстро — Манами не контролировал свою способность прощать Оноду за все, лишь один раз посмотрев в его глаза, а мама… у нее тоже было оправдание, даже если Онода и правда с какой-то стороны не имел права вмешиваться и трепаться о проблемах чужой семьи. В отличие от Оноды, мама была связана со всем этим напрямую, а еще, похоже, была очевидцем случая, который она видела уже в сознательном возрасте и уж точно никогда не забудет. Насколько ей было плохо из-за этого, Манами мог только догадываться, и ему становилось не по себе, когда он думал об этом. Скорее всего, она винила себя во всем, что произошло. Винила в том, что допустила это, что не смогла уберечь. Хватило бы у нее духу когда-нибудь все-таки решиться на разговор и рассказать обо всем? Боялась ли она, что ее сын разочаруется в ней из-за правды? Манами не знал ответов, но думал, что его мама тоже заслужила право на спокойную жизнь — разве недостаточно она измотала нервов в прошлом, от которого, возможно, до сих пор не могла избавиться? Скорее всего, ему следовало убедить ее, что все в порядке, что он вовсе не думает винить ее, но это требовало личного разговора. Манами не был уверен в том, что готов к этому прямо сейчас, и, может быть, подождать до летних каникул, когда они будут дома в комфортной обстановке, лучше всего? Кроме того, существовали и другие вопросы, в которых следовало разобраться, и они были сложнее. Первый заключался в том, что он чувствовал какую-то ошибку в истории своего отца, а пролить свет на второй он мог только поговорив с отцом Оноды, до встречи с которым оставалось еще несколько дней. Записка с положительным ответом пришла в середине недели — Онода без слов засунул ее в карман мантии Манами, когда они встретились перед уроком, и Наруко посмотрел на них двоих нетерпеливым взглядом. Его можно было понять — они так ничего и не сказали ему и Имаизуми о том, что случилось в ванной старост, когда Манами и Онода разговаривали там. И если Имаизуми был сдержаннее, тактичнее и не имел неудобных способностей, то Наруко явно пытался пробиться за тот барьер, который выстроил Манами вокруг своих воспоминаний. А еще Наруко нужны были подробности их плана касательно Ишигаки. — Может, хватит скрытничать? — спросил он немного грубовато, когда шагнул ближе, оставив Имаизуми за своей спиной. В классе, вообще-то, были и другие ученики, которые могли случайно их услышать, но Наруко это, казалось, беспокоило в последний момент. — Разве мы не должны работать сообща? — Ты из-за записки, что ли, взъелся? — усмехнулся Манами и вытащил из кармана сложенную вдвое бумажку, на что Онода недовольно насупился и молча опустился на свое место. — Это просто ответ о согласии. Как только мы что-то выясним, ты узнаешь об этом первым, а пока просто подожди. — Ты уверен, что я уже не должен что-то узнать? — недоверчиво прищурился Наруко, поднимаясь на носочках и заглядывая Манами прямо в глаза. — У меня из-за тебя голова гудит — я знаю, что ты о чем-то думаешь постоянно. — Я думаю о вещах, которые не касаются нашего дела, — тебя устроит такой ответ? Наруко хмыкнул, отодвигаясь и складывая руки на груди. — В любом случае раньше ты не пытался так старательно от меня закрыться. — Прекращайте, пока вы не выдали что-то, что может заинтересовать других учеников, — с недовольством сказал Имаизуми, выкладывая свои вещи из сумки на парту. Манами развернул голову и в подтверждение заметил компанию слизеринок, которые столпились возле одной парты недалеко от них и быстро сделали вид, что совершенно не слушали. Не хватало еще, чтобы по школе пошел слух, будто они что-то замышляют. Пришлось поступить благоразумнее и замолчать. К тому же в следующую минуту в класс вошел профессор Ишигаки и попросил всех занять свои места. Наруко тем не менее все еще оставался недовольным, но Манами и правда не мог объяснить ему всего — проблемы его семьи были слишком личным вопросом, и он не хотел обсуждать это даже с Онодой, даже если возможность высказаться, может быть, немного успокоила бы. В любом случае Манами хотел спрятать это в дальнем ящике до лучших времен, а сейчас сосредоточиться на решении других проблем. И пока профессор Ишигаки, заметно приободрившись, в отличие от прошлых уроков, рассказывал о новой теме их занятий, Манами сверлил взглядом раскрытый учебник, не читая, но думая о своем. Об Оноде, который сидел рядом, который почти не улыбался теперь после того не самого приятного разговора, произошедшего в ванной старост. Мало того, он становился напряженным, стоило ему только заметить Манами, и Манами это вряд ли могло нравиться. Нет, конечно, это было хоть и объяснимым, но ужасным поворотом. Манами не мог разорваться: ему нужно было обдумать слишком многое, в том числе и то странное, давнее предсказание. Было ли оно неполным? Лишенным, возможно, очень важной детали. Вдруг он зря начал придумывать что-то, посчитав, что отец Оноды знал, что идет на жертву не только своим ребенком, но и чужим? Думать об этом было даже страшно, а не думать — сложно, хотя стоило бы в первую очередь понять, как успокоить Оноду. Разве не в этом состояла первоначальная задача, когда Манами решил узнать тайну? Но, с другой стороны, раскрыв правду теперь, он и сам чувствовал себя неоднозначно. Родившись, Онода, по сути, запустил механизм, который не оставлял им вариантов, кроме как встретиться. Они в любом случае поступили бы в Хогвартс, на один курс, потому что были ровесниками, но потом… Неужели причина всех событий, случившихся после этого, тоже состояла в появлении Оноды? Размышления об этом здорово запутывали — Манами пытался вспомнить все детали, вспомнить, почему он решил пойти в квиддич, почему решил позвать с собой Оноду. Существовала ли возможность для них встретиться, но не прийти в конце концов к обскуру? И что, если он, Манами, действительно мог прожить спокойную жизнь без этого страшного события только в том случае, если бы Онода не родился? Всего лишь один-единственный выбор человека, отца Оноды, решал все. К середине урока у Манами уже болела голова. Он хотел забыть все, как страшный сон, перестать представлять себе, что будет, если он озвучит Оноде свои жуткие мысли. Что будет, если ко всем своим переживаниям Онода добавит еще и то, что он, благодаря своему отцу, стал в какой-то степени виноватым в том, что появился обскур, и в том, что они сейчас пытались разгадать замыслы Ишигаки и другого таинственного волшебника? Из-за всего этого Манами начинал чувствовать себя просто отвратительно, и сейчас он, пожалуй, был действительно не прочь, чтобы ему изменили память. Потому что жить спокойно со всем тем, что у него было, едва ли казалось возможным. Так что же, он обречен провести свои последние годы в попытках решить новые и старые проблемы? Это выглядело жутко несправедливым, но выхода, похоже, не было. Осторожно взяв ладонь Оноды, Манами опустил их руки вниз, под парту, и переплел пальцы. Он заметил, что Онода на пару секунд взглянул на него, но не посмотрел в ответ, прикусывая губу и пытаясь спастись тем ощущением теплоты, которое медленно растекалось по коже. Почему они должны были тратить время — драгоценное время — на боль и терзания? На попытки разобраться с возможными недоброжелателями. От несправедливости хотелось взвыть, но Манами лишь крепче сжал пальцы, словно через прикосновение пытаясь донести до Оноды силу своего сожаления. Ему действительно было жаль, что так вышло, что их жизнь стала запутанным колючим клубком событий, которые раз за разом приводили к проблемам. Среди этого так легко было заблудиться и перестать видеть счастливые моменты. Манами