back to back

      У подножия Иггдрасиля они встречаются ранним утром, таким ранним, что даже птиц ещё не слышно. Влажный туман, стелющийся по траве росой, холодит лапы, и Лорсан резво прыгает к выходящему из-за завесы листьев Эйрону, набрасывается на него с объятиями. Эйрон немного по старой привычке напрягается плечами, но не шарахается прочь, и они стоят некоторое время, прижавшись друг к другу. Потом Эйрон надевает плащ, натягивает капюшон себе и Лорсану, берёт того за руку, и они выходят навстречу еле-еле занимающемуся рассвету и шелесту древесных крон. Лес огромен, и чтобы покинуть его до ночи, нужно следовать нога в ногу с восходом. Они идут и идут, иногда останавливаясь, чтобы набрать сочных ягод или пополнить фляги водой из кристально-чистых ручьёв. Лорсан играючи кормит Эйрона свеже сорванной земляникой, вьётся вокруг изумрудным ураганом, смеётся, когда пёстрая бабочка садится на кончик Эйронова рога. Эйрон вторит своему спутнику мягкой, тонкой улыбкой, частыми прикосновениями пальцев к чужим щекам, шее или плечу, всей своей лаской, на какую, оказывается, способен. И Лорсан эту ласку, конечно же, не отвергает, он впитывает её как земля — дождь после долгой засухи, взамен отдавая восхищённые взгляды и робкие, внезапные, и оттого — желанные поцелуи. Когда заря красит облака в нежно-жёлтый, они натыкаются на широкую поляну, усыпанную пышными лиловыми цветами, и обустраивают посреди этого восхитительно спокойного моря стоянку: стаскивают накидки и садятся, чтобы перекусить и отдохнуть. Лорсан снова протягивает Эйрону землянику из своих пальцев. Эйрон почти склоняется, чтобы надкусить спелый красный кончик, но Лорсан вдруг отдёргивает руку, и хитрые смешинки пляшут в его взгляде. Будь Эйрон прежним — горделивым, замкнутым, никого не признающим, то давно бы разозлился, однако сейчас всё по-другому, и в желании подыграть нет ничего плохого. Лорсан дразнит его ещё несколько мгновений, пока Эйрон, не ожидавший от самого себя такой прыти, не хватает своего спутника и не опрокидывает на спину. Они замирают так, а потом Лорсан опять смеётся, на этот раз звонче и дольше, и Эйрон думает, что сделал всё верно. Затем они начинают шутливо бороться и щекотать друг друга, как маленькие дети, до тех пор, пока обоим не надоедает и они не валятся рядом, лицом к лицу, раскрасневшиеся и донельзя довольные. Эйрон замечает небольшой цветок, запутавшийся у Лорсана в серебристых прядях, и трепетно снимая тот, говорит: — Погляди. Он был у тебя в волосах. Лорсан костяшкой согнутого указательного пальца гладит Эйрона по виску и мечтательно отвечает: — И он пойдёт тебе больше. — Почему же? — Эйрон с любопытством вертит бутон в руке, не очень крупный, махровый, с тремя рядами нежно-сиреневых лепестков. — Ты знаешь, что это за цветок? — тихо спрашивает Лорсан, лицо его приобретает странное, не похожее на обычное беззаботное, выражение, будто он смущён и взволнован одновременно. — Нет. А ты? — Это лиловая цинния, — ещё тише бормочет Лорсан. Осознание приходит медленно, и Эйрон сначала чуть хмурится, а после чувствует, как румянец ползёт по лицу и, кашлянув, заправляет цветок Лорсану за ухо: — О. Ладно, ну... пусть будет так. Лорсан от этого пунцовеет сильнее, крепко вцепляется в руку Эйрона и осыпает тому лицо заполошными, благодарными поцелуями.