Равнодушие.

* * * Над Корролом на проклюнувшейся сквозь синеву неба ниточке звезд висело оранжевое солнце, медленно сползающее за острые крыши домов. Пастух устало гнал овец обратно, щуря красные глаза на небо и прикрывая их рукой. Его взгляд выхватил черную далекую фигуру конного на горизонте. Мужчина остановился, опираясь на палку. Дождался, пока белая лошадь поравняется с ним. Всадница придержала поводья и еле заметно кивнула ему в знак приветствия. Подождала, пока он прогонит овец вперед, к невысокому заборчику. Белка недовольно фыркнула, переходя на рысь и въезжая в приорат Вейнон. Широкая арка вела к летнему стойлу, под соломенной крышей которого отдыхали выпряженные и стреноженные кони. Обитые металлом тяжелые сапоги с глухим металлическим звуком ударились о землю. Рэм надвинула капюшон еще ниже. Невысокий монах в черной робе неторопливо проходил мимо с большой корзиной выстиранной одежды, тихонько насвистывая под нос. — Не подскажешь, где я могу найти Джоффри? — обращается к нему Рэм. Ловит на себе удивленный взгляд, с ног до головы. — Интересные нынче дела творятся, — покачал мужчина головой. — Императоров убивают, между городами носятся странные каджиты, а молодежь не учат здороваться… Рэм приподняла бровь, ее губы тронула кривая улыбка. Он не был стариком. В остриженных каштановых волосах не сияло ни одной серебряной пряди. — Я уже несколько дней трясусь в седле, и те части тела, от названий которых краснеют барышни и целомудренные монахи, не чувствуют ничего, потому как отбиты напрочь. Мне не только не до приветствий. Мне даже не до… А, ладно. Так что там с Джоффри? — Усталым путникам необходимо сначала предложить кров и ужин, и лишь потом — беседу, — хмыкнул тот. — Джоффри все равно до самой ночи не появится, так сложилось. — Что же заставило его уйти столь далеко?.. — Дела приората. — В таком случае, я принимаю твое приглашение. Все равно деваться некуда. В городе-то, небось, до нитки оберут в ночлежках да гостиницах. Пошли. Монах кивнул и подал знак пастуху, чтобы тот, загнав овец, занялся лошадью. Поманил за собой Рэм в сторону дома. В окнах постепенно загорался свет, пробивающийся сквозь шторы. — Оставь оружие у порога. Негоже по приорату бегать с мечом, пусть даже и в ножнах. — А с топором можно? — И с топором нельзя. * * * Вода в бадье остывала медленно. Рэм чувствовала себя облаком пара навроде тех, что укутали купальню изнутри. Мокрые пряди липли к плечам и шее, а кожа заметно порозовела. Пахло травами, мылом и деревом. Впервые за долгое время появилось ощущение полной безопасности без намека на беззащитность и слабость. Поврежденная в форте рука уже не напоминала о себе, но вот ребро доставляло массу неприятных ощущений, особенно при попытках забраться в седло или же спешиться. Да и ехать с постоянно прямой спиной было трудно, так что приходилось останавливать Белку в более-менее безопасных местах, сползать вниз, морщась от боли, и ложиться прямо на землю, чувствуя невероятное облегчение от щекучущих прикосновений травы. Благо, что патрульные проезжали по этой дороге не реже, чем раз в час, и надевать доспехи не было смысла. Белка тихонько паслась рядом, иногда задевая хозяйку бархатной мордой и отмахиваясь от мошкары… … Нарочисто гулко хлопнула дверь — Маборель предупреждал ее о своем появлении, чтобы не смущать. Рэм поежилась и, упираясь руками о бортики бадьи, чуть приподнялась, усаживаясь поудобнее. Ее мало заботило то, что вода практически не скрывала ничего. Вряд ли монах, даже если и живет затворником, не видел в своей жизни обнаженных женщин. К тому же, Рэм усмехнулась, смотреть и смысла не было. Она никогда не отличалась