очень хотел надеться, что в ближайшее время придумает, как решить вопрос хотя бы с одной из напастей, но пока ему оставалось только болезненное ожидание. Он был практически удивлен, когда его настроение, и настроение Оноды тоже, поднялось во время факультатива профессора Ишигаки по магическим дуэлям. Атмосфера была веселой, и все были впечатлены тем, как Кабураги использовал простое бытовое заклинание, чтобы ослепить противника и обезоружить его после этого. — Да никто бы не догадался использовать Люмос Максима в дуэли, но это круто! — в конце занятия хохотал Наруко, хотя сам и был жертвой этого заклинания. Кабураги почти прыгал от самодовольства из-за того, что ему удалось одолеть кого-то, кто старше. Наруко, правда, пришлось идти в больничное крыло, потому что у него перед глазами теперь плясали черные точки, а Манами и Онода вызвались проводить его и убедиться, что друг не ввяжется в какое-нибудь неуместное приключение по дороге. Когда после этого нужно было расходиться по своим гостиным, Манами понял, что совсем не хочет отпускать Оноду, и быстро поцеловал его в пустом коридоре. — Не забыл? Завтра уже суббота — идем в Хогсмид, — напомнил Манами, прижимая к себе за талию. Онода обхватил его за плечи, неожиданно обнимая крепко и трепетно, чего не было уже несколько дней, и от этого стало очень легко. — Я знаю, — ответил Онода, чуть отодвинувшись. — Но, наверное, подожду снаружи, пока ты будешь говорить. Я… думаю, не готов общаться с вами обоими сразу. — Понял тебя, — улыбнулся Манами. — Значит, после я расскажу тебе все, что узнал. — И все же… Что мы будем делать, если выяснится, что нам и правда стоит опасаться того человека? — спросил Онода, погрустнев, но Манами быстро потрепал его за щеку, пытаясь ободрить. — Спросим совета у крутого мракоборца. — У мракоборца? — не понял Онода, отчего Манами неловко засмеялся. — У твоего отца, я имею в виду. Если он подозревал обо всем еще несколько месяцев назад, у него, наверное, и мысли есть на этот счет. Посмотрим. В любом случае я уверен, что завтра ситуация станет проще. — Хорошо, — неохотно согласился Онода, после чего им все же пришлось попрощаться до завтра, потому что время неумолимо близилось к отбою. Когда Манами вернулся в спальню, у него все еще было тепло на душе и появилось новое хорошее предчувствие. Может быть, завтра все пройдет хорошо и он услышит что-то обнадеживающее? Было бы просто замечательно, подумал он, приободрившись, и улегся в кровать за задернутым пологом, чтобы немного мысленно поболтать с Наруко и облегчить его скучное времяпрепровождение в лазарете. Как именно уснул, Манами не заметил, но проснулся рано и еще до завтрака решил подняться в Гриффиндорскую башню, чтобы потом пойти в Большой зал вместе с Онодой. В спальне для мальчиков-шестикурсников львиного факультета была все та же особенная, ни с чем несравнимая атмосфера. Манами окунулся в нее, поддаваясь приятным воспоминаниям о рождественских каникулах, и обнял вернувшегося из ванной Оноду. Имаизуми торопился. Он уже был полностью одет и, взяв с собой кролика, вылетел из комнаты так, будто опаздывал на квиддичный матч, в котором играл сам. — К Наруко в лазарет пошел, — объяснил Онода, сладко зевнув. — Хотя я уверен, что тот еще спит. — Ну да, — усмехнулся Манами. — Вроде того… Кстати говоря, они не пойдут с нами в Хогсмид, получается? — Получается, — пожал плечами Онода. — Наруко вряд ли разрешат сегодня идти, а Имаизуми, по всей вероятности, останется с ним. Придется нам вдвоем. — Ладно, — согласился Манами. — Будешь один ждать, пока я не закончу, или, может быть, все-таки передумаешь и присоединишься? Онода помешкал, но все же покачал головой. — Нет, не думаю, извини. — Хорошо, пойдем, — предложил Манами, заметив, что оставшиеся в спальне соседи упорно пытаются не смотреть в их сторону, словно смущаясь. Манами перестал обнимать Оноду и, посоветовав ему сразу взять зимнюю мантию, повел его к выходу из комнаты. После того, как они быстро навестили Наруко в лазарете и плотно позавтракали в Большом зале, они оделись и сразу отправились в Хогсмид, потому что путь был неблизким, а на метлах лететь слишком холодно — все-таки зима в самом разгаре. Сегодня погода была особенно недоброжелательной: мороз щипал щеки, а руки приходилось прятать в карманы, даже в перчатках. Тем не менее это не омрачило прогулку, а потом, когда Манами и Оноду нагнали Кабураги и Данчику, то все разговорились и до Хогсмида дошли незаметно быстро. Возле «Трех метел», правда, пришлось расстаться, потому что Манами с Онодой нужно было идти дальше — они сказали, по делам, на что Кабураги ответил им приглашением потом обязательно вернуться и выпить вместе с ними сливочного пива. У Манами уже замерзли ноги, когда они снова направились по расчищенной дороге главной улицы, и он всерьез начал беспокоиться о том, как Онода собирается ждать на таком морозе. Может быть, лучше было предложить ему остаться в «Трех метлах», но Онода пресек взволнованный взгляд, натянуто улыбнулся и сказал, что просто наложит на свою одежду побольше согревающих чар. С этим Манами не стал спорить — все мысли захватили попытки представить, как пройдет предстоящий разговор. Кажется, он начинал немного нервничать, и нервозность эта усилилась, стоило только подняться на крыльцо и открыть дверь в мрачный паб «Кабанья голова». Манами знал, что это заведение не пользуется популярностью у жителей деревушки и тем более у студентов, он знал, это не самое приятное место, но не думал… что настолько. Уже буквально в первые несколько секунд он пожалел о том, что вообще назначил отцу Оноды, взрослому человеку, встречу в таком месте. Это же был практически хлев! Мало того, что здесь стоял ужасный запах, так еще и повсюду была грязь, даже на стенах, а пол и вовсе, кажется, был земляным. — Ох… — произнес Манами, так и застыв в дверях. — Я, наверное, совершил большую ошибку. — Почему? Он здесь, — ответил из-за его плеча Онода и забавно нахмурился, вглядываясь в полумрак. — Ты что, передумал с ним разговаривать? Манами попытался проследить за взглядом Оноды и правда заметил за дальним столиком знакомого мужчину. Ого. А ему не противно было здесь находиться вообще? — озадаченно задумался Манами, бегло оглядев парочку других посетителей, которые сидели возле барной стойки и болтали о чем-то с барменом. Выглядели они все, включая самого бармена, теми еще оборванцами. Да, отец Оноды в этом месте казался белой вороной. — Нет, — запоздало ответил Манами, подталкивая Оноду вперед. — Я поговорю, если научусь не дышать. Онода, видимо, понял, о чем речь, но решил промолчать и напряженно направился в сторону отца. Когда они вместе подошли к нужному столику, отец Оноды посмотрел на них сквозь очки спокойным взглядом, но в неярком свете свечей показалось, что его правая бровь напряженно дернулась. — Э… привет, пап, — неловко поздоровался Онода, приподняв ладонь. — Привет, — коротко ответил его отец. — Как у тебя дела? — Мм, нормально, но я тут… э… В общем, это Сангаку хотел с тобой поговорить, — объяснил Онода, сделав шаг в сторону, чтобы не закрывать своим плечом Манами. — Поэтому я написал тебе и попросил о встрече. — На самом деле? — спросил отец Оноды, но он вряд ли был удивлен — или просто так хорошо умел носить маску? — Да, — кивнул Онода. — И если ты не против… то я оставлю вас, ладно? — Ты точно уверен, что собираешься ждать на улице? — поинтересовался Манами, и Онода снова закивал. — Хорошо, — ответил отец Оноды, чуть сильнее сжимая скрещенные на столешнице пальцы. Он так и не снял кожаных перчаток и даже не расстегнул мантию с