Through every forest, above the trees/Within my stomach, scraped off my knees. I drink the honey inside your hive/You are the reason I stay alive — Nine Inch Nails, Closer.
***
Когда Уилл просыпается на следующее утро, он чувствует на себе успокаивающую тяжесть руки Ганнибала и его теплый взгляд. Ганнибал, заметив, что Уилл проснулся, проводит рукой по его волосам и, приподнявшись на бок, слегка ложится на Уилла, проводя большим пальцем по изгибу его скулы в успокоении и благоговении. Это один из самых приятных способов, которым Уилл когда-либо просыпался. Он надеется привыкнуть к этому. И вот он целует Ганнибала, нежно и сладко, несмотря на утреннее дыхание и все такое. Просто потому, что он этого хочет. Потому что он может. Это то, к чему он тоже надеется привыкнуть. Ганнибал целует в ответ, резкие линии его лица смягчаются, и Уилл знает, что он упивается этими нежными чувствами, испытывая жажду после такой долгой засухи. После нескольких долгих, приятных мгновений ленивых поцелуев Ганнибал отстраняется, а затем, с явным колебанием, говорит: — Хотя я не решаюсь "испортить настроение" такими мелочами, нам в конечном итоге придется обсудить детали нашей новой ситуации. Учитывая, что Ганнибал, будучи по-своему особенно эмоционально запорным, выглядит так, словно он задраивает люки для предстоящей войны, Уилл решает обойти его ожидания. Просто потому что он может. Уилл все еще не исключает того, что он может быть ужасным человеком. И это без каннибализма. — Я думал, что просто перееду в твой дом. Хотя я, конечно, хотел бы воздержаться от продажи своего, пока не найду хорошие дома для собак, — говорит он, небрежно подпирая голову сложенной на подушке рукой. — Хотя я намерен оставить Уинстона — он бы хорошо поладил с детьми, а домашние животные строят характер. То, что с этого ракурса ему открывается прекрасный вид на Ганнибала, похожего на смущенную золотую рыбку — проблеск эмоции, длящийся едва миллисекунду, но такой приятный — это просто совпадение. Определенно ужасный человек. — Звучит… вполне приемлемо, — осторожно отвечает Ганнибал, его тон где-то между причинным и «я смущен, но пытаюсь скрыть это, чтобы сохранить иллюзию того, что я выше вас, смертных». Это удивительно сексуальный тон. Уилл думает, что это из-за акцента. — Ты ожидал, что тебе придется спорить со мной из-за условий жизни, — говорит он, потому что это правда. — Эта мысль приходила мне в голову, — говорит Ганнибал, выглядя все так же, что, естественно, все еще делает его таким же привлекательным. Уилл допускает возможность того, что он может быть предвзятым в этих вопросах. Это ни на йоту не отменяет его мнения. Эти скулы заставляют его хотеть делать ужасные, ужасные вещи. — Твой дом — самый логичный вариант, — объясняет Уилл, на секунду задумавшись о своем собственном доме. Он знает, что это только похоже на дом, потому что он служил местом, где жила его семья — странный маленький выводок бездомных собак. Уилл никогда не испытывал к нему особой привязанности, и перед лицом возможности иметь настоящую семью поднимать шум из-за своего дома — последнее, о чем он думает. Уилл, возможно, не разделяет любовь к декору Ганнибала — в основном потому, что дом Ганнибала иногда кричит «серийный убийца», и Уилл воображает, что в конце концов кто-то, кроме него, заметит, — но это можно изменить. Есть еще один важный пункт, о котором он и говорит Ганнибалу со смехом. — У тебя есть комната, которая нам понадобится, и она уже… настроена на твои потребности. Ганнибал в ответ приподнимает бровь в едва уловимом жесте, который очень ясно говорит что именно тебя так позабавило, но рука, поднимающаяся, чтобы поиграть с одним из его локонов, сообщает Уиллу, что это добродушный вопрос. — Мне просто интересно, увеличит ли полностью меблированный подвал для убийства или уменьшит стоимость недвижимости дома, — говорит Уилл, ухмыляясь, пока его воображение рисует образ какого-то веселого блондина-агента по недвижимости, пытающегося продать этот аспект дома какой-нибудь перспективной парочке. Полностью отремонтированный подвал может быть преуменьшением в этой конкретной области продаж. Ганнибал очевидно понимает, о чем думает Уилл, потому что он позволяет себе закатить глаза и игриво дернуть Уилла за локон в знак возмездия, прежде чем сказать с такой нежностью, что это не может быть ничем иным, как признанием в любви: — В некоторых случаях ты абсолютно ужасен. — И тебе это нравится, — безапелляционно говорит Уилл, потому что они оба осознают тот факт, что потенциальная тьма Уилла вовсе не отмечена в графе Ганнибала «против» для их отношений. — Итак, мы пришли к согласию. Я переезжаю в твой дом, мы переоборудуем одну из твоих многочисленных комнат для гостей в детскую, и я нахожу дома для всех моих собак, кроме Уинстона. — Да, наверное, — говорит Ганнибал достаточно спокойно, все еще рассеянно проводя рукой по кудрям Уилла, но Уилл улавливает в его тоне что-то такое, что заставляет его еще раз взглянуть на мужчину в попытке понять, что именно. — Ты… разочарован, — медленно произносит Уилл, не обвиняя, а скорее наблюдая, пытаясь понять, почему это произошло. Ганнибал, сделав небезосновательный прыжок, который Уилл воспринимает как разочарование в их отношениях, спешит исправить его и пытается сделать что-нибудь утешительное — он, по-видимому, не шутил, когда сказал, что нежные эмоции чужды ему, и неуверенность его тона странно очаровательна: — Нет, конечно, нет. — Не из-за меня, — говорит Уилл, отмахиваясь от этой легкомысленной идеи, прежде чем заглянуть немного глубже в попытке разглядеть то, что Ганнибал прячет от него. — Но ты разочарован. Ты получил все, что хотел, и все же… — Уильям… — говорит Ганнибал, где-то между предупреждением и отрицанием, но это бесполезная защита против эмпатии Уилла, поскольку он очищает эту эмоциональную стену и находит ответ, который искал. — Ты надеялся, что тебе придется меня уговаривать! — говорит Уилл, торжествуя и более чем забавляясь причиной, которую он обнаружил под этим костюмом человека. — Ты хотел, чтобы я поспорил с тобой на этот счет, чтобы мы могли позволить себе немного… взаимных манипуляций. Молчание Ганнибала особенно красноречиво. — Честно говоря, дорогуша, — говорит Уилл, позволяя этому новоорлеанскому акценту, от которого он так старался избавиться, вернуться в его протяжный голос, скользя вниз по обнаженному торсу Ганнибала и останавливаясь только тогда, когда он достаточно близок к его все еще мягкому члену, чтобы Ганнибал почувствовал его следующие слова на своей плоти. — Все, что тебе нужно сделать, это попросить. Уилл предвосхищает любой ответ Ганнибала, глубоко заглатывая его член, и если скорость, с которой он затвердевает, является каким-либо признаком, то вряд ли у Ганнибала есть какие-либо жалобы. И их становится еще меньше после попыток Уилла высосать его мозг прямо через член. Уилл скользит по его телу, чтобы оседлать этот прекрасный толстый член, а затем усердно объезжает его, пока они оба не теряют рассудок. После того, как они, наконец, отдышались и освободились от узла, Уилл считает, что он мог бы сделать жесткий рывок и отпустить влажную шутку, но он выше этого. К слову, это не единственное, что он пока не готов отпустить. Уилл уже может сказать, что это либидо беременности обещает быть сказочным. — Тебе понравится мой акушер, — говорит он, а потом просто ждет, потому что какая-то его часть чувствует, что хотя это было фантастически, но уже он готов ко второму раунду, и он действительно хотел бы попробовать манипулятивный секс. Ганнибалу, собственническому психопату, требуется примерно полсекунды, чтобы представить себе какого-нибудь другого врача — альфу, уверен Уилл, хотя статистика говорит, что менее 10 процентов акушеров-гинекологов являются альфами, не говоря уже о бета-статусе его собственного врача, — касающегося своими руками всего тела Уилла, как он тут же реагирует, с рычанием толкая Уилла руками и коленями, и по-звериному трахая его, впиваясь зубами в кожу, утверждая свои права самым низким, животным способом. Уилл кончает так сильно, что перед глазами белеет. Да, Уилл определенно добавляет манипулятивный секс в список.***
