Безболезненно быть у огня

Балки на потолке спальни, когда-то яркие и свежие, давно выцвели до тёмной серости. Если приблизиться к ним, можно наверняка увидеть многолетний слой пыли и мягкую от времени паутину по углам. Стоит ветру подуть, и вся эта пыль будет взвесью в воздухе, прямо над кроватью. От одной этой мысли Джош чувствуют, как в горле начинает першить. Они перекатываются на кровати, тянутся к стакану воды на столике, стараясь отпить быстрее, чем начнётся приступ. Кашель приходит всё равно. Руки, ненавистные и слабые, дрожат, вода расплескивается на постель и одежду, ощущение пыли в горле не проходит. Джош перегибаются через край, опускают стакан на пол, переворачиваются на спину, пытаясь не обращать внимание на холодную влажную ткань. Всё равно они ничего не сделают. У них даже с кровати встать не получается. Мысли множатся, сливаясь в беспорядочный гул. Слова, чувства, образы, непрошенные и неожиданные, мелькают слишком быстро, чтобы разобрать. Сердце бьётся чаще, привычная тяжесть в затылке расползается и напоминает о себе. Если не сбросить морок сейчас, нахлынет очередная волна головной боли, и придётся терпеть, пока не вернётся Азра. Они затихают и заставляют себя сосредоточиться. Джош видят: балки на потолке, книги на столике с другой стороны кровати, окно, одеяло. Джош слышат: голоса за окном, собственное дыхание, ветер. Джош чувствуют: тонкое одеяло, мокрую рубашку. Джош ощущают запах пота и пыли. Упражнение от Азры, как всегда, работает: голова блаженно пуста. Для верности они осторожно вертят головой, осматривая захламлённую комнату и обращая внимание на каждую мелочь. Занавески ещё сохраняют фиолетовый оттенок, но время их не пощадило. Может, стоит их поменять? Или сначала постирать, чтобы увидеть, выгорели они или просто запылились. Ворох ткани на стуле тоже не выглядит чистым. Джош не видят пол, но знают, что одежда разбросана и вокруг стула тоже. В лучшем случае, лежит кучей у шкафа, чтобы не загораживать проход. Свитки, книги, пустые стаканы заполняют всё, что можно. Рядом с Джошем высится груда тарелок с засохшими остатками супа, возле места, где обычно спит Азра, из-под бумажной обёртки видны заплесневелые корки хлеба. Мысли тянутся, лениво переливаясь из одной в другую. Всё в комнате мерзкое, грязное, раскиданное в беспорядке. Это раздражало только первое время, когда Джош стали просыпаться достаточно надолго, чтобы разглядеть, что происходит вокруг. Чем больше они проводили время в спальне, особенно в одиночестве, тем проще было принять и привыкнуть. Время течёт неторопливо, как всегда, когда Джош не заняты сном или головными болями. Скоро можно будет услышать звон ключей и скрип половиц на первом этаже. Азра поднимется, спросит, как дела, услышит мычание в ответ, выпустит Фауста, чтобы присматривала, пока он сам будет шуметь посудой на кухне. После ужина на столике станет одной тарелкой больше, а на кровати двумя уставшими существами теснее. Закончится день, такой же спокойный и непримечательный, как другие. Джош закрывают глаза, проваливаясь в блаженную темноту. Всё равно они ничего не сделают. *** Джош не хотят оставаться одни. Во всём доме окна занавешены тяжёлыми шторами, и без Азры и Фауста становится слишком темно и тихо. Они пытались однажды открыть окно, посмотреть, что творилось на улице, или хотя бы просто вдохнуть воздуха, не пропахшего скисшей едой или грязной одеждой. Утреннее солнце ослепило, слишком яркое после привычной полутьмы, и глаза резануло так, что боль отозвалась тошнотой и шумом в ушах. Больше они окон не открывают. Азра уверяет, что так лучше: днём Джош будут защищены от света и жары, а ночью - от любопытных взглядов. Они будут в безопасности. Безопасность. Это одно из немногих слов, которые Джошу удалось понять и запомнить. Азра использует его чаще всего, чаще, наверное, даже Джошиного имени. Безопасность - это занавески, отдающие пылью и не пропускающие солнечного света. Безопасность - это массивный замок на двери, который Азра закрывает каждое утро, когда уходит. Безопасность - это стеклянные витрины, скрытые под плотной тканью, и кухня, вход на которую запрещён, и указание ни под каким предлогом не