Небесный принц: Новое чудо

ХЭЙ, это круто, что ты ответил на мое письмо! Я удивился, получив такой толстый конверт, но эти эмоции вряд ли сравнятся с теми, которые были у меня от того, что ты описал! Я даже не знаю, как выразиться… Это просто… Сносит башню? Я словно взглянул на квиддич с другой стороны, хоть и давно знал, что в нем есть разочаровывающие и болезненные вещи. Но дело скорее в тебе, верно? Ты такой человек, и поэтому это случилось с тобой, вероятно. Я отношусь ко всему этому иначе, возможно, потому, что я всегда… хм, играл несколько нечестно? Но знаешь, мне действительно нравится использовать свои возможности, я готов признаться. Я — это просто я в любом случае, и мне изначально было не место в квиддиче, потому что я не могу не быть собой. Из-за моих способностей мне гораздо проще управлять метлой, гораздо проще выжать из нее то, на что она вообще не способна. Когда играешь в квиддич, можно ли сдерживаться? Я вижу, что твоя проблема произошла именно из-за того, что ты тоже не смог сдержаться. Или лучше сказать, даже не заметил, что не сдержался? Вряд ли тебя это успокоит или подбодрит, но со мной происходит то же самое каждый раз. Но когда я чувствовал… с моего первого полета на метле, с моего первого квиддичного матча… Когда я чувствовал, что у меня получается, что я учусь невероятно быстро, что я могу стать самым лучшим, я как будто пьянел от этого ощущения. Это очень глупо, но мне действительно казалось, будто я родился для квиддича. Чтобы играть и побеждать. Я мог выбрать любую позицию. Я мог поймать любой мяч, отбить любой бладжер, но я выбрал быть ловцом, потому что снитч манил меня, потому что за него я мог сражаться в одиночку, забывая о людях, которые меня окружают. О тех, от кого я все равно отличался. Я попытался противопоставить твою ситуацию моей и должен сказать: я поражен. Не уверен, что смог бы бороться на твоем месте, что смог бы сражаться, если бы квиддич вместо удовольствия начал бы приносить лишь боль и потребность переступать через свои чувства или слабость организма. Но это достойно восхищения, хотя с какой-то стороны мне хочется, чтобы ты почувствовал то, что было раньше. То, что правильно. Что и должен давать квиддич. Мне жаль, что я, по-видимому, не смогу в полной мере понять тебя. Я слишком долго играю, я сменял команды, в командах сменялись участники, и я никогда не ощущал с ними такого единства, как у тебя. Но я верю, что это что-то важное, даже если, как мне кажется из твоих слов, это взваливает на твои плечи невероятно тяжелый груз. У тебя были вопросы, и я обещал ответить на них, если ты ответишь на мои, — что же, со своей частью ты справился отлично и даже больше. Я не мог представить, что столкнусь с чем-то подобным, я всегда считал свою историю в квиддиче самой необычной и удивительной, но ты, похоже, сделал меня по всем моментам, даже если признаться в этом довольно нелегко, хе. Итак, твои вопросы, конечно же. Солнце. Наша игра против американской сборной проходила уже поздно, поэтому увидеть, как на нас влияет солнечный свет, нельзя было, но, как ты и сказал, не все квиддичные матчи проходят вечером или ночью. Честно, я рассчитывал на это! Я использовал максимум возможностей, все условия, которые были предоставлены мне, включая отсутствие солнечного света. Конечно, в вечернее и ночное время я чувствую себя лучше. Поэтому-то я и думал, что в этот раз точно одержу победу, но ты, естественно, сам видел, чем все закончилось. Когда играем в солнечные дни, это снижает мои способности процентов на пять, максимум десять. Так как я полукровка, солнце не вредит мне так сильно, как чистокровным вампирам, которые родились от союза двух других вампиров. Мне приходится использовать зелье, чтобы обезопасить свою кожу от ожогов, но, выходя на поле, я забываю почти обо всем и даже могу сыграть в полную мощь. Но чаще всего мне не нужно напрягаться. Пока мой соперник не Киджи. С Киджи все куда сложнее. Он был послан мне как насмешка. Как средство, чтобы сбросить меня с пьедестала, до которого раньше никто не мог даже дотянуться. Будь я хоть трижды вампиром со способностями, превышающими человеческие, я все еще не одолел его. Я могу справляться без чужой крови. Она была нужна нам в детстве, пока мы росли, и сейчас уже давно простой людской еды хватает и мне, и Сузуне для поддержания жизни. Но кровь, особенно человеческая, раскрывает все наши возможности максимально, чего не достичь при отсутствии такого питания. Поэтому я пил кровь перед матчем. Просто чтобы стать еще сильнее и играть на пределе своих возможностей. Во время матчей приходится чувствовать и обращать внимание на многие вещи. На все, что рядом. Мне нужна сила, чтобы ощущать их так ярко, будто сливаешься с окружающим миром. Звучит очень разочаровывающе, но даже такой, как я, облажался еще до начала финала, а я, пожалуй, действительно рассчитывал на Кубок. Мне придется придумать новый путь борьбы до следующего Чемпионата. Ты спрашивал про школу. И про то, как нам удавалось скрыть свое происхождение и свою сущность все годы обучения. Конечно, пока мы были детьми и подростками, нам было еще сложнее. Еще до поступления в Хогвартс нас учили контролю, чтобы мы умели подавить свои инстинкты, даже если рядом кто-то будет истекать кровью от множества ран, и мы успешно доказали, что способны жить в обществе. Конечно, нам было проще из-за того, что мы полукровки. И из-за того, что даже мысль о чужой крови вызывает у нас отвращение. Мы пили кровь только друг у друга, когда не могли сдерживаться, но, пожалуйста, не проси меня объяснить причину этого — я просто не смогу. И в Хогвартсе всегда был человек, который приглядывал за нами. Тот самый, который обучал нас и до поступления на первый курс. Он — друг семьи отца, и я знаю, что он все еще преподает в школе травологию. Он единственный знал о нас, и я благодарен ему за то, что он сохранил наш секрет, позволив нам жить обычной жизнью. Киджи, как ты и понял, тоже знает о том, кто мы. Он узнал об этом по моей ошибке (когда на меня попала его кровь после неудачного столкновения с бладжером, и мои клыки против моей воли удлинились), еще во время нашей первой с ним игры, и тогда я думал, что всему пришел конец. Но вместо