меховым капюшоном. Зачехленный, закрытый на все замки. Будет непросто, — подумал Манами. Онода быстренько, с удивительной скоростью ретировался, словно его выгоняли отсюда палками, и уже вскоре входная дверь тихо хлопнула — Манами еще сесть не успел. — Присядь, — предложил отец Оноды, указав на стул напротив себя, а потом подозвал бармена. Манами опустился на стул, молча наблюдая, снял перчатки и сунул их в карманы, оттянул шарф, чтобы не мешался. Отец Оноды заказал для них два сливочных пива — Манами ничего не стал говорить, продолжая смотреть, замечать… Он впервые видел этого человека так близко, впервые отчетливо услышал его голос, и в нем… вряд ли было что-то похожее на его сына. Черты лица грубее, глаза меньше, нос с едва заметной горбинкой и черные волосы, длиннее, чем у Оноды, были подстрижены асимметрично. Тембр голоса и его высота тоже отличались. Были непривычными. — Наверное, мне стоит извиниться, — заговорил Манами, проведя по столешнице пальцем. На подушечке остался заметный темный след, и Манами вытер его о рукав своей мантии. — Я не думал, что здесь настолько… убогая обстановка. Отец Оноды едва заметно усмехнулся, глядя в спину уходящего бармена, и взглянул на Манами. — Но ты, по всей видимости, как и мой сын, не хотел, чтобы нас увидели вместе, — сделал он предположение. Манами покачал головой. — Услышали, — поправил он. — Есть тема, которая не должна выйти за пределы тесного круга. В глазах напротив мелькнул интерес или замешательство — Манами не знал, он, черт, вообще не мог понять, с кем имеет дело. И, судя по тому, что твердил Онода, следует быть осторожнее. — Как вас… — неловко начал Манами, вспомнив, что не знает имени. — Клауд Вандеринг, — флегматично ответил отец Оноды. — Хорошо, мистер Вандеринг. Приятно познакомиться, я Сангаку Манами, — улыбнулся Манами. Клауд сдержанно улыбнулся в ответ, и их прервал бармен, принеся заказ. Он поставил на стол две кружки со сливочным пивом, взял деньги и, фыркнув, удалился. — Выпьешь? — предложил Клауд, но Манами не поторопился с ответом. Он все еще немного нервничал, ему хотелось чем-то занять руки, и он потрогал стеклянную ручку наполненной кружки. — Нет, спасибо, — отказался он. — Честно говоря, ненавижу алкоголь. Вкус мерзкий, как у магловских лекарств, да и не только магловских. — У тебя с этим проблемы? — как будто между делом поинтересовался Клауд, кажется даже не думая притрагиваться к своей порции. — Типа того. Тесное знакомство, скажем так, — кивнул Манами, не особенно желая разговаривать о своем дурацком здоровье. — Как вы думаете… — тут же начал он, переводя тему, — если бы Сакамичи носил вашу фамилию, ему дали бы другое имя? Например… более английское. — Ты позвал меня, чтобы поговорить об этом? — спокойно спросил Клауд, но Манами поспешно улыбнулся и ответил: — У меня столько вопросов, что даже не знаю, с чего начать, если честно. Но и насчет Сакамичи я тоже хотел кое-что спросить. Мы можем оставить это на потом, я полагаю, — сказал Манами и напряженно замолчал. — Сначала мне нужно… — Что ты делаешь? — спросил Клауд спустя несколько секунд паузы, и Манами перестал кусать губу. — Следовало убедиться, что этим людям, которые сидят за стойкой, не интересен наш разговор, — ответил он, что, конечно, должно было показаться собеседнику непонятным, но Клауд ничем себя не выдал. Или, возможно, для него такое было… не новым? — Хорошо, они достаточно пьяны для этого, — сказал Манами. — Думаю, теперь можно спросить… или ответить на ваш вопрос из письма. Когда-то вы написали Сакамичи о профессоре Ишигаки. Вы спросили, не замечал ли он за новым преподавателем что-то странное, так? — Примерно, — ответил Клауд, сменив любой намек на улыбку серьезностью. — Что, если я скажу да? — спросил Манами, внимательно пытаясь различить эмоции на чужом лице, но о тревоге или беспокойстве, кажется, не было и речи. Вот же… Неужели он ошибся, когда, следуя интуиции, решил довериться этому человеку? — Тогда я попрошу тебя детально объяснить мне все то, что тебе показалось странным, — тем не менее ответил Клауд, и жесткость его голоса заставила Манами невольно оторопеть. — Эм… Стоит начать с начала, наверное… — заговорил Манами после недолгого ступора. — Первое касается не столь самого профессора Ишигаки, сколько человека… как-то с ним связанного. На нашем первом уроке по защите от Темных искусств он показал мне одно из своих воспоминаний. Точнее он хотел показать мне, как воспринимается действие Круциатуса, но я, вероятно, увидел немного больше. Я увидел человека, который сделал это с ним. Лица не смог рассмотреть, но другая деталь бросилась мне в глаза. У него… не было палочки в руке. Он колдовал без нее. Клауд смотрел на Манами выжидающе, непрошибаемый, словно каменная стена, и от этого снова стало неловко. — Второй раз, возможно, был в том, что профессор Ишигаки поставил мне экзамен за пятый курс автоматом в обмен на то, что я буду посещать его факультатив по магическим дуэлям, — продолжил Манами, уперев свой взгляд в кружку сливочного пива перед собой. — Еще позже он сказал, что мне они нужнее всего, что я должен… уметь защитить себя. От кого — я так и не понял тогда, но теперь начинаю подозревать. Я видел этого необычного волшебника снова — в прошлом профессора. Он высокий и худой. Они разговаривали о чем-то. Может быть, ссорились… — Ты закончил? — спросил Клауд, когда Манами замолчал. Манами, не поднимая взгляда, слабо кивнул. — Хорошо. Теперь мои вопросы. Насчет первого случая — он использовал легилименцию, я правильно понял? — Манами снова кивнул. — Каким образом ты снова увидел его прошлое во второй раз? — Вы верите в предсказания? — спросил Манами, посмотрев на Клауда, и ухмыльнулся. — Хотя… глупый вопрос в вашем случае, правда? Эмоции на этот раз все же победили — взгляд собеседника потяжелел, между бровей залегла складка, словно его задели за самое живое. — Прошу прощения, — извинился Манами, хотя дурацкая улыбка никак не сползала с губ. — Я бываю дерзким, когда мне не по себе и ситуация напряженная. Хотя во многом она напряженная именно из-за вас. — Он вздохнул и подпер щеку ладонью. — У меня дар ясновидения или что-то вроде того. Иногда я могу видеть будущее или прошлое. Это ответ на ваш последний вопрос. — Хорошо, — сказал Клауд, возвращая свою каменную маску. — Значит, ты уже практически познакомился с ним. С Акирой Мидосуджи. Ваш новый профессор по защите от Темных искусств учился с ним, когда они были подростками. — С кем познакомился? — моргнул Манами. Клауд, не снимая перчаток, запустил руку в карман своей мантии и выложил на стол небольшую колдографию. На ней были незнакомые Манами люди, но за одного взгляд все же зацепился. Высокий и худой. С черными волосами и странными темными глазами. Выглядел уникально. — Колдография из Министерства для одной статьи в «Пророке», — объяснил Клауд. — Тот, о ком я говорю… — Справа, — сказал Манами. — Возможно, это и правда был он. Он работает в Министерстве? — Да, относительно недавно. — Но тогда он никакой не преступник, получается? — удивился Манами, но Клауд не спешил отвечать согласием. — Его прошлое чисто, палочка тоже была проверена, как и у любого нового сотрудника, — ей не выполнялись запрещенные заклинания. — Конечно, — не сдержался от смешка Манами. — Ему ведь она не нужна. — У меня не было информации о том, что он может колдовать без палочки, — напряженно сказал Клауд. — Ты дал мне очень ценные сведения. — Может, и на работу меня возьмете? Буду помогать расследовать всякие запутанные случаи, — снова не сдержался Манами, и Клауд на этот раз ответил ему слабой