ходить в одиночку по лестнице. Джош не очень-то умеют ходить, но их это не останавливает. Они сидят на ступеньках, прислонившись к перилам. На то, чтобы пересечь лестницу целиком, сил ещё не хватает, но Джош уже смогли сползти со второго этажа почти на середину. Если Азра узнает, он будет так разочарован. Если успеть спуститься и подняться обратно до прихода Азры, его неодобрения удастся избежать. Азра хороший. Он проводит с Джошем всё свободное время: кормит, развлекает, укладывает спать. Он помогает передвигаться, то давая опереться, то просто поднимая на руки. Он терпит, когда Джош в плохие дни недовольно отворачиваются, отказываясь отвечать. Он старательно учит словам, несмотря на то что ученик из Джоша никакой. Партнёр, друг, сосед из них тоже никакой. Они не понимают, почему Азра до сих пор с ними возится, ничего не получая взамен. Он тратит на них слишком много. Вслед за этим наблюдением приходят другие, уже знакомые, привычные и мягкие, как продавленный матрас их с Азрой общей кровати. Джош Азре не нужен. Азра старается зря. Азра заслуживает того, чтобы быть свободным от этого груза в своей жизни. Будет лучше, если я просто уйду. Лучше, если я уйду. Лучше уйду. Слова кружатся в голове, повторяясь, меняясь порядком и формами, но значение остаётся. Джош задыхаются, ухватившись за перила дрожащими руками, и проваливаются в себя, теряясь в самоненависти и желании исчезнуть, испариться, закончиться. Закончиться. Это хорошее слово. Подходящее. Всё это, всё их подобие существования, должно закончиться. Тогда Джош избавятся от темноты и однообразия, а Азра избавится от них, мерзких, ненужных, слабых, только занимающих место и… Поворот ключа в замке. Скрип двери. Шаги, осторожные, тихие, чтобы ненароком не разбудить. Глухой удар сумки о пол. Шаги быстрые, скрип ступенек. Джош? Джош, что случилось, ты почему плачешь? Тебе что-то приснилось? Что-то болит? Голова? Посмотри на меня. Руки, мягкие и родные, осторожно проводят по лицу и плечам, проверяют. Джош мотают головой, отворачиваются от перил и сгребают Азру в объятия, уткнувшись ему в плечо. Ох, Джош… - Азра умолкает и обнимает их в ответ, слегка покачиваясь. Успокаивая. В доме темно. Азра мягкий и пахнет чем-то вкусным, как обычно, когда он уходит надолго. Лицо Джоша мокрое и противное, но никто не возражает. Ступеньки больно впиваются в поясницу. Вокруг правой руки обвивается Фауст, сжимая и напоминая о себе. Глаза жжёт от слёз, и головная боль вспыхивает, но недостаточно сильно, чтобы начался приступ. Слёзы всё не кончаются, но это ненадолго. С Азрой и Фаустом всё кажется уже не таким невыносимым, хотя желание исчезнуть ещё плавает где-то на задворках сознания. Хорошо, что Джош ещё не могут рассказать, почему они плачут и что хотят с собой сделать. Азра хороший. Азра бы так расстроился. *** Свеча на столе горит ровно, освещая кухню и кидая шаткие тени по углам. Воск тихо плавится, пахнет сладостью и теплом, чем-то неповторимо домашним. Джошу нравится огонь. Он значит, что в доме Азра, а с Азрой становится тепло и уютно. Как на кухне сейчас, когда в печи потрескивают поленья, на плите греется ужин, а в чайнике закипает вода. Огонь танцует и завораживает, привлекая внимание, заставляя наклониться ближе, чтобы ощутить жар и рассмотреть оттенки пламени. Иногда тепло чувствуется даже под кожей, разбегается искрами по венам и ласково согревает сердце. Непослушные длинные кудри падают на лицо и мешают глазам. Джош раздражённо убирают пряди за ухо, скривившись. Однажды они так уже опалили волосы, слишком близко наклонившись к огню. Запах горелого не покидал кухню ещё долго, а Азра весь вечер отводил глаза, пытаясь скрыть боль и раздражение. Он, наверное, до сих пор думает, что ему это удалось. Джош на мгновение переводят взгляд со свечи на Азру и обратно. Они знают гораздо больше, чем кажется. Говорить не получается. Слова теряются, исчезают в мягкой темноте, которая в голове Джоша теперь постоянно. Слушать ещё тяжелее: слов слишком много, они путаются змеями и сразу же забываются, сливаясь в тихий гул, не стоящий внимания. Что-то в том, том говорит Азра, не так: оно не отзывается в душе, не узнаётся, звуки не хотят составляться вместе или что-то значить. За исключением нескольких коротких обрывков, слова Азры ничего не несут. Джош не знают, как выразить то, что им нужно. Пустота в голове заполняет не всё: мысли есть, они так же постоянны, как слабость в коленях и тяжесть в руках, но их трудно даже понять, не то что осознать и переложить на способ, который будет понятен. Они слишком другие. Будто Джоша от Азры отделяет что-то большее, чем потерянные воспоминания. Они учатся слушать иначе. Интонации, улыбка, глаза, положение рук - каждая деталь имеет значение. Как утопающий за соломинку, Джош хватаются за любую возможность понять, что именно Азра хочет до них донести. Приподнятые брови, ободряющая улыбка, рука протянута к ним - ожидание: Азра хочет, чтобы Джош что-то сделали. Рука подпирает голову, глаза прикрыты, плечи опущены - усталость: у Азры был тяжёлый день. Если он хмурится или сидит, не сводя глаз с одной точки и обнимая Фауста - ему плохо, и лучше его не трогать. Если уголки губ приподняты, а взгляд на Джоше - Азра рад, что наконец дома. И, как сейчас, выражение, которое Джош ненавидят больше всего: когда Азре грустно. Грустит Азра часто, с первых дней, как Джош появились в доме. Он никогда не делает этого напоказ: всегда отворачивается, выходит, делает вид, что всё нормально. Лучше в такие моменты притвориться, что ничего плохого на самом деле не происходит - иначе Азра начинает суетиться, говорить громче обычного, и улыбаться. Улыбаться неестественно, некрасиво, глядя прямо в глаза, чтобы проследить, действует ли. Не действует. Джош слишком часто видят такую же улыбку в зеркале, когда пытаются подражать Азре и строить из себя счастливого человека. Всегда есть что-то, что выдаёт в них ложь: не так прищуренные глаза, не к месту поднятые плечи, тяжкие вздохи, которые не удаётся сдержать. А может, дело в мокрых пятнах под мышками, и в жирно блестящих спутанных волосах, и кругах под глазами - Джош слишком хорошо видят, что не так, и себя им не обмануть. Азру, напротив, обманывать становится всё легче и легче. Сейчас он расстроен, потому что Джош смотрят на огонь. По какой-то причине Азре огонь не нравится: он отодвигает свечи, загораживает собой очаг, запрещает даже приближаться к печной саламандре. Иногда он тоже забывается, слушая потрескивание дров и ничего не замечая вокруг. В таким минуты Азра кажется очень... потерянным. Лёгкий стук керамики о дерево, жирный всплеск супа в тарелках. Джошу не очень нравится уха, но мясо и рыба у них в доме появляются нечасто, и каждый раз надо ценить. Каждым вываренным костлявым куском они обязаны Азре. Азре, который тихо сидит напротив и левой рукой рассеянно гладит Фауста по голове. Джош не любят притворяться. Но когда они протягивают руку и накрывают правую ладонь Азры, обращая внимание на себя, они выворачивают из себя самую тёплую улыбку, на которую способны. Губы растянуты, но не сильно, уголки рта не забыть приподнять вверх. Глаза обязательно чуть прикрыть, плечи расслабить, голову склонить набок. Не делать резких движений и не вздрагивать от искр, пробегающих по предплечьям. Думать о тепле, сытости и благодарности. Взгляд Азры смягчается. Свободной рукой Азра подпирает голову, смотрит на их соединённые руки, переводит взгляд на лицо Джоша. Улыбается: не наигранно, чересчур, а по-настоящему, тихо и устало. Говорит что-то приятное: Джош разбирают собственное имя. Фауст подползает ближе и сворачивается между ними. Всё хорошо. Джош не любят притворяться. Но видеть, как Азра грустит, они не любят сильнее. *** Тело Джоша в порядке. Азра объяснил им это, потратив добрую часть вечера на попытки выразиться простыми словами и отчаянными жестами. Мышцы Джоша сокращаются, кости и суставы на месте, органы выполняют предназначенную им задачу. Даже головная боль утихает, если попросить Азру приложить руку и помочь. Всё так, как должно быть. Тогда почему это тело такое неработающее? Джош устроились на первом этаже, усевшись за витриной, где Азра разбросал по полу свитки и книги по целительству. Он думает, что нашёл для своих занятий надёжное укрытие, которое Джош точно не найдут. Пока Джош кладут вещи на те же места, где взяли, Азра