The fire burns, I'm not the one with the match, man. That gun is loaded, but it's not in my hand. — Red Hands, Walk Off the Earth
***
Когда Ганнибал стоит в своем кабинете, прижимая к носу шелковую подушку, а его собственное семя остывает в кулаке, ему приходит в голову, что впервые за очень долгое время он понятия не имеет, как дошел до этого момента. Ну, он признает это только в уединении собственного разума, способность мыслить возвращается к нему прискорбно медленно, так что, возможно, это не совсем точно. Уилл Грэм. Его член, зажатый в кулаке, яростно дергается и делает доблестную попытку снова затвердеть. Да, признает Ганнибал, бросая печальный взгляд вниз на свою жаждущую плоть, кажется, с этого все и началось.***
Жаль, что он бета. Это первая мысль Ганнибала при взгляде на кудрявого мужчину в ужасной фланелевой рубашке, который представляется ему как Уилл Грэм. Возможно, это и странно, но Ганнибал находит это в какой-то степени сексуальным. Сексуальность, по его мнению, является одновременно чрезвычайно текучей и едва ли рассматриваемой концепцией. Уилл Грэм, безусловно, представляет интерес для Ганнибала, даже после того первого нерешительного взгляда этих голубых глаз, и все же это не интерес, основанный на вопросах плоти. Чистая эмпатия. Уилл Грэм, спрятанный за своей ужасной одеждой и очками, обладает способностью проникать в умы самых порочных и прекрасных монстров, которых только может предложить общество. Носить их кожу, жить в их мыслях, видеть те их части, которые безвкусные, невдохновленные массы никогда не смогли бы понять. Ганнибал находит эту мысль положительно… аппетитной. И вот тут, как оказалось, в игру вступают его размышления об ориентации Уилла. Достаточно одного взгляда Уилла Грэма, забрызганного кровью Гаррета Джейкоба Хоббса, дрожащего и все же очень живого, чтобы Ганнибал решил, что он превратит эту куколку в бабочку, прекрасную и чудовищную. Что-то сформировалось в представлении Ганнибала. Что-то, что будет смотреть на него с гибелью и обожанием в глазах — что будет видеть его и продолжать смотреть. Секс, признает Ганнибал, когда они сидят у кровати Эбигейл Хоббс, находящейся в коме, был бы самым простым способом достижения этой цели. У Ганнибала нет особых проблем, связанных с тем, что Уилл — бета мужского пола. Даже если бы у него были чувства по этому вопросу, это, конечно, не помешало бы ему продолжать действовать. Собственная сексуальная история Ганнибала состоит в основном из коротких, безличных связей с бетами как мужского, так и женского пола, за исключением одного омеги в Медицинской школе, который был на противозачаточных и совершенно не интересовался концепцией спаривания в целом. Однако все эти встречи были похожи тем, что предназначались только для физического удовлетворения. И, хотя они полностью удовлетворяли в этом отношении, в значительной степени были все же лишены других чувств. Тем не менее, Ганнибал должен также учитывать чувства Уилла Грэма по этому вопросу, и именно здесь он начинает сталкиваться с проблемами. Из его разговоров с Аланой Блум о мужчине он осознает, что Уилл, если он вообще проявляет какой-либо сексуальный интерес, то только по отношению к женщинам бетам, о чем говорит красноречивый румянец на ее щеках. Теперь это не непреодолимое препятствие, но если Ганнибал намерен посвятить свое внимание превращению Уилла Грэма в убийцу, он не может слишком усердствовать в изменении чужой ориентации. Одна метаморфоза за раз. Итак, когда Ганнибал готовится к своей первой встрече с Уиллом Грэмом, он признает, что не сможет использовать путь наименьшего сопротивления в своей цели, а скорее попробует что-то немного более… экспериментальное, что потребует гораздо больше работы. Да, думает Ганнибал, поднимаясь, чтобы ответить на своевременный вежливый стук в дверь, жаль, что он бета. А потом он открывает дверь кабинета и перестает думать вообще.***
Ганнибал не чужд омега-феромонов. Его положение в качестве неповязанной чистокровной альфы делает его белым китом в тех кругах общества, которые он часто посещает. Ни один званый ужин или вечер в опере не обходится без того, чтоб ему не попытались сосватать одну или двух омег их старые, жадные до статуса родственники, которые чуть ли не слюной исходят при мысли о браке между их маленькими безвкусными отпрысками и чистокровной альфой его статуса и калибра. Некоторые омеги, которых ему пытались всучить, находились в преддверии течки, источая грубый запах феромонов и явно не обеспокоенные тем, где они находились. И все же, несмотря на то, что Ганнибал был альфой до кончиков ногтей и восприимчив к гону, ему никогда не составляло труда отвечать вежливым безразличным отказом, словно он стоял в толпе бет. Ганнибал знает, что это потому, что человечество, по большому счету, свиньи. Пусть Ганнибал и не может претендовать на истинную божественность, он может без иронии сказать, что он настолько выше жужжащих, ужасных масс человечества, что мог бы быть богом для них — так далеки они от понимания его и его пути. Знать это, а потом проявлять интерес к одной из этих скучных, пресных, маленьких омег? Это все равно что… проявлять сексуальный интерес к золотой рыбке. Ганнибал никогда не любил домашних животных. И все же, первая волна запаха Уилла Грэма, свежая от течки и источающая аромат смазки, нужды и омеги, поражает Ганнибала, как нож в сердце — пронзительно, быстро и смертельно. Уилл Грэм, с его способностью видеть монстров. Уилл Грэм, который пахнет течкой, удовлетворением и скользкой, нуждающейся омегой. Уилл Грэм, неповязанный омега, который желает найти пару. Только железная воля, отточенная за годы жизни волка в шкуре ягненка, избавляет Ганнибала от болезненных мучений. И благодаря этой железной воле Ганнибал доводит сеанс до конца, подтверждает пригодность Уилла для полевых работ и вежливо договаривается о следующем сеансе. А затем Уилл уходит, и Ганнибал оказывается на своем диване, в трансе уставившись на маленькую подушку. Подушка из небольшого выставочного зала на берегу гавани. Ганнибал купил ее специально для этого дивана, на котором никто никогда не сидит, и он выбрал ее ради чистого ощущения шелковой пряжи дикого шелкопряда, редкость ткани делает ее дорогим предметом. Теперь этот шелк пропитан запахом Уилла Грэма. Причиной были беспокойные, покрытые смазкой, руки мужчины, возившиеся с подушкой. Он ненароком перенес свою сущность на нее, пропитывая шелк. Ганнибал никогда в жизни не видел ничего прекраснее этих нескольких разводов. Он не помнит, как взял подушку, но тем не менее чувствует прохладный шелк на своих пальцах. А потом, прежде чем он успевает что-либо сделать, раздается стук в дверь. Ганнибал, вместо того чтобы положить подушку обратно на диван, делает четыре быстрых шага через свой кабинет и бросает ее в ящик стола, где он хранит все свои драгоценные секреты. Это оказывается Уилл, застенчивый и смущенный из-за оставленных перчаток, и Ганнибал отдает их ему, чтобы Уилл и этот запах не вернулись в его офис и не заставили Ганнибала сделать что-то… опрометчивое. И затем, как только он слышит, как закрывается внешняя дверь, Ганнибал снова возвращается к своему столу и дрожащими руками открывает секретное отделение в своем столе, чтобы насладиться его сокровищами. Набросок раненого мужчины, нож для линолеума и подушка, пропитанная смазкой Уилла Грэма. Ганнибал вынимает подушку, единственное настоящее сокровище, которое можно найти, прижимает ее к лицу и, наконец, вдыхает. Сладкий, как сочный запах лихорадки, что-то пепельное, как дым горящего костра, и неоспоримый мускусный запах течки Уилла Грэма — пальцев, толкающихся в мокрую, нуждающуюся дырку, дрожащих бедер, шейки матки, жаждущей альфы, чтобы насадить и наполнить его. Ганнибал расстегивает ширинку и сжимает свой до боли твердый член в кулаке, прежде чем осознает свои действия. И вот, вдыхая запах, Ганнибал толкается в собственный кулак и представляет себе Уилла, одного, трахающего себя какой-то второсортной игрушкой, когда все, что ему действительно нужно, это член. Член Ганнибала, твердый и толстый, который заполнит его так полно, что не оставит места ни для одной мысли. Представляет, как вытаскивает эту безвкусную игрушку из его тела и приникает к этой истекающей, жаждущей дырочке, толкаясь языком, участвуя в небольшом плотском каннибализме, пока единственным словом, которое будет помнить Уилл, будет имя Ганнибала. Воображает, как он проталкивает свои пальцы в этот скользкий, влажный проход, растягивает и чувствует, как Уилл конвульсивно сжимается вокруг него, кончая снова и снова. Представляет, что вместо собственной руки он толкается своим набухшим членом в нуждающееся тело Уилла, вставляя по самые яйца. А потом набрасывается на него, когда Уилл шипит ободряющие слова, кусает эту идеальную бледную шею, чтобы весь мир точно знал, кому принадлежит Уилл Грэм. Представляет, как связывает его так глубоко, что Уилл никогда не сможет уйти, представляет, что