Небесный принц: Новое чудо

Все это было совсем не вовремя. Манами рассчитывал пробыть на праздничном ужине до самого конца, а после вместе с факультетом пойти в гостиную, как было всегда, но в данный момент ему было слишком страшно. Боль никуда не уходила — она была необычной, новой, не такой, какую он испытывал на четвертом курсе, когда обскур в нем начал расти, отбирая жизненные силы. То было далеким прошлым и походило скорее на медленное угасание, но сейчас все действительно было по-другому. Неужели что-то с органами? — без удовольствия задумался Манами, мысленно благодаря ситуацию за то, что все слишком увлечены вошедшими в зал первокурсниками. Больше всего сейчас он не хотел, чтобы кто-то из товарищей со Слизерина заметил его искаженное болью лицо. К чему это бы привело? К новым вопросам? Новым сплетням? К… жалости. Только не сейчас, — проговорил про себя Манами, тратя все силы на игнорирование покалывающих и сдавливающих ощущений в груди. Если кто-то поймет, в чем дело, это может все испортить — все планы, от которых он пока еще не собирался отказываться. Ну же, успокаивайся, — с усердием подумал он, словно собираясь исполнить заклинание, которому не мог обучиться целый месяц. Ничего не помогало. С трудом Манами переждал всю церемонию распределения. В какой-то миг ему начало казаться, что боль затихает, но потом, к своей досаде и еще большему страху, он понял, что это всего лишь привыкание. Прошло больше получаса — он привыкал к силе боли, и это было еще ужаснее, чем само ее появление. Смирившись с тем, что все-таки придется уйти с ужина гораздо раньше, он убедил себя в благоразумии этого решения и осторожно выбрался из-за стола, даже не взглянув на появившуюся еду, которая вызвала у остальных проголодавшихся учеников восторженную реакцию. Нет, ему было не до угощений — тошнота все еще напоминала о себе. Бросив еще один взгляд в сторону профессоров, которые тоже готовились приступить к трапезе, Манами удостоверился, что целительницы среди них так и не появилось. Это могло значить, что она чем-то занята в лазарете, а может быть, и нет, конечно, — гадать в таком состоянии вряд ли получится. Староста вроде бы ничего не заподозрил, когда Манами подошел к нему и, наклонившись, спросил пароль от гостиной. У него было хорошее настроение, и он, видимо, подумал, что Манами просто срочно нужно что-то из своих вещей, — это к лучшему. Как и тот момент, что его курс теперь сидел самым последним за столом — уйти незамеченным было гораздо проще, но даже так чей-то внимательный взгляд неприятно ощутился спиной. Кто именно это был, один из сокурсников или кто-то младше, Манами не понял, потому что, когда он на миг обернулся, уже никто на него не смотрел, да и выяснять не было желания. Он покинул Большой зал и насколько быстро мог направился в сторону лестниц. Однако едва он завернул за ближайший угол, как контроль ослаб против воли, и терпеть стало практически невозможно. Манами покачнулся, схватился рукой за стену и застонал, поморщившись. Это было плохо. Без шуток плохо, и мешкать было уже нельзя. Запоздало подумав о том, что стоило сказать хотя бы Оноде и попросить его сопроводить в больничное крыло, Манами оттолкнулся ладонью от стены и побрел дальше, борясь с противным чувством, вызванным секундным проигрыванием в воображении такой сцены. Сколько раз уже он был слабым перед Онодой? Сколько раз это должно было еще повториться? До самой смерти, да? Стараясь отогнать эти мысли, которые лишь усугубляли ситуацию, Манами каким-то образом даже смог держаться ровно, пока поднимался по движущейся лестнице. Вокруг все-таки были картины и их любопытные жители, которые тоже любили посплетничать, — он это не забыл и включил весь свой талант к сокрытию правды. Вроде сработало. Он не знал, конечно, точно, но вскоре стало уже не до этого — хотелось только быстрее оказаться на месте и чтобы с ним сделали уже хоть что-нибудь, прекратили это мучение, если такое вообще возможно. Оставалось лишь надеяться, что мадам Бланд у себя и поможет ему. Когда Манами наконец добрался до лазарета и прошел внутрь, в большом помещении приглушенно горел верхний свет. Дверь в кабинет целительницы в самом конце была приоткрыта, и это внушило надежду, успокоило. Манами увереннее двинулся дальше, но на середине пути все же остановился и оперся рукой о металлическую спинку ближайшей кровати. В груди заболело сильнее, и это практически заставило его согнуться пополам. От нового приступа тошноты закружилась голова, а потом словно из тумана прозвучал чей-то голос. Вроде бы знакомый, но точно не целительницы — мужской. Манами не мог сейчас вспоминать о том, где слышал его раньше, но, похоже, должен был отблагодарить обладателя позже, потому что он позвал мадам Бланд, и уже вскоре ее надежные руки взяли за плечи, помогая вернуть равновесие. — Что болит? — встревоженно спросила она, отчего Манами немного начал приходить в себя. — Не знаю, — еле выговорил он, видя перед собой мутное очертание другого человека, стоявшего чуть поодаль, словно застывшего в ожидании. Его яркий цвет волос напоминал о конце шестого курса… — Похоже, мне конец. — Пожалуйста, приляг. Я посмотрю тебя, — сказала мадам Бланд, помогая обойти кровать и опуститься сверху на аккуратно застеленное одеяло. Манами лег на спину и тут же почувствовал себя легче — тошнота и головокружение немного отступили, и стало еще лучше, когда руки целительницы ослабили галстук и сняли его. Ему показалось, что он может заснуть за какие-то жалкие секунды, и было уже совершенно все равно, что с ним будут делать, — во сне боли нет. Во сне он будет спасен. — Понятно, — снова послышался обеспокоенный голос, и Манами смутно чувствовал теплую ладонь на своем сердце. — Кишигами, — обратилась мадам Бланд к кому-то, — принеси из моего кабинета обезболивающее, пожалуйста. Самое сильное. — Да, конечно, сию секунду, — ответили ей, и воспоминание в голове Манами стало еще ярче. Он помнил свой предыдущий визит в это место. Тогда он и встретил впервые этого парня — Кишигами Комари. Кажется… он собирался работать здесь стажером? Шагов не было слышно. Вместо этого парень, видимо, достал свою палочку, потому что он произнес заклинание призыва, но Манами не горел желанием следить за тем, что происходит. Он немного приподнялся, только когда мадам Бланд снова помогла ему, придерживая за плечи, и дала выпить из стакана. Манами сделал это, едва ощущая вкус и не открывая глаза. — Должного эффекта не окажет, но поможет хотя бы немного ослабить приступ, — сказала целительница, когда он закончил и снова опустил голову на подушку. — Приступ? — переспросил он, морщась от неприятного вяжущего ощущения в горле. — О чем это вы? — Пострадали твои органы, Сангаку, если хочешь понятное объяснение, — ответила целительница так тихо, что Манами едва услышал. — Из-за… обскура? — уточнил он и все же открыл глаза, чтобы увидеть ее суровое выражение, от которого недавняя надежда мигом начала беспощадно таять. — Да. Из-за его губительной магии. Это должно было случиться когда-то, но я… не ждала этого так рано. — Вот как, — натянуто усмехнулся Манами, переведя взгляд в потолок. — Значит, все хреново, да? Я в полной заднице? — Я не так компетентна, чтобы сказать, насколько именно все плохо. Я не могу провести достаточно точное обследование, — ответила мадам Бланд. — Тебе нужно в Мунго, чтобы опытные специалисты осмотрели тебя. — Нет, нет, — почти застонал Манами, прижимая запястье к глазам. — Я же только приехал. Я не могу отправиться в больницу в такое время. Мне на тренировки нужно походить, а потом отборочные еще… — Сангаку, — снова напряженно позвала его целительница. — Ты сошел с ума? Манами невольно посмотрел на нее, а потом заметил, с каким настороженным лицом стоит Комари, опустив глаза и кусая губу. — Потому что я все еще хочу заниматься квиддичем, даже если мое здоровье снова ухудшилось? — спросил Манами, отведя взгляд. — Это мой последний год. Последний раз, когда я могу сделать что-то для своей команды, и я должен. — Знаешь, иногда я просто хочу отказаться осматривать тебя, но такова моя работа здесь, — безнадежно вздохнула целительница. — Моя работа — помогать ученикам, и даже если я крайне не одобряю твои цели, я могу предложить тебе... Я отправлю в Мунго сову. Попрошу, чтобы они прислали сюда кого-нибудь для более точного обследования. — Ладно, пусть, — пожал плечами Манами, без желания соглашаясь. — Но в больницу я не лягу сейчас и от квиддича не откажусь. — Ты невыносимо упрям, как и всегда, — с недовольством сказала мадам Бланд, поднимаясь на ноги и поправляя длинный фартук. — Оставайся здесь. Я проверю твое состояние через пару часов и завтра утром, а сейчас схожу за пижамой. — Можно и на уроки не ходить? — улыбнулся Манами. — Я поражаюсь, с какой легкостью ты находишь плюсы в такой ситуации, — ответила целительница, и в ее тоне прозвучала обреченность. — Спасибо, мне уже немного лучше, — поблагодарил Манами и поднял руки, чтобы потереть пальцами уставшие глаза. Обезболивающее, кажется, начинало действовать. Целительница тем временем, тяжело стуча каблуками по полу, направилась в конец помещения, где недалеко от ее кабинета была еще одна дверь, ведущая в комнату с всякими вещами, вроде постельного белья и предметов гигиены для учеников, которым приходилось остаться здесь на ночь. Комари тоже не задержался. Он совсем ничего не сказал, хотя Манами помнил его более разговорчивым, а просто ушел вслед за мадам Бланд, и вернулась она обратно уже одна. Принесла комплект голубоватой пижамы и зубную щетку и положила это все на комод рядом с лампой. — Потом, — сказала она, держа ладонь на ровной стопочке. — Сейчас отдохни немного. Чуть позже я распоряжусь об ужине для тебя. Если, не дай Мерлин, почувствуешь себя хуже, сразу говори. — Ага, — кивнул Манами, начиная застегивать пуговицы на рубашке обратно. — Как в старые добрые времена, правда? Первый день школы — и сразу в больничное крыло. На это целительница лишь снисходительно улыбнулась, после чего снова ушла, и Манами слишком отчетливо почувствовал, как исчезает улыбка с собственного лица. Он острил, конечно, да, но вовсе не потому, что видел плюсы в сложившейся ситуации… А потому, что пытался отвлечь себя от страха, который был внутри вместе с болью, поражая тело и сознание. Что он будет делать, когда придет целитель из Мунго? Что, если не станет лучше? Что, если он все же не сможет играть в квиддич? И что он услышит, если осмелится попросить высказать предположение о том, сколько ему вообще осталось? Как же это все было не вовремя. Он думал, что его главная проблема сейчас — это Мидосуджи, забывая о другой проблеме, на самом деле существовавшей и раньше. Неминуемое приближение к смерти, которое, кажется, только ускорилось. А он ведь так надеялся, что для этого еще действительно рано. Что у него еще есть в запасе… небольшая жизнь. Лет десять или семь хотя бы. Неужели даже это ему было не дано? Манами показалось, что он выпал из реальности. Он лежал, ничего не воспринимая, не слушая тихие звуки и разговоры, доносящиеся из кабинета целительницы. Когда ему стало прохладно (заметил ли он это сразу?), он все же переоделся в пижаму и забрался под одеяло, чувствуя себя уже вполне обычно, — разве только слабый отголосок боли остался, и это все равно не внушало спокойствия. Дурные мысли все еще лезли в голову, и так сильно хотелось отгородиться от них чем-нибудь, отвлечься. Манами не знал, сколько времени прошло, пока он вот так боролся с собой. Когда целительница принесла поднос с ужином, он притворился спящим, а когда ее шаги снова затихли, он открыл глаза и вновь уставился в потолок, думая, что эта картина стала его проклятием. Он никогда не узнает, что значит быть здоровым. Он никогда не узнает, каково это — не держать в голове, что ты можешь заболеть из-за любой ерунды. Не держать в голове осознание того, что тебе не прожить полноценную жизнь… Из-за этого слезы накатывались на глаза, но Манами сдерживал их, не желая быть случайно раскрытым. Он отвернулся в противоположную сторону от кабинета, уткнулся лицом в складки одеяла, снова пытаясь абстрагироваться от реального мира, и из-за этого не заметил, что в больничное крыло пришел кто-то посторонний, а потом стало уже поздно. Матрас кровати промялся под весом еще одного человека, севшего на край, и Манами вздрогнул, просыпаясь от забытья. — Сакамичи? — тихо позвал он, увидев взволнованно-испуганное лицо Оноды. — Я видел, что ты ушел раньше. У меня было плохое предчувствие, поэтому я пришел сюда, — стараясь говорить так же тихо, объяснил Онода. — Но ужин… — вспомнил Манами, подумав, что Онода все бросил из-за него. — Разве тебе не нужно отвести факультет в башню? — Ужин закончился, — ответил Онода. — И я свои дела тоже закончил. Почему ты не сказал мне? — Что? — бессильно спросил Манами, снова закрывая глаза и утыкаясь лицом в одеяло. — Ты ведь сюда не просто поспать пришел, — сказал Онода, и его голос был наигранно спокойным. — И симптомов простуды у тебя не было в поезде. Значит, дело в чем-то другом. Это… — Не надо, — отчаянно попросил Манами, чувствуя, как начинает дрожать. — Я просто… Онода, торопясь, нашел его ладонь под одеялом и сжал ее покрепче, словно стараясь скрыть и свою нахлынувшую дрожь, — а это стало, видимо, последней каплей. Манами больше не смог сдерживаться. Слезы бесконтрольно полились из глаз, и так сильно захотелось взвыть от беспощадной правды. Он обречен. А Онода обречен потерять его. Они никак не смогут исправить это, потому что лекарства все еще нет. Как же он, Манами, мог так безответственно закрывать глаза на это? — Прости, — всхлипнув, выговорил он. — Прости, Сакамичи… Я не знаю, что могу сделать… — Не извиняйся. Пожалуйста, Сангаку, — попросил Онода, наклонившись и прижавшись щекой к плечу Манами через одеяло. — За это не извиняйся. Это не твоя вина. Это я должен… Он оборвал себя на половине фразы, потому что тоже начал плакать, и Манами едва слышно выдохнул: — Мне страшно. Так же, как это было два года назад. Он чувствовал себя резко переместившимся в прошлое. В больницу Мунго, где он мог умереть. Где Онода спас его, использовав свои странные способности. Но больше они не смогут это повторить. Забирать магию теперь бесполезно — обскур все равно не уменьшится, а восстановит всю свою силу, и вытащить его целиком тоже невозможно, не придя в конце этого к смерти носителя. Это был тупик. Самый настоящий и безжалостный тупик, к которому никто из них не был готов. Не обращая внимания на слезы, Манами ломал голову, пытаясь придумать, что сказать, чтобы успокоить хотя бы Оноду, но идей не приходило. Они оба все еще были в слезах, когда целительница подошла, чтобы провести еще один короткий осмотр перед сном. Онода неохотно пересел на соседнюю кровать, пряча лицо, а Манами, почти не дыша и замерев, ждал новый приговор. — Худшее позади, — тихо сказала мадам Бланд, подержав руку с зажатой между большим пальцем и ладонью волшебной палочкой на сердце, а потом потрогав лоб. — Пульс улучшился, и температура в норме. Целитель из больницы скажет больше, а пока постарайся беречь себя и хотя бы до нужного обследования не посещай тренировки. Сможешь потерпеть неделю? — Да, наверное, — ответил Манами, вытирая рукавами пижамы мокрое лицо. Про Оноду она ничего не сказала, словно его вообще здесь не было, — не попросила его уйти, а просто взмахнула палочкой, заставив верхний свет практически полностью погаснуть, после чего они остались только вдвоем в огромном лазарете. — Не делай все в одиночку, когда это так сложно, — сказал Онода, вернувшись обратно на место. Его лицо и глаза все еще были покрасневшими от слез, но он вроде немного успокоился, и Манами, глядя на него, почувствовал себя легче. Он отодвинулся ближе к противоположному краю, освобождая место; Онода, сняв ботинки, прилег рядом поверх одеяла. — Привычка, — запоздало ответил Манами на его слова. — Я хотел сказать тебе и одновременно не хотел, чтобы ты начал беспокоиться еще и из-за этого. — Ты должен говорить, — вздохнул Онода, приподнимаясь на локте и внимательно заглядывая в глаза. — Каждый раз, потому что это важно. Иначе я начинаю беспокоиться лишь сильнее. — Извини, — усмехнулся Манами. — Я даже возразить тебе не могу сейчас. — Твои фанаты, похоже, тоже беспокоятся, — сказал Онода, отчего Манами даже озадачился. — Я вроде твоего сокурсника с факультета видел неподалеку отсюда. Похоже, ему было интересно, что с тобой стряслось. — Уф, надеюсь, он не разболтает другим, — поморщился Манами. — Они не должны решить… …что я слишком слаб для того, чтобы быть в команде наравне с остальными участниками, — неохотно закончил про себя он. — Сюда придет другой целитель? — спросил Онода, меняя тему. — Или что имеется в виду? — Да. Кто-нибудь придет, чтобы лучше меня посмотреть, — пожал плечами Манами и отвел взгляд в сторону. — Хотя толку от этого мало будет. Лечения все равно нет. Я лишь могу узнать, насколько ухудшилась ситуация. — Квиддич может ухудшить ее еще больше, — напряженно добавил Онода, отчего Манами тихо застонал. — Не запрещай мне играть. — Запретить тебе играть? — переспросил Онода. — Это как сжать твое горло и не давать дышать? — Типа того, — грустно улыбнулся метафоре Манами и снова встретил его взгляд. — Прости и за это. За мою одержимость. — Так было всегда. Ничего не поделать, — ответил Онода, дотянувшись свободной рукой до волос Манами и принимаясь поглаживать их. Прикрыв глаза, Манами поддался приятной ласке, и она убаюкивала его после насыщенного дня и всех тревожных моментов, произошедших сегодня. Вероятно, когда-нибудь Онода сделает это в последний раз. Успокоит его, чтобы отпустить туда, откуда уже не возвращаются. Неплохой будет конец, иронично подумал Манами и устроился поудобнее, молясь про себя, чтобы слезы снова не хлынули из глаз.

* * *

Он не сильно рассчитывал, что на следующее утро его настроение поднимется, но это, к удивлению, действительно произошло. Ночь с первого на второе сентября они с Онодой проспали на одноместной неудобной больничной койке, и осознание этого после пробуждения каким-то образом словно придало сил, взбодрило. Да и чувствовал себя Манами вполне нормально. Вроде никаких болей в груди. Сердцебиение и дыхание такие, как обычно. Голова не кружилась, и не тошнило. После Оноде, правда, понадобилось уйти еще до завтрака, потому что на его плечах все еще была работа старосты и он должен был проследить за тем, чтобы каждый ученик его факультета узнал свое расписание занятий. Манами же заставили остаться в лазарете, даже если его показатели здоровья после утреннего осмотра были, в принципе, сносными. Об уроках, по крайней мере на сегодня, можно было не беспокоиться, да и целительница еще вчера передала старосте Слизерина, что один из учеников пока будет в больничном крыле. Манами с проснувшимся аппетитом прикончил принесенный завтрак и продолжил отдыхать в постели, время от времени принимаясь разглядывать браслеты и пытаясь понять, не стал ли кровавый цвет тусклее. К счастью, вместо мыслей о смерти его заняли другие, чуть менее пугающие, которые снова заключались в основном в квиддиче и грядущем сезоне. Ему было интересно, какие тренировки устроит Юто для команды и с кем придется сразиться в отборочных, если он, Манами, конечно, все же не потеряет эту возможность. Если то, что произошло с ним вчера вечером, так и будет носить временный характер, он справится, ведь да? Научится переживать эти приступы и сделает все, чтобы сыграть в матчах наилучшим образом. Уф, это казалось тем еще безрассудством, на самом деле. Он же мог подвести всю команду и факультет из-за этой усилившейся проблемы со здоровьем. Слить игру. И что он будет делать? Осмелится ли вообще на такой риск? Это было даже смешно, но, похоже, Манами своими размышлениями призвал соответствующего человека. После первого урока в больничное крыло пришел Юто, и, даже если выглядел он вполне спокойно и дружелюбно, нервная дрожь все равно пробежала у Манами по спине. — Ты что, прогуливаешь? — спросил Манами из постели. — Староста будет недоволен. — Нет. У меня реально окно сейчас, — ответил Юто, улыбнувшись, и подошел прямо к кровати. Он, похоже, снова немного вытянулся за лето, как показалось Манами, и без привычной маски на голове был совсем как старшекурсник. Старшекурсник, с которым лучше не шутить. Он ведь раз за разом лишался квиддичного Кубка, а в прошлом году от него отделяла всего лишь жалкая капля. И Юто определенно планировал наверстать все в этом году. Разве Манами действительно мог позволить себе сделать хоть что-нибудь, что этому может помешать? — Ого, — сказал Юто немного удивленно и откусил кусочек шоколадного батончика, который достал из кармана мантии. — Ты не выглядишь болезненно. — Ну так я тут и не из-за простуды, — уныло ответил Манами, понимая, что Юто на самом деле пришел проверить его состояние, чтобы сделать для себя определенные выводы. Выводы, касающиеся квиддича, естественно, — не благодаря чувству крепкой дружбы он ведь явился. — И насколько все плохо? — спросил Юто, прожевав, и больше не стал подносить ко рту батончик. Он был, ну… слишком уж беспристрастным, задавая такой вопрос. Обидно равнодушным даже, сказал бы Манами. — Пока не знаю, — тем не менее ответил он. — На следующей неделе придет целитель из Мунго, он посмотрит. — Я так и знал. — Что? — Что это случится. Ждал, — сказал Юто немного напряженно, но после почему-то снова улыбнулся. — Естественно, что твое здоровье не будет становиться лучше. Мне об этом и Тодо говорил. — Тодо? — повторил Манами и невольно поморщился. Ну конечно. Давно ли это было? Еще на квиддичном Чемпионате они поднимали эту тему в палатке. Тодо знал, что здоровье Манами ухудшается. Он беспокоился и, возможно, говорил с Юто снова после этого раза… — Но ты ведь не испугался? — спросил Юто. — Ты не испугался квиддича? Я знаю, насколько сильно твое желание играть. Желание, которое преодолевает все, даже здравый смысл. — К чему ты все это говоришь? — К тому, что я тоже хочу, чтобы ты играл в команде. Я принимаю твою повернутость, потому что я, наверное, и сам стал таким. — Юто прошелся по полу, все еще сжимая в руке начатый батончик. Он встал к Манами спиной, глядя в сторону высоких окон, и продолжил: — Мы просрали Кубок в прошлом году, как ты