Попытки аргументировать отсутствие необходимости в помощи акушера случаются на шестой неделе беременности Уилла, пока они собираются на УЗИ, и происходит это примерно так. Ганнибал: Я лицензированный врач. Уилл: До меня доходили слухи об этом. Ганнибал: Я уже принимал роды нескольких детей. Уилл: Но не этого. Ганнибал: Я вполне способен принять нашего ребенка. Уилл: Возможно. Однако, если ты хочешь когда-нибудь трахнуть меня снова, ты сядешь в свою машину и отвезешь меня на прием к врачу. И ты будешь милым с моим акушером. Неудивительно, что они прибывают как раз ко времени приема Уилла.***
Доктор Уотсон, войдя в комнату, останавливается и, не говоря ни слова, обходит вокруг Ганнибала, как будто оценивает кусок мяса на качество. Ганнибал, к его чести, не ерзает. — Очень хорошая охота, я вижу, — говорит доктор Уотсон Уиллу, очевидно, придя к своему решению, с нахальной, одобрительной ухмылкой на лице. Уилл сопротивляется желанию спрятать лицо в ладони и просто отвечает — на удивление искренне — «спасибо». И затем, поскольку Ганнибал в настоящее время пытается сделать вид, что он не смотрит на доктора Уотсона — не совсем альфу, — Уилл говорит: — Доктор Уотсон, мой партнер доктор Ганнибал Лектер. — Очень приятно, — говорит доктор Уотсон тем самым тоном, протягивая руку Ганнибалу и одаривая его взглядом, который говорит мне все равно, что ты альфа, доктор или богач. Я забочусь о помощи моему пациенту, и если ты встанешь у меня на пути, я прикончу тебя. Ганнибал, несмотря на то, что он тут вообще-то серийный убийца, выглядит искренне впечатленным, когда пожимает ей руку. Конечно, за этим следует «Я уверен, что Вы позаботитесь о моей паре и нашем ребенке» тем тоном, в котором очень ясное обещание того, что произойдет с ней в противном случае и что друзьями им в ближайшем будущем не стать. Хотя признательность в ответном взгляде доктора Уотсон говорит о том, что профессионалы, ясно понимающие свои роли, не находятся вне досягаемости. Достаточно близко. Уилл примет это. И вот доктор Уотсон приступает к делу. Она сообщает им, что из-за возраста Уилла рекомендуется генетический скрининг, хотя ни у одного из них нет никаких генетических сигналов об опасности: — Смерть моей семьи не может повлиять на моих детей, — сказал Ганнибал, когда они заполняли формы, и хотя Уилл не согласился, потому что, конечно, это повлияет, он понял, что было задумано, — что амниоцентез предпочтительнее отбора проб хорионических ворсинок. Ну что-то вроде этого он и ожидал. — Игла с большой задницей? — спрашивает Уилл со смиренным видом — это не выглядело забавным, когда он гуглил, но он также знает, что это довольно безопасная процедура, поэтому Уилл не испугался. — Игла с большой задницей, — отвечает доктор Уотсон с сочувственной улыбкой на лице, которая увеличивается при взгляде на Ганнибала, разрывающегося между дотошным вниманием к менее профессиональному использованию термина и нервным, чрезмерно защищающим альфой при мысли о том, что кто-то прикоснется к его беременной паре, и тем более проткнет его иглой. Альфы. Не можешь жить с ними, не можешь перестать желать секса с ними в их слишком шикарном офисе. Такая загадка. — Я рад, — говорит Уилл с притворным смирением, и взгляд, который бросает на него доктор Уотсон, говорит ему, что она поймала его и забавляется. — Хорошо, подними рубашку, и мы посмотрим, что там происходит, — говорит она, указывая на Уилла рукой, держа бутылку ультразвукового геля. Уилл, резко приподняв бровь к Ганнибалу — который посылает ему наименее правдоподобный невинный взгляд в ответ — делает именно это, устраиваясь поудобнее на столе и принимая собственническую руку, которую Ганнибал предлагает ему. Такая восприимчивость его психики к собственнической природе Ганнибала, вероятно, что-то говорит о нем, но он будет просто наслаждаться этим без вопросов. Именно этот метод до сих пор приносил ему самые впечатляющие оргазмы. Но сейчас определенно не время для этого. В своем отвлечении Уилл пропускает нанесение геля, из-за чего немного встряхивается — гель действительно холодный, — прежде чем привыкнуть. Он чувствует определенное давление, которое вызывает