Трижды проклятый успех

      Женя сидит на краю моей кровати. Хмурясь, он в очередной раз что-то пролистывает в телефоне.       — Родители обиделись на меня, кажется. Я же их, считай, кинул.       — И что?       — И Лариса Васильевна звонила. Семь раз. Тебе тоже, наверно.       — Ну так что из этого-то? — я подкрадываюсь со спины и осторожно обнимаю Женю за обнажённую талию. Трепетно вдыхаю аромат цветочного мыла.       — Ты совершенно безответственный человек, — говорит Женечка.       — Ну да, не отрицаю. Тебе, впрочем, тоже стоит иногда быть… безответственным.       — Куда уж больше…       Я молча приникаю к нему губами. Языком всё глубже касаюсь его рта. Закрываю глаза и в очередной раз думаю о том, как докатился до жизни такой. Пару недель назад точно не стал бы делать ничего подобного. Хотя… я уже ни в чём не уверен.       Оторвавшись от Жениных губ, я целую его тонкую шею, опускаюсь чуть ниже. Пальцами прохожусь по груди, отчего Женя едва заметно вздрагивает.       — Ты очень худой, — замечаю я, ощущая под ладонью чуть выпирающие рёбра, — и бледный. Ты вообще ешь?       — Ем. Ты сам видел, в гостинице, — Женя морщится, явно недовольный моими претензиями.       — Надеюсь, что не раздавлю тебя… — говорю я и понимаю, что начинаю нести откровенную чушь.       Женя нервничает, хоть и не подаёт виду. Я неосознанно нервничаю вместе с ним, однако, казалось бы, с чего мне вдруг беспокоиться...       Беру себя в руки. Решительно целую Женю, после чего вытягиваю у него полотенце, в котором он старательно пытался спрятаться. Женечка краснеет и недоверчиво глядит на меня. Я любуюсь им пару секунд, а затем осторожно рукой касаюсь его между ног. Слегка сжимаю и ласкаю, а сам неотрывно смотрю на его лицо.       — Кто-нибудь делал так прежде?       — Нет…       Улыбнувшись в ответ, я прижимаюсь к нему и продолжаю ласкать. Мои мысли становятся эфемернее с каждым мгновением. И мне не хочется их удерживать. Сейчас я живу исключительно в настоящем.       Женя под моими руками становится пластичным, гибким и тает, как свечной воск. Его прерывистое дыхание согревает мне шею. Он мелкий, щуплый, и я действительно боюсь его раздавить.       Это всё до безумия необычно. Не соображаю, как мне удалось затащить Женю к себе. Не понимаю собственных желаний.       — Не для тебя предназначалось всё это, ох, не для тебя… — неосознанно шепчу я, а сам представляю Танюшино личико. Образ моей ушедшей музы не вызывает никаких чувств. Разве что мутную тоску где-то на самых дальних окраинах сознания…       Сожалеешь? — хмурится Женя.       Нет, — поспешно отвечаю ему, — просто…       — Я докажу, что со мной хорошо, — он не даёт мне договорить и врезается в губы сочным поцелуем.       У меня сводит низ живота от такой смелости. Женя вылизывает мой рот, кусает и засасывает губы, а потом дорожкой мелких прикосновений добирается до самого уха, вызывая щекочуще-приятные ощущения.       Перекатываю Женечку на спину и нависаю над ним. Прожигая меня глазами, он доверчиво раздвигает коленки. Вот сучёнок! Теперь он не только на пианино да роялях пиликать будет, а еще и на клавишах моих нервов…       — Скажешь, если больно будет. Ладно? — хриплю я, не смея отвести взгляд.       А он вдруг улыбается, молча тянется к моей руке и целует пальцы.       Меня можно выносить вперед ногами.       Вхожу в него медленно и сам трясусь хрен пойми от чего. Вижу его напряженное личико, и мне от этого плохо. А хорошо — от засасывающей тесноты. И как выбраться из этого круга — не ясно.       Проникаю до конца, замираю. Женя замер вместе со мной, весь сжался. Я решаюсь протянуть руку и поглаживаю его по разметавшимся по покрывалу волосам. Он льнет к моим пальцам. Я по дурости признаюсь, что люблю его.       Лицезреть Женю таким раскованным, расслабленным, искренним лучше любого кино. Слушать томные вздохи — бесценно.       Кажется, я окончательно распрощался с собственным разумом. Меня выносит нахуй с пошлой, тягучей интонации его голоса, с белых капель на его животе. Хочу его. Дико хочу, оттого вновь начинаю двигаться, подавляя все последние сомнения.       Проходит множество мгновений, наполненных наслаждением, моим лепетом и яркими стонами Женечки. Когда не остаётся сил сдерживаться, я прерываюсь и выхожу из него. Меня накрывает искрящейся дрожью. В голове остаётся лишь пустота.       Будто сквозь пелену я смотрю на Женю. Он гулко дышит и тянет ко мне руки. Ничего не остаётся, как прикоснуться к ним и бездумно прильнуть в ответ, вцепившись в мягкие волосы. Мне чертовски ахуенно, всё кажется абсолютно правильным. А то, что мы теперь вместе — самым правильным на свете.       — Малыш, я втюрился, — доверительно шепчу Жене единственную мысль, пришедшую в голову.       В ответ он лишь сильнее обнимает меня. Краем зрения я на миг замечаю его совершенно счастливую улыбку.

***

      Утро начинается со звуков какого-то неизвестного этюда. Зевая и пошатываясь, я добираюсь до зала, где практически полностью одетый Женя играет на моём пианино как ни в чём не бывало.       — Хороший инструмент, хоть и электронный. Нажатие почти как на настоящем, — констатирует он, закончив играть.       — М-да, — вздыхаю я. — Как будто бы у тебя дома стоит самый настоящий рояль.       — Ну не совсем рояль…       Мы оба замолкаем, когда слышим скрип поворачивающегося в замке ключа. Я подбегаю к двери, ожидая увидеть свою сестру. И натурально охреневаю, когда вместе с ней в проходе оказывается мама.       — О, вот и наш сбежавший маэстро! — звонко приветствует она меня.       Сеструха пожимает плечами. Достав свой телефон, она молча демонстрирует мне экран с исходящими вызовами. Пять из них адресованы мне.       Пока мама пробирается через комнаты, успевает вовсю обругать царящий вокруг бардак и хмуро пообещать нас переселить в свинарник, где нам «самое место», а квартиру сдать каким-нибудь порядочным людям. Когда мама доходит до зала, то и вовсе замирает в ступоре, увидев Женю. Сам Женя так и сидит за пианино, испуганно хлопая большущими глазами.       Прежде чем что-то произойдёт, я оказываюсь рядом и уверенно заявляю:       — Помнишь, ты всё время говорила о Жене? Вот это, короче, он, перед тобой! — я хлопаю его по плечу. — Давай, сыграй нам… м-м-м… ту джазовую штуку, которая такая сложная, ага.       Мама и Женя смотрят на меня как на идиота. Сеструха еле сдерживается, чтоб не заржать в голос.       — Ладно, — говорит Женя и начинает играть.       И всё снова приходит в норму. Хотя бы на время. Мама присаживается на диван, прислушиваясь к поразительному исполнению. Мне ещё предстоит выслушать её ворчание на тему: «Женя играет лучше тебя». И придумать, как объяснить его появление в нашем доме. А пока что я вдохновенно разглядываю его и слушаю самую потрясающую музыку в своей жизни.