помнишь. Хотя он был у нас практически в кармане. И не собираюсь повторять это снова. Довольно. — Мне кажется, или ты пытаешься сказать мне, что хочешь меня в команду, но не можешь взять? — с трудом заставил себя спросить Манами, ерзая в постели, чтобы принять полусидячее положение. — Как пессимистично, — усмехнулся Юто, повернув голову в его сторону. — Ты мне нравишься, Манами. Больше нравился, конечно, когда я еще только поступил на первый курс, но не суть. Я не могу говорить о том, что ради дружбы с тобой я собираюсь идти на безрассудство. Я не имею права сделать это в моем нынешнем положении. Ни один хороший капитан так не сделает. Ты ведь понимаешь? — Понимаю, — без желания ответил Манами, уже принимая отказ. На что он вообще рассчитывал? На то, что Юто будет держать свое слово даже при изменившихся обстоятельствах? Уже сейчас он мог принять решение, а Манами просто зря тешил себя пустыми надеждами на то, что худшее обойдет стороной. — Мне нужен самый лучший ловец. Ты, иными словами, — вдруг сказал Юто, из-за чего Манами посмотрел на него с замешательством. — Не думай, что я спятил. Я пятый год наблюдаю за игроками Слизерина, я знаю способности каждого. И я… В прошлом году я ошибочно посчитал, что силы загонщиков и охотников хватит. Мне было плевать, что делает ловец, — я был готов вывести его оппонента из игры, если это потребуется, но моих умений не хватило. Они подвели меня в нужный момент. И если бы ты отыграл наш финальный матч в прошлом году, мы бы одержали бесспорную победу над всеми командами. В этом я практически не сомневаюсь. — Но я… — растерянно попытался сказать Манами. — Я знаю, чем это может грозить, — снова усмехнулся Юто, разворачиваясь полностью. — Я ужасно рискую, но все равно собираюсь отдать место ловца тебе. Потому что я знаю, как ты играешь, когда находишься в своей лучшей форме. Ты ведь еще сможешь показать ее? — Да. Думаю, да, но… Что, если я облажаюсь? — мрачно спросил Манами, на что у Юто, похоже, тоже был заранее готовый ответ. — Значит, я сделаю все, чтобы помочь тебе, — сказал он. — В этой стратегии есть выгода, даже если она не лежит на поверхности. — Выгода, — невольно улыбнулся Манами. — Это квиддич. — Квиддич не всегда похож на дружбу, — ответил Юто. — Особенно когда собираешься выиграть Кубок в конце сезона. — Но мы ведь все равно друзья? — спросил Манами, не теряя улыбки. — Не расстраивай меня сейчас, когда я вынужден лежать здесь, будто самый слабый и бесполезный игрок. — Типа того, — улыбнулся в ответ Юто. — Когда выпишешься, обязательно оставлю на твоей кровати в спальне сладости. — Смотри, у тебя отлично получается, — усмехнулся Манами. — Ага, — согласился Юто и снова откусил от батончика. — Я рад, что у тебя немного поднялось настроение, — может быть, быстрее выйдешь отсюда. — Спасибо за пожелание, — поблагодарил Манами, чувствуя себя так странно и нелепо. Он действительно был счастлив тому, что Юто считает его выгодным вариантом для позиции ловца? Еще и после вчерашнего вечера страха и безнадежности? И впрямь сумасшествие какое-то. Тем не менее Манами действительно поверил, что все это не приснилось ему. И даже если Юто вскоре ушел, покинув лазарет, осознание прошедшего с ним разговора было очень ярким и настоящим. Манами до сих пор поражался, какую власть могла иметь простая спортивная игра. Как сильно могла ранить его, как сильно возвысить и осчастливить, словно любовь к живому человеку. Эти мысли оживляли его, заставляя снова обрести надежду, и с этим чувством он практически был готов заключить со своим организмом сделку. Пожалуйста, позволь мне отыграть в этом году, а потом что угодно, хоть даже смерть… Вот бы такое действительно могло сработать. Подобные размышления, конечно, пришлось держать в своей голове поглубже, потому что позже Манами вспомнил, что у него из-за артефакта все еще оставалась связь с сознанием Наруко, даже если теперь она не приносила таких неудобств, как это было в первой половине прошлого учебного года. Манами помнил и то, что Наруко не одобрял его стремление играть с Онодой, а уж такое абсолютное и осознанное стремление играть во вред своему и без того плохому здоровью — и подавно не одобрит. Манами не хотел провоцировать его на новый конфликт с учетом того, что уже имеющиеся разногласия нанесли удар по их только сложившейся дружбе, — пришлось настроиться на то, чтобы вести себя осторожнее. И, кстати говоря, Наруко тоже не заставил себя долго ждать. Пока Манами лежал в лазарете на протяжении пятницы и всей субботы, он приходил навестить его вместе с Онодой раз десять, наверное. Эти визиты, конечно, не были особенно продолжительными, потому что мадам Бланд не разрешала сразу двоим посторонним надолго оставаться в лазарете и шуметь здесь, но Манами все равно ценил каждый из них. Еще он был благодарен за то, что староста его факультета не дал распространиться информации о том, что он, едва приехав в школу, лежит в больничном крыле. Сюда в таком случае могли начать наведываться и совсем нежелательные лица, вроде просто любопытных учеников или девчонок, а Манами не хотел внимания, находясь в такой обстановке. К счастью, уже в воскресенье его отпустили, и он смог спуститься в свою гостиную, а уже потом разобрать вещи в спальне. Он отнес «Молнию» в положенное место — комнату для метел — и с трудом удержал себя от желания оседлать ее и хотя бы немного полетать. Все же он обещал их целительнице, что повременит с этим, пока не проведут нормальное обследование, а это означало, что придется подождать как минимум до следующих выходных. Ждать Манами, вообще-то, до сих пор не любил, но решил хотя бы в качестве благодарности за заботу и терпение сдержать обещание. От старосты он получил расписание уроков отдельным пергаментом, а еще пятничные конспекты по их общим дисциплинам, и удивился тому, сколько было сделано всего за один день. Да, выпускной курс легким быть, видимо, не собирался, и Манами даже на минуту задумался о том, как он успеет заниматься учебой и квиддичем, между делом пытаясь спастись от злодея-волшебника, да и просто не умереть раньше времени из-за собственной магии. Занимательное его ожидало испытание, по всей видимости, но отступать было уже ведь поздно, да? Выбор сделан — а значит, теперь оставалось только принять все, на что обрекла его жизнь, и бороться дальше. Как он всегда боролся. Сейчас стало сложнее, но и сам он уже был не ребенком — пора встретиться с новыми трудностями лицом к лицу, судя по всему, даже если некоторые из них воистину вселяли самый неприятный страх. Но сказать, конечно, было проще, чем сделать. Манами не чувствовал, что сможет смело идти по этой новой дороге, он не знал, когда где-то ошибется в следующий раз, и мысли о возможных последствиях этих ошибок пугали почти так же сильно, как изнашивание его физической оболочки. Проснувшись утром в понедельник, он был даже удивлен, что не случилось никакой другой напасти, в довесок к имеющимся. Все было вполне нормально, обычно. Он вроде не умирал, Мидосуджи не ломился в дверь за его силой, а соседи по спальне спокойно собирались на завтрак перед учебным днем. В Большом зале тоже не произошло ничего особенного. Все ели или общались, как и всегда, — разве только Онода пытался успокоить слишком энергичных и громких первокурсников за своим гриффиндорским столом. Манами слабо улыбнулся и приподнял ладонь, когда они встретились взглядами, после чего Оноду снова поглотили его дела