Трижды проклятый успех

      Спустя пару часов мы наконец-то въезжаем в город. Газель тут же влипает в пробку, длина которой поражает моё воображение. Я с сияющими глазищами рассматриваю кучи машин по обеим сторонам от нас, будто бы это не пробка, а карнавал. Одни улицы блестят новенькими панелями, другие украшают город изящной стариной. Упираюсь лицом в стекло, стараясь разглядеть как можно больше.       Женя просыпается и с интересом наблюдает за мной.       — Ты как будто впервые видишь всё это, — говорит он, сонно зевая.       — Не как будто, а впервые. И знаешь, это охрененно! — восклицаю я. — Может, я глупо выгляжу, но мне тут дико нравится.       — Вовсе не глупо…       Когда газель останавливается, я радостно выпрыгиваю и устремляюсь к отелю. Нас селят в шикарные номера с кондиционерами и мини-баром. С Женей оказываемся в одной комнате, потому что кроме нас тут одни девчонки и учительницы.       — Надеюсь, ты хотя бы здесь ничего не выкинешь, — внезапно говорит Женя.       Я отвлекаюсь от внимательного изучения пульта для управления кондиционером.       — А чего я должен выкидывать? — прищуриваюсь.       Женечка избегает смотреть мне в глаза.       — Ну… вдруг ты захочешь меня тут прикончить… Всё, неважно!       Женя краснеет и отворачивается. А я откровенно ржу над его словами.       — Удивительно, но здесь мне меньше всего хочется тебя убивать, — заверяю его. — Не хочу портить впечатления от поездки, ну, ты понимаешь… Однако после неё ничего не могу обещать.       — И на том спасибо, — фыркает Женя.       После того, как размещаемся в номерах, спускаемся на обед. В очередной раз я поражаюсь — перед нами шведский стол. Еды полным-полно, самой разной. Бери, что хочешь и сколько хочешь. Я накладываю себе две тарелки с горячим и ещё одну — с пирожными. Объедаюсь всем этим до отвала. Ничего не оставляю, искренне веря, что ем так в последний раз.       Настроение у меня просто прекрасное, чего давно не случалось. Хожу с довольной рожей весь день и без малейших возмущений делаю всё, что поручают. За пианино усердно разыгрываюсь весь отведённый час, затем репетирую уже с Женей. На сцене будто бы не замечаю многочисленных слушателей, решивших посетить концерт. У меня ощущение, что они — не более чем декорации за невидимым стеклом. Все эти взрослые интеллигентные лица сливаются во что-то единое, тягучее и невероятно далёкое.       Не скажу, что выступаем блестяще. Профессор, которого после концерта приглашает Лариса Васильевна, подтверждает это. Он осыпает нас огромной кучей замечаний и рекомендаций. Я пытаюсь в них вслушиваться, но понимаю, что они меня совершенно не волнуют. У меня в голове полная дурь творится, растолковать которую я не в состоянии даже самому себе.       Профессор общается сначала с нашим ансамблем (я уже успел свыкнуться с мыслью, что являюсь непосредственной его частью), потом меня уводят, оставив Женечку и Ларису Васильеву. Они там что-то обсуждают втроём, я даже пробую подслушать, но не могу разобрать ни единой фразы.       Вскоре мы покидаем консерваторию. Пристаю к Ларисе Васильевне с просьбой прогуляться по городу. Она отпирается, мол, поздно уже. Однако ко мне присоединяется Женя, которому зачем-то сдался местный музыкальный колледж. Вдвоём мы убеждаем её уделить пару часов прогулке.       Сперва отправляемся к колледжу. Он, к моему удивлению, открыт. Нас даже пропускают внутрь, не без помощи Ларисы Васильевны. Сама она спокойно ожидает в холле.       — И зачем тебе этот колледж? — интересуюсь я у Жени, когда мы читаем объявления на одном из стендов.       — Я хочу поступить сюда, — отвечает Женя.       — Но тебя же возьмут в наш колледж без экзаменов! — удивляюсь.       — Да, но этот в разы престижнее нашего. Я давно хочу переехать сюда и учиться здесь.       У меня в голове не укладываются Женины слова. И чего этому умнику на жопе ровно не сидится! Всё надо куда-то там поступать.       Мне немного тоскливо. Пока спускаемся к выходу, силюсь разобраться в себе. Женечка тихо шагает рядом. Весь такой целеустремлённый, с великими планами в голове. Отчаянно любящий музыку. В этот момент я не ощущаю зависти — мне ведь его планы до одного места… Наверное…       Тоска моя улетучивается, когда Лариса Васильевна приводит нас на пешеходную улицу. О существовании таких улиц я и знать не знал! Верчу головой: тут полным-полно людей, несмотря на сумерки. Где-то раздаётся фонограммная музыка. Мне хочется остаться вместе с этими людьми. Танцевать и развлекаться. С радостью сыграл бы им что-нибудь. Однако пианино сюда не протащишь, а синтезатора у меня и в помине не имеется.       В отеле я решаю продлить собственное веселье. Из рюкзака достаю бутыль с недорогой сангрией. Женечка её замечает. Спрашивает с явным неодобрением:       — Откуда это у тебя?       — У сеструхи взял. Она много чего хранит дома и разрешает иногда пользоваться.       — Ну вот… — вздыхает Женя.       — Что «ну вот»? Чего ты весь такой сосредоточенный всё время? Тебе бы самому выпить не помешало.       — Нет, спасибо, — отказывается Женя.       Я отказ не принимаю. Налив в пластмассовый стаканчик немного сангрии, решительно сую его Женечке.       — Говорю же, не буду! — фыркает он.       — Жень, это приказ. Хочу, чтобы ты выпил со мной.       — Может ты передумаешь и прикажешь что-то другое? — недовольно хмурится он.       — Нет, не прикажу, — я подношу сангрию к его губам.       Женя сначала уворачивается, потом брезгливо берёт стакан в руки и залпом выпивает.       — Доволен? — угрюмо спрашивает он.       Молча отнимаю у него стакан и наливаю уже себе.       Пока я пьянею, Женя то ходит по комнате, то садится на свою кровать и что-то читает. Когда в бутылке остаётся ровно половина, я прекращаю, чувствуя, что продолжать не стоит. Завтра ведь ехать с утра. От Ларисы Васильевны и влететь может. А если быть точнее, от мамы.       — Слушай, а давай девок сюда позовём? В карты порубимся, а? — предлагаю я, подползая к читающему Жене.       Он откладывает книгу в сторону.       — А они потом позовут взрослых. Ты этого хочешь?       — Блядь, — огрызаюсь я. А сам усаживаюсь на пол рядом с Женей. — Ты ведь прав, я сам знаю. И чего они все такие тухлые? Мне допить не с кем. Ты не хочешь.       — С каких пор тебя волнует, что я хочу? — равнодушно интересуется Женя.       — По-твоему, я настолько сволочь? — усмехаюсь. И, не дожидаясь ответа, продолжаю: — Да, я сволочь. Бездарная, к тому же. Тебе только мешаю. Постоянно. Просто потому что сволочь. Вот бывает же так, да?       Женечка молча наблюдает за мной. Заглядываю в его непроницаемые глаза. Жду непонятно чего. Он смотрит на меня, даже не думает отвернуться или уйти. Хотя я бы на его месте точно свалил.       — И как ты меня вообще терпишь? По-любому же заебал тебя. А ты — меня. Но не переживай, вся эта муть с конкурсом скоро закончится, а потом экзамены и твой драгоценный колледж…       Из-за мыслей о колледже мне снова становится грустно. Со всеми этими подробностями моя привычная жизнь теряет прежние очертания. А привычная жизнь — это когда я вечно пытаюсь откосить от музыкалки и периодически достаю Женю. Считаю себя крутым, его — высокомерным и недостойным чужого внимания. Но тут получается, что он долгое время к чему-то стремится. А я барахтаюсь в собственной ненависти.       — Ты не заебал меня, Андрей… — неожиданно говорит Женя.       Я осторожно приподымаюсь. Затем наклоняюсь поближе к нему и с сомнением спрашиваю:       — Серьёзно? Не заебал?       — Нет…       Женечка по-прежнему не отводит взгляд. Большущие глаза блестят, словно пара бусин. Как загипнотизированный, пялюсь в них и пытаюсь сообразить, что следует сказать. Женя меня опережает.       — Ты мне нравишься, — шёпотом произносит он.       Глядит отчаянно, а потом резко встаёт и уносится. Дверь остаётся открытой.       Я словно впадаю в ступор. Хлопаю глазами, пытаюсь сообразить хоть что-нибудь дельное. Получается у меня с трудом.       «Ты же сам его пидором называл — а теперь нашёл, блядь, чему удивляться», — такова моя первая более-менее складная мысль.       Вторая мысль — рассмеяться от всего этого безумия. Я так и поступаю — начинаю ржать, вновь опустившись на пол. Это ведь и впрямь забавно: я издевался над Женечкой, он терпел. Я думал, что он хлюпик, раз не даёт отпора. А я, оказывается, ему нравлюсь. Я. Нравлюсь. Жене. Ха!       Ну вот какого фига он сбежал? Я ведь понятия не имею, что теперь делать!       Как быть, если тебе впервые в жизни признался парень? А ты, вместо того чтобы послать его, проникаешься к нему состраданием, а себя ощущаешь полной тварью?       Взор мой задерживается на недопитой бутылке сангрии. С улыбочкой приползаю к ней и наливаю очередную порцию. Повременил я, видимо, когда сказал, что мне хватит. Ещё как не хватит, и не факт, что оставшегося алкоголя будет достаточно.       Неизвестно, сколько времени проходит, пока я опустошаю бутылку. Когда в ней ничего не остаётся, я спохватываюсь. Глазами ищу Женю — его по-прежнему нет в номере. Куда он мог деться? И почему до сих пор не приходит?       С этими тревожными мыслями я, в доску бухой, вышагиваю до комнаты педагогов. Стучусь из-за всей силы. Когда дверь распахивается, чуть ли не падаю на порог, еле удержавшись за косяк.       Лариса Васильевна в ужасе. Мягко говоря. Я доверительно сообщаю, что Женя куда-то съебался и его как бы нужно вернуть обратно. После этого мой разум решает, что все важное за сегодня он выполнил, и отключается.