улыбкой. — Так что же, давно вы на него копаете? На этого Мидосуджи. Кто он вообще такой? — Я лишь могу предполагать его мотивы. Возможно, они такие же, какими были у его отца. Тот был хитрым человеком, сумевшим обмануть многих. Он занимался незаконными экспериментами, связанными с магией и обскурами, которые смог списать на другого, подставив его. У него был извлеченный обскур, и он нашел способ преобразовать его, сделать источником силы не только для истинного носителя. Для любого подходящего волшебника. — Что? — непонимающе переспросил Манами. — Вы это серьезно? Такое вообще реально? — Есть случай, — тихо кивнул Клауд. — О нем ты не прочитаешь в книгах или газетах, поэтому предлагаю поверить на слово. — Вы хотите сказать, — неуверенно начал Манами, — что тот человек сделал силу чужого обскура силой… кого-то еще? — Да. Так и есть. — Но каким образом? Он что, проглотил его, или что? Разве обскур не должен быть внутри? — Да, — снова ответил Клауд, и Манами понял, что дрожит. — Это просто… с ума сойти. И что… что происходит с тем человеком, который принял в себя чужой обскур? Разве от такого он не умрет? — Если его магический потенциал выше, чем у истинного носителя, он выживет. Все дело в правильном преобразовании. Я не знаю, как именно это происходит, но отец Мидосуджи знал или сам и вывел эту формулу. А его сын, возможно, усовершенствовал ее. Если достаточно сильный волшебник таким образом поглотит обскур, темная энергия станет его частью и одновременно отдельной силой. И если Мидосуджи работал над этим, продолжая дело отца, вполне может быть, он знает, как сделать так, что управлять этой силой можно будет сразу, в отличие от первого, провального эксперимента. — Провальный эксперимент, — повторил себе под нос Манами. — Вы знаете, как обскур влияет на магию, если волшебник уже научился колдовать? — спросил он, но Клауд промолчал. — У него начинаются сбои в заклинаниях. Заклинания обращаются во что-то… вредоносное. Разрушающее. Можно еще вопрос? Как вы узнали, что именно отец Мидосуджи занимался этими экспериментами? Это было объявлено публично? Смог бы тогда его сын работать в управляющем органе? — Нет, — сухо ответил Клауд. — Как я уже сказал, он подставил другого человека, когда его загнали в угол. Выставил себя героем, хотя сам был монстром. — И… — Сейчас о нем не стоит беспокоиться. Он повредился рассудком после смерти жены. — Так как вы узнали, что это был именно он и что его сын, возможно, запланировал что-то… — напомнил о своем вопросе Манами. Напряжение заставляло его дрожать. Он чувствовал, как тело начинает каменеть, будто от холода, его почти трясло, а мысли об отце словно насильно впихивали в голову. Он не был обскуриалом. Он не был обскуриалом. Он не был… — Ты веришь в предсказания? — вопросом на вопрос ответил Клауд, и, когда Манами поднял голову, он слабо улыбался. — Допустим, — сказал Манами, но на усмешку не хватило сил. Он мучился ужасной догадкой. А что… Что если тот «провальный эксперимент» и был его отцом? Предположение было настолько пугающим, что он даже спросить не осмеливался. — С этим связано изменение наших воспоминаний об артефакте? — задал он другой вопрос. — Ты знаешь? — спокойно спросил Клауд. — Да. Случайно узнал, — ответил Манами. — Я знаю, что Сакамичи его закрыл. И я так… счастлив, — признался он, глядя на свое левое запястье, где под рукавом мантии и свитера был кроваво-красный браслет. — Лучше он, чем кто-то другой. Только ему я разрешил. Хранить ключ от того… от того, чему он стал причиной. — Ты имеешь в виду обскур? — недолго помолчав, спросил Клауд. — Сакамичи все-таки… — Но вы ведь это знали, правда? — сказал Манами почти утвердительно и поднял решительный взгляд. — Когда пошли по пути вашего первого предсказания. Вы знали, что Сакамичи не только спасет меня… что… прежде этого он и станет тем, что меня погубит… — Я знал, — подтвердил Клауд, и его голос все-таки дрогнул. — Но я не рассказал ему всей правды. Только о том, что он должен был спасти тебя. Я боялся, что истина… причинит ему боль, которую он не вынесет. Я знаю, как он тобой дорожит, и я даже понятия не имел, что все сбудется именно так. Мне жаль. — Жаль, что предсказание воплотилось в жизнь в точности как и пророчилось? — спросил Манами, стараясь унять дрожь, но она не проходила. — Да. Я был молод и глуп, когда решился проверить. И был в отчаянье. А предсказание не говорило о том, что вы полюбите друг друга. — Так кого мне благодарить? — усмехнулся Манами и сжал подрагивающие губы. — Вас или все-таки моего отца? Или обоих? — О какой… благодарности идет речь? — с едва различимым недоумением спросил Клауд. — За Сакамичи, конечно. — Ты ведь это не серьезно. — Я серьезен, — ответил Манами, покачав головой. — Он дал мне… столько… Обскур — еще, возможно, не равносильная плата, но я… Я не хочу, чтобы оставшееся нам время я провел в борьбе за спокойную жизнь. — Я тебя понимаю, — недолго помолчав, напряженно сказал Клауд. — Я разделяю твое стремление. — Поэтому нам исправили воспоминания? — спросил Манами, борясь с желанием обхватить себя за локти. — Чтобы Мидосуджи не смог узнать, кто открывает артефакт? — Нет, — неожиданно ответил Клауд. — Это решение было принято Министерством для того, чтобы обезопасить школу. Они не могли довериться несовершеннолетнему волшебнику, который кроме того еще и постоянно с тобой рядом. — Вот как, — понимающе кивнул Манами, глядя на столешницу. Версия Имаизуми оказалась верной — стоило ожидать от блестящего ума. — Значит… нам просто повезло? — Судя по всему, — согласился Клауд. — Потому что Ишигаки мог добраться до этого поддельного воспоминания, когда использовал легилименцию. Ты был отвлечен и не заметил. А занятия с магическими дуэлями… они, возможно, были спланированы для того, чтобы понять, как действует твоя сила и артефакт. — Мы направили его и Мидосуджи по ложному следу? — спросил Манами. — Они ищут того, кто якобы запечатал мой артефакт? — Да, полагаю, что так. Поэтому… лучше исправить их снова на случай… — Нет, — резко отказал Манами. — Нет. Я их не отдам. И легилименцию я не позволю к себе применить. Я знаю, как закрыть сознание. Я изучал этот раздел магии и освоил принципы. — По всей видимости, этого стоило ожидать, — одобряюще улыбнулся Клауд. — И значит, Мидосуджи нужен не я, он не собирается переманивать меня на свою сторону, что бы это ни было, — напряженно сказал Манами. — Он хочет вытащить из меня обскур. — Нельзя утверждать это на все сто процентов, но вероятность большая. И, полагаю, ты прекрасно знаешь, что будет, если извлечь обскур. — Я умру, — ответил Манами и почувствовал, как по спине побежали мурашки. — Этого не случится, — серьезно сказал Клауд. — Я не позволю. Я слежу за Мидосуджи в оба. Предполагаю, что он не тронет тебя, пока не найдет ключ, а он его не найдет. Вопрос в том, сколько у него терпения и как он решит действовать, когда поймет, что его обманули… Трудность заключается в том, что сейчас невозможно выдвинуть против него никакие обвинения. Он действует очень осторожно. — Мне просто… ждать его следующего хода? — спросил Манами, и голос дрогнул. — Нет. Но будь осторожнее, хотя я вряд ли имею право указывать тебе. Лучше не броди по безлюдным местам школы, не посещай Хогсмид. Любые места, куда посторонний может пробраться сам либо с помощью профессора Ишигаки. — Это все бесполезно, — вдруг сказал Манами, вспомнив магические дуэли и то, что сказал о них Ишигаки. Зачем были все эти слова, если он не на его стороне? — Что? — Дуэльные уроки. Какая разница, как хорошо я сражаюсь, если нас учат сражаться с теми, кто колдует