желание сопротивляться — Уилл смотрел несколько из этих детских сюжетных шоу по телевизору, но никто никогда не упоминал, какое давление на самом деле нужно использовать, чтобы получить изображение через брюшную стенку. Тем не менее, Уилл уже получал пулю раньше, и поэтому, сравнительно говоря, это практически приятный опыт. А затем на экране появляется маленькая серая капля, и это довольно быстро становится удивительным опытом. — Хорошо, амниотический мешок есть, — отвечает доктор Уотсон с улыбкой на лице, когда делает какое-то сложное движение палочкой у его живота, чтобы лучше сфокусировать изображение, прежде чем закончить успокаивающим голосом. — Немного рано видеть ребенка, но давайте посмотрим на сердцебиение. Уилл и Ганнибал особенно молчаливы, когда доктор Уотсон возится с монитором сердца плода. Уилл думает, что это из-за реальности этого момента. Объективно говоря, они знали, что это было реальностью в течение месяца, но это было неосязаемым, недоказанным. Тесты на беременность, как известно, дают ложные результаты. А это? Это делает все реальным. А потом ровный, быстрый стук-стук-стук заполняет комнату, и Уилл забывает, как дышать. — А вот и мы, — говорит доктор Уотсон, глядя на трепещущий размеренный стук с выражением профессионального триумфа на лице. — Славные и сильные. Уилл сжимает руку Ганнибала так сильно, что удивляется, как его кости не трещат, и все же это последнее, о чем он думает. Вместо этого он полностью сосредоточен на этом быстром трепещущем ритме, успокаивающе сильном. О да, это невероятно реально. Это их ребенок. — Это кажется… необычным ритмом, — говорит Ганнибал таким осторожным голосом, как будто он пытается отговорить себя от беспокойства, и так как Ганнибал действительно врач, в дополнение к тому, что он чрезмерно защищающий альфа, Уилл сжимает его руку еще сильнее и поворачивается к доктору Уотсону за ответом. — Ну, давайте посмотрим… — отвечает доктор Уотсон, успокаивающе беззаботно, когда делает еще один сложный поворот запястья с палочкой, толкая ее к дальней стороне его живота, где она затем останавливается и говорит с улыбкой на губах. — Мешок номер два. Это близнецы. Поздравляю. Уиллу кажется, что Ганнибал буквально потерял способность говорить. Уилл посмеялся бы над ним, но он не может выдавить ни слова из внезапно пересохшего горла. Близнецы. Не один ребенок, а целых два. Их дети никогда не будут чувствовать себя так, как Уилл, тоскуя по брату и семье, которой никогда не имел. У них будут оба любящих родителя, которые никогда не допустят, чтобы с ними что-то случилось, и брат или сестра ровесники, так что они никогда не останутся одни. Целая семья. Доктор Уотсон, со всей своей профессиональной мудростью, жалеет их обоих, мягко выпроваживая Ганнибала из комнаты — якобы для того, чтобы он принес Уиллу воды, но на самом деле для того, чтобы они могли прийти в себя, и обдуманность этого жеста Уиллу, совершенно ошеломленному, нравится больше, чем он может сказать. Это все, чего Уилл когда-либо хотел. — Близнецы часто встречаются после такого длительного периода подавления, особенно в гон, вызванный течкой. Тело откладывает больше одного яйца, чтобы компенсировать такой долгий период засухи, — любезно говорит доктор Уотсон, как только Ганнибал выходит из комнаты, пока она вытирает его живот. И затем, с озорным блеском в глазах она заканчивает, дерзко подмигивая Уиллу. — Но я никогда не говорю это перед альфами — гораздо проще просто позволить им поверить, что это функция их собственной мужественности. Уилл не может удержаться от смеха, и от этого ему становится намного легче дышать снова, что, как он понимает, было ее намерением с самого начала. О да, доктор Уотсон примет роды, даже если Уиллу придется приковать руки Ганнибала наручниками к его больничной койке в родильном зале, чтобы обеспечить это. Он уверен, что Джек одолжил бы ему свои, не говоря уже о Беверли, которая, как воображает Уилл, вероятно, помогла бы удержать Ганнибала, чтобы надеть наручники. Это неотразимый образ — без Беверли, хотя Уилл воображает, что она будет всеми руками "за", — что заставляет Уилла задуматься о структурной целостности их изголовья кровати. Мысль для другого раза. — Он врач, я уверен, что он знает об этом, — говорит Уилл вместо благодарности, застегивая рубашку, тон легкий и совершенно несерьезный. — Да, но он еще и альфа, и в подобных ситуациях маленькая голова обгоняет большую, если Вы понимаете, о чем я, — говорит доктор Уотсон, на этот раз подмигнув, что граничит с откровенной непристойностью. Уилл все еще хихикает, выходя из офиса, следующая встреча уже назначена. А потом он добирается до вестибюля и видит, что Ганнибал стоит там с бутылкой воды в руках, уставившись на нее так, словно понятия не имеет, как она туда попала и что это такое, и на его лице, возможно, самая глупая улыбка, которую Уилл когда-либо видел. Альфы, думает Уилл, чувствуя, как волна чистой любви захлестывает его, когда он смотрит на свою пару. И один из них полностью его. Поэтому, что еще может сделать Уилл, кроме как подойти к Ганнибалу, забрать у него воду, а затем положить руку на этот кровавый, повязанный двойным виндзорским узлом, галстук, наклонить эти темные глаза к своим, и сказать единственное, что он может сказать, а именно: — Я люблю тебя. — Любишь? — спрашивает Ганнибал, уязвленный так, как Уилл никогда не видел его раньше, и Уилл понимает, что это первый раз, когда он на самом деле сказал эти конкретные слова Ганнибалу. Он показывал это всеми возможными способами, придуманными человеческой расой — за исключением, возможно, воздушных шаров, — но он никогда не говорил этого раньше, главным образом потому, что никогда не видел в этом необходимости. Это нужно сказать сейчас. — Люблю, как некоторые темные вещи*, — говорит Уилл, вдавливая ультразвуковую распечатку их детей в руку Ганнибала, зная, что Ганнибал узнает цитату и примет ее так, как она должна быть принята. И он принимает, потому что в вестибюле больницы, перед всеми этими маленькими, незначительными людьми, которых Ганнибал так презирает, Ганнибал целует его так, словно не может не целовать. Уилл никогда в жизни не был так счастлив.***
Следующие два месяца не совсем спокойны, но и не полны конфликтов. Физический переезд из его дома к Ганнибалу происходит без инцидентов, но эмоциональный переезд не без заминок. Несмотря на то, что они оба знают, что хотят этого, реальность быть единым целым после того, как они были одни так долго, это кривая обучения. Уилл может понять, что найти дом для своих собак лучше, но фактический процесс происходит не без его собственной боли. Ганнибал, в свою очередь, понятия не имеет, как жить с собакой в доме, даже с такой послушной, как Уинстон, и поэтому в первый раз, когда он находит Уинстона с одним из его лоферов во рту, он почти бесится от ярости. Кроме того, есть и небольшие изменения: Уилл не может найти свою одежду среди одежды Ганнибала, ему приходится корректировать свой график, чтобы приспособиться к его графику приема пищи, и Ганнибал раздражается каждый раз, когда не может найти что-то, что Уилл переместил из нужного места. И все же они проходят через это со здоровым количеством общения, эмоционального обмена и множеством секса. Это либидо беременности действительно фантастическая вещь. Кроме того, им помогает, возможно, тот факт, что каждый серийный убийца в Балтиморе и Вирджинии, по-видимому, решил взять отпуск или что-то в этом роде, а это означает, что Уиллу не пришлось выходить на поле с тех пор, как он объявил о своей беременности Ганнибалу, что позволило им — и под этим он имеет в виду главным образом Ганнибала, потому что Ганнибал-с-беременным-партнером в тысячу раз более собственнический и защищающий, чем серийный-убийца-в-период-ухаживаний-Ганнибал, — чувствовать себя в безопасности. А потом Уиллу звонит Джек насчет тотемного столба жертв убийства, и их отсрочка заканчивается. Ганнибал, хотя и был на кухне, когда Уиллу позвонили, к тому времени, когда он вошел в гостиную, уже ясно уловив суть разговора, сказал ровным тоном, до побеления костяшек сжав белое чайное полотенце: — Кто-то убит, и дяде Джеку нужна твоя помощь. — Строго говоря, многие люди были убиты, а затем