старосты, а Манами пришлось достать свое расписание, чтобы понять, какие учебники и вещи положить в сумку, когда вернется в спальню. Травология — раз плюнуть. Заклинания вторым уроком — тоже терпимо. Ого. После обеда стояла защита от Темных искусств с гриффиндорцами вообще-то, и Манами только сейчас вспомнил о том, что они лишились преподавателя по этой дисциплине. Кто будет вести урок и почему… в расписании не была указана фамилия профессора? Это показалось даже немного странным, но заинтересовало все же не настолько сильно, чтобы пойти расспрашивать об этом. Скоро все выяснится само собой. А пока Манами доел завтрак и пошел за учебниками, чтобы не опоздать на первый урок, для которого нужно было выйти из замка и отправиться к теплицам. Идти одному не пришлось. Он успел догнать своих сокурсников, которые оставили изучение этого предмета, а в школьном дворе подтянулись и хаффлпаффцы. Он помнил, что, пока он среди людей, это безопаснее, и так можно было просто забыть об осторожности и подумать о чем-нибудь своем. Только вот думать ни о чем не хотелось. Манами отчего-то чувствовал себя каким-то опустошенным, что было, возможно, из-за пережитого недавно потрясения. Приступ повлиял на него сильнее, чем он представлял, а ожидание нового осмотра целителем из больницы только больше нагнетало. Из-за этого сосредоточиться на лекции было трудно. Манами почти ничего не записал за весь урок, пока профессор Пьер давал новую тему, а от духоты теплицы клонило в сон. Возможность выйти на свежий воздух после окончания занятия оказалась едва ли не спасением. Манами уже не стал ждать остальных ребят, а пошел вперед без них, надеясь проветрить голову. Это было даже смешно, ведь стоило ему вернуться в замок и пройти в кабинет заклинаний, как он увидел Мияхару и практически сразу вспомнил о том, что после выпуска она собиралась пойти учиться на целителя. Эта тема не оставит его в покое теперь, да? — Хотел бы я дожить до того момента, когда ты закончишь свою учебу и сможешь увидеть, как внутри меня все хреново, — со смешком сказал он, сев с Мияхарой за одну парту. Она повернула голову в его сторону и вопросительно приподняла бровь. — Что? — Ничего. Решил, что это будет оригинальным приветствием, хотя прозвучало скорее глупо, — улыбнулся ей Манами. — Как дела? Собираешься набрать самые высокие баллы на выпускных экзаменах, м? — Ну, — растерянно ответила Мияхара, посмотрев на открытый учебник перед собой. — Хотя бы достаточно высокие для прохождения в академию. — Что? Просто достаточно высокие? — разочарованно протянул Манами. — Это на тебя не похоже, знаешь? Куда подевалось твое стремление быть лучшей? — Скромность — вообще-то не грех, — усмехнулась Мияхара. — Но программа на последний год и правда очень сложная. Я не могу быть уверенной, что освою все. — Конечно освоишь, — отмахнулся Манами, доставая из сумки учебник. — Даже квиддич из-за этого бросила. Хотя… выиграть Кубок второй раз я бы тебе не дал. — Как страшно, — шутливо ответила Мияхара. — Если хочешь бросить мне вызов, то ты опоздал. Я действительно не могу сейчас тратить на это время, если хочу пройти в академию после школы. — Знаю, — согласился Манами, слыша, как другие ученики здороваются с вошедшим в кабинет профессором. Это было даже здорово — то, что Мияхара твердо определилась со своим будущим. Самому Манами теперь, кажется, даже можно было не думать об этом — будут ли у него после этого года вообще силы делать хоть что-то? Да и что он умел, кроме квиддича? Разбираться в травологии и вроде неплохо колдовать заклинания? Нет, в этом он не видел для себя полноценной страсти, как к магическому спорту. Но размышлять об этом долго не пришлось — профессор начал урок, и первую половину занятия ученики просто практиковали более сложные, чем в прошлом году, невербальные заклинания, а после начали писать лекцию, как было и на предыдущем уроке. Тема затронула теоретическую часть итогового экзамена, из-за чего преподаватель стал непривычно серьезным, а от его изменившегося тона Манами сразу заскучал. Он почти засыпал над пергаментом спустя десять минут диктовки, но стоически держался, хотя и мечтая о том, чтобы закрыться учебником и немного подремать, как он иногда делал. Подобное поведение ему прощалось только потому, что профессор любил его за одаренность, но распространялось такое отношение все-таки лишь на единицы учеников. Именно поэтому Манами здорово удивился, когда заметил, как один из его товарищей со Слизерина слишком открыто отключился, положив голову на согнутые руки. И парта его была, вообще-то, совсем недалеко от учительского стола и доски. Вот уж точно абсолютная наглость. Не выспался, что ли, ночью? Профессор игнорировал эту картину довольно долго, почти до самого конца занятия, но потом все же не выдержал и, прервав лекцию, повысил тон: — Я, конечно, глубоко извиняюсь за потревоженный отдых, мистер Росс, но, если вам так наскучили мои занятия, вы могли остаться в своей гостиной. Снимаю со Слизерина десять баллов. Слова прозвучали так строго, что несколько ребят заметно вздрогнули, а заснувший ученик все-таки оторвал голову от столешницы и потер ладонью глаза. Все еще с недовольным выражением на лице профессор продолжил лекцию, но уже через пять минут озвучил домашнее задание, которое дал слишком большое, похоже, из-за своего упавшего настроения. Факультет Рейвенкло этому факту не особенно опечалился, а вот слизеринцы покидали кабинет явно возмущенными — староста даже решил отчитать провинившегося товарища. Догнал его в коридоре и окликнул: — Какого черта, эй, Элфий? — спросил он, остановив парня за плечо и развернув к себе. — С каких пор ты начал засыпать на уроках? — Пардон, учеба утомила, — усмехнулся в ответ парень с совершенно беззаботным видом, из-за которого Манами тоже не удержался от усмешки, проходя мимо них. И действительно, с каких пор? Манами, конечно, уже давно помнил всех своих сокурсников, но Элфий никогда раньше не обращал на себя внимания. Был вполне обычным, таким, как многие слизеринцы. Хорошая успеваемость и гордость от своего чистокровного происхождения. Сейчас же всего на секунду, но показалось, что этот парень стал как-то ярче и… живее? Смелее, добавил про себя Манами, с улыбкой направляясь в сторону лестниц. Он успел нагулять аппетит и теперь думал о том, что возьмет себе на обед в Большом зале, а еще — как потом пойдет на защиту от Темных искусств, где сможет посидеть вместе с Онодой и наконец узнать, как же директор решил проблему с преподавателем. Чувствуя себя тоже каким-то обнаглевшим, Манами занял место Имаизуми за гриффиндорским столом, раз уж тот пока отсутствовал, — это была отличная возможность присоединиться к Оноде и Наруко за трапезой. — Кстати говоря, — начал Манами, проигнорировав парочку неодобрительных взглядов, которыми все-таки окинули его гриффиндорцы, сидевшие неподалеку, — школа вроде все еще стоит на месте, и никаких ужасов не происходит. Шунске не планирует вернуться раньше? — Нет, — фыркнув, ответил Наруко. — Он сегодня сову прислал — сказал, что его не будет до конца месяца, а отборочные на последней неделе сентября! Мне реально придется проводить их самому! — О, ты, наверное, счастлив, — усмехнулся Манами, после чего подарил Оноде мягкий взгляд, от которого тот смущенно опустил глаза, будто они снова были на младших курсах. — Да конечно, — недовольно ответил Наруко. — Я, вообще-то, до последнего надеялся, что все