через палочку? Если мне когда-то придется защищаться от волшебника, которому не нужна палочка, у меня не будет и шанса. — Чтобы защититься… — медленно начал Клауд, — тебе тоже не обязательно нужна палочка. — Обскур? — почти ошеломленно спросил Манами. — Но артефакт… — Ты знаешь, как его снять, верно? — наклонив голову, сказал Клауд. — И обстоятельства таковы, что тебе может пригодиться твоя сила… если уж ты не хочешь править воспоминания снова. Помимо легилименции существуют и другие способы выяснить правду — не принимай никакие напитки из рук тех, кому не доверяешь. А что насчет артефакта… Я думаю, твои знания трансфигурации достаточно хороши, чтобы ты мог носить незапечатанные браслеты и ошейник и просто каждый день обновлять чары, которые сделают их красными. — Это прямо соучастие в преступлении, — ответил Манами, едва не усмехнувшись. — Что, если я случайно разнесу школу? — Не разнесешь. Перестань верить в то, что обскур сильнее тебя. — Я не знаю… я вряд ли решусь на это, — подавленно сказал Манами, потеряв секундную задорность. — Тогда постарайся быть осторожнее, а я постараюсь придумать, как лучше обезопасить тебя… если ты мне доверяешь, — ответил Клауд, снова сцепив пальцы в замок. — Доверяю, — пожал плечами Манами. — Я ведь рассказал вам все. — Ты молодец, что сделал это, — благодарно кивнул Клауд. — Информация — оружие. — Знание — сила, — усмехнулся Манами. — Но у мракоборцев говорят так, значит? — Я не люблю, когда меня называют мракоборцем, — слабо улыбнулся на это Клауд. Они замолчали, и Манами подумал, что разговор исчерпал себя. Он узнал много нового, что требовало и нового обдумывания. Можно было попрощаться, поблагодарить за беседу и уйти, но что-то мешало… Вопросы, которые Манами так и не смог задать, но которые теперь терзали его. — Это слишком лично, но… — нерешительно начал он, снова взявшись за ручку кружки с нетронутым напитком. — Но ты бываешь дерзким, когда тебе не по себе, да? — сказал Клауд, и Манами усмехнулся. — Он действительно стоил того, чтобы полюбить его так сильно? — Да, — последовал незамедлительный ответ, от которого у Манами сжалось сердце. Стало вдруг так тоскливо и плохо, что слезы сами собой начали накатываться на глаза. — И он… он был тем «провальным экспериментом»? — озвучил Манами свою страшную догадку, охватываемый дрожью. Клауд молчал, мучительно растягивая ожидание, но, когда все-таки заговорил снова, Манами пожалел о том, что вообще спросил. — Ты верно подумал. Слова — как приговор. Всего один миг, одна фраза — и Манами понял, что не был готов услышать ответ. Эта правда… почти убивала. Осознание ее выворачивало наизнанку, пронзало жгучей болью. — Так мы… — заикаясь, выдавил он и низко опустил голову. — У нас была возможность быть нормальной семьей? Все могло быть хорошо? — Этого я не знаю, — тихо ответил Клауд. Манами бессильно всхлипнул, прижимая ладони к глазам, мысленно ругая себя за то, что все-таки расплакался, но остановиться было невозможно. — Послушай, Сангаку, — видимо надеясь утешить его, сказал Клауд, но не смог закончить. Где-то сбоку послышались торопливые шаги, а потом знакомые руки обхватили плечи. Онода… Манами даже не слышал, как открылась дверь, — наверное, звук заглушили веселые голоса пьяниц у барной стойки, но Онода, похоже, решил зайти, чтобы проверить их, и сделал это так не вовремя. — Что случилось? — послышался над головой его встревоженный голос. — Какого хрена? Что ты ему сказал? Манами вздрогнул, отвлекаясь от своих слез, — ему показалось, что Онода говорит голосом Наруко. Интонация точно была такой. — Стой, — прервал его Манами, поднимая голову, чтобы столкнуться с испуганным взглядом. — Я сам спросил. Он сказал лишь правду. Все нормально. — Нормально, что ты плачешь из-за этого? — с возмущением сказал Онода, и Манами поспешно поднялся со стула, попутно вытирая слезы. — Я никогда… не мечтал о полноценной семье, но, представив, что у меня была возможность иметь такую, я… Мне стало больно, понятно? Онода удивленно моргнул, после чего опустил взгляд, став подавленным. — Извини, — добавил Манами, тоже погрустнев. — И я думаю, мы закончили… — Полагаю, что так, — согласился Клауд и неспешно встал. Манами едва не раскрыл рот, когда увидел его рост, так контрастирующий с ростом Оноды. — Я свяжусь с вами, когда узнаю что-нибудь еще или придумаю план. — Э… да. Спасибо… — неловко проговорил Манами. — И за сливочное пиво тоже. Прежде чем трансгрессировать, Клауд обменялся с Онодой странными взглядами, суть которых не дошла до Манами, но он и не собирался разбираться. Они остались вдвоем, и он опустился обратно на стул, чувствуя, что все еще дрожит. Нет, ему и правда нужно было время, чтобы прийти в себя. Онода не стал его торопить, а просто сел на место отца и потянулся к его нетронутой кружке. Он пил жадными и большими глотками. Так, что, наверное, осушил за один заход уже половину. — Прекрати, — поморщился Манами, и Онода медленно опустил кружку обратно на стол, после чего утер рукавом мантии рот. — Прости. Я весь издергался, пока ждал. Вы разговаривали очень долго, там снег пошел. — Да, наверное, затянули… — согласился Манами, пытаясь представить, сколько прошло времени, — для него оно пролетело почти одним мигом. — Было, что обсудить. — Ты говорил с ним не только о профессоре Ишигаки, верно? — напряженно спросил Онода. — Ну да… — вздохнул Манами и, на секунду обернувшись на пьяных оборванцев, начал рассказывать Оноде про Мидосуджи и его отца. Он старался не упустить ни одной детали, и Онода внимательно слушал, только иногда открывал рот в недоумении, а иногда напряженно хмурился. Рассказ ему тоже не понравился, не понравилось и то, что Манами рассказал о «провальном эксперименте», после чего раскрыв и то, что это был его отец. — Так он был обскуриалом? — ахнул Онода, закрывая рот ладонью. — Но профессор Пьер… директор… Никто не знал об этом… — Думаю, для них было проще поверить во что угодно, кроме этого, — напряженно ответил Манами, чувствуя теперь не боль, а разгорающуюся ярость. Черт, он так сильно ненавидел этого человека, этого проклятого экспериментатора, который просто взял и разрушил чужую жизнь без зазрения совести. — Это ужасно, — сказал Онода, начиная дрожать. — Если Мидосуджи узнает, кто ключ на самом деле, и доберется до тебя… Что же делать? — Он не узнает, — ответил Манами. — Пусть приходит и копается в моем сознании сколько влезет, я не откроюсь ему. — Ты так уверен, что сможешь противостоять легилименции? Да где ты научился? — почти возмущенно спросил Онода. — В школе, — улыбнулся Манами. — Я практиковался. — Я не верю, что ты мог сделать это сам. — Я и не говорил этого. — Кто? Мияхара? — произнес Онода, и в его голосе послышалась нотка чего-то нехорошего. — Ты такой догадливый. Прямо в цель с первой попытки, да? — усмехнулся Манами. — Мне просто сказали, что видели вас в библиотеке, — ответил Онода. — Я молчал об этом. — Но ты же ревнуешь? — спросил Манами, наклонившись через стол. Онода не ответил. Отодвинув кружку, он раздраженно поднялся на ноги и уже шагнул в сторону выхода, но остановился. — Собираешься издеваться в такое время? Поднявшись следом за ним, Манами схватил его и прижал к себе. — Нет конечно, — сказал он и начал покрывать лицо Оноды быстрыми поцелуями. — Прости. Прости, прости, прости. — Ну все, — почти засмеялся Онода, поймав Манами ладонями за щеки. — Я ревную, но это не значит, что тебе нельзя общаться с кем-то еще. Ты ведь только общаешься? — Это что такое? Подозрение в измене? — шутливо надулся Манами, делая вид, что обижен до глубины души. — Я тут, вообще-то, до