по-женски плавной фигурой, будучи широкоплечей и с узкими бедрами. В полном доспехе да в капюшоне она запросто могла выдать себя за мужчину, придав голосу басовитые нотки. — Скажи, есть ли в Корроле целитель, хоть какой-нибудь? — Смотря, что случилось, — его голос звучал глухо, и Рэм догадалась, что он отвернулся. — Небольшая неприятность близ Имперского города. Меня подлатал один маг. Но ребра до сих пор болят, их-то лечить явно дольше, чем пару синяков и царапин. — О. Обычно ребра срастаются сами, а раз твой маг так запросто тебя отпустил, значит, возможно, это даже не перелом, а трещина. Холодный компресс и тугая перевязка. Есть еще травяная мазь и отвар, притупляющий боль. Сейчас принесу. И да. Я подыскал тебе пару вещей, а твои отправил в стирку. Они насквозь пыльные и пропахли конем, извини уж. Посмотри, может, подойдет что, — он явно обрадовался поводу сбежать. — А если не подойдет?.. — Будем импровизировать. * * * Вопреки угрожающему тону приора, одежда неплохо подошла. Черная роба была чуть коротковата, но это не имело значения. Получив мазь от Мабореля, а после с его же помощью наложив тугую повязку, Рэм почувствовала себя много лучше. Отвар был горьковато-сладким, в нем угадывался шалфей и шиповник. В кухне дома было тесно и уютно, как будто босмер на мгновение вернулась в детство. Маленькое окошко, за которым ночь с вырезанными из звездной бумаги лунами над городом, пучки трав, развешанные везде и пахнущие до боли знакомо — осенью, дождем и лесом. Маленький камин и несколько ламп на вбитых в стены крюках освещали и грели, огонь плясал лихорадочными языками. Вытертый, исцарапанный стол и горячая керамическая кружка с горячим травяным чаем. Чабрец. Мята. И душица. Маборель осторожно присел рядом. Он не смотрит в глаза. Она замечает такую привычку за каждым, кто воевал. Где-то далеко в стойле заржала лошадь. На миг притихли сверчки. С улицы раздался перезвон подков, и ему вторили быстрые шаги. Рэм подняла голову. Снаружи переговаривались о чем-то двое мужчин, устало и торопливо. Она не слышала слов, но узнала издали голос Эранора, пастуха. В глубине дома хлопнула входная дверь, и в кухню стремительно вошел человек. Высокий старик, выглядящий явно моложе своих лет, остриженный под монаха, с венчиком седых волос. Крепкий, с острым взглядом, пронизывающим насквозь. — Эранор сообщил о том, что сегодня в приорат прибыла гостья. Сообщил он также, что вы, леди, осведомлены о смерти Императора, и я требую разъяснения. Как вы связаны с Уриэлем Септимом и зачем искали меня? — Джоффри, грандмастер клинков, я полагаю? — она спокойно встретила его взгляд, чуть сжав губы. — В прошлом. — Что же, приличия требуют, чтобы и я представилась. Меня зовут Рэмира. Через мою темницу пролегал так называемый тайный путь в подземелья и канализацию. Маборель тихой тенью приподнялся и выскользнул за дверь, прикрыв ее за собою. Не желает быть причастным, он лишь косвенно где-то рядом. — Беглая заключенная, значит? — сощурился Джоффри. — И что же? Рэм криво усмехнулась и молча сняла с шеи Амулет Королей. Протянула ему на раскрытой ладони и позволила забрать. — Император белым стихом вещал мне о том, что ничего изменить нельзя. Что моя жизнь, как и его смерть, предписана высшей силой заранее. Отправил меня искать вас, потому как сам уже не успеет. Велел мне найти его сына. Бастарда я полагаю. Джоффри нахмурился потирая переносицу. Рэм грела руки об остывшую кружку и смотрела в сторону. Ветер слабым сквозняком кружил под потолком, раскачивая связки трав. — Я слышу в вашем голосе ноту насмешки. Я заклинаю — не смейте впредь пренебрежительно отзываться об