Смятые простыни

      Тсукишима размышляет над тем, стоит ли пытаться избавиться от этих внезапно открывшихся чувств к Ямагучи, слишком долгое время. Он размышляет над своими чувствами, над тем, что они дают ему, над этим ощущением, которое он испытывает, когда смотрит на Ямагучи, и… Избавиться от этого тепла, от этой нежности, от этой окрыляющей влюбленности? Он испытывает такую невероятную легкость, думая об этом, и он может часами размышлять о своих чувствах и о том, кто эти самые чувства вызывают. Он не знает, почему, но любить Ямагучи так легко. Он хороший, у него красивая улыбка, теплые ладони, невероятная чуткость и любовь к его шуткам.       Любимая часть его дня — когда они в тишине делают уроки, и Тсукишима может смотреть на сосредоточенного Ямагучи и отмечать каждую мелочь в его внешности, и он позволяет себе плавать в невысказанном и таком светлом, и его сердце бьётся с ускоренной частотой, и все хорошо. Его чувства надежно сокрыты, они друзья, и Ямагучи будет рядом, если потребуется.       Вместо физики его мозг теперь занимает, ну, любая мелочь, которая относится к Ямагучи, и это оказывается приятным разнообразием. Думать о магнитном потоке, индукции и иже с ним может быть выматывающим. А мысли о Ямагучи… придают ему сил.       (Особенно когда он опять слишком много думает о чужих пальцах, и ему становится жизненно необходимым перестать думать об этом, поэтому он выкладывается на тренировке куда больше обычного).       С другой стороны, это… неправильно. Это очень, чертовски неправильно, ведь Ямагучи — его лучший друг, и Тсукишима чувствует себя обманщиком. Лучшие друзья не влюбляются друг в друга. Лучшие друзья не испытывают трепет от чужих прикосновений, не мечтают накрыть чужие губы своими, не думают о том, как бы здорово было переплести их пальцы. Ямагучи считает его своим другом, и Тсукишима чувствует себя так, будто он пользуется этим. И эти дурацкие фантазии, возбуждение, за которое ему безумно стыдно, его разрядка, за которую ему стыдно вдвойне…       Ямагучи заслуживает лучшего. И лучшего друга, и лучшего обращения.       Поэтому, когда Ямагучи с улыбкой смотрит на него, или мягко прикасается, или смеётся над его язвительными комментариями, он позволяет тёплому и сжимающему внутренности расцветать изнутри и вместе с этим чувствует, как в нем поднимается разочарование и гнев на самого себя. Он тихо улыбается, и их глаза встречаются, и Тсукишима думает о том, какой же он красивый и как же красиво блестят его глаза, и вместе с этим он так сильно хочет, чтобы это все просто прекратилось. Чтобы был просто Ямагучи, его друг, одноклассник, сокомандник, который всегда подставит свое плечо, если потребуется, но…       Не более того.       Его тело немного успокаивается, и зачастую ему хватает холодного душа, и после он без единой мысли ложится спать. К сожалению, дневные неожиданные вспышки возбуждения он обуздать не в силах. Они вспыхивают, как гром среди ясного неба, и Тсукишима лишь чудом избегает любого общества в такие моменты. На их подавление ему требуется куда больше времени, потому что Ямагучи постоянно, всегда находится рядом. Тсукишима пытается убедить себя, что он не может контролировать это, так что какая разница? Он изматывает себя чувством вины, и спустя какое-то время сокращает все их прикосновения к минимуму. Ямагучи не понимает, Ямагучи растерян, Ямагучи обижен, но Ямагучи смиряется, и…       Все хорошо.       Его секрет надежно сокрыт, Ямагучи о нем даже не догадывается, и все хорошо.       Дело в том, что Ямагучи нравятся парни. Он вздрагивает, когда кто-то вмешивается в его личное пространство, и у него приоткрываются губы, когда чужая кожа оказывается слишком близко к его. У него краснеют уши и начинают дрожать пальцы. Это все происходит мимолётно и практически незаметно, но Тсукишима уже привык замечать каждые мелочи в его поведении.       Когда Тсукишима наклоняется, Ямагучи чуть улыбается и приближается ближе, чтобы услышать его.       Когда Тсукишима кладет ладонь на его плечо, он чуть покачивается вперёд и ничего не отвечает.       В его присутствии Ямагучи ведёт себя спокойно. Он не вздрагивает (кроме тех случаев, когда того требует ситуация), не краснеет (та же история) и не дрожит на его прикосновения. Он ведёт себя, как обычно.       Дело в том, что Ямагучи нравятся парни. И ему просто не нравится Тсукишима.       Может, Ямагучи и не будет злиться на него. Не будет игнорировать, отстраняться, не будет делать любые другие вещи, которые мог бы сделать любой другой парень на его месте, если Тсукишима скажет, что он ему нравится. Но ему станет ощутимо… некомфортно. Их дружба приобретет совершенно другой оттенок, и каждое действие, каждое слово Тсукишимы будет неосознанно оцениваться с разных сторон. Они начнут следить за каждым своим шагом, и им просто станет… неловко друг с другом.       Основная причина, по которой внутри него вспыхивает нежная привязанность — осознание, что ему не надо задумываться над тем, что он ведёт себя не так. Ямагучи не надо задумываться, что он ведёт себя не так. Их разговоры протекают естественно, и им не нужно думать над своими словами, чтобы ненароком друг друга не обидеть — они уже привыкли к границам друг друