Трижды проклятый успех

      Давно у меня не случалось столь ужасного воскресного утра. Во-первых, болит голова. Приходится выпрашивать у сеструхи таблеток и чего-нибудь солёного. Недолго думая, она вручает мне «Цитрамон» и баночку с солью. Спасибо, блин.       Во-вторых, мой смартфон начинает протяжно звонить. Я прекрасно помню свои вчерашние прегрешения, а потому с болезненным осознанием предвкушаю телефонную взбучку. Как и ожидалось, Лариса Васильевна сообщила маме о моём прогуле и в ярких красках объяснила, почему я поступил нехорошо.       От криков у меня разрывается голова. Даже с другого конца провода мама имеет огромную власть над своими чадами.        «Вот приеду к вам и получишь по полной программе!»       Мысленно ужасаюсь: мамины приезды по таким вот поводам — это то, чего любыми способами надо избегать. В последний такой приезд нас с сеструхой на целый месяц лишили интернета. И ходили мы ловить его в ближайших кафе и библиотеках. Повторять сей печальный опыт не хотелось.        «Ну ма-а-ам, — протяжно ною, — ну не хочу я в ансамбле играть, ну пощади-и-и… Это не мне нужно, а этому их Женечке. Пусть кого-нибудь другого найдут, только не меня…»        «Цыц, — грозит мне она. — Ты в колледж идти собираешься. Кому ты там нужен, если даже в конкурсе поучаствовать не можешь? Ни одного достижения за всю учёбу, кошмар полный…»        «Но я не собираюсь поступать в колледж. Говорю же, что есть масса других…»        «У тебя аттестат музыкальный! И восемь лет наших потраченных нервов! Да ты, кроме как играть, ничего и не умеешь!»        «Сеструха на дизайнера пошла! Почему мне так нельзя?»        «Она художественную школу окончила!»        «Ну и нафига вы отдали меня в музыкальную, а не в художественную?»        «Да ты сам так захотел! Мы с твоим отцом верили, что неспроста!»        «Мне было восемь лет!»       Понимаю вдруг, что пытаемся перекричать друг друга и гавкаем, словно псы. Прерываюсь и тяжело вздыхаю. Мама, видимо, делает то же самое.       «Вот что, — спокойно говорит она после небольшой паузы. — Окончи колледж. А потом с уже имеющимся образованием иди куда хочешь. Как раз успеешь повзрослеть и понять, что к чему. А пока пользуйся тем, что дают. Женю вон, между прочим, в колледж без вступительных примут, ты в курсе?»       Опять этот Женя. Снова вздыхаю, борясь с желанием ударить телефон о стену.        «В общем, ты понял меня, — тем временем продолжает мама. — Не придёшь через неделю на занятие — приеду и самолично отведу тебя за ручку. Ты знаешь, что нам лучше не доходить до этого».       Ну вот. Она ставит мне ультиматум. Послушаюсь — придётся терпеть Женечку и дополнительные занятия. Не послушаюсь — мама учинит мне персональный армагеддон. Из двух зол приходится выбирать меньшее.       Поэтому я соглашаюсь. Мама берёт с меня обещание, что разучивать ноты начну прямо сегодня. Потом желает успехов в своей обычной манере и кладёт трубку.       К счастью, Женечка доносы не практикует — Лариса Васильевна и мама не в курсе моей уличной тусовки. Менее ненавистной личностью его это, впрочем, не делает.       Позавтракав, я печатаю ноты и иду к своему электронному пианино. Потому что всё самое тяжёлое нужно делать в первую очередь. Разберу произведение по-быстрому и буду отдыхать всю неделю. Открыв папку с распечатками, обречённо вздыхаю: как много нот! Целая сюита, переложенная на четыре руки. Исполнять я должен вторую партию, на первый взгляд сложную и многообразную. В который раз прокляв долбанный ансамбль, начинаю играть.       — Что за звуки из глубин ада? — сеструха подходит ко мне, когда я прохожусь по нотам третий раз подряд.       — Это звуки моей ненависти! — заявляю я и как ни в чём не бывало продолжаю стучать по клавишам.       Сеструха пожимает плечами и уходит.       Через час звонит мама и просит поставить её на громкую связь. Я кладу телефон рядом с пюпитром и стараюсь исполнить партию как можно ровнее. После чего с лёгким волнением хватаю трубку и вопрошаю:       — Ну как?       Маме нравится, что я соизволил сыграть для неё. Маме не нравится, что всё слишком гремит и ничего толком не понятно.       — Наверное, ты пока плохо играешь. Потом, может, получше будет.       Соглашаюсь. Ничего другого мне не остаётся.       Уроки хора были когда-то моими любимыми — потому что я мог с чистой совестью не ходить на них. А если всё же приходил, то занимался какой-нибудь ерундой, и ничего мне за это не было. Потом педагога сменили. Нынешняя училка рисовать четвёрки за просто так отказывалась. Вот и приходится мне ходить и терпеть все эти «ма-мо-му» еженедельно.       Когда, опаздывая, заваливаюсь в кабинет, вижу в окружении девчонок Женечку. На нём серый пиджачок и очередная белоснежная рубашка. Волосы прилизаны и собраны в хвостик.       Гляжу и со скрипящими зубами вспоминаю про ненавистный конкурс. Самое время отыграться за мамины претензии. Ради этого сажусь позади Женечки со словами «привет, ничтожество!» В кармане у меня — сеструхина клячка, которую я спёр ради интереса. Достаю её и, отколупывая по маленькому кусочку, кидаю в Женю с довольной улыбкой. Он поворачивается и просит меня прекратить. Усмехаюсь и посылаю его в жопу. И продолжаю кидаться. Девчонка, сидящая рядом, что-то бурчит и возмущается. Я её совершенно не слушаю.       Передо мной стоит цель достать феечку как можно сильнее, чтобы он психанул и отказался от ансамбля.       Тем временем распеваем обыкновенное «а-а-а» трезвучием. Доходим до верхних нот. Наш ряд — низко поющие альты — прекращает и расслабляется. В какой-то момент учительница всех прерывает и подходит к дальним стульям. То бишь к нам. Начинается персональный допрос, в ходе которого каждого альта просят спеть высокие трезвучия. Девчонки справляются, но вижу, что без особой охоты. Когда доходят до Женечки, он поёт чисто и без единой помарки. Учительница его хвалит.       — Да-а-а, здорово, небось, уметь пищать, как мышь, — шепчу я, но так, чтобы Женя меня услышал.       Он вдруг обращается к педагогу:       — Могу я пересесть в первые ряды? Там я буду лучше слышать фортепиано. А здесь я сразу отвлекаюсь, если кто-то фальшивит.       Педагог понимающе кивает. Даже ничего не спрашивает. Потому что такому умненькому талантливому мальчику, как Женечка, отказать не может. Мда.       Он поднимается и проходит между рядами. Вижу, как Лера — скрипачка из сопрано — ему улыбается, когда он оказывается близко к ней. Женя улыбается ей в ответ. Меня от этой слащавой картины передёргивает, я внутренне возмущаюсь непонятно чему и случайно задеваю локтем соседку.       — Эй! Осторожнее! — восклицает она.       Училка нас слышит и со строгим видом приближается ко мне.       — Андрей, ну-ка давай тоже спой.       Покорно выпеваю трезвучие. Получается убого, звук похож на скрип входной двери. Девки вокруг хихикают. Я хихикаю вместе с ними, а сам невольно краснею.       Учительница закатывает глаза и возвращается на своё место.       За неделю до ансамблевого занятия я успел привыкнуть к нотам и даже заучить практически всю партию. Делал я это, конечно же, не ради ненавистного дуэта. Просто произведение хорошее, вот и увлёкся.       На урок прихожу вовремя. Лариса Васильевна непринуждённо приветствует меня. Женя с готовностью сидит за фортепиано. Я плюхаюсь рядом, слегка задев его плечом, и по велению педагога начинаю играть.       Довольно скоро мне дают понять, что партию я толком даже не освоил. Лариса Васильевна всё время прерывает меня: «Чего ты руку культяпкой держишь — сколько раз показывать, как правильно надо!», «Где у тебя опора звучания, будто топором рубишь, а не играешь!» Женечка, в отличие от меня, играет «уверенно, выверенно и эмоционально». В ответ я с обидой в голосе заявляю, что партия у него легче — нот меньше и торопиться почти не надо. Лариса Васильевна отрицает мои претензии и говорит, что мне лишь кажется, а партия Жени — ведущая, между прочим.       Где-то в середине занятия наш педагог куда-то отлучается, приказав нам продолжить играть самостоятельно. Конечно, я тут же вскакиваю с места, толкнув напоследок Женю. Он остаётся сидеть и с упрёком говорит:       — Она же сказала, что нужно играть.       — Да-да, конечно, — отмахиваюсь я. — А теперь отъебись.       Женечка со мной не спорит и равнодушно отворачивается. Начинает играть гамму фа-диез мажор. Проходится пальцами по клавиатуре, не сделав ни единой запинки. Гамма в его исполнении звучит как отдельное произведение. С зачином и кульминацией на высоких нотах.       Я тем временем изучаю кабинет. Кроме пианино, здесь расставлены самые разные ударные инструменты, чему я несказанно радуюсь. Вижу в дальнем углу целую установку. Подхожу и палочками начинаю стучать по тарелкам. А потом наступаю на педаль — и барабан издаёт рокочущий звук.       — Можешь так не делать, пожалуйста? — спрашивает Женя, оторвавшись от гамм.       — А тебе-то что? — оборачиваюсь и изгибаю одну бровь, пронзительно на него глядя.       — Ты отвлекаешь меня.       — Ох ладно, — натужно вздыхаю. — Так и быть, тихонечко посижу в уголке, лишь бы тебе комфортно было.       Женя кивает и вновь начинает играть.       Я отчитываю несколько секунд. После этого с удвоенной силой ударяю по тарелкам. Ехидно улыбаясь, оборачиваюсь к Жене.       — Да хватит уже! — возмущается он. — Не хочешь сам играть — не мешай другим!       — Я очень даже хочу играть, — заверяю его. — Только не на фортепиано и не рядом с тобой. Не нравится — вали в какой-нибудь другой кабинет.       — Мразь же ты, — шепчет он в ответ, опустив глаза.       — Чего-чего?       — Ничего, — Женя отворачивается и опять принимается за гаммы. А я вновь начинаю стучать по тарелкам. Набрасываться на этого хлюпика за одно-единственное ругательство как-то непрактично.       Когда мне надоедают тарелки, углядываю на учительском столе ксилофон. Беру палочки и пытаюсь сыграть на нём «В траве сидел кузнечик». Через пару попыток у меня начинает получаться, чему я несказанно радуюсь.       Внезапно слышу, как Женечка прекращает с гаммами и начинает исполнять что-то очень быстрое и джазовое. Я в удивлении замолкаю и прислушиваюсь. Пальцами правой руки Женечка двигает свободно и легко, словно по воздуху. А музыка его непрерывно льётся, становится то ярче, то тише.       Я отвлекаюсь от всех своих дел и, как идиот, пялюсь на Женю. Мне всегда нравился джаз. Даже в исполнении феечки эта музыка звучит просто божественно. Или, может быть, именно из-за него. Я бы никогда не подумал, что, находясь в школе, можно так играть. Тут был уровень колледжа, как минимум.       — Ебать, — вдохновенно произношу я, когда Женя прекращает играть. — Ну и нахера тебе сдался ансамбль, когда ты умеешь такое?       — Это — слишком сырое, — спокойно объясняет мне Женя. — Планирую его брать на экзамен. Но сейчас мне ещё много надо тренироваться.       — Сырое? Серьёзно? Да я ни единой ошибки не заметил! — недоумеваю я.       Женя мне ничего не отвечает. Я тем временем медленно начинаю вспоминать, что вроде как его ненавижу. Хмурюсь и отворачиваюсь с намерением продолжить стучать по ксилофону. Но не успеваю — дверь открывается и к нам заходит Лариса Васильевна.       — Это что такое?! — восклицает она.       Влетает мне по полной программе. И, как ни странно, Женечке тоже. Оба сидим с виноватыми лицами и выслушиваем очередные нотации. Я, с одной стороны, ликую — в кои-то веки вижу, что на Женю кто-то ругается. А с другой, мне его жалко. Самую малость. В дуэте играть отказался именно я, а он тут и вправду лишь жертва обстоятельств.       Когда урок заканчивается, меня посещает гениальная мысль. Подлавливаю Женю на выходе с твёрдым намерением поговорить. Он инстинктивно пятится назад, но я поднимаю руки, якобы показывая, что бояться ему нечего.       — Слушай, тут разговор есть, — начинаю как можно более миролюбиво. Женя перестаёт нервничать и прислушивается. — В общем, мне нахуй не всрался этот твой конкурс. Давай по-доброму разойдёмся и не будем капать на мозги друг другу. Найдёшь себе другого партнёра или на крайняк откажешься. Ну ничего плохого в этом нет, серьёзно!       — Вся школа ждёт, что я буду играть… — пытается оправдаться он.       — Да переживут они, если не будешь! — махаю руками для пущей убедительности.       Женя смотрит на меня и, видимо, что-то обдумывает. Сжимает губы. В глазах его, как обычно, ничего не прочесть.       — Чего ты хочешь? — спрашивает он у меня спустя некоторое время. — Проси, что угодно.       — Ты это серьёзно? — удивлённо хмурюсь я.       — Серьёзно. Мне нужно, чтобы ты сыграл на конкурсе. Если ты хочешь что-то получить за это, то проси. Я сделаю всё, что скажешь.       Слышу в его голосе нотки отчаяния. До меня начинает доходить смысл слов. Женя намерен продать себя в рабство? Это ж насколько ему нужен этот конкурс, что он решился на подобное!       — Примерно через неделю будет концерт в консерватории, — вдруг начинает объяснять Женя. — Меня пригласили выступать с ансамблем. Чтобы попасть туда и нормально сыграть, нужно готовиться.       — Стоп, — прерываю его я. — Ты что, хочешь, чтоб мы поехали выступать?       — Да, я делаю это каждый год. Меня там ждут.       Молчу и обдумываю услышанное. Перспектива съездить в областную столицу мне очень даже нравится. Перспектива опозориться на концерте, где кругом одни взрослые, кажется явно плохой затеей. Тут Женя прав.       — Что ж, хорошо. Я буду готовиться. А ты сделаешь всё, что я скажу, так?       — Так, — кивает Женя.       Просить я могу что угодно, однако мысли мои останавливаются на самых насущных проблемах. Я тут же оглашаю их одну за другой:       — У меня завалена музыкальная литература. Я должен три сообщения, иначе четвёрки мне не видать… А, ещё вот здесь упражнения за прошлую неделю и за эту, — достаю тетрадку по сольфеджио и вручаю Жене. — Ещё диктант на этой неделе, ты помнишь? Дашь мне списать его.       Женечка на всё покорно соглашается.       — Это ещё только часть моих желаний, — предупреждаю я. — Потом чего-нибудь снова надумаю.       — Хорошо, — с непроницаемым видом говорит Женя. — Только, пожалуйста, выполни свою часть договора.       — Не сомневайся, всё будет заебись, — хлопаю его по плечу.       Настроение моё стремительно поднимается. Я в душе радуюсь тому, что удалось свалить часть долгов на Женю. Ну а что: он же круглый отличник, пусть поможет мне вытянуть учёбу, своих-то проблем у него нет!       В общем, заключили мы своего рода перемирие. Из музыкалки я выхожу, твёрдо настроившись на продуктивные занятия в течение ближайшей недели. Последний год, как-никак, можно и позволить себе разок проявить усидчивость. Удивить, так сказать, напоследок.