того, чтобы рассказать обо мне, он разбил меня в квиддиче, с улыбкой сжав снитч в руке прямо перед моим лицом. Как в доказательство того, что ему все равно, какими преимуществами я обладаю. Но я не собираюсь так просто сдаваться. И Боже, конечно нет, мы не спим в гробах! Ты ведь просто постебался, когда спросил об этом? Мягкие уютные кровати нравятся мне больше, так и знай. Я буду в Великобритании до конца лета, пока не закончится Чемпионат, а потом мы с Сузуне вернемся на родину, в Трансильванию. Тренер сказал, что немного отдыха всем игрокам не помешает, ну а потом снова тренировки. Следующий Чемпионат через четыре года. К нему я стану еще лучше и отвоюю свою победу. Обязательно приходи посмотреть. Я напишу тебе, после того как закончится групповой этап, и даже достану билеты, если будет нужно. Кстати, о Сузуне. Она разозлится, если узнает, что я снова рассказал тебе много лишнего, так что это пока что последнее письмо, и, пожалуйста, когда мы встретимся в следующий раз, сделай вид, что я вообще не писал тебе эти письма. Ей нужно немного больше времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что появился кто-то еще, кто знает о нас.

Райне

Прочитав последние строчки над подписью, Манами снова невольно усмехнулся. За окном стояло позднее утро, на подоконнике сидели стройным рядом три совы, а почерк у Ёшимару все еще был так себе — видимо, он торопился, пока писал письмо, это второе письмо для Манами, которое пришло спустя пару дней после того, как Манами отправил ответ на первое. Честно говоря, получить от Ёшимару послание было той еще неожиданностью. Манами поначалу даже посетила неприятная мысль, что брат и сестра полувампиры снова решили потребовать что-то от них с Онодой, но, как оказалось чуть позже, письмо было только от брата, и он очень интересовался, ‘каким, во имя всех святых, образом получилось так, что по миру разгуливает взрослый обскуриал’. Манами удивился и первое время даже не знал, стоит ли ему вообще отвечать, но Ёшимару выглядел безбожно открытым и простым, в отличие от его сестры, а еще очень старательно убеждал, что его серебристая сова Лучик, которая принесла новое письмо и сегодня утром, самая надежная и самая быстрая почтовая сова в мире. Ну Манами и написал ответ, решив рассказать по крайней мере про квиддич, хотя в появлении обскура были, конечно, и другие важные факторы, о которых трудно было забыть, но о которых посторонним лучше действительно не знать. И даже если Манами сказал не обо всем, письмо получилось довольно длинным, а еще вызывающим чувство растерянности у него самого, потому что это было в первый раз, когда он разговаривал о своих проблемах в квиддиче с едва знакомым человеком. Тем не менее ответ, который пришел от Ёшимару сегодня, дал убедиться, что жалеть здесь совершенно не о чем. Ёшимару все так же продолжал открываться в ответ, и Манами ловил себя на мысли, что собственная жизнь не перестает его удивлять. Кто вообще знал, что он познакомится и будет переписываться… с ловцом трансильванской сборной по квиддичу? Ёшимару был кумиром целой кучи поклонников и поклонниц. Его, должно быть, знали фанаты квиддича по всей Англии, Трансильвании, Румынии и не только; с ним, должно быть, очень многие хотели пообщаться, а Манами взял и получил это каким-то совершенно простым и безумным образом. Теперь он знал немного больше о случаях, которые происходят в магическом мире, и не только. Профессор Пьер удивил его вновь, пожалуй, потому что если Ёшимару сказал правду, то он знал о том, что в Хогвартсе учились два пусть лишь полувампира, но все равно. А еще он покрывал их. Так что, у мистера Пьера всегда была какая-то слабость к темным существам? В такой момент Манами вспоминал о том, как профессор помогал ему и старался поддерживать чем мог в то время, когда только появился обскур. Манами был ему искренне благодарен, а теперь убедился снова в том, что у профессора, похоже, золотое сердце и он всегда стремился помогать любому, даже тем, кто представлял опасность. Просто потому, что они тоже заслуживали право на жизнь. — Снова письмо от того парня? Это же от Ёшимару? — спросил Онода, когда поставил перед Манами на стол чашку с горячим чаем и тарелку зажаристых тостов. Тон Оноды был напряженным, даже если он, видимо, пытался это скрыть. Его голос часто звучал именно так в последнее время, раз уж на то пошло. — Все в порядке, Сакамичи, — улыбнувшись, ответил Манами и взял свою волшебную палочку. — Мы договорились уничтожать письма. Вот так. Он сделал пару движений в воздухе — пергаменты зависли над столом, а потом вспыхнули огнем, чтобы уже через пару секунд превратиться в черные невесомые угольки. Взгляд Оноды вряд ли стал мягче. Он повернулся к холодильнику, а потом поставил на стол и баночку с клубничным джемом. — Он пригласил меня на следующий Чемпионат. Когда будет его игра с американской сборной снова, видимо, — поделился Манами. — Даже билеты готов достать. Думаю, даже два, — с намеком добавил он, но на Оноду снова не подействовало. После той внезапной трансгрессии в палатку двух вампиров и не менее внезапной ситуации, возникшей затем, они вернули снятый артефакт на место и вновь заблокировали его. У Оноды дрожали руки, пока он читал заклинание, и, как раз начиная с этого момента, он теперь постоянно вел себя напряженно и отстраненно. Они даже перестали трогать друг друга и ночью засыпали отвернувшись в разные стороны. — Следующий Чемпионат будет через четыре года, — напомнил Онода, так и не сев за стол, а оставшись стоять рядом. — Ты… уверен, что у тебя будет возможность на него пойти? — А ты торопишься, да? — улыбнулся Манами, хотя сделать это сейчас было безумием. — Не терпится сбросить с себя ответственность? — Боже, я не об этом, — возразил Онода, и его голос дрогнул от отчаянья. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты знаешь, что все уже не так, как раньше. Ты теперь совершеннолетний, ты сам отвечаешь за свои поступки, и если кто-нибудь еще узнает, что ты делаешь… Зачем, по-твоему, мы столько сил потратили, чтобы вернуть тебя обратно? Чтобы ты просто сломал все это? — Мидосуджи сломает это раньше, чем я, если мы ничего не предпримем, — ответил Манами, потеряв улыбку. — Мы можем просто остаться здесь, и все будет нормально. — Прятаться всю жизнь — это нормально? Пока он будет искать меня, пострадают невинные. Мои близкие, твои. Ты готов пожертвовать ими? Онода прикусил губу и опустил взгляд. Он молчал несколько секунд, прежде чем ответить. — Я бы очень хотел, чтобы все обошлось. — Вряд ли так будет, — тихо сказал Манами, поднимаясь со стула. — И ты это понимаешь. Понимаешь, но не хочешь принять. Тебе проще тешить себя почти пустой надеждой. С одной стороны… это мило. — Что? — резко ослабевшим голосом спросил Онода, и Манами, взяв из шкафа совиное угощение, подошел к открытому окну. Он насыпал еды всем трем совам. Сначала самой большой — Слипи. Потом сове, которая принесла номер «Ежедневного пророка», подписку на который они оформили на июль и август, и в последнюю очередь Лучику, сове Ёшимару, которая была самой маленькой среди остальных, но, видимо, потому и самой шустрой. — Возвращайся к хозяину, хорошо? — сказал Манами, осторожно погладив пальцами по красивому оперенью. Съев еще немного, Лучик быстро расправил крылья и упорхнул в небо. Принесшая газету сова улетела раза в два медленнее, и теперь на окне осталась только Слипи, которая с аппетитом принялась за весь недоеденный корм. — Тебе не хочется этого, — все-таки начал Манами, понимая, что должен ответить Оноде. — Но в критической ситуации ты так и поступишь. Тебе будет больно, однако ты скорее выберешь спасти одного меня, парня с обскуром, которому даже до тридцати, вероятно, не дожить… И раз уж… ты так сильно любишь меня, то почему ведешь себя настолько противоречиво? — Потому что я не хочу, чтобы у тебя, у нас были проблемы с законом? — спросил Онода по-прежнему еле слышно. Манами развернулся, чтобы посмотреть на него. Онода как будто сдерживал себя от чего-то — он напряженно сжался и не мог поднять на Манами взгляд. — И только? — спросил Манами. — Что еще ты недоговариваешь? Или мне тебе подсказать? Не надо играть со мной, Сакамичи. Я все видел, все заметил. Ты не хотел, чтобы я отпускал обскур. Тебе было неприятно даже от одной мысли об этом. Почему? Разве не ты говорил, что хочешь меня таким, какой я есть? Настоящим. Не ты ли говорил, что моя сила не беспокоит тебя? Помнишь о своих словах? — Это между нами! — громче сказал Онода, наконец посмотрев на него. — Но ты впутываешь в это других людей! Их жизни — вот ответственность, которую я не хочу на себя брать. — Вот как? — спросил Манами, и его голос невольно дрогнул. — Значит… то, о чем ты говорил, работает лишь с условиями. — Я не понимаю, Сангаку, — с тоской проговорил Онода. — Хочешь, чтобы я говорил тебе о любви, стоя на пепле, в который ты превратишь этот мир? — А может, и хочу, — поморщился Манами, отворачиваясь. — Это — именно то, что ты сказал в первый день каникул. Я думал… что ты на самом деле принимаешь меня. Но теперь это все не имеет значения. — Что ты такое говоришь? — снова в отчаянье спросил Онода. — Почему ты вообще начал думать о таких вещах? — Потому что… — сказал Манами, поднимая ладонь, чтобы сжать ткань футболки на своей груди, — моя сила — это, возможно, единственное, что может спасти меня и всех остальных. — О чем ты? — повысил тон Онода. — Что ты собираешься делать? Повторить то, что было на Чемпионате? Использовать обскур? — Обскур — это оружие, — тихо ответил Манами. — Самое страшное в мире. Самое эффективное. — Нет, — почти всхлипнул Онода. — Я не верю, что ты действительно говоришь это. Это неправда. — Я тебя понял, — горько усмехнулся Манами. — Понял твою позицию. Ты предпочтешь, чтобы жертвы появились благодаря твоему бездействию. Они тоже будут на твоей ответственности. Такой вариант ты выбираешь, правильно, Сакамичи? — Нет! Я не… — возразил Онода. Манами развернулся к нему и шагнул почти вплотную, чтобы иметь возможность посмотреть прямо в глаза. — Чтобы бороться с чем-то или кем-то, нужна смелость, — сказал Манами. — Нужен стимул. И причина, ради которой ты сражаешься. У меня достаточно причин. Но если ты не хочешь сражаться вместе со мной… тогда нам просто не по пути. — Ч-что? Куда ты? — испугался Онода, когда Манами обогнул его и направился прочь с кухни, через длинный узкий коридор, ведущий к выходу из дома. — Я сражаюсь! Всю жизнь сражаюсь за тебя! Манами только сжал губы, не замедляясь и понимая, что если он замешкается хоть на секунду, то точно не сможет уйти. Он не хотел этого, на самом деле. Так сильно не хотел. Все внутри него кричало о том, что нужно развернуться, убедить Оноду, что они ни в коем случае не должны занимать противоположные стороны. Они должны быть вместе, как и всегда было. Как они всегда боролись. — Сангаку! — вскрикнул Онода. Услышав его шаги, Манами ускорился. Он сунул ноги в кроссовки и выбежал за дверь раньше, чем обдумал это как следует, а потом рванул на тротуар, заполненный идущими по своим делам маглами. Едва не врезавшись в кого-то, он побежал сам не зная куда, но остановиться теперь было выше его сил. Манами сдался своей обиде и чувству несправедливости. Эти чувства заставляли его нестись, словно он убегал от огня или уже от того, кто пришел за его силой. Ну почему все произошло именно так? Неужели все это было ошибкой? Манами не хотел принимать, не хотел признавать, что он понял Оноду неправильно. И что сейчас? Господи, почему он просто взял и убежал? В такой момент. Так опрометчиво и глупо. Заставив свои ноги успокоиться, Манами наконец сбавил темп и просто побрел по улице дальше, только теперь замечая мокрые следы на своих щеках. Он нервно вытер слезы, игнорируя озадаченные взгляды некоторых прохожих, и мысленно назвал себя идиотом. Нужно вернуться. Извиниться за свой срыв и, может быть, просто попробовать убедить Оноду другим образом? По-другому изложить свои мысли? Нет, это бесполезно, — мысленно решил Манами, снова сдаваясь и чувствуя себя лицемером, который говорил о смелости всего пять минут назад, а теперь сам сбегал, поджав хвост. Он подумал, что не знает, как теперь сможет взглянуть Оноде в глаза, как сможет вести себя как раньше. Им следовало разобраться во всем сразу после Чемпионата, а не тянуть почти две недели, позволяя отношениям ухудшаться. Нет, так точно не должно было быть. Но Манами, похоже, и в этом облажался. Облажался вообще во всем, раз сейчас был здесь, шел по улице, не зная, как уговорить себя вернуться в дом. Да и зачем? Чтобы они с Онодой прожили вместе еще целый август, не разговаривая друг с другом? Но что тогда делать? Как он должен был поступить сейчас? Вспомнить о том, что ему все-таки угрожала опасность, и взять себя в руки? Устав принимать решения, Манами снова вытер слезы с лица, и только теперь до него дошло, что он вышел в футболке, которая не могла скрыть магический артефакт, и люди, вероятно, пялились еще и на него. Не сдержав раздраженного вдоха, он свернул с тротуара, пытаясь найти место, где можно быть не таким приметным, и на глаза попалась детская площадка. Похоже, она была построена совсем недавно, поскольку все выглядело новым и ярким. Здесь были дети, конечно, и прогуливались молодые мамы с колясками, но, к счастью, их оказалось совсем немного — в любом случае меньше, чем на оживленной улице. Поэтому, миновав песочницу и несколько пар качелей, Манами прошел к пустующей широкой горке, покрашенной в разные цвета, и спрятался под ней, усевшись прямо на светлый песок. Только сейчас он, взглянув на свои кроссовки, решил зашнуровать их и мысленно выругался, когда бантик на левой не получился с первого раза. Господи, как же он устал чувствовать себя таким жалким. И почему он вообще выбрал остановиться в таком дурацком месте? Манами не знал и, если честно, не хотел думать. Хотел только, чтобы стало легче, но, как этого добиться, он понятия не имел. Была бы метла — все было бы проще, но он находился в Лондоне среди маглов, где пользоваться магией прилюдно и использовать волшебные вещи было запрещено. И что тогда оставалось делать? Сидеть здесь, ожидая непонятно чего? Проверив карманы шортов, Манами снова захотел ругнуться, потому что они были пусты. У него даже не было смартфона с собой, хотя… что бы он с ним делал? Позвонил бы маме? Нет, он не мог говорить с мамой о таких вещах. На секунду Манами пожалел, что Тодо не пользуется телефоном, но быстро понял, что и это не было бы выходом, потому что он ничего ему не рассказал. Так и не смог. И сейчас пришлось бы объяснять слишком многое, а сил на это не было никаких. Манами даже не был уверен, что он действительно хочет общаться с кем-то. Мог бы хотя бы в игру какую-нибудь поиграть — вдруг это помогло бы отвлечься. Хотя вряд ли, конечно. Все это было глупо. Жалко и чертовски глупо. Так ничего и не придумав, он просто подтянул к себе колени и обхватил их руками, принимаясь пялиться на крупицы песка, попавшие на шнурки кроссовок. Честно говоря, он даже не знал, как дойти отсюда обратно к дому. Он плохо знал Лондон, придется спрашивать дорогу у прохожих. А может, ну его? Он мог бы попробовать дойти до «Дырявого котла», а оттуда в Косой переулок. Погулял бы, проветрил голову, может быть, встретил бы там кого-то из друзей. А может, кого-то из врагов… Тяжело вздохнув под отдаленные голоса радостных детишек, Манами остался сидеть, пытаясь понять, сколько прошло времени с того момента, как он убежал. И что сейчас делал Онода? Боже, наверное, он был жутко расстроен — Манами сказал ему такую ужасную вещь, прежде чем сбежать. Сколько вообще раз они еще будут ссориться? Так будет продолжаться до тех пор, пока их отношения все же не разорвутся после очередной распри или пока один из них не умрет? От этих мыслей Манами просто задрожал. Он совсем не хотел, чтобы их роман действительно закончился. Он ведь не представлял себе жизнь без Оноды. Они ведь были связаны судьбой. И как же их обещание сыграть в квиддич? Едва снова не заплакав, Манами сильнее сжал колени, а потом боковым зрением вдруг заметил движение сбоку. Ему показалось, это пробегает ребенок, но раньше, чем он успел разглядеть, на самом деле, знакомые кроссовки, их обладатель опустился на корточки, а потом сел рядом, тоже спрятавшись от беспощадных лучей солнца или ненужных взглядов. Конечно, это был Онода, хотя Манами действительно удивился, увидев его здесь в такой момент. Увидев так скоро. У Оноды были заплаканные глаза — это было заметно, даже если он не повернулся, чтобы посмотреть на Манами, но в целом он выглядел вполне собранным. Пришел, чтобы разобраться во всем? Закончить начатый разговор? Манами прикусил губу, снова уставившись на землю перед собой. — Я испугался, когда думал, что не смогу найти тебя, — вдруг сказал Онода, и его голос почти не дрожал. — Хорошо, что ты здесь. Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя. — Я бы вернулся, — сухо и неохотно ответил Манами. — Наверное. — …Прости, — помолчав несколько секунд, извинился Онода, что заставило Манами невольно усмехнуться. — Извиняешься за то, что разбил мне сердце? — Что? — вздрогнул Онода и резко повернулся. — Я… — Лучше бы во время того телефонного разговора вообще ничего не говорил. Я ведь поверил. Поверил, что тебе правда не важно, кто я, — ответил Манами. — Я сказал тебе правду, — успокоившись, произнес Онода, но Манами покачал головой. — Не правду. — Я ненавижу себя за это, — все равно продолжил Онода, и Манами непонимающе нахмурился. — Я знаю, что это неправильно. Что я не должен поощрять тебя. Но тогда я сказал правду. Я боюсь этой правды, потому что она, наверное, действительно… — Онода горько усмехнулся. — …может превратить наш мир в пыль. Меня бросает в дрожь, когда я понимаю, что не смогу остановить тебя. Даже не попытаюсь. Я представляю, как я просто стою и спокойно смотрю, пока ты разрушаешь все, и мне становится противно от того, как я ужасен. — Спокойно? — переспросил Манами, удивленно моргнув. — Что ты… — Потому что это Сангаку, — слабо улыбнувшись, сказал Онода. — Мой Сангаку, которого я люблю. Я не смогу пойти против тебя, но я просто… я стараюсь быть реалистом. Проявление твоей силы может испортить нам жизнь еще раньше, чем это сделает кто-то другой. А я так боюсь тебя потерять. Я не перенесу этого. — Я ведь не сошел с ума, — снова нахмурившись, буркнул Манами. — Я показал обскур, потому что знал, что они точно никому не скажут о том, что я могу. И я знал, что он под моим контролем. Если бы я не был уверен… — Ты был уверен? — спросил Онода. — П-почему? Ты ведь… — Я боялся его раньше. Но теперь не боюсь, — ответил Манами. — Я перестал его бояться, и поэтому он начал подчиняться мне. Есть вещи похуже, которых мне стоит опасаться. Я не хочу, чтобы нам кто-то помешал. Мы ведь обещали друг другу. Мы еще сыграем в квиддич. — Оу, — изумленно выдохнул Онода. — Поэтому ты… — Поэтому я хотел, чтобы ты открыл магический артефакт, — кивнул Манами. — Я собираюсь обуздать свою силу полностью. Сделать ее по-настоящему моей, раз уж это в любом случае моя магия. Не все же ей вредить мне — было бы неплохо, если бы она и помогла мне в чем-то. — Ты решил драться с ним, — понял Онода, и его лицо стало напряженным. — Я не хочу этого. Но если придется… думаю, я должен хотя бы попробовать. — Это же не выход… — Прятаться — не выход, — вздохнул Манами. — Нет. Я не об этом, — возразил Онода. — Давай поговорим с отцом. Он что-нибудь придумает. Подключит людей из Министерства, не знаю. Мы еще даже не окончили школу — мы недостаточно взрослые, чтобы сражаться с кем-то на полном серьезе. — Ты думаешь, твой отец не сделал бы это, если мог? — слабо усмехнулся Манами. — О чем ты? — Он не может выдвинуть против Мидосуджи какие-то обвинения. Не может сказать кому-то: вот этот парень опасен, мы должны убрать его, пока он не натворил дел. Как считаешь, почему? — Эм… — растерялся Онода и отвернулся. — Не знаю. — У твоего отца нет доказательств. Или лучше сказать, у него нет доказательств, которые он бы мог озвучить кому-либо, — ответил Манами. — Когда я спросил его о том, как он вообще узнал, что Мидосуджи может что-то замышлять, он сказал мне что-то о… предсказании. Ничего конкретного, на самом деле. Потому что твой отец недоговаривает. Он что-то скрывает. — Скрывает? — испугался Онода. — Боже, я так и знал. Мы… Мы ему доверились. А что, если… — Да не собирается он нас сдавать Мидосуджи! — не удержался от смеха Манами и толкнул Оноду в плечо. — Ты серьезно, что ли, Сакамичи? Ну не глупи, пожалуйста. Он нас защищает на самом деле. Просто… я не могу понять, что может быть еще важнее этого. Как думаешь? — Я… — промямлил Онода, — не знаю. Для него никогда ничего не было важным. Ты же знаешь, что он сделал. — И я знаю, ради кого он это сделал, — ответил Манами, быстро потеряв мимолетную веселость, потому что ужасная догадка пришла ему в голову. Нет… это было невозможно. Никаким образом. — Что всегда было важнее всего для него… — Тэнгоку Манами, — напряженно сказал Онода и издал такой звук, словно подавился воздухом. — Какой в этом смысл сейчас? — Я иногда предсказываю будущее, — снова нахмурился Манами. — Но это у меня не от мамы точно — она такое не умеет. Значит, от родственников по линии отца. Или вообще от него самого… Вот черт. — Этого не может быть. Ты ведь не имеешь в виду… — Если он жив, я убью его, — сказал Манами, понимая, что не может сдержать радостной и неуместной улыбки. — Что? — пискнул Онода. — Такое вообще реально? Все ведь задокументировано, разве нет? — Я, конечно, не знал своего отца лично, — продолжал улыбаться Манами, чувствуя, что просто не в силах перестать, — но мама сказала мне кое-что. Сказала, что с возрастом я начинаю походить на него, и если это правда… Черта с два он бы взял и просто так умер. Ты же знаешь, что у него внутри был обскур? Обскур не даст своему носителю погибнуть слишком легким способом. Он защищает его все-таки от внешней опасности. Как бы иронично это ни звучало. — О Боже. Это безумие, — ошарашенно выдохнул Онода, а потом помотал головой. — Отец что, обманывал меня? Но как? Он был таким разбитым, когда рассказал мне о пророчестве, в котором говорилось, что я спасу тебя. Он правда скорбел. Я не верю, что можно так мастерски наиграть свои чувства. — А что говорило пророчество? — спросил Манами. — Если ты спасешь меня, твой отец получит желаемое. Ты свою часть выполнил. Значит… после этого… — Тэнгоку мог… что? Вернуться? — поморщился от непонимания Онода. — Как? Если он и правда не умер, где он был все эти годы? Как могло не выясниться, что он жив? — Если он действительно сделал это, он по-настоящему крут, — усмехнулся Манами. — Ты серьезно? — изумился Онода. — Он ведь был… не знаю… злым? А если он обманул всех, каким-то образом инсценировав свою смерть, это не значит, что он скрывается от закона и вообще опасен? — Мы тоже кое-что скрываем от Министерства, не так ли? — спросил Манами, взглянув на него. — Кое-что очень опасное. — То, что можем освободить твою силу? — понял Онода и напряженно сжал губы. — Но это… — Да то же самое почти. — Это не то же самое! — Боже, у меня прямо руки трясутся, — посмеялся Манами, взглянув на свои ладони. И он был так рад, что сам себе удивлялся. — Я бы все отдал, чтобы узнать, правдива ли наша догадка. — Так спроси у моего отца, — почти с недовольством ответил Онода. — Ха, да он эту правду и под Круциатусом не выдаст, если это действительно правда! С ума сойти можно… — Твой отец так важен для тебя? — напряженно спросил Онода. — Он ведь сделал тебе очень больно, когда ты был маленьким. — Я сделал больно тебе. Много раз, — напомнил Манами. — Но ты все еще со мной. — Да, но я-то люблю тебя. — А он мой отец. — Ладно, — ответил Онода. — Сделаю вид, что понял. И что дальше? О твоем отце мы вряд ли узнаем что-то, пока нам этого не позволят и если там действительно есть, что узнавать… но мы так и не пришли к решению о том, как нам быть с нашей проблемой. — Прости меня, — грустно улыбнулся Манами и, найдя ладонь Оноды своей, трепетно сжал ее. — За то, что сказал тебе то, что говорил в доме. Я психанул. — Оу, — смущенно выдохнул Онода. — Да ничего страшного… — Я должен был начать не так, это моя ошибка, что все так вышло, — сказал Манами. — И я должен был понять, что ты прав. Это правильно — желание избежать случайных жертв. Просто я… я хотел услышать другое, пусть это и было бы полным безумием. — И ты это услышал, не так ли? — спросил Онода. — Ага, — согласился Манами. — Я счастлив. — Боже, это так… — усмехнулся Онода. — Пошли домой, Сакамичи? Я хочу в кровать, — попросил Манами, и Онода, кажется, немного покраснел — в тени было плохо видно. Он кивнул, пробормотав что-то очень тихое, и, высвободив ладонь, принялся выбираться. Манами повторил за ним и тоже поднялся на ноги, вставая рядом с горкой и чувствуя, как устали ноги в одном положении. Отряхнув шорты от песка, он подождал, пока подойдет Онода, снова взял его за руку, и они вместе направились обратно к тротуару. Теперь было спокойно. Наконец спокойно, и Манами, глядя под ноги и позволяя Оноде вести его, просто улыбался, решив, что они больше не должны ссориться в ближайшее время. А лучше вообще никогда. Весь путь обратно до их дома Манами не интересовался дорогой — ему было все равно, и он знал, что Онода приведет его туда, куда нужно. А потом накрыло и второй волной спокойствия. Когда Онода остановился и назвал адрес, который открывал в стене дома скрытую магией дверь. Они оказались в знакомой прихожей, где Манами снял кроссовки, дал Оноде снять свои и, как только тот выпрямился, прижал его к стене, отчаянно целуя. — Ой, что… Так внезапно, — почти пропищал Онода, когда Манами чуть отстранился и потерся своим лбом о его лоб. — Пытаюсь вспомнить, когда мы целовались в последний раз, — тихо выдохнул Манами. — Кажется, это было в палатке Тодо и Макишимы — и то ужасно быстро. — Ох, да. Прости, — ответил Онода, положив ладони на талию Манами. — Это… мы… — Надо было поговорить раньше, — признал Манами. — Я сглупил, когда откладывал, думая, что тебе просто нужно время. Что ты в любом случае рано или поздно примешь мою сторону. — Куда ты, туда и я? — сказал Онода, отчего Манами почти задрожал. — Так должно быть. И если мы ошибемся, то вместе. — Да, Сангаку, — с тихим вздохом согласился Онода. — Черт. Я умираю с голоду, но тебя я хочу сильнее, — посмеялся Манами, отодвигаясь и хватая Оноду за руки. — Пойдем в спальню… Нет, лучше в ванную. Я поставил где-то там новый флакон смазки. — Ч-что? — растерялся Онода, пока Манами утягивал его в нужную сторону. — Но в ванной… Разве там не будет неудобно? — Мы только разомнемся, — улыбнулся Манами, замечая, какой красивый румянец вспыхивает на щеках Оноды, словно все это снова было в первый раз. — Мм… Сангаку, — снова позвал тот, когда Манами толкнул спиной приоткрытую дверь в ванную и они оказались внутри. Не став зажигать верхний свет, Манами включил только маленький светильник над раковиной и шкафчиком с зеркальными дверцами, а потом быстро повернулся обратно. — В чем дело? — с мягкой улыбкой спросил он. — Ты… уже не злишься на меня? — осторожно проговорил Онода, не поднимая взгляда, и Манами поднял руку, чтобы погладить его по щеке. — Из-за того, что ты пытаешься быть правильным? Мне важнее, что ты чувствуешь на самом деле. — Я правда не должен… Если бы кто-то узнал. Если Наруко и Имаизуми… — напряженно сказал Онода. Манами переместил ладонь, проскользил по плечу, минуя короткий рукав футболки, и остановился на локте. — У нас слишком много секретов от них, — ответил он. — Сохрани и этот в своем сердце. Только для меня. Онода неуверенно кивнул, словно все равно не рассчитывал на то, что сможет удержать эту тайну. Манами невольно нахмурился, но ничего не спросил и снова потянул его за собой, ближе к небольшой ванне. Пару раз они планировали посидеть в ней вместе; хотя она все-таки была довольно тесной для двоих, но принятие душа в ней не должно доставить неудобств. Манами быстро настроил теплую воду, а посмотрев снова на Оноду, увидел, как тот нервно теребит в пальцах низ своей футболки. — О чем ты думаешь? — спросил Манами, взяв и медленно опустив руки Оноды. — О тебе, — слабо улыбнулся тот. — И что обо мне? — Просто… поражаюсь твоему стремлению сыграть в квиддич, наверное. Ты готов пойти на все ради этого. Даже сразиться с самым опасным человеком в мире. — Дело не только в квиддиче, — ответил Манами. — От этого зависит и наша спокойная жизнь. — Но квиддич… — качнул головой Онода. — Это стоит выше всего. — Я должен попробовать закончить начатое, — признался Манами. — И Юто рассчитывает на меня. Я обещал ему сыграть за нашу команду. — Кажется, это очень похоже на тебя. Ты серьезен как никогда, — ответил Онода, и Манами, уже начиная ощущать настоящее нетерпение, завел руки за голову, чтобы стащить с себя футболку. — Не болтай, — с вымученной улыбкой попросил он. — Я уже больше не могу. — Прости, — снова извинился Онода и, отложив очки на край раковины, тоже снял с себя футболку. Обе упали на пол, после чего Манами тут же потянулся за новым поцелуем. Онода ответил ему, покорно приоткрывая рот, позволяя их языкам столкнуться, но спустя несколько секунд все же отодвинулся и вдруг спросил: — Хочешь, я сниму и их тоже? Он взял левую руку Манами и бережно провел пальцами по алому браслету, отчего сердце у Манами чуть не остановилось, а потом забилось в два раза сильнее. — Сейчас… когда я собираюсь трогать тебя? — Да, — тихо ответил Онода, заглянув в глаза. — Можешь трогать меня и без них. Ничего, если останутся следы, — переживу. — Вот так сразу со сложной тренировки? — невольно посмеялся Манами. — Нет, Сакамичи. На тебе я тренироваться точно не буду. Тем более не в такой момент, когда я просто забудусь, а он сможет воспользоваться этим. Давай не портить приятный момент? — Но ты собираешься тренироваться, — сказал Онода, опустив руки и ожидая, пока Манами развяжет и расслабит шнурок его хлопковых штанов. — Немного, — согласно кивнул Манами. — Но знаешь, у меня хорошее предчувствие. Все будет хорошо, если я научусь управлять им и использую в нужный момент. — То есть… — сказал Онода, выпутывая ноги из штанин и оставляя штаны на полу там же, где валялись футболки. — Ты уже принимаешь в расчет мысль о том, что ты можешь случайно убить того, с кем собрался драться? — Я не хочу никого убивать, — ответил Манами, теперь расстегивая свои шорты. — Даже если он первым захотел меня убить. — Но ты ведь знаешь, что это может случиться, — уже тише произнес Онода и наклонился, чтобы снять носки. Манами избавился от шортов и отодвинул их ногой в сторону. — Да, и я боялся этого. Но теперь я чувствую, что все обойдется. После нашего сегодняшнего разговора. — Ты уверен? — посмотрел на него Онода. — Боксеры тоже, — вместо ответа на вопрос сказал Манами, улыбнувшись, и принялся избавляться от последней одежды, что оставалась на нем. Прежде чем залезть в ванну, он сунул руку под струи воды, проверяя, не сбилась ли температура. Перешагнув через высокий бортик, Манами улыбнулся, потому что Онода не заставил его ждать, и они оба почти одновременно