Равнодушие.

* * * … Арена горит огнями, которые рассыпаются дрожащими искрами факелов в небе. Пахнет дымом и кровью, стекающей сквозь в решетчатый сток прямо в алый зал. Рэм прокручивает меч в руке и поднимает его, чувствуя приятную тяжелую усталость, разливающуюся по всему телу. Прохладный ветерок скользил по мокрой коже, слабо играя влажными прядями. Труп, лежащий у ног, остывал, толпа на трибунах ревела, громко, нечленораздельно, оглушительно. Рэм привыкла, для нее этот шум — неизменная часть реальности, без него, кажется, что ничего и нет вовсе. А дальше — комната, бойцы в синих доспехах, приветственно поднимающие в ее честь кружки с пивом и Овин, старый добрый Овин, покровительственно хлопающий ее по плечу с довольным видом. Сегодня — можно. Сегодня она герой. Можно хвалить, но так, чтобы не видели остальные, можно смотреть тепло, как смотрит отец на свое дитя, и с затаенной гордостью. И никаких врат Обливиона не существовало… — Солнце, уже не смешно, — откуда-то звучит этот безмерно усталый голос, смутно знакомый, надломленный и хриплый. Веки налиты тяжестью, удерживать глаза открытыми почти невозможно. Голова гудит. — Я думала, что смеяться ты можешь в любой ситуации, — собственный голос кажется совершенно бесцветным. — О, живая, поглядите-ка, — в тоне Сола прорезались язвительные нотки. — Минуту назад ты выглядела не очень свежим трупом. — Ты выглядишь им постоянно, но к тебе же не возникает претензий! — очнулся где-то далеко Маборель. — Оба, — Рэм медленно приподнимается на локтях, но тут же опускается назад, на мягкую траву. — Заткнитесь. — Лежи смирно, если не хочешь, чтобы мои силы опять утекли в никуда и опять по твоей милости, — Сол устало кладет тяжелую руку ей на лоб, и женщину словно приковывает к земле. — Значит… мы все же живы… и даже не на Мертвых Землях, — заключила Рэм. — При деактивации портал выбрасывает все чуждое за свои пределы. Конечно, если оно еще живо, мертвое автоматически уже часть плана. Я был прав насчет камня, только он не простой. Трансцендентный сигильский камень, неплохой магический артефакт. Значит, это какие-то малые врата, если их можно так назвать. Вопрос в том где откроются большие… — он устало переводит дух и делает глоток из дорожной жестяной кружки. — Интересно, все ли маги так хорошо знают принципы работы Врат Обливиона здесь, на Нирне, — хмуро бросил монах. Теперь Рэм отчетливо видела его фигуру в черной робе с закатанными рукавами. — Не все, но если ты знаешь свое дело не только, как разрушитель и созидатель, а как и ученый тоже, ты будешь невольно разбираться, — пожал плечами Сол. Его волосы больше не казалось пламенем, так, крошечным огоньком. Рэм с трудом повернула голову. Тонкий колосок щекочет ее щеку. Верить в жизнь выходит с трудом. Рядом мирно пасется Белка, а пегий конек трусливо держится около нее. Кажется, уцелела вся их поклажа. И, чуть в стороне, совершенно незнакомая вороная лошадь. — Что случилось с младшими даэдра, которые были за вратами? — с трудом выговорила Рэм. Сол оглядывается на Мабореля, который, нахмурившись, решительно подбирает с земли свою сумку и уходит прочь, к коням. — Действительно, как же могли мы справиться без тебя? — с сарказмом тянет данмер. — Уж как-нибудь. Рэм щурится. Понимает, что произошло что-то непоправимое, пока она лежала без сознания. Слишком слаженно оба уходят от ответа. Голова снова болела, но, превозмогая себя, воительница медленно поднимается, сначала на четвереньки, потом в полный рост. Держится за луку седла Белки, пытаясь заставить мир прекратить плясать искрами перед глазами. Маборель молча протягивает ей склянку с зельем. Вблизи он бледен и угрюм, и кажется, будто не спал несколько дней кряду. Рэм виновато думает, что прежде не обращала внимания на его состояние, считая, что взрослый мужчина в силах сам позаботиться о себе. — Нужно вернуться в Скинград, в Кватч ехать в таком состоянии бессмысленно, — наконец говорит монах, тихо, глухим голосом. — Сол говорил о больших вратах Обливиона. — коротко роняет она. — Уверена, они откроются именно там. Там сын Императора. — Все, что ты можешь в таком состоянии сделать — это доблестно за него погибнуть при первой же стычке, солнце, — Сол ходит бесшумно, как кот. — Послушай приора и вернись в крепость. — Тогда я даже доблестно погибнуть за него не смогу, — пожимает плечами босмер, тут же морщится от боли и крепче вцепляется в седло. — Я не предлагаю тебе засесть на годы в Скинграде. Всего лишь несколько дней, и можешь ехать хоть на Дрожащие Острова с ним, — кивок в сторону Мабореля. — В обнимку, душа моя. — Я не… — начал было обиженный приор, но Рэм отмахивается от обоих. — К битве нужно быть готовым, или не приходить на нее вообще, — настаивает данмер, мягко, словно уговаривает ребенка. Смотрит в глаза, и как бы невзначай кивает на Мабореля. И Рэмира сдается. — Да и скамп с вами. Едем. — Едем, — заторможенно соглашается Маборель. Она смотрит на него. Дольше, чем обычно. Но понять, что не так, не может, как не пытается, и снова позволяет равнодушию восторжествовать. * * * Скинград встречает неприветливой вязью серых улочек и громадой нависшего над ними замка. С крошечных балконов выглядывают пожилые матроны, а в одной из таверн пьяно тянут песню успешно вернувшиеся бойцы из гильдии. Сол знает город хорошо, и ведет их размеренным шагом, перепрыгивая через скапливающуюся в выбоинах на дороге воду и петляя переулками. Находит таверну, робко выглядывающую вывеской из-за поросшего плющом угла. Подороже, зато практически пустую. Выкупают две комнаты на несколько дней, выпрашивают горячую воду и бадью у хозяйки, которая ворчит и косится недобро. Дела у нее явно идут плохо. Особенно в последнее время. Несмотря на баснословные цены, им достается только одна большая бадья, и тут же возникает вопрос о порядке очереди. Маборель мужественно заявляет, что, дескать, не впервой приходится отказываться от комфортной жизни, и предлагает отдать бадью целиком измученной Рэм, на что Сол резонно замечает, что тогда жить в одной комнате он с приором не будет. Рэм ворчит, что готова уже пропустить вперед обоих, лишь бы не гундели над ухом, мол, так и быть, помыться можно и завтра, с новой порцией воды. На это уже возмутился Маборель, заявив, что ей, как раненой, уж точно необходимо искупаться первой, потому что надо сменить повязку. Сол угрозами и шантажом попытался добиться от хозяйки заведения если не второй бадьи, то хотя бы адреса городских бань. Впрочем, безуспешно. Рассердившись, Рэм рыкнула, что, если никто не хочет никому уступать, мыться будут все вместе, вызвав тем самым смущенный кашель Мабореля и смех со стороны Эшвена, которому явно было наплевать на любые приличия. Сошлись на том, что первопроходцами будут Сол и Рэм — все равно ей была нужна помощь с бинтами, а он — какой-никакой, но целитель. Но тут Маборель уже явно раззадорился, заявив, что данмеру уж точно доверять не стоит. Флегматично пожав плечами, тот спокойно предложил отправиться с ними, и приор притих. И, неожиданно для обоих, согласился. И сейчас, сидя спиной к ним, явно жалел о поспешном решении. Ладони у Эшвена были горячие, неожиданно аккуратные, он снимал бинты бережно, не торопясь и не смущаясь. Он бы и правда стал неплохим лекарем, если бы захотел. Рэм тоже не страдала повышенной застенчивостью, начав раздеваться сразу же после того, как дверь купальни захлопнулась. Примирившиеся и разомлевшие от пара, они сидели долго, пока вода не начала остывать. — Напомни мне больше тут не останавливаться, — лениво бросает Сол и тянется за ковшиком. Без привычного наряда в стиле богатых данмерских домов он кажется еще меньше. Весь в тонких белесых нитках старых шрамов, с выступающими ключицами и ребрами, Эшвен похож скорее на какое-то мифическое существо с огненными прядями до самого пояса. — За все приходится платить, — хмыкнула Рэм. — И за тишину тоже. — Поверь, монеты из наших кошельков окупили ее с головой, — мер фыркает и передает ковш Маборелю. Тот молча берет его, стараясь не дотрагиваться до рук самого Сола. Он нервно пытается спрятаться от обоих, отворачиваясь и отсаживаясь в тень. В дверь стучат, и заходит служанка, которая принесла одежду. Видя неоднозначную хотя и вполне приличную картину, она, тихо пискнув, быстро ретируется. Сол встает первым и идет вытираться. Он весь кажется тонким и слишком изящным, и Рэм невольно считает позвонки на узкой спине Она поднимается следом, кутается в большое полотенце и позволяет Солу еще раз осмотреть все синяки, ссадины и раны. За их спинами слышится тихий плеск — Маборель наспех, едва вытеревшись, одевается и исчезает, впустив напоследок сквозняк из-за приоткрытой двери. — Что произошло, пока я была без сознания? — Рэм морщится, когда чужие пальцы пробегаются по ее ребрам. Спрашивает прямо, устав от недомолвок. — А что произошло? — он удивляется, но как-то слишком спокойно и даже наигранно. — Маборель ведет себя странно и шарахается от тебя. Только от тебя. — Возможно, я не был достаточно красив, выпав из врат вместе с тобой. Тебя он рассмотреть не успел, а меня — увы. — Я серьезно. — Я тоже. Он чуть улыбается, задирая голову и глядя ей в глаза. — Ты ведь веришь мне? — Нет, — мгновенно отвечает она, даже не задумавшись. И совершенно не ожидает услышать: — И правильно, солнце, и правильно…