будет продолжать так думать. Главное - не опрокинуть чашки с ингредиентами, расставленные между книг - тогда замести следы будет гораздо труднее. Джош листают очередной том, в который раз надеясь найти ответ. Простая картонная обложка помята по углам, рисунок со змеёй и кубком почти стёрся, листы выпадают, не сдерживаемые развалившимся переплётом. Внутренности не лучше: страницы выглядят затёртыми и пожёванными, почти на каждой строчке слова подчёркнуты тёмными чернилами, поля замараны рисунками, стрелками и заметками. Чей бы почерк это ни был, аккуратностью он не отличается. Печатные знаки предсказуемо не имеют смысла, так что Джош пролистывают их, не обращая внимания. Слова написанные, напротив, кажутся смутно знакомыми. Буквы неровно переплетаются и скачут во все стороны, заползают на машинописный шрифт и перекрывают друг друга. Джошу кажется, что они по какой-то причине должны эти надписи понимать. Они добираются до последних страниц, испачканных большими жирными пятнами. Джош проводят по одному из пятен и чувствуют под пальцами воск, как тот, что у них с Азрой в свечах. Воск должен значить, что всё хорошо. Воск - это свет, и тепло, и сладкий медовый запах. Этот воск не пахнет мёдом. Он залил страницу почти целиком, но книга пахнет чем-то горьким и неприятным. В груди медленно расползается ужас. К горлу подступает тошнота, непрошенная, неприятная. В глазах темнеет, всё расплывается по краям, и Джош так и не понимают, в чём причина. Они переворачивают страницу. Следующий лист сохранился лишь наполовину. Пахнет горелым. Там, куда воск не просочился, от бумаги остался только неровный чёрный край. Искры резко вспыхивают под кожей, опаляя ладонь и выжигая вены. Джош, возможно, вскрикивают: звук заглушен шумом в ушах, окружающий мир кажется слишком далёким. Остаются только искры, колючим зудом оплетающие живот, и грудь, и шею. Жжение невыносимое, но если перевести взгляд на руки, видно только чистую здоровую кожу. Тело. Джоша. В порядке. Джош мычат, падая на бок и прислонившись лбом к полу. Им страшно. Им больно. Им хочется разодрать себя вдоль и поперёк, вскрыть ненавистную кожу и вырвать всё, что вызывает эту противную, невидимую боль. Привычная боль гораздо понятней. Ногти вонзаются в ладони сами собой, остро проходясь по мягкой коже. Этого всё ещё недостаточно, колкие искры не проходят, тёмный туман в глазах усиливается, дыхание учащается. Всхлипывая, Джош с усилием выпрямляются и задирают рукав на левой руке. Вдыхая, они прикасаются пальцами к запястью. И с силой проводят ногтями по предплечью до самого локтя. Облегчение приходит мгновенно. Боль обжигает сильнее, взгляд на момент проясняется. Самое главное: причинить вред противному, чувствующему ненужные вещи телу наконец возможно. И от этого Джошу лучше всего. Следы от ногтей сначала белеют, а потом становятся красными, растекаясь теплом по рукам. Смена цвета завораживает. Вслед за левым предплечьем Джош проходятся по правому, потом выше по плечам, спине, груди, нажимая сильнее и проводя глубже. В глазах всё плывёт уже из-за слёз, с каждой новой царапиной становится больнее, но Джош не останавливаются. Они ненавидят это тело. Это тело заслужило. Они заслужили. Когда они останавливаются, тело пылает. Но, Джош замечают с удовлетворением, огонь чувствуется не изнутри, а снаружи. Там, где они себя царапали. Сами. Джош осматриваются вокруг. Возвращают вещи на свои места, собирают красивых засушенных жучков в чашку, которую случайно перевернули, катаясь по полу. Осторожно, натянув рукава на ладони, перекладывают обгоревшую книгу. Выползают из-под прилавка и усилием воли заставляют себя ковылять в ванную. Они так сегодня ничего и не узнали, и у них всё так же нет над своим телом почти никакой власти. Почти. *** Не так давно, когда Джош ещё были слишком слабы, Азра помогал им во всём. Одевал, мыл, менял простыни. Согревал холодными ночами, крепко прижимая к себе и дыша на руки. Поддерживал, чтобы они не упали. Джош уже гораздо самостоятельней, но Азра от старых привычек не отказывается. Простыни сегодня свежие. Пижама тоже чистая, и Джош наслаждаются, раскинувшись на кровати и положив голову Азре на колени. Сам