обойдется. Чувствую себя кинутым как никогда! — Ты справишься, — подбодрил Манами, пододвигая к себе чистую тарелку и блюдо с мясным рагу. — А Шунске лучше бы действительно вернуться — без него все как-то не так. — Говорит парень, который всегда решает все в одиночку, — съязвил Наруко, отворачиваясь. — Тебе ли скучать по другим? Манами сделал недовольное лицо в ответ на это и все же принялся за еду, пока Онода взволнованно пытался перевести тему, чтобы исправить ситуацию. Он заговорил об уроках, и Манами невольно заметил, как перешептываются о чем-то за спиной Оноды хаффлпаффцы, поглядывая в его сторону. С чего это вдруг? — Так кто… — спросил Манами, ненадолго положив руку с вилкой на стол, — будет вести ЗОТИ в этот раз? Сакамичи, ты знаешь? В расписании не указано имя профессора. — Да? — удивленно спросил Онода и начал рыться в своей сумке, лежащей рядом на скамейке. — Что, тяжелые деньки? — с усталостью вздохнул Манами, обращаясь к Наруко, и тот раздраженно закатил глаза. — Ой, точно, — спохватился Онода, посмотрев пергамент с расписанием. — Я и не заметил, что здесь нет имени. Профессор Ишигаки ведь уволился с должности — они взяли кого-то другого, получается. — Я думал, старосты факультетов все знают, — снисходительно улыбнулся Манами. — Я бы мог это узнать — просто из головы совсем влетело, — попытался оправдаться Онода. — Теперь уже поздновато, — ответил Манами. — Проще пойти на урок и увидеть самим. — Ой, да какая, блять, разница? — возмутился Наруко, шумно поставив кубок тыквенного сока на стол, так, что часть его выплеснулась. — Каждый раз теперь, что ли, устраивать кипеш из-за очередного нового препода? — Да что ты разнервничался так? — не сдержавшись, тоже повысил тон Манами. — Не с той ноги сегодня встал? Какой смысл портить все еще больше? — О, может, это Я и начал портить все первым? — ответил Наруко, и Онода вцепился в его локоть пальцами, вынуждая резко замолчать. — Что случится, если мы просто рассоримся? Так все должно быть? — напряженно и строго спросил он, из-за чего Наруко прикусил губу и больше не стал продолжать этот нелепый спор, начавшийся на пустом месте. Манами почувствовал себя совсем не в своей тарелке из-за случившегося. Только теперь он понял, как Наруко было тяжело все это время, — его брат был в больнице, в чем он винил себя, к тому же на голову свалилась обязанность капитана квиддичной команды, а он явно не мог сосредоточиться сейчас на этом. Он все еще хотел… отмщения, да? Как можно было убедить его в том, что эти мысли вообще лучше выкинуть из головы? Вопрос был хорошим и сложным тоже. Манами не стал больше ничего говорить, просто продолжая обед, но испорченное настроение было слишком ощутимым. Потому что у Наруко оно было еще хуже — это даже и без действия артефакта не составило бы труда понять. Было непривычно, что никто из них троих до самого конца перерыва не проронил ни слова. Только Онода прервал их затянувшееся молчание, когда пора было уже выдвигаться на урок, и Манами без всякого желания встал из-за стола, чтобы направиться в сторону выхода. В дверях зала они пересеклись, из-за чего Онода воспользовался шансом и на пару секунд взял Манами за руку. — Как себя чувствуешь сегодня? Порядок? — Хорошо, — слабо улыбнулся в ответ Манами. — Вот бы целитель пришел до пятницы — я бы смог посетить тренировку команды. — Я завтра пойду, — неловко поделился Онода, бросив мимолетный взгляд на идущего позади них хмурого Наруко. — Честно говоря, не знаю, как меня примет команда после такого долгого перерыва. — Как игрока с потрясающими способностями и победителя, вероятно? — предположил Манами, из-за чего Онода, кажется, немного смутился. Манами ожидал, что Наруко тоже что-нибудь скажет об этом, — подбодрит друга, как обычно, или хотя бы безобидно пошутит, но ничего подобного не произошло. И даже если Манами совсем не хотелось, чтобы Наруко продолжал вести себя в подобном духе, он не знал, как исправить ситуацию. Он извинился несколько раз. Что еще можно было сделать? Бросить школу и отправиться вместе с ним выслеживать Мидосуджи? Безумие чистой воды. Как бы у них это получилось? У них нет ни опыта, ни знаний, как проводить подобные поиски. Они все еще были… детьми? Так может, стоило попытаться сказать Наруко, что лучше оставить это на долю взрослых? Начальник мракоборческого центра, точнее отец Оноды, все еще был на их стороне и наверняка все еще пытался вычислить, где может быть Мидосуджи. Если бы он поскорее... решил эту проблему — может быть, он смог бы придумать, как доказать причастность к нападению инферналов в Косом переулке? Манами и сам лишь смутно предполагал, как именно работают мракоборцы, но это только лишний раз убеждало его в том, что он все еще не знает, что делать, и не может быть уверенным, что они не облажаются, если начнут слишком самовольничать. Все, что он мог сейчас, кажется, — это быть максимально осторожным и стараться не провоцировать Мидосуджи, как он сделал, спрятавшись почти на все лето. Вспоминая об этом, Манами практически не заметил, как они дошли до нужного кабинета. Кажется, они были самыми последними, потому что в классе было довольно людно и оживленно, — многие из учеников активно обсуждали что-то, но, когда вошел Онода, они подозрительно поутихли, словно испугавшись чего-то. Манами подумал, что видел подобное, когда Фукутоми входил в гостиную факультета, и это немного позабавило его, успешно отвлекая от мыслей о каких-нибудь более серьезных причинах подобного поведения. Ничего не подозревая, он просто занял свое место за их с Онодой партой, выложил учебник и чистый пергамент, после чего с небольшой тоской взглянул на стоящий впереди пустой стул рядом с Наруко. Вот же, а он действительно скучал по Имаизуми. Или его присутствия жаждал правый браслет? — Эй, Онода, уже готов получать самые лучшие оценки? — спросил один из слизеринцев с соседнего ряда. — Чего? — изумился Онода, выронив из рук чернильницу. Она прокатилась по столешнице и почти упала на пол, но Манами остановил ее рукой в последний момент. — Оценки? — приподнял он бровь, глядя на своего товарища, но тот не успел ответить. Раздался отдаленный звук колокола — сигнал к началу урока, и вместе с тем в кабинет вошел, по-видимому, профессор, поскольку все окончательно затихли и отвернулись в сторону доски. Только вот Манами не последовал примеру остальных — он на автомате обернулся к двери и тут же раскрыл рот от полного потрясения, ведь у него, кажется, начались зрительные галлюцинации. Нет, серьезно. Что здесь делал отец Оноды? В школе случилось какое-то опасное происшествие и он был вызван сюда по работе? Но никто вроде ничего не видел, и слухов не было… Тогда что? Чернильница, которую Манами отдал обратно, снова выпала из рук, и Онода сидел с не менее потрясенным лицом. Когда его отец прошел к учительскому столу в начале кабинета, Наруко на секунду обернулся к ним и мысленно послал Манами полный изумления громкий вопрос: «Это что, отец Сакамичи?» «Ну да, определенно он», — ответил Манами, все еще не в силах прийти в себя, потому что начал догадываться о еще одном просто безумном предположении. Да нет, этого же не могло быть… Как вообще? — С вами я еще не знаком, седьмой курс, — после короткого приветствия сказал отец Оноды, и это был действительно его голос — никаких ошибок. — Но некоторые из вас, как можно догадаться, уже знают, кто я такой. Да уж, еще бы, — с сарказмом подумал про себя