смерти люблю тебя. — Знаю. Я просто параноик, — ответил Онода и коротко поцеловал Манами в губы. — Я тоже. Голодный параноик, — сказал Манами, почувствовав, как в желудке скрутило голодным спазмом. — Может быть, пойдем в «Три метлы» и поедим там? Составим компанию Кабу и Данчику, если они еще не ушли. — Согласен, — улыбнулся Онода и, взяв Манами за руку, торопливо повел на свежий воздух. Уходя, Манами чувствовал себя странно. Ему казалось, что он точно оставил в «Кабаньей голове» часть своей души, потому что просто разваливался на куски из-за всей информации, которая валилась на него, словно огромная снежная лавина. Он не знал, как относиться к отцу Оноды после того, как тот признался в том, что сделал. Не знал, как бы поступил сам, предложи ему кто такой выбор… Смог бы он обречь невинных детей на страдания ради своей любви? Манами сложно было размышлять об этом. Это казалось безумием, но он и сам был, видимо, не в меньшей мере сумасшедшим, если признавал, что ради возможности встретиться и быть с Онодой согласен даже на обскур. Был согласен на все, что сейчас давило своей тяжестью. Не было ничего удивительного в том, что он не рассказал Оноде о той части разговора, когда тема зашла о них двоих. Онода был ни в чем не виноват: он не делал ничего плохого, не пытался умышленно причинить боль, но в силу своего характера вполне серьезно мог обвинить себя во всем, узнав правду. Так что же это получалось? Теперь Манами хранил тайну? Это было даже смешно, но он понимал, что нагнетать сильнее действительно не стоит, если он не хочет, чтобы Онода окончательно потерял стимул жить. Сейчас важнее было успокоиться им обоим, найти способ сделать правильные выводы, пытаться быть счастливыми настолько, насколько это возможно, потому что жизнь все-таки продолжалась. И у Манами была кое-какая идея на этот счет.

* * *

Он решил воплотить эту идею уже на следующий день. Утром он проснулся позже, чем вчера, но и утомился сильнее. К тому же после похода в Хогсмид пришлось найти Наруко и Имаизуми, чтобы рассказать им все (ну, почти все) новости. Имя отца назвать в рассказе Манами, конечно, не мог, как и сказать об истинном появлении Оноды, но тем для обсуждения хватало и без этого. Наруко уже отпустили из лазарета, и им удалось поговорить, уйдя в глубины коридоров восьмого этажа, — этот разговор отнял у Манами все последние силы, и еще до отбоя он отключился на своей кровати под тихое ворчание голоса Наруко в голове — тот был недоволен тем, что кто-то вроде Ишигаки, такого классного парня Ишигаки, в сговоре с каким-то чокнутым похитителем обскуров, и, похоже, какими-то чудными образами пытался его оправдать. Сейчас Манами действительно нечего было делать, кроме как ожидать и стараться быть осторожнее, но он не собирался ограничиваться этим. На сегодняшний день у него были планы, точнее один большой план, требующий перед исполнением захватить кое-какие вещи из комода, запас которых, между прочим, кончался, но это вряд ли могло огорчить, потому что у них не будет возможности пользоваться ими так часто, как это было во время рождественских каникул. Проторчав в душе целый час и придя на воскресный завтрак с большим опозданием, Манами торопливо поел, очень надеясь, что Онода никуда не уйдет раньше времени, и сразу направился к гриффиндорскому столу по заученному наизусть маршруту. Вытащив волшебную палочку, чтобы направить на не до конца высохшие волосы теплый поток воздуха, он подошел к нужному месту и увидел, что Онода уже поел и сейчас просто беседовал с друзьями. — Как твои глаза? — спросил Манами, перебив задорный смех Наруко, кажется, после его же шутки. — Отлично — никаких помех! — бодро отозвался тот, показав большой палец. — Но лучше бы я притворился слепым, знаешь, потому что Шустряк занудничает и говорит, что мы должны идти в библиотеку и заниматься домашкой. Имаизуми с противоположной стороны стола только закатил глаза, решив промолчать на это, и Манами, хихикнув, посмотрел на Оноду. — А ты собираешься в библиотеку? — Наверное, — пожал плечами Онода. — Ты пойдешь с нами? — Ммм, — задумчиво протянул Манами. — У меня есть для тебя другое предложение. Я хочу забрать тебя примерно на полдня. — Да что ты, — смешно произнес Наруко, замахав в воздухе ладонью. — И меня забери, будь добр, — я не хочу потратить свою молодость на зубрежку. — Прости, но тебе, вероятно, не понравится, — усмехнулся Манами, на что Наруко скорчил недовольную гримасу, видимо начиная догадываться. Поспешив вытащить Оноду из-за стола и надеясь избежать лишних вопросов, Манами повел его к выходу из Большого зала, минуя других ребят. — Что ты собираешься делать? — все же спросил Онода, когда они пошли по пустому коридору. Учеников на горизонте не было, и Манами решил сказать как есть. — Хочу заняться сексом. — Что? — опешил Онода. — Но мы не… Где вообще? На улице, что ли? — Вот еще, — рассмеялся Манами, притормозив и взглянув на удивленного Оноду через плечо. — Есть на примете место, где тепло и никто не помешает. И ты тоже его знаешь, кстати. — Я? — еще сильнее удивился Онода. — Не понимаю, о чем ты. — Это на восьмом этаже, — напомнил Манами, и Онода издал неразборчивый звук. Он догадался вроде бы, потому что перестал задавать вопросы и теперь шел тише воды, похоже начиная нервничать. Манами не понимал, к чему это, — они ведь уже делали это вместе и перебороли смущение, которое было в первый раз. Так в чем дело? В том, что Онода теперь еще упрямее считал себя кем-то вроде марионетки, не достойной нормальной жизни? Хоть Манами и запланировал исправить это прямо сегодня, но, с другой стороны, его начало задевать это отношение Оноды к самому себе. Неужели он совсем не чувствовал себя свободным? Не под Империусом он же действовал, в самом деле. Целовал его, разговаривал или шел сейчас за ним. Тем не менее, пока они поднимались по лестницам на последний этаж, Онода больше не проронил ни слова, а Манами активно пытался вспомнить хотя бы примерное расположение Выручай-комнаты. Пришлось недолго поплутать в коридорах, чтобы узнать нужное место, а потом еще походить туда-сюда, упрямо думая о мягкой кровати. Когда дверь наконец появилась, Манами едва не подпрыгнул от радости. Она была не такой, как на его первом курсе, — на этот раз очень красивая, из блестящего красного дерева с витиеватым темным орнаментом. Манами с осторожностью потянул за кованую прохладную ручку и поманил Оноду за собой. Внутри оказалось все же не так, как он себе представлял. Намного… круче, он бы сказал. Они оба не удержались от удивленных вздохов, когда дверь за их спинами тихо закрылась, оставляя наедине с комнатой, которая появилась только из-за них. Для них. Это была спальня, устаревший интерьер которой был исполнен в темных тонах, что не отталкивало, а наоборот — придавало ощущение уюта и какой-то загадочности. Всюду стояли зажженные толстые свечи — они были единственным источником освещения. На комоде, на полочках, украшенных синими цветами, над камином. Боже, здесь действительно был большой камин с симпатичным ковриком перед ним и охапкой дров рядом. Он что, в самом деле выведен на крышу? Но, наверное, магия была способна создать и такое всего за пару минут — Манами постарался не впадать в восторг, а просто закрыл дверь за спиной на задвижку, прошел по каменному полу и присел на корточки перед камином. Он забросил внутрь несколько поленьев, достал палочку и поджег их заклинанием. Онода опустился рядом, встав коленями на мягкий ворс, и поднес ладони к огню, словно согреваясь. — Как будто даже Выручай-комната знает, что мы даны друг другу судьбой, — сказал