из них сделали тотемный столб, но да, суть та же, — отвечает Уилл, стараясь говорить ровным голосом, потому что это один из тех неуловимо важных моментов в их отношениях. Несмотря на то, что сейчас они находятся в комфортном равновесии, их борьба за власть все еще существует, похороненная глубоко внутри, возникающая в такие моменты, когда альфа-инстинкты Ганнибала борются против стремления Уилла к его собственной независимости. Уилл не особенно наслаждается этой борьбой, независимо от того, насколько эффектным бывает секс после. Ганнибал стреляет в Уилла невеселым взглядом на его дерзость, прежде чем произнести напряженным голосом в качестве вступительного аргумента: — Сейчас нужно думать не только о твоей безопасности. Учитывая, что он знает, какой ценой Ганнибалу приходится даже быть достаточно открытым, чтобы озвучивать эти аргументы, Уилл великодушно игнорирует подразумеваемое оскорбление в этом заявлении и вместо этого идет на рациональное, настаивая на своем: — Ганнибал, я больше не буду подвергать риску здоровье наших детей, тогда я сказал бы Джеку, что ты Чесапикский Потрошитель, и ты это знаешь. Неохотный кивок — единственный ответ, который получает Уилл, но ему достаточно, чтобы продолжить, пытаясь быть настолько мягким, насколько он может, потому что, хотя он намерен выиграть, он не хочет ранить Ганнибала: — Но жизнь опасна. Я мог заболеть, получить пулю в дороге, покупая продукты, или попасть под автобус. Как бы тебе не хотелось, ты не можешь держать меня здесь, запертым в этом доме и окруженным ватой, чтобы я был в безопасности. Это задушит меня, и мы оба это знаем. — Мне… непривычно чувствовать себя таким образом. У меня был только один человек, который имел значение для меня, и я… потерял ее, — говорит Ганнибал в ответ, тихо и мучительно, и это не столько попытка оправдания, сколько спотыкающееся объяснение, и Уилл видит, сколько это различие стоит ему, когда он заканчивает, душераздирающе искренний. — Я не могу допустить, чтобы то же самое произошло с тобой и нашими детьми. Это не первый раз, когда у них возникают разногласия по этому поводу, и Уилл вряд ли нуждается в эмпатии, чтобы сказать, что они не последние. В конце концов, у них обоих есть веские аргументы, и поэтому все сводится к компромиссу, как обычно. И потому, в свою очередь, Уилл делает предложение, забирая полотенце из сжатых кулаков Ганнибала и заменяя его своим собственным телом. — Я не могу обещать тебе, что не умру, потому что это не в моей власти. Но я обещаю тебе вот что: я никогда не сделаю ничего такого, что подвергло бы меня или наших детей ненужному риску, — говорит Уилл, прижимаясь к Ганнибалу — тактильный комфорт, а также омежий жест умиротворения, предназначенный для успокоения альф, — прежде чем он поднимает глаза на Ганнибала и заканчивает, совершенно серьезно, но твердо. — В ту секунду, когда я решу, что полевая работа стала именно такой, я скажу Джеку, чтобы он пошел к черту — самым вежливым способом, конечно, — а потом я просто останусь дома и у нас будет много-много секса. Звучит неплохо? Крошечный смешок, сорвавшийся с губ Ганнибала, и ослабление мертвой хватки его объятий означают, что Уилл преуспел в своей миссии. — При одном условии, — говорит Ганнибал, и в его темных глазах мелькает огонек, потому что Ганнибал не лишен дерзости, и его тон будет серьезным для любого, кто не знает его так хорошо, как Уилл. — Ты должен сказать мне об этом заранее, чтобы я мог засвидетельствовать выражение лица дяди Джека. Я бы не хотел пропустить такое зрелище. — Договорились, — шутя говорит Уилл — честно говоря, часть его не возражала бы увидеть выражение лица Джека, и в конце концов, он все еще должен им за их ставки. Ухмылка Ганнибала говорит Уиллу, что он точно знает, о чем тот думает, и он одобряет, и все, что может сделать Уилл — прогнать эту ухмылку с этого лица своими губами, пока они оба не задохнутся в собственном счастье. И все же, задается вопросом Уилл, безопасно убаюканный в объятиях своей пары, почему ему кажется, что он стоит в центре бури? ------------------------------ * Пабло Неруда, сонет 17.