Императоре. Вам, равно, как и каждому гражданину Империи, следует уважать его память. Что касается его слов… Да, — наконец решился заговорить грандмастер клинков, и его голос был резок. — Ни от кого боле, кроме Императора, не могли вы узнать о нем. Я скажу вам, что знаю сейчас. Но хочу, чтобы вы запомнили. Я не доверяю. От вас за лигу несет кровью и смертью. Рэм сощурилась. — Разве вы не согласитесь с тем, что в наши дни кровью и смертью тянет от любого, выбравшего путь странствий? Дороги не безопасны, и я лично в этом убедилась. Да и стража напополам с клинками не святые. — Помолчите, — поморщился ее собеседник. — Не говорите о том, чего не знаете… — после недолгой паузы он продолжил: — Впрочем, он не стал бы так рисковать просто так, отдавая Амулет простому заключенному. Слушайте и запоминайте, потому как я не стану повторяться. К югу от Коррола есть город Кватч. Вам нужно отправиться туда и отыскать священника. Все зовут его братом Мартином, его родителями, как он считает, были фермеры… Уговорите или заставьте его приехать сюда, в приорат. Остальное я сделаю сам. Рэм кивает и встает, намереваясь уйти. Чуть морщится от едва ощутимой ноющей боли сбоку. Но Джоффри жестом велел ей вернуться и договорил: — Разумеется, я не настолько глуп, чтобы доверять вам в одиночку ехать туда. С вами отправится приор Маборель, с которым вы уже познакомились. И если вы вздумаете натворить чего-то… Он сумеет?.. — Он меня убьет, — закончила равнодушно Рэм. — Разумно. Что же, благодарю за теплый прием. Надеюсь, вы позволите мне провести в приорате несколько оставшихся до рассвета часов? — Все, что необходимо, — пожал плечами клинок. — Можете даже посмотреть некоторое снаряжение в моем сундуке на втором этаже, если это нужно. — Спокойной ночи, — женщина тяжело поднялась и ушла, оставляя старика в одиночестве сидеть за столом, держа в руках горящий алым амулет. Ночь догорала. * * * Белка недовольно мотнула головой, когда Рэм неосторожно дернула за поводья. Пегий конек Мабореля трусил рядом и казался незначительно маленьким и оттого смешным. Коррол еще виднелся позади, но туманное утро размыло прежде четкие очертания башенных шпилей. Поутру, когда Джоффри вышел провожать приора и воительницу, они собирались и выезжали молча, не имея ни настроения, ни желания говорить. Грандмастер только коротко бросил напутственные фразы, кутаясь в тяжелый шерстяной плащ. » Пусть ветер дует вам в спину, Рэмира…» « Небо отовсюду одинаковое, Маборель. Невозможно быть спокойным и отрешенным здесь, когда ему так плохо где-то на другом конце света…» До сих пор путники обменялись лишь парой фраз, ничего не значащих. Но эта тишина не тяготила. Она была легкой и естественной, и каждый был наедине с собой. Дорога плавным изгибом сворачивала на юг, а за зубчатыми верхушками елей виднелась окутанная туманом макушка Башни Белого Золота. — Ее же из любого конца Сиродиила увидеть можно… — пробормотал Маборель, отрываясь от чтения свитка. — Нет, не из любого. С юго-восточного так точно не заметишь, — откликнулась Рэм. — Лейавин окружен лесами, да и расположен далековато. — Ты была там? — Пару раз. Мне нравится Лейавин. Там живут в основном аргониане. Невероятный народ. Приор надолго замолчал. Тропа то сужалась, то вновь становилась просторной, петляла и вела на узкие мосты через крутые склоны с бегущими внизу ручьями. Босмер видела, что он уже несколько раз порывается что-то сказать, но каждый раз усилием воли подавляет это желание. Никак не комментируя, останавливает Белку перед хлипким заборчиком. Вейе. Ночь. Белесая дымка над водой. Одинокий фонарь у двери. Трактирщица, альтмер, приняла их радушно, но вяло. Окинула