Bloom

***Monsta X — Mohae***

       — Как ты?        — Нормально, хен. Только сейчас не очень удобно говорить, если честно, — Хенджин на том конце провода копошится и Чан слышит шорох одежды.        — Собираешься куда-то?        — Да, — отвечает нехотя. Хорошо, что старший не может увидеть то, как он закатил глаза.        — С Чонином?        — Все, хен, позвоню позже, пока, — и сбрасывает, не дождавшись ответа.       Чан ненавидит вопрос «как ты?», потому что все диалоги с Хваном начинаются именно с него, а заканчиваются лишь брошенным в спешке «пока» или грубым «не твое дело, хен».       Бан познакомился с Хенджином давно, повстречав того в баре. Хван тогда чуть ли со стула не падал из-за количества алкоголя в его организме, но разговаривал он, на удивление, довольно внятно. В тот вечер Чан узнал, что Хенджина бросил парень, с которым они были вместе год и которого младший, якобы, любил безумно и навсегда.        — Я всегда говорил ему, как люблю его, — Хван хочет всхлипнуть, но вместо этого выпивает шот, жмурясь. — А он просто собрал вещи и ушел, даже не объяснил ничего, — Хенджин снова заливает в себя алкоголь. — Я такой дурак, я все еще люблю его. Хенджин тянет руку к третьему шоту, но Чан мягко перехватывает чужую ладонь, сжимая в своей.        — Ты так и не сказал, как его звали.        — Минхо.        — Так вот он дурак, если ушел от такого красивого и милого парня, как ты, Джинни. Поэтому не стоит так убиваться из-за него. Найдешь себе гораздо лучше, вот увидишь.       Третий шот остается нетронутым, когда Чан выводит Хенджина из клуба и помогает добраться до дома, обмениваясь с ним номерами телефоном и обещая, что обязательно позвонит утром, чтобы убедиться, что с младшим все в порядке.       Тогда в баре Чан думал, что Минхо правда был кем-то важным и особенным для Хенджина, пока через три месяца их знакомства у Хвана не появляется Сынмин. Бан видит его пару раз, когда Сынмин приходит забирать младшего на свидания то здесь, то там, а Хенджин краской заливается, стоит Киму взять его за руку. Наверное, разговоры, начинающиеся с фразы «как ты?», завязываются именно в тот момент. Чан звонит, а Хенджин лишь игнорирует, ссылаясь на занятость и времяпрепровождение с Сынмином. Хенджин стоит на пороге Чановой квартиры спустя пять месяцев отношений с Кимом. Он сильно кутается в плед, который ему заботливо протягивает старший и через всхлипы рассказывает, что с Сынмином ничего не вышло и сегодня они расстались, а Бан забывает обиду на младшего, притягивая в свои теплые объятья и успокаивая до утра, вновь твердя, что все наладится, стоит просто лучше присматриваться к людям.       Через месяц после Сынмина появляется Чанбин, который Чану сразу не нравится. Он скрытный, вечно хмурый и курит всякую дешевую дрянь, из-за чего от Хенджина теперь пахнет также, как от самого Со. Бан ругается, говоря, что Чанбин Хвану не пара, но тот не слушает, снова сбрасывая звонки и говоря, чтобы Чан не лез не в свое дело и не был таким дотошным. А Чан и не пытается надоедать специально, просто волнуется сильно, потому что Хёнджин совсем ребенок в его глазах, который тыкает пальцем в небо, считая, что любые отношения — вечная любовь.       Старший оказывается прав, потому что через два месяца Хенджин снова плачет ему в плечо, говоря, что жизнь несправедлива и он никогда не сможет полюбить кого-то сильнее, чем Чанбина, а Чан бы и хотел напомнить ему про Минхо и Сынмина, но в итоге этого не делает, лишь обнимая сильно и гладя по голове нежно.       Бан знает, что он к Хенджину нежен даже чересчур и знает, что это обозначает, но старается не думать об этом. Да, Хван ему нравится, вот только страшно говорить ему об этом, потому что младший и так недоволен, когда Чан слишком сильно интересуется его отношениями, из чего парень делает выводы, что младший видит его только в качестве дотошного хена-психолога. От этого обидно и саднит где-то в груди, но Чану думается, что лучше так, чем вовсе без Хенджина.       Сейчас у младшего появился Чонин — первый парень, который младше самого Хвана. Хенджин распинался с Чаном о том, что сейчас все будет по-другому, что Чонин самый прелестный мальчик и что Хван любит его сильно-сильно, а Чану отчего-то смешно, потому что в голове всплывают совсем недавние слова о том, что Чанбин был лучшим в его жизни, а перед эти же громкие высказывания в сторону Сынмина. Бан как-то попытался намекнуть, что Хенджину стоило бы разобраться в себе и все такое, на что Хван обиделся и не разговаривал с ним несколько дней. После этого Чан решает не рисковать.       «Как ты?»       Чан отправляет это смс спустя 5 часов после их телефонного разговора, не надеясь получить ответ. В какой-то степени он уже привык, что во время отношений младший его игнорирует и избегает, ссылаясь на занятость и излишний контроль Бана.       Сообщение Хенджин даже не читает.        — Хен, — Хван стоит на пороге его квартиры, всхлипывая и вытирая нос длинным рукавом толстовки. Их отношения с Чонином не побили рекорд с Минхо, но обошли Сынмина и Чанбина. Вместе 10 месяцев, а в итоге Хенджин снова разбит.        — Что случилось? — Чан притягивает младшего, когда они садятся на диван, а Хван лишь пожимает плечами.        — Сказал, что ему со мной сложно. Из-за возраста и еще много всего.        — Хенджини, не плачь, — Бан тяжело вздыхает. Если честно, то он и сам надеялся, что с Чонином все выйдет, потому что младший был довольно вежливым и добрым, чуть ли Хвану в рот не заглядывая.        — Я никогда не смогу найти себе человека на всю жизнь, хен. Не получается, ты же видишь?!        — Нет, не надо так говорить, — Чан отстраняется, обхватывая чужое лицо ладошками и целуя младшего в щеку. — Ты просто замечательный, дело не в тебе. Вот увидишь, что у тебя все будет отлично, — губы касаются чужой щеки снова.        — Уже четвертый, Чани-хен. Почему все резко переменится?        — Я просто чувствую, — Чан не может остановиться, целуя в уголок губ и соприкасаясь своим лбом со лбом парня. Он будто дорвался до сладости, которая до этого была запрещена. Кожа у Хенджина мягкая и гладкая, хочется целовать ее снова и снова, а еще больше хочется попробовать чужие губы. Чан шумно выдыхает, стараясь вернуть самообладание.        — Хен? — Хенджин будто только сейчас понимает, насколько они близко и как это, должно быть, выглядит со стороны. Чан ведет своим носом по его, приближаясь еще сильнее, а младший тяжело сглатывает, зажмуривая глаза.       Чан старается целовать аккуратно и медленно, обхватывая лицо Хенджина более уверенно, водя большими пальцами по чужим скулам, вот только Хван рвения старшего не разделяет, считая до трех и отпихивая Чана от себя.        — Боже, Джинни, прости, я…        — Пока, хен.       Хван быстро вскакивает с дивана и пулей вылетает из чужой квартиры, хлопая дверью. Чан же себя ненавидит.       За неделю он, наверное, успевает отправить тысячу «как ты, Джинни?» и «прости меня», потому что он правда чувствует себя виноватым. Виноватым, за то, что не сдержался и не попытался как-то подготовить или банально поговорить, решив просто поцеловать, понадеявшись на чудо. Сейчас он понимает, насколько глупо и жалко это было в тот момент.       Спустя еще неделю в дверь звонят, а Бан вовсе не хочет открывать нежданному гостю, потому что он никого не ждал, проводя все свое время с телефоном, настрачивая все новые смс Хвану, которые тот читал, но успешно игнорировал.        — Хенджини, — Чан прочищает горло, когда видит на пороге Хвана. Тот немного осунулся за эти дни, но в целом выглядит все также хорошо. — Боже, солнце, прости меня, я так перед тобой виноват. Мне стоило сначала спросить и вообще стоило сначала сказать, что ты мне нравишься…        — Как ты, хен?       Хенджин прерывает словесный поток старшего одним простым вопросом, а Бан непонятливо заглядывает в чужие глаза, будто стараясь найти там ответ.        — В смысле?        — Как ты? — повторяет младший, а после улыбается солнечно и даже усмехается так, что на душе легче становиться.       Чан усмехается в ответ, а после обнимает Хвана крепко-крепко, чуть приподнимая того над землей.       Бан чувствует абсолютное счастье, когда Хенджин целует в щеку и шепчет смущенное «я скучал». Старший возвращает поцелуй в губы, начиная отсчет новой истории, на этот раз их общей.