Манами, и ему действительно хотелось понять, что, черт возьми, происходит. Но спросить прямо он не мог, даже не знал, как сделать это, пока они в классе. Другие ученики тоже молчали, словно с какой-то настороженностью, и не стремились завалить нового… профессора? вопросами, как это было на первом уроке с Ишигаки. — Мое имя Клауд Вандеринг, — продолжил отец Оноды, неподвижно стоя возле учительского стола, и выглядел он… не сказать, что совсем уж мрачно, — внушительно точно, а еще вызывая чувство опасности. — Я работал в мракоборческом центре Министерства магии и более пятнадцати лет своей жизни посвятил борьбе… с Темными искусствами. Я закончил Хогвартс, как и вы закончите в этом году, и теперь я снова здесь, но уже не в качестве ученика, а как преподаватель одной из самых серьезных дисциплин. Эффект был произведен совсем другой, нельзя было отрицать. Профессор, который учил их до Ишигаки, тоже был мракоборцем в отставке, и ученики, по-видимому, уже сопоставили отца Оноды с ним и осознали, что веселья и поблажек на уроках больше не будет. Однако одна из учениц Гриффиндора все же не сдержала любопытства и проявила смелость, подняв руку для вопроса. — Я слушаю, — кивнул ей отец Оноды. — Простите… профессор, вы можете прокомментировать теракт, произошедший в Косом переулке? Газеты пишут, что это происшествие так и не раскрыто. Вы покинули свою должность, оставив это дело? — немного встревоженно спросила девушка. — Верно, — спокойно ответил отец Оноды. — Виновники так и не были найдены. Но это не значит, что я бросил мракоборческий центр на произвол судьбы. Мое место занял надежный человек, который работал со мной много лет. — Некоторые люди все еще напуганы и не могут получить гарантии, что подобное не повторится с ними и с их близкими, — сказала ученица, опуская глаза, но снова не получила никаких эмоций на свои слова. Да уж, неудобно, наверное, было скрывать ото всех правду, отвечая на подобные вопросы. А как бы отреагировало общество, если бы узнало о том, что инферналы были посланы всего одним волшебником, обладающим удивительными способностями и мастерски скрывающимся? Посеяло бы это панику между мирными жителями? — Косой переулок и общественные места сейчас охраняются и ежедневно проверяются до дальнейших распоряжений. Безопасность обеспечивается настолько, насколько это возможно. И на этом, кажется, было все. Девушка больше не задавала вопросов, хотя Манами был почти уверен, что ей интересна причина, почему мистер Вандеринг сменил работу именно в такое время. В такое… действительно неудобное время. Что у него вообще было на уме? Это был специальный ход, чтобы присмотреть за ними? Разве такой выбор был разумнее всего в данной ситуации? Об этом, видимо, думал не он один. Онода и Наруко тоже сидели напряженными весь урок, а после они, похоже, должны были пойти и потребовать объяснений — Манами, если честно, не знал, как дождаться. И никто, наверное, не мог сказать, что первое занятие вышло хотя бы отдаленно напоминающим то, как было с Ишигаки. Нет, отец Оноды не позволял себе шуток или сарказма — говорил в основном серьезно и по существу, проведя вполне достойный вводный урок. Да у него даже план составлен был, судя по тому, как он иногда заглядывал в пергамент, который все время держал при себе. Ему что, это нравилось? Под конец занятия он рассказал об одном реальном случае со своей работы, из-за чего ученики воодушевились и, похоже, признали его настоящую компетентность в своем деле. Научить их он и правда мог, только вот Манами все равно не спешил этому радоваться — его все еще волновало совсем другое, а именно то, как это внезапное и неожиданное изменение повлияет на их дело. Когда урок закончился и ученики, даже повеселев, стали собирать свои вещи и двигаться к выходу, Манами не спешил. Он складывал учебник и письменные принадлежности медленно и заметил, что Онода и Наруко тоже тянут время. Им не нужно было договариваться — они поняли друг друга без слов, переглянувшись всего один раз, и, когда последний ученик покинул кабинет, быстро направились в сторону другой двери, ведущей в дополнительное помещение специально для преподавателя. Там тоже был письменный стол, множество старых книг и пергаментов, сложенных на нем. Возле диванчика, стоявшего поодаль, громоздились разного размера клетки для каких-то существ, к счастью пока пустые, а у камина уютно располагалась пара кресел. Отец Оноды стоял возле одного и, когда они втроем вошли, с какой-то задумчивостью смотрел на разведенный в камине огонь. — Пап, ты это серьезно? — спросил Онода, заговорив первым, потому что Наруко, видно, чувствовал себя неловко, а Манами просто потерял дар речи, снова осознав, что все это происходит взаправду. — Точно, — сказал он раньше, чем отец Оноды успел что-то ответить. — Это вы имели в виду. Когда сказали, что в школе за нами кто-то присмотрит. Вы говорили о себе, да? — Что? — удивился Онода, посмотрев на Манами. — Но… Почему? — Онода моргнул и снова повернулся в сторону отца. — Зачем было делать из этого тайну? Ты мог сказать обо всем сразу! — Я не себя имел в виду, когда говорил, что за вами присмотрят, — слабо улыбнулся его отец, хотя и не отвел взгляда от огня в камине. — А в том, что я получу место преподавателя, я не был уверен до конца. Меня утвердили буквально в последний момент. — Но зачем? Я не понимаю, — мотнул головой Манами, словно это могло распутать мысли. — Я думал, что вы продолжаете искать Мидосуджи. Ваша работа… была удобной для этого? — А эта — удобна для того, чтобы перестраховаться, — ответил отец Оноды и встретился с Манами взглядом. — Не смотри на меня так — в первую очередь это для тебя. Я — угроза, а он, я уверен, узнает о том, что я здесь. И я, возможно, могу выиграть тебе время, пока Мидосуджи будет решать, как обойти меня, а он в любом случае спланирует свое проникновение в замок. Рано или поздно. — Мне время? — напряженно переспросил Манами. — Я не знаю, что может случиться, когда он все-таки явится, — сказал отец Оноды. — Но я помню, что ты хотел кое-что сделать в этом году… Квиддич, — понял про себя Манами и невольно поморщился. Это было так… Господи, отец Оноды на самом деле воспринимал это желание всерьез? — А тот человек… — снова заговорил Онода. — Кто еще в сговоре с тобой здесь? Ты так и не скажешь, кто это? — Нет, — ответил ему отец. — Так будет безопаснее, если его личность пока останется в тайне от вас. Манами только тяжело вздохнул на это, а потом бросил взгляд на Наруко, который за все время не сказал ни слова. — Шокичи? — тихо позвал его Манами, надеясь получить хоть какой-нибудь комментарий. Наруко вдруг поднял голову и посмотрел прямо на отца Оноды. — В прошлом году у нас были дуэльные уроки, — неожиданно сказал он. — Вы можете возобновить их? А если нет, можете учить только меня? Онода вздрогнул, а Манами в изумлении нахмурился, понимая, к чему эти вопросы. И это понимание не могло ему понравиться. — Я могу учить тебя, — ответил отец Оноды, и Наруко возбужденно напрягся, крепко сжав кулаки. — Когда? — Завтра. После ужина. В этом кабинете. — Договорились, — широко, но вряд ли радостно улыбнулся Наруко, после чего просто развернулся и вышел, оставляя Манами и Оноду в полной растерянности. — Ты позволишь ему это? — спросил Манами, чувствуя отдаленные отголоски той ярости, которую испытывал сейчас Наруко. Онода устало качнул головой. — Я уже пытался поговорить с ним. В этом он и слушать