Манами, выпрямившись и взглянув на широкий гобелен на стене с изображением гиппогрифов в лесу. — Что? — спросил Онода надломленным голосом. — Такое сделала для нас, — ответил Манами и указал на просторную кровать, которая стояла напротив камина. Высокие столбики отбрасывали подрагивающие тени на голубое постельное белье, а стянутый синий полог был выполнен из бархата и, похоже, расшит нитками из настоящего серебра. — Ну… она, наверное, перестаралась, — тихо сказал Онода, и Манами устало покачал головой. — Это очень красивая спальня. Иди сюда. Онода подчинился, поднимаясь на ноги. Манами взял его ладонь и вместе с ним обогнул кровать, подходя к изголовью. Он сбросил с себя мантию, повесил ее на спинку стула, развернулся к затихшему Оноде и снял мантию и с него. — Тебе не нравится здесь? — спросил Манами, пытаясь поймать его взгляд, но Онода упрямо не поднимал глаз. — Нравится. Здорово, правда, — без эмоций ответил Онода, пока Манами развязывал его галстук. — Зачем ты его надеваешь? Сегодня нет уроков. — Привычка. Извини. — Извини? — приподнял бровь Манами. — Ты прикалываешься? Не извиняйся за такое. Онода подавленно поджал губы, ничего не сказав. Манами отправил галстук следом за мантиями на стул и быстро расстегнул несколько верхних пуговиц на его рубашке. — Ложись, — попросил он. Неловко стянув ботинки ногами, Онода сел на кровать, и Манами повторил его действия. Они устроились друг напротив друга, опустив головы на мягкие подушки, — постельное белье оказалось из шелка. Онода, кажется, чего-то выжидал — наверное, инициативы от Манами, но Манами пошевелился лишь для того, чтобы снять с Оноды очки и отложить их на край кровати, возле подушки. — Давай поговорим, — предложил Манами, что получилось вроде слишком бодро, и Онода вздрогнул. — О чем? — тихо спросил он. — О том, чем ты себя грузишь, вероятно, — ответил Манами, на пару секунд закатив глаза. — Мы должны поговорить, чтобы разобраться. Было бы неплохо решить все раз и навсегда, правда? — Я не знаю, — сказал Онода без желания. — Что здесь решать? — Послушай, — попросил Манами, погладив Оноду по щеке и заставив посмотреть на себя. — Я понимаю, что ты расстроен и что ты чувствуешь себя так, будто твоя жизнь — написанный сценарий. Что бы ты хотел? Ты можешь сделать любой выбор. Решить заняться чем-то никак не связанным со мной. Ты можешь выбрать даже жизнь без меня — я не посмею тебя удерживать. — Что? Нет, — запаниковав, ответил Онода. — Тшш, — произнес Манами, перемещая ладонь к волосам за ухом. — Я не сказал, что ты обязательно должен это сделать. Просто вариант. И я не хочу, чтобы ты ушел. Я… честно говоря, не знаю, как бы смог жить без тебя. Мне кажется, не важно, сколько времени пройдет, мое сердце все так же будет трепетать, когда я целую тебя. Моя любовь не слабеет, а только становится сильнее. — Я тоже, — дрожащим голосом ответил Онода, пытаясь сжаться. — Я люблю тебя очень сильно. — И что, разве я не делаю тебя хотя бы капельку счастливым? — улыбнулся Манами. — Делаешь конечно, — сказал Онода, обхватив его запястье ниже браслета. — Ты самый замечательный. Я не встречал и не встречу никого лучше тебя. — Уже неплохо, — с удовольствием отметил Манами. — И неужели ты не думал о том, что если ты предназначен для меня, то я так же предназначен для тебя? Это не работает в одну сторону. — Я… не думаю, что хорошо в этом разбираюсь, — неловко ответил Онода. — Это здорово в каком-то смысле, не правда? — спросил Манами, надеясь придать голосу ободряющий тон. — Мы в одной лодке, Сакамичи. Я, так же как ты, должен был делать все, что привело к нашему сближению. Это наша судьба, которую, я думаю, мы не смогли бы избежать ни в каком случае. И твой отец не смог бы. Это как-то так и работает. Но разве это так уж плохо, если мы в конце получили все, что имеем? — Что? Кучу проблем? — А как же наше Рождество? — неловко посмеялся Манами. — Мы ведь забыли обо всем и просто наслаждались друг другом? — Ну… да, — смущенно согласился Онода. — И раз нам так хорошо вместе, какая разница, кто и зачем был рожден? — спросил Манами, снова перемещая ладонь, на этот раз пройдясь пальцами по шее. — Есть вещи, которые не изменить. Которые просто приходится принять. Не важно, насколько они нам не нравятся, ведь всегда есть что-то, что заставит нас забыть об этом. Я правда очень счастлив, что смог встретить тебя, обрести. Без тебя я не представляю свою жизнь — она потеряла бы самое важное. Потому что единственное, что я всегда хотел больше всего на свете, — это тебя. — Даже если так, сейчас от меня нет никакого проку, — подавленно сказал Онода, закрывая глаза. — Я бесполезен. Как бы я ни ломал голову, я не могу придумать, как спасти тебя еще раз. Я ведь должен. В этом мой смысл. — Нет, — мягко ответил Манами. — Ты не должен. Перестань так думать, пожалуйста. Ты не должен ничего. Просто будь со мной, если ты действительно этого хочешь. Так… ты тоже спасаешь меня. Твоя улыбка спасает меня от самого себя. — Тебе… этого достаточно? — напряженно спросил Онода, посмотрев в глаза, и Манами кивнул. — Конечно. Это все, что я от тебя хочу. Хочу быть счастливым с тобой. Хочу, чтобы ты заставлял меня забывать, что реальный мир существует. Что существует время или смерть. Заставь меня забыть, Сакамичи, — попросил Манами, приближаясь к губам Оноды. — Пожалуйста, заставь. Только ты можешь сделать это. Онода сам сократил оставшееся расстояние. Втянул Манами в мягкий поцелуй, который медленно начал перерастать в более страстный и глубокий. Голову вскружило без заминок, а руки словно сами вцепились в рубашку, притянули к себе сильнее. — Хорошо, — сказал Онода, чуть отодвинувшись, и Манами провел языком по влажным губам. — Я постараюсь, Сангаку. Приподнявшись на локте, Онода наклонился над Манами и снова возобновил желанный поцелуй. Манами ощущал нетерпение. С жадностью отвечал на поцелуй, расстегивал оставшиеся пуговицы на рубашке Оноды. Когда он справился с последней, то сразу же проник ладонями под ткань, к теплой коже, провел по ребрам — Онода в ответ на это действие едва заметно напрягся и шумно выдохнул через нос. — А ведь знаешь, — со смешком сказал Манами, когда Онода немного переместился, начиная покрывать короткими поцелуями его подбородок, — предсказание не учитывало то, что мы будем заниматься любовью. — Тихо ты, — усмехнулся в ответ Онода и провел ладонью по волосам Манами. — Естественно, оно ни о чем таком не говорило — это было бы странно и неловко. — Пожалуй, — согласился Манами и почти задохнулся, потому что Онода поцеловал его в шею, чуть ниже уха, и несильно втянул кожу в рот. Он тоже принялся за чужие пуговицы, неспешно расстегивая одну за другой, и в процессе даже от такого практически безобидного действия возбуждение начинало накаляться — хватало, видимо, одних мыслей о продолжении. Когда последняя пуговица была расстегнута, Манами приподнялся, помогая стащить рубашку со своих плеч, и нетерпеливо вцепился в рубашку Оноды, быстрее стягивая ее, чтобы они смогли наконец обнять друг друга без барьеров. — Ты взял смазку и презервативы? — спросил Онода, когда прижал Манами к кровати своим телом, что показалось едва ли не пиком наслаждения. Вот так чувствовать его кожу своей, обжигаться об нее, желать большего, раствориться в ней — от этого могло подбросить до самых небес. — Да, — почти задыхаясь, ответил Манами и развернул голову в сторону стула с их одеждой. — Они в левом кармане мантии — забыл достать. — Хорошо, — сказал Онода. — Лежи, я сам возьму. Манами подчинился и закрыл глаза, просто выжидая и слушая возню Оноды. Тот перелез через него, чтобы