Азра сидит сосредоточенно и круглым гребнем расчёсывает мокрые после ванны волосы Джоша. Вместе они больше не купаются: Джош всеми силами показывают, что они уже способны мыться сами и не нуждаются в помощи. Азра верит и одобрительно улыбается, не иначе поздравляя с новым достижением. Азра верит, потому что не знает. Царапины скрывать гораздо легче, если знать, куда их лучше наносить. Удобнее всего оказались бёдра: до них легко дотянуться, они чувствительнее, и их гораздо легче скрыть. Даже руки, куда особенно хорошо вонзать пальцы и держать, сдирая белёсую кожу, могут быть замечены, если рукава закатаны слишком высоко. Шею и лицо лучше не трогать совсем, даже если очень хочется. Азра тогда узнает наверняка. Это Джоша не останавливает, а только предостерегает. Надо быть осторожнее: руки царапать от локтей до плеч, шею сзади, ноги выше колена, грудь и спину – там, где тело не видно ни в каком положении. Красные следы от ногтей теперь повсюду. Какие-то исчезают быстро, от каких-то остаются капли засохшей крови. Где-то их больше, где-то меньше. Смотреть нравится на все. Показать нельзя ни один. И ещё живот. Живот и ноги, которые становятся толще и толще. Джош заметили это недавно, когда нечаянно посмотрели вниз, сидя на кухне. Бёдра расплываются и соприкасаются, живот выпирает и нависает над ними, собираясь складками с боков: раньше этого не было. Раньше и щёки не казались такими мягкими, и в руках не было такой дряблости. Это тело становится другим, и Джош в ужасе. Они не замечали изменений, чувствуя одну и ту же тяжесть постоянно, а сейчас уже поздно. Остаётся только прятаться в широкой пижаме и тяжёлых одеялах, чтобы Азра не увидел, что тело, которым он так дорожит, уже не то. Он относится к ним как к чему-то ценному. Джош не понимают, чем заслужили такое болезненное желание и благоговение, откуда берётся эта жертвенная забота, зачем с ними обращаются с таким терпением и нежностью. Они не знают, куда Азра уходит каждый день и кого встречает там, за порогом. Но когда Азра дома, Джош становятся центром его мира. Знать бы, когда и зачем они в этом мире оказались. Движения гребня медленные, размеренные, чтобы не потянуть случайно за волосы. Азра не разрешает ложиться спать с мокрой головой, и тем более не разрешает ложиться спать, не расчесываясь. Уход за волосами он всегда берёт на себя, даже когда у Джоша достаточно сил, чтобы заняться этим самим. Возможно, Азра лучше знает, как надо. Возможно, Азре прикасаться к Джошу просто нравится. Они приоткрывают глаза, глядя на дрожащее пламя лампы в углу. Лампа – это огонь. Огонь – это хорошо. Свет и тепло, которых вечером так не хватает. По вечерам грусть давит особенно, не вызывая слёз, но постоянно напоминая о своём существовании и наводя на мысли, противостоять которым трудно. Джош знают, что тело – это единственное, что у них сейчас есть. Мысли, слова, чувства, которые вызывали бы радость у Азры, - на это они просто не способны. Это Азре может дать только Фауст, пока Джош остаются дома грузной расползающейся по швам оболочкой. И оболочка – то, чего Азре почему-то хватает. Они не понимают. Они не смотрят на Азру так. Они не хотят подолгу держать его в объятиях при каждой встрече. Гладить по голове, брать за руку, целовать в щёку украдкой – этого им не хочется тоже. В ком проблема: в них или в Азре? Неожиданное прикосновение к щеке. Джош напрягаются, поднимают плечи, вздрагивают. Азра смотрит на них сверху вниз, и в глазах его тревога и… обида? Будто ожидал он чего-то другого. Менять, менять, менять. Джош глубоко вдыхают и заставляют себя расслабиться. Выдох отзывается дрожью, но Азре это не важно: он опускает плечи и снова начинает расчёсывать, глядя, как Джош вытягиваются и закрывают глаза. Когда они в следующий раз чувствуют кончики пальцев у себя на лице, они не двигаются. В конце концов, руки Азры тёплые, а прикосновения приятные, нет смысла в том, чтобы им сопротивляться. Азра делает для них так много. Азра имеет на них полное право. И если для того, чтобы он их не бросил, Джошу нужно всего лишь не отказываться от ухода и давать себя трогать, то эту цену они заплатить готовы. Может, именно это Азре и нужно?