попали под несильный напор приятной обволакивающей теплоты. В такой жаркий день даже теплый душ принес блаженство, и Манами, прикрыв глаза, запрокинул голову немного назад, чтобы подставить под воду все волосы. Губы Оноды почти сразу прижались к шее. От этого остатки контроля просто испарились — Манами уже не мог медлить. Возбуждение, на которое он старался не обращать внимания, пока они раздевались, вспыхнуло с новой силой, подчинило себе. Манами обнял Оноду, провел ладонями по его намокшей спине и утянул в новый, еще более жадный, чем прежде, поцелуй. Страсть захватывала с такой силой и стремлением, что всего на секунду, но в голове все же промелькнула мысль о том, будет ли это так же, если снять магический артефакт, который усиливал желание быть рядом с его создателями. Манами быстро понял, что все еще не хочет отпускать это чувство, а потом уже не смог думать, потому что Онода протолкнул руку между их прижатыми друг к другу телами и обхватил пальцами его затвердевший член. — Не надо, — после шумного вздоха попросил Манами. — Не ускоряй это. Онода остановился и поцеловал его немного правее подбородка. — Хорошо. Что ты хочешь? Не ответив, Манами попытался хоть немного прийти в себя и потянулся к шкафчику над раковиной, чтобы открыть одну дверцу и взять с полки баночку смазки. — Забыл. Она же не распечатана, — устало вздохнул он, подцепляя твердую прозрачную пленку пальцами. Разорвать и снять ее удалось не сразу, но возбуждение едва ли успело затихнуть за это время. Манами быстро открыл крышку и уже увидел перед собой подставленную ладонь Оноды. — Тебе тоже не терпится продолжить? — улыбнулся Манами. Он отодвинулся от воды немного дальше, чтобы капли попадали максимум на одно плечо, и перевернул баночку, выдавливая на пальцы Оноды густую прозрачную смазку. — Ты не против, если я сделаю то же самое? — спросил Манами, и Онода поднял на него вопросительный взгляд, который, однако, быстро сменился пониманием. — Эм… конечно, — неуверенно ответил Онода, похоже снова начиная смущаться, — Манами это понравилось. Ему было интересно, что почувствует Онода и передадутся ли эти чувства. Для этого надо было просто попробовать, и Манами решил, что сейчас подходящий шанс, подходящая ситуация… — Ох, — невольно произнес он вперемешку с тихим стоном — Онода, уже снова прижавшись к нему, опустил правую руку и скользнул пальцами между ягодиц, начиная осторожно ласкать чувствительную кожу. Не думаю, что я смогу, — мысленно сказал себе Манами, потому что от ощущений вполне можно было сойти с ума. Он уткнулся лицом в плечо Оноды, обняв его, но смазку все еще держал в руке. — Если бы ты мог почувствовать это… — едва слышно проговорил Манами, почти задыхаясь от желания получить больше и как можно скорее, пока Онода медленно и осторожно проталкивался в него пальцами. — Но похоже, артефакт придется надеть на тебя. — Что? — со смешком спросил Онода. — Ладно. Я сделаю, только притормози немного, — пересилил себя Манами, поднимая свою правую руку к баночке со смазкой. Он выдавил немного себе на пальцы, едва соображая, и направил ладонь вниз. Коснулся поясницы, проскользил дальше, пока не добрался до нужного места, из-за которого Онода тоже с шумом выдохнул. — Просто… скажи… если будет неприятно, — попросил Манами, нерешительно гладя средним пальцем там, где еще не трогал Оноду никогда. — Все… нормально, — с трудом ответил тот, словно теперь ему приходилось тратить усилия на каждый вздох. Манами прикусил губу, думая, что они здесь занимаются каким-то безумием, но останавливать себя не стал. Пытаясь не забываться в ощущениях, которые дарил Онода, снова двигая пальцами, Манами и сам, действуя так осторожно, как мог, протолкнул внутрь сначала один и попробовал прислушаться к реакции. Онода едва ли отреагировал — все было в порядке, кажется, и так Манами почувствовал себя каплю смелее. Поэтому он сделал это снова. И снова. Он почти стонал от пальцев Оноды внутри себя, член болел от перевозбуждения, и все это трудно было отодвинуть на второй план и сосредоточиться на чем-то еще. Но когда и Онода застонал так жалобно и сладко, у Манами закружилась голова от счастья и удовольствия, потому что это было из-за него. Он смог. Его рука из-за неудобного положения начала ныть уже спустя несколько минут, а ноги ослабели. Возможно, Онода чувствовал то же самое, но никто из них не замедлился ни на мгновение, и Манами понял, что он, на самом деле, уже близок к кульминации — хватило бы пары движений руки по члену, но его вторая рука все еще была занята, а Онода сейчас вряд ли мог переключиться на что-то дополнительное. Тем не менее этого не потребовалось. Манами кончил только от одного чувства заполненности и от ощущения горячего давления, окутавшего его собственные пальцы. Три секунды — и его подбросило к самым небесам. Он перестал ощущать твердость ванны под ногами, перестал ощущать свое тело, потому что все чувства сосредоточились лишь в двух точках, а потом взорвались вспышкой в голове. Когда Манами снова начал осознавать реальность, он понял, что они остановились. Онода осторожно вытащил из него пальцы, Манами сделал то же самое, а потом выдохнул почти с разочарованием, когда посмотрел вниз. — Ты не кончил. — Оу, — неловко произнес Онода. — Я был близок… — Мне кажется, или когда-то мы вели счет? — усмехнулся Манами, вспомнив об этой нелепости. — Ты вел, — поправил Онода, слабо улыбнувшись. — Я даже не помню, сколько там было… — Я тоже не помню, — согласился Манами и развернулся к воде, чтобы смыть с себя остатки спермы. — Но я хочу, чтобы ты кончил. — Ну… — замешкался Онода. — Пошли в кровать, — предложил Манами, выключив душ, и выбрался из ванны, перешагнув бортик. — Пошли, а то меня ноги уже не держат. Онода согласно кивнул, тоже встал на пол, позволяя Манами накинуть ему на плечи большое полотенце. Сам Манами взял себе другое, наспех вытер волосы, с которых ужасно капало, а после, бросив полотенце на шею, нетерпеливо поманил Оноду за собой в комнату, не забыв смазку. И хорошо, что они не открывали шторы. Из-за этого в спальне стоял полумрак, и Манами первым же делом упал на кровать, наконец ощущая себя легче. Онода устроился рядом, сбросив полотенце, поцеловал его в плечо, на что