back to back

      За ним наблюдали. Хасос чувствовал это, пока сжимал в потных ладонях два боевых топора, ожидая то ли быстрой смерти в бою, то ли жестокого чуда, которое поможет ему победить и освободит от рабских пут. И ощущение, что он мал и беспомощен, только усиливалось под тяжёлым изучающим взглядом, который будто прощупывал каждую косточку в теле. Но Хасос был готов теперь к чему угодно, да и сносить унижения приходилось не впервой. Вся его жизнь, по сути, являлась единым унижением: родившись маленьким и хилым там, где небольшой рост и отсутствие горы мышц порицалось больше, чем продажа собственного отпрыска в рабство, судьба крошечного Громилы была предрешена. Ползать на коленях перед сильными и пасти их скот, не имея права открыть рта без воли хозяина. Таково было его место с рождения, место на дне, в пыли и грязи, и Хасос всегда малодушно думал: есть еда, вода и кров, ну и что, что лапы скованы кандалами? Другим ведь и хуже приходится, когда ничего, кроме побоев да голода они не видят. А тут живи себе, присматривай за животиной, подавай ко столу вовремя снедь, потом убирай опустевшие чаши и миски, и тогда никто не схватит за загривок и не встряхнёт яростно, будто нашкодившего щенка. Но ошибка, совершённая однажды, резко перевернула всё с ног на голову. В тот штормовой день вспугнутое грозой стадо разбежалось, а Хасос, зная нрав господина, выбрал вместо жестокой казни бой один на один, в котором проиграть значит умереть... ..Пьяным смехом вдруг залаял вождь, тыча в Хасоса пальцем, воины-шестёрки подхватили его веселье, и презрительные ухмылки посыпались со всех сторон. Взгляд не отпускал тоже. Неизвестный наблюдатель ждал, как и сам Хасос, когда вождю надоест глотать эль будто воду, и он соизволит наконец обнажить меч. Но едкие шутки и замечания всё летели Хасосу в лицо, пока четвёртый рог эля не опустел, и хозяин, пошатываясь, не вывалился в круг перед ним, небрежно выдёргивая из ножен клинок. Хасос никогда не был опытным бойцом, и дрался скорее по наитию, ведомый инстинктами и желанием выжить, стремлением к собственному комфорту, которого у него и без того почти не оставалось. Но скоростью и проворством боги его не обделили. И вот вождь замахнулся, неуклюже прицеливаясь, но мазнул лезвием пустоту, в то время как чужой топор уже вспорол ему горло. Влажная от бурой крови рукоять выскользнула из ладони Хасоса, и хозяин, с выпученными от удивления и шока глазами, свалился замертво. Громилы вокруг затаили дыхание. Воины убитого вождя, оскалившись, почти выхватили свои мечи и копья, но застыли, когда раздался в тишине глубокий властный голос: — Как твоё имя, раб? Хасос вздрогнул и поднял голову. Брутус, отодвинув в сторону служку, которая подливала вино в бокал, вышел из под навеса и теперь не моргая смотрел на него. Хасос узнал этот взгляд. Наблюдателем всё это время был Вождь Громил собственной персоной. Слабость внезапно охватила Хасоса от макушки до пят, колени подогнулись, и он рухнул на песок, еле слышно промямлив: — Этого презреннного кличут Хасосом... Брутус сделал один шаг вперёд, склонился над трупом, выдернул топор и произнёс: — Ты выиграл этот бой и убил своего хозяина. В тебе есть потенциал. И теперь ты волен распоряжаться своей дальнейшей судьбой как пожелаешь сам. А затем протянул Хасосу его оружие. Хасос подорвался было на месте, хватаясь за древко топора, но тут же скрючился в глубоком поклоне, касаясь лбом земли, и выпалил: — Тогда... может ли Великий Предводитель стать моим учителем? Брутус в ответ рычаще усмехнулся. — Если не сбежишь, поджав хвост, после первой тренировки, я подумаю.