сонным взглядом серые от пыли плащи и выдала ключи, посоветовав сложить грязное в корзины у изножья кроватей в номерах, чтобы прачка забрала на рассвете в стирку. В таверне пахло вином, соломой и землей. — Что не так? — напрямую спрашивает Рэм у Мабореля, когда они притормозили у расположенных рядом дверей. — Бестактно с моей стороны, но все же спрошу. Император умер двадцать седьмого месяца Последнего Зерна. Но до приората ты добралась только через месяц. Почему? — он развел руками, впервые на минуту открываясь. Рэм с толикой удивления отметила, что эмоции очень идут приору, в отличие от напускного спокойствия и мягкой ровности. — Разве то, что случилось в подземельях не должно было… — Предсказать важность? Да, — спокойно ответила она. — Однако, возникли препятствия. И мне не было покоя. Хотела разобраться до того, как маленькая невзгода станет большой проблемой. — Это… Как-то связано со сломанными ребрами? — прямо спросил мужчина, наконец выдыхая. — Напрямую. — Рэм пожимает плечами. — Более того, есть и иные причины. Быть может, не столь значительные, но все же. Любое живое существо эгоистично по своей натуре. Но не многие находят в себе силы признать это. Даже монахи, уходя с головой в веру и лишения, хотят лишь одного. Духовного спокойствия. Для себя. Так и я. В этом мы похожи, вот только мое спокойствие — это не вера и не отречение от мира. Я более… Материалистична. И терпеть ненавижу, когда кто-то предсказывает мою судьбу. Так что… То, что я пошла прямо в противоположную сторону — это попытка сохранить подобие власти над своей жизнью. И, должна сказать, мне много легче от того, что я поступаю так, а не иначе. — Разве тот, кто отдаст последнее в своей жизни другому, эгоистичен? — тихо спросил Маборель. — Разве власть над собою важнее судьбы целого мира? — Абсолютно эгоистичен, — хмыкнула Рэм. — Потому что есть у людей такое поверье, что если ты все отдашь, то станешь счастлив. А кто в наши дни не мечтает быть счастливым? А что касается власти над собою… Если весь мир будет слепо следовать предначертанному, будет ли смысл в таком существовании? — Прости. Я не понимаю. Спокойной ночи, — он, опустив голову, скрылся за коротко скрипнувшей дверью. Они слишком устали от дороги. И эта усталость развязала языки не хуже крепкого алкоголя. Рэм присела на край кровати и сдавленно выругалась. Нужно быть осторожнее в своих откровениях, тем более с тем, кто плохо знаком ей и кто может в любой момент обернуть брошенную вскользь фразу против нее. * * * Одеяло холодит разгоряченные ступни. Дыхание ровное и тихое. В темноте слышится лишь поскрипывание досок где-то наверху, словно ветер гуляет по крыше, босоногий и ледяной. Амулет был таким горячим, что теперь ей не хватает его тепла. Она так долго привыкла быть одна, что присутствие монаха раздражает и заставляет гнать Белку далеко вперед, отрываясь от спутника. Смешной пегий конек никогда не догонит породистую белоснежную красавицу с черными глазами. Рэм понимала, что он не виноват. Осознавала детскую жестокость такого поступка. Но все равно подгоняла кобылу, ощущая перекатывающиеся под гладкой шкурой литые мышцы. Неудивительно, что Маборель устал. Неудивительно, что клевал носом, когда они утром выезжали на широкую главную дорогу. Проезжая мимо пустынного Добродетели, Рэмира подавила в себе желание заехать туда и проверить, на месте ли странный данмер, запершийся от всего мира в каменном склепе со своими атронахами и дреморами. А может, он уже ушел в другие руины, свободный и не узнаваемый никем. Иногда от такой мысли в груди возилась змеей проснувшаяся зависть. * * * Скинград, город туманов и звонкого