переместиться к краю кровати, зашуршал тканью мантии и вскоре вернулся на прежнее место. — Знаешь… — тихо начал он, и Манами, открыв глаза, снова увидел Оноду рядом. — Что? — Да нет, ничего, — улыбнулся Онода, скользя ладонью по животу Манами и опускаясь к брюкам. Он расстегнул ремень и взялся за ширинку. — Тебе не холодно? — Нет, — ответил Манами, слушая, как расстегивается молния. — Даже жарко немного — камин начинает греть. — Хорошо. Хочешь, я все сделаю сам? — предложил Онода, и его ладонь настойчиво проникла под ткань брюк и нижнего белья, оглаживая бедро и перемещаясь к пояснице. — Я не против, — согласился Манами и тихо вздохнул. Он снова прикрыл глаза, отдаваясь во власть рук Оноды. Тот вновь начал перемещаться на кровати, а потом осторожно и медленно потянул вниз брюки Манами. На пару секунд приподняв бедра, Манами позволил снять с себя эту часть одежды и почувствовал, как Онода размещается между его ног. Дальше последовал новый поцелуй. Торопливый и жадный. Онода задел языком пирсинг в языке Манами, пару раз провел кончиком вокруг металлического шарика и оторвался от губ, чтобы проложить себе путь вниз. Манами начал тонуть в ощущениях, не желая ни на секунду прерывать процесс, и так хотелось почувствовать еще больше. Притянуть к себе, провести ладонями по спине. Когда он попробовал, Онода оторвался от его ключиц, осторожно перехватил руки и прижал их к подушке по обе стороны от лица Манами. Он смотрел на левый браслет странным зачарованным взглядом, а потом вдруг приподнял эту руку к своему лицу и потерся щекой о запястье. — Я хотел сказать, что они идут тебе, — тихо произнес Онода. Браслет сверкнул алым отблеском в свете свечей, и Манами прикусил губу, глядя на него. — Почему? — Я не знаю, — ответил Онода, слабо улыбнувшись. — Не хотел тебе говорить, но мне нравится. Ты красивый. А с ними еще красивее, даже если бы на ком-то другом артефакт смотрелся бы, наверное, ужасно. — И часть тебя, довольно материальная часть, всегда со мной, правда? — сказал Манами. — Да, — согласился Онода и нежно поцеловал кожу чуть выше браслета. — Часть меня всегда с тобой. Манами почувствовал себя иначе, лучше и улыбнулся. Онода позволил ему обнять себя, и Манами с удовольствием огладил его плечи, после чего запустил пальцы в волосы на затылке. Онода двинулся ниже, спускаясь от ключиц к груди, а потом и к животу. Было так волнительно и возбуждающе, что дыхание потяжелело еще сильнее. Манами выгнулся, подставляясь под поцелуи, и застонал, когда Онода сжал его вставший член через ткань боксеров. Ощущения были такими яркими, что удивляли. Манами понял, что инстинктивно пытается приподнять бедра, словно выпрашивая продолжения, и Онода услышал его. Оттянул резинку белья вниз, освобождая, и сразу накрыл ртом головку, протолкнув руку между ног и поддерживая за поясницу. Манами зажал ладонью рот, глуша новый стон. Голова стала совершенно пустой, а все напряжение сосредоточилось в одной точке внизу. Осознавать действия Оноды было трудно — Манами ярко ощущал лишь приятное, слишком приятное давление и влагу. Было так хорошо, что он уже вскоре почувствовал приближение оргазма и отнял руку ото рта, чтобы попросить: — Стой. Не так. Я не хочу кончить прямо сейчас. — Хорошо, — ответил Онода, отодвигаясь. Манами шумно выдохнул и вжался в голубой шелк. — Попробуем сделать это вместе, да? — Да. Да, — ответил Манами, пытаясь прийти в себя. Онода понял, что ему нужно время, чтобы немного остыть, поэтому переместился в исходное положение и вовлек в нежный расслабляющий поцелуй. Манами успокоился, почувствовал, как возбуждение медленно угасает, чтобы начать возрастать вновь, когда Онода приподнялся и стянул с него нижнее белье. Прикрыв глаза ладонью от смущения, Манами пожелал, чтобы в комнате стало темнее, и по его велению половина свечей погасла. Онода ничего не сказал об этом изменении, просто взял смазку и продолжил. Манами не смог подавить стон, когда началась подготовка, к которой он успел почти привыкнуть. Ему нравилось, даже если это было так стыдно, а Онода действовал именно так, как нужно. Осторожно и правильно, постепенно усиливая давление. Когда возбуждение стало почти болезненным, Манами снова попросил передышку, и еще через три минуты они перешли к финальному этапу — Онода избавился от своей оставшейся одежды и разорвал упаковку с презервативом. Манами принял его в себя почти безболезненно, но до ярких вспышек под закрытыми веками. — Не сдерживайся, — сказал он, приподнимая ноги, чтобы скрестить их за спиной Оноды, и тот толкнулся до конца, заглушив новый стон поцелуем. Манами почувствовал себя на грани почти сразу. Он был готов кончить, не прикоснувшись к члену, но Онода в нем замедлился, осторожно лег на бок, утягивая Манами за собой, и снова толкнулся. Манами нетерпеливо простонал и дернулся, желая ускорить темп, но Онода крепко обхватил его рукой за бедро, второй продолжая обнимать за плечи. — Ты себе навредишь, — тихо, сквозь тяжелое дыхание сказал Онода. Манами едва смог подавить в себе смешок. Навредит, да? Как можно было навредить себе еще больше, чем уже было? Как можно было желать этого? — Я все сделаю, прости, — снова зашептал Онода, прижимаясь губами к переносице, по которой скатилась слеза. Манами постарался не всхлипывать, но голос не слушался. Особенно когда Онода сжал его член в кулаке и двинул вверх-вниз, почти подстраиваясь под один ритм. Волной оргазма охватило уже через минуту — Манами с силой прикусил и без того уже саднящую нижнюю губу, чувствуя, как проваливается в бездну. Онода не стал его мучить, осторожно вышел и довел себя до разрядки рукой, после чего просто застыл, тяжело дыша и уткнувшись лицом в его плечо. Ощущение усталости и отголоски удовольствия заполнили собой все, кажется даже пространство комнаты вне их тел. Не двигаясь, Манами снова прижимал ладонь к глазам, пытаясь прогнать слезы. Онода только крепче обнимал его и как будто тоже был готов заплакать, но не стал. — Давай не будем больше, — сказал он, немного отодвигаясь и начиная гладить Манами по волосам. — Не будем что? Поджав губы, Онода перевернулся, приподнимаясь, чтобы позволить Манами вытащить из-под него ногу и лечь удобнее, а после снова поцеловал, касаясь губами переносицы. — Ты плачешь почти каждый раз. — Это от счастья, — ответил Манами, невольно жмурясь. — Врешь. — Правда. Просто оно… странное. Это тяжело объяснить. Не хочу, чтобы ты переживал из-за этого. —А я не хочу, чтобы тебе было плохо или больно из-за меня, — вздохнул Онода. Чувствуя себя неуютно, Манами подцепил край одеяла, на котором они лежали, и накрыл их обоих свободным концом. — Ничего страшного, Сакамичи, — сказал он. — Боль была здесь, когда ты смог перевернуть мой мир. Это важно. — Нет. Не говори так, — почти отчаянно возразил Онода, приподнявшись на локте и посмотрев на Манами. — Не говори так, будто это самое главное. Это звучит ужасно. — Я не хочу так говорить, — слабо улыбнулся Манами и провел пальцами по щеке Оноды. — Есть чувства, которые помогают преодолеть все, даже боль. Все получилось, только потому что эти чувства были сильнее страданий. Потому что была и вера. Надежда на то, что все будет хорошо. Онода не смог ответить. Только лег обратно и вновь сжал Манами в объятиях, которые показались такими отчаянными и полными сожаления. Возможно — нет, скорее всего, ему нужно было больше времени, чтобы перестать чувствовать это, чтобы почувствовать то, что сейчас ощущал Манами. Что росло в нем, множилось и наполняло до краев, успокаивая. Потому что иногда, помимо надежды, необходимым лекарством была еще одна вещь. Смирение.