ничего не хочет. Он все решил для себя. — Вот как, — понял Манами и тоже шагнул к выходу, но на секунду остановился и повернулся к отцу Оноды. — Спасибо, — поблагодарил он и, не дожидаясь ответа, покинул комнату. Он знал, что Наруко не ушел далеко, — остался ждать за пределами кабинета, и Манами действительно увидел его, когда вышел в коридор. Он хотел попросить подумать еще, даже если ничего не получится и Наруко не послушает его, но тот заговорил раньше. Обратился с просьбой. — Сможешь встретиться со мной через час в библиотеке? Манами остановился на месте, снова невольно хмурясь. — Зачем? — Там и узнаешь. Поговорить мне с тобой нужно, — неоднозначно ответил Наруко, и Манами вздохнул, борясь с собственным чувством обреченности. — Ладно. Как знаешь. Я приду, — все же согласился он, по крайней мере, потому, что так у него, возможно, появится шанс хоть как-то проследить за ситуацией, которая явно выходила из-под контроля. Онода нагнал их в тот же момент, но на лестницах они разошлись — Манами отправился в свою гостиную, Наруко и Онода — в Гриффиндорскую башню, и это, наверное, было самым странным началом нового семестра по сравнению со всеми предыдущими. Слишком много всего наваливалось сразу. Слишком много случилось вещей, к которым Манами просто не знал, как относиться, и он действительно начинал переживать из-за Наруко, потому что тот так и продолжал горячиться, никак не успокаиваясь. Может быть, ему станет легче, когда брата выпишут из больницы и он вернется в школу? Может, с началом квиддичного сезона Наруко все-таки станет прежним? Но Манами, похоже, зря надеялся на это. После того, как он оставил вещи в спальне и пришел в библиотеку, по дороге заглянув в Большой зал и взяв со стола пару кексов, чтобы быстро перекусить, Наруко уже ждал его. Он сидел за столом один возле окна, подальше от других учеников, которые занимались сегодня здесь, и Манами, снова вздохнув, направился к нему. — Что это? — спросил он, посмотрев на книги и пергаменты, которыми обложился Наруко. — Хочешь позаниматься со мной домашкой? — Взгляни, — сказал Наруко, протянув Манами один из пергаментов. Манами пробежался глазами по списку и сразу вспомнил темы эссе и проверочных по травологии за прошлый год. — При чем тут это? Ты ведь не ходишь на травологию, насколько я знаю, — поинтересовался он, отодвинув себе стул и сев на него. — Теперь хожу. Это единственный предмет, которого мне не хватает. Я должен наверстать упущенное, — мрачно и серьезно ответил Наруко, взяв другой пергамент. — Тридцать эссе для начала. Манами поморщился, услышав эту цифру. — Почему? Для чего тебе не хватает травологии? — Для того, чтобы после выпуска я смог пойти учиться на мракоборца. — Ох, — произнес Манами, чувствуя себя крайне глупо. — Вот оно что. Так ты не отступишься. Ты все решил. Инферналы настолько сильно повлияли на тебя? — Да, — ответил Наруко. — Что плохого в том, что я нашел то, чем хочу заниматься в будущем? — Это опасная профессия, — напомнил Манами, на что Наруко громко фыркнул. — А то я не знаю. Я готов к этому. Я хочу этого. — Ладно, — сдался Манами, решив, что никак не хочет комментировать это рвение. — До конца года еще долго. Ты можешь и передумать. — Не надо… говорить мне об этом, — попросил Наруко. — Ты сможешь помочь с этими чертовыми эссе? У тебя есть время? — Да, думаю, найду время, — согласился Манами. — С какой темы начнем? — Водоросли, — явно без желания выбирать ответил Наруко. — Хорошо, — улыбнулся Манами и приподнялся, чтобы пододвинуть к себе учебники. — Пробовал когда-нибудь оборотное зелье? — Я не такой отбитый, как ты, — улыбнулся в ответ Наруко, после чего Манами ощутил, как его настроение стало немного лучше. Удивительно, он в самом деле был полон решимости сделать задуманное. Подумав, что, может быть, он примет это рвение позже, Манами отыскал в учебнике нужный параграф, а затем они постепенно приступили к первому эссе. Они занимались несколько часов и смогли успеть немало, даже если у обоих ближе к концу занятия заболела голова. За полчаса до начала ужина в библиотеку пришел и Онода, видимо решив проверить их, и на его лице появилась мягкая и почти нежная улыбка, когда он приблизился к столу и окинул обоих немного взволнованным взглядом. — Значит, ты уже согласился с ним, — понял он, приподняв один из пергаментов и посмотрев на записи. — А ты попробуй ему откажи, — усмехнулся Манами, откидываясь на спинку стула и начиная потягиваться. — Но сегодня я больше ни минуты не выдержу, — сказал Наруко и закрыл учебник, после чего принялся собирать пергаменты в одну стопку. — Я сам стану водорослью. — Собираешься наверх? — спросил Онода, пока Наруко скидывал вещи в сумку. — Ага. Отнесу все это и переоденусь. Я так нервничал, что аж вспотел, — пожаловался он, демонстративно оттягивая ворот. — Травология так ужасна? — неловко посмеялся Онода. — Не представляешь. Никогда не ходи на нее, Сакамичи, — это сущий ад, — ответил Наруко, повесив сумку на плечо. — Увидимся в Большом зале. Спасибо, — сказал он, тяжело положив ладонь на плечо Манами. — У тебя даже руки потные, — со смехом поежился Манами, почувствовав жар через ткань своей рубашки. — Душ прими. — Ага, — согласился Наруко и прошел между стеллажами, заворачивая в сторону выхода. Онода тем временем присел на его освободившееся место и посмотрел на наручные часы, чтобы проверить время. — Ну как? Думаешь, он справится? — Думаю, — пожал плечами Манами и наклонил голову назад, а потом в сторону, чтобы немного размять шею. — Он старательный, пусть и без таланта к травологии. — Я так волнуюсь за него, — сказал Онода почти со стоном, но после улыбнулся. — Хорошо, что он решил, к чему стремиться, но мракоборец… Это бывает так опасно. — А ты? — неожиданно даже для себя спросил Манами. — Ты думал о том, чем хочешь заниматься после выпуска? — Я? — растерялся Онода и, замявшись, опустил глаза. — Если честно… не знаю даже. Я помог маме с финансами, когда продал старую метлу, и она смогла сменить работу на более легкую. Ее здоровье улучшилось, но я не хочу, чтобы она снова перетруждала себя. Вот бы найти какую-нибудь прибыльную работу и мне потом, чтобы помогать ей и дальше… — Но все же… — погрустнев, продолжил Манами. — Что бы ты хотел? — У меня ничего особо не получается, кроме квиддича, наверное, — ответил Онода, — но я… не знаю, хотел бы я заниматься этим и дальше. Там уже не будет Наруко или Имаизуми. И… — Меня тоже? — мягко улыбнулся Манами, дотянувшись до руки Оноды и сжав ее. — Но там будет что-то новое. А может, ты встретишься с кем-то, кого не видел уже давно. Не хочешь подумать об этом? С таким талантом, как у тебя, перед тобой откроются многие двери. — Я был бы счастлив, если бы мне просто можно было быть с тобой, — сказал Онода с тоской в голосе. — Я буду с тобой, — ответил ему Манами. — До самого конца, Сакамичи. Это уже точно решено, я думаю. И я… Я буду рад, если ты найдешь для себя занятие, к которому тебя действительно тянет. У тебя есть еще год, и теперь ты снова играешь в квиддич. Попробуй почувствовать, насколько это тебе нужно. — А… ты? — тихо спросил Онода, ответно сжимая его ладонь. — Что буду делать я? — посмеялся Манами. …что буду делать я, если доживу до выпуска? — мысленно сказал он себе. Хороший был вопрос. — Мне еще предстоит это выяснить, похоже, — ответил он, закрывая глаза и пытаясь представить себе бескрайнее ясное небо. — Но в первую очередь… я поддержу тебя.