камня, встретил их негостеприимными узенькими улочками и мостами. До Кватча оставалось три дня пути. Она была тут лишь однажды, проездом. Почему-то Азорра никогда не выводил гладиаторов на арену, если место назначалось в форте этих владений. Рэм не знала местного графа. Знала лишь, что ее бывший работодатель боялся его так, что предпочитал не иметь дела с этими местами вообще. Маборель нервничал. Это просматривалось в каждом его рваном вздохе, спрятанном за широким рукавом робы. Он вздрагивал, когда кто-то говорил слишком громко и дергался от каждого звука. Хмурился, перехватывая задумчивый взгляд Рэм. Пока они были в Вейе, он использовал почти все травы, чтобы заранее наготовить зелий, которым было необходимо отстояться минимум трое суток. Теперь же он явно жалел, что ему нечем занять дрожащие руки, пока Рэм пополняет припасы. Они мало разговаривали с той ночи в таверне Ваунет. Его смущала ее позиция в жизни, она же предпочитала молчание в целом. Рэмира не любила слова, неудобные и скользкие. Зато с удовольствием расставляла силки и разгоняла хищников заревом факела и сталью. С утра шел дождь, мостовые намокли и казались совсем черными под мрачными тучами. По камням струились ручьи, впадающие в реки стоков и пенящиеся под водопадами с крыш. Постоялый двор «Две сестры» пустовал. Хозяйка, мускулистая, крепкая и похожая на бульдога, расставляла посуду, краем глаза следя за странной парочкой — высокой худой женщиной, прячущей горбатый нос и выступающую челюсть за карминовым капюшоном, и монахом с темными карими глазами. Они сидели за столом у самого окна и смотрели как капли дождя чертят дорожки по витражу, сливаясь в один узор. И каждый видел что-то свое… Затянувшуюся тишину не нарушало ничто, кроме грома… * * * … Гром обрушивал на их головы небо. Затянутое алой пеленой и разрезанное грозой пополам оно казалось невозвратно раненым, умирающе зловещим. Дым стелился плотным ковром над землей. Едкий и густой, он выжигал глаза и раскаленным прутом забивался в горло при каждом вдохе. »…Или же существует крайне стабильный портал, благодаря которому младшие даэдра шастают свободно туда-сюда…» Существует. Налитое алым око слепо раззявилось среди темных силуэтов тлеющих деревьев, подсвеченных изнутри то вспыхивающими, то угасающими искрами. — Что за… — Рэм закашлялась. — Твою ж… — Почему никто из города не заметил этого?! — с трудом перекрикивая рев пламени, Маборель цеплялся за руку босмера, чтобы не потерять ее. Он кажется более собранным, а маска монаха потерялась в блеске акавирского меча на поясе. Они стояли достаточно далеко, чтобы трое даэдротов и пертан не замечали чужаков. Но дым застилал небо заместо туч, превращая день в ночь, а смог плотным ковром висел над землей и лентой вился между деревьев, отравляя и уничтожая. Их лошади, напуганные до смерти, в первый же миг, заслышав грохот и рев, вырвались и ускакали вместе со всей поклажей. — Они видели, — Женщина проверила, легко ли достается меч из ножен. — Но не стали ничего делать. Потому что полчаса назад мы пересекли невидимую границу между графством Скинград и Кватчем. Никто из графов не рискнет собственными землями ради чужих. Граф предпочтет бороться только со своим несчастьем. Пошли. — Куда? — монах скептически окинул сначала ее взглядом, а потом и огненную пелену с бродящими вокруг чудовищами. — Нас всего двое. И, заметь, ни один не знает, как закрыть этот портал! — Вообще-то, нет, — спокойно, даже со смешком, раздалось у него из-за спины. — Ты что, посчитала убежавших лошадей за знающих спутников? — машинально съязвил Маборель, но тут же прикусил язык. Потому что этот голос принадлежал не Рэмире.