Манами только улыбнулся и потянулся к изголовью, ища среди подушек упаковку презервативов. — Все еще хочешь, чтобы это был только я? — спросил Онода, когда ему протянули коробочку. — Конечно, — ответил Манами, удобнее устраиваясь на животе. — Бери свое, Сакамичи. Уж я-то знаю, что ты любишь это. — Ты собираешься переворачиваться? — поинтересовался Онода под тихий звук разрываемой упаковки. — Не-а, — усмехнулся Манами. — Но… — Я немного устал. Можно, я просто полежу так? — Уф, ладно… — растерянно ответил Онода и дотянулся до смазки. Больше Манами не смотрел. Он отвернулся, подтянул к себе подушку и уткнулся в нее лицом, вдыхая запах. Запах Оноды. Тут все пахло им, а еще он был близко, и Манами уже чувствовал, как снова соприкоснулась их кожа. — Сакамичи… — выдохнул он и едва не всхлипнул, когда Онода протолкнул руку под него, обхватывая чуть ниже живота и заставляя приподнять бедра. — Я здесь. Что такое? — ответил Онода где-то за плечом, а его член почти всей длиной лег между ягодиц. Манами задрожал, терзаясь противоречивыми эмоциями и желаниями. Он так сильно хотел Оноду и так сильно хотел велеть ему остановиться, чтобы они прервали круг, который раз за разом возвращал Манами в эту извращенную зависимость. Но… — Я люблю тебя, — услышал он собственный голос и понял, что у него нет никакого шанса. — Ох, — тихо произнес Онода, прижавшись щекой к его плечу и немного навалившись сверху всем телом. — Я тоже. Я люблю тебя. Всегда буду любить. Чувствуя улыбку на своих губах, Манами постарался расслабиться, и уже спустя несколько секунд ощущения снова захватили его, заставляя забывать себя, концентрируясь только на этих бережных толчках, которые всегда хотелось усилить до боли. Но ее не было. Только слишком яркое удовольствие, от которого хотелось стонать во весь голос, и Манами едва сдерживался. Еще, еще. Он просил еще, вцепившись руками в края подушки, хватая ртом недостающий воздух, пытаясь выгнуться в спине как можно сильнее. Не в силах насытиться этим. Он не знал, сколько пошло времени, но судя по тому, как заболели все его мышцы от напряжения, довольно много. Онода кончил, глухо застонав и остановившись, и Манами едва услышал его через собственные всхлипы и жалкий скулеж. — Спасибо… — сказал Манами, пытаясь придать своему голосу силы, но не получалось. — Что? За что ты благодаришь? — едва ли отдышавшись, спросил Онода, отодвигаясь, чтобы лечь рядом. — За то, что не отпускаешь меня, — улыбнулся Манами и потянулся ближе, чтобы прижаться губами к влажному лбу Оноды. — Мм… — устало отозвался тот. — Я не знаю, смогу ли я. Даже если ты захочешь. — Не захочу. Даже не думай об этом, — возразил Манами. — Это все… ерунда. Я хочу, чтобы ты и дальше держал меня… — Хорошо, — согласился Онода и, быстро поцеловав, сел на кровати, чтобы снять презерватив. — Сангаку… — позвал он спустя минуту. — Ты… уверен, что все будет хорошо, если мы начнем снимать артефакт? — Угу, — ответил Манами. — Доверишься мне? Когда проблема с Мидосуджи решится, мы больше не будем, обещаю. Онода не ответил. Он поднялся, подошел к шкафу, достал чистую одежду и только после этого посмотрел на Манами. — Я понял. Пойдем в ванную? Но только в этот раз помоемся нормально, а потом завтрак. Это была хорошая идея. Манами решил поддержать ее, лениво сполз с кровати и не забыл захватить полотенца. На душ они не потратили много времени, а потом наконец принялись за очень поздний завтрак, который, конечно же, пришлось приготовить заново. Но это вряд ли могло омрачить поднявшееся настроение. Манами улыбался, глядя на Оноду, пока тот снова возился с тостами, а еще спустя полчаса на подоконник прилетели две незнакомые совы, разбудив спавшую Слипи. — Смотри-ка, самое время! — оживился Манами, уже понимая, что это за почта. Он подошел к окну, чтобы отвязать первый конверт от лапки ухнувшей бурой совы. У второй был такой же конверт, но с именем Оноды. Письма из Хогвартса со списками учебников и вещей на следующий год. Последний, седьмой год. Вот же, он и правда уже так близко? — Поход в Косой переулок уже назначен? — спросил Манами, положив оба конверта на стол. — Наруко идет двадцатого. Имаизуми тоже, — ответил Онода, допив чай. — А ты пойдешь? — Я бы хотел, — вздохнул Манами. — Но Косой переулок — это не Чемпионат мира, хотя людей и много. Я не готов так рано. — Я рад, что ты проявил немного благоразумия, — слабо улыбнулся Онода. — Хэй, не говори так, будто я совсем безбашенный, — посмеялся Манами. — Ты должен и сам понимать, что я не хочу идти на крайние меры. — А иногда выглядишь так, будто хочешь, — ответил Онода. Манами сделал вид, что пропустил мимо ушей это высказывание. — Но ты ведь пойдешь за учебниками? — Ага, — согласился Онода. — И мои тогда купи, — сказал Манами, пододвинув к нему свое письмо. — Я встречусь с Наруко и Имаизуми, — кивнув, добавил Онода. — Мне рассказать им что-нибудь? — А что рассказывать? — пожал плечами Манами. — Ну может… о твоих планах? — посмотрел на него Онода. — Ты собираешься выпускать обскур. Это не какая-то шутка. — Они отреагируют так же, как ты, — помрачнел Манами. — Пусть Наруко и предпочел бы броситься в бой, а не убегать, он знает, насколько опасна моя сила. Имаизуми еще рассудительнее. И я сомневаюсь, что они просто доверятся мне, как можешь сделать ты. — Значит, хочешь оставить это в тайне, — понял Онода. — И да, они, скорее всего, будут против. Я уже начал готовиться к этому. — Тогда тебе придется выбирать, — сказал Манами, и Онода резко подскочил со стула. — Не говори мне о выборе. Не напоминай о том, как это тяжело. Я выбрал скрывать от них слишком много тайн, хотя они мои друзья. — Прости, что дал тебе новую, — опустил взгляд Манами. — …Ладно, — выдохнул Онода, отворачиваясь. — Но они не заслужили этого, если мы хотим, чтобы они были на нашей стороне. Не согласиться с этим было бы трудно — Манами и не собирался искать себе оправдания, он в любом случае поступал плохо с теми, кто стал его друзьями. И все было ради… квиддича? Скольким еще он был готов пожертвовать ради того, чтобы просто иметь возможность сыграть? Наруко был прав тем не менее… у Манами просто-напросто съехала крыша из-за квиддича. Он помешался. И чем дальше, тем все становилось только сложнее.