Уилл будет смотреть на него и видеть, всего его, и не захочет уйти. Представляет, как он будет сжиматься вокруг набухшего узла Ганнибала и шептать, мир забудет, как я выгляжу, не наполненный твоими детьми. Он никогда в жизни не кончал так сильно. Когда Ганнибал приходит в себя, он обнаруживает свой член в кулаке, шелк подушки, раздавленный тисками его пальцев, и сперму на костюме, вплоть до плеча. Костюм сшит на заказ — специально для него, сшит только из лучших импортных тканей и стоит чуть больше двух тысяч долларов. Работник химчистки, настоящий мастер своего дела, скорее всего, сможет вывести пятно. Ганнибал не собирается сдавать этот костюм. Может быть, когда-нибудь в будущем он достанет его в годовщину рождения их первого ребенка и посмотрит, заинтересует ли Уилла перспектива еще немного испачкать его. Его члену определенно нравится эта идея.***
Ганнибал, несмотря на всю его мораль и рассуждения на тему божественности, в значительной степени является человеком фактов и науки. Он прочитал несколько рецензируемых исследований по импринтингу омеги и его социальным последствиям — он даже сам был соавтором двух таких работ. Таким образом, Ганнибал хорошо осведомлен о высоких показателях несовместимости, домашнего насилия и развода в парах омега/альфа, где импринтинг не произошел по сравнению с теми, где он случился. Такие пары, как правило, сообщают о более высоком уровне беспокойства в отношении с партнерами, низкой сексуальной активности и, в целом, более высоком уровне неудовлетворенности своими партнерами и их жизнью в целом. Суть всех этих рецензируемых статей в престижных журналах, написанных психологами, которыми Ганнибал действительно восхищается, заключается в том, что союз альф и омег, где импринтинг не произошел, нежелателен. Ганнибал обнаруживает, что мнение науки никогда не заботило его меньше. Если природа не сочла нужным сделать его самым подходящим партнёром для Уилла Грэма, то Ганнибал исправит этот недостаток любыми необходимыми средствами и устранит всех соперников, которые могут попытаться встать на его пути. Ганнибал однажды убил женщину за то, что она пролила горячий кофе на его белоснежную рубашку и не извинилась. Он вливал обжигающе горячий кофе ей в горло, пока она не почувствовала, что ее собственные легкие ошпарены, и позволил ей так захлебнуться. Затем он вырезал эти самые легкие из ее еще теплого тела и сделал «бараньи» кебабы, маринованные в кофе, которые он принес в качестве закуски на новоселье коллеги и его жены. Его химчистке удалось спасти рубашку. Что же касается любого жалкого, меньшего альфы, который попытается отнять у него предполагаемую пару, который совершит заблуждение, думая, что он достоин его Уилла, достоин пометить его и наполнить своим грязным некачественным семенем? О, это преступление, это кровь, которой жаждет его внутреннее чудовище. Ганнибал убьет их, как свиней, которыми они являются, и скормит их Уиллу с собственных рук, пока тот будет извиваться на его набухшем узле. Медленно, неторопливо Ганнибал размазывает свое семя по шелку подушки, смешивая свой запах и Уилла, действуя на самом низком, животном уровне, прежде чем снова поднести ее к носу и вдохнуть. Пахнет божественно. Уилл Грэм принадлежит ему. Теперь все, что Ганнибал должен сделать — добиться этого.***
И купить новую подушку.***
Когда Ганнибал засыпает в ту ночь, он блуждает по своему дворцу памяти, пока не подходит к двери, которую не видел много-много лет. Медная табличка, тусклая и непримечательная от пренебрежения и отсутствия использования, провозглашает Семью. Когда Ганнибал толкает дверь, он ожидает ощутить пробирающий до костей холод, острую, ноющую боль сломанной хрупкой кости и душераздирающую агонию при виде трех маленьких молочных зубов на дне грубой деревянной миски для супа. Вместо этого он оказывается в своей постели. Ганнибал на одну короткую секунду задумывается, не проснулся ли он, прежде чем смотрит на дверь и перестает дышать. Смотри, папа, говорит гордый, любящий голосок возле кровати — буйные пепельные кудри и голубые глаза Уилла, крошечные белые тканевые розы украшают ее девственно белую ночную рубашку, папочка и я приготовили тебе завтрак. И Уилл, стоящий у двери, наблюдает за ним с огоньком в глазах, говорящим «угадай, кого ты ешь на завтрак этим утром», пока его руки нежно поглаживают потяжелевшую округлость живота. Когда Ганнибал просыпается на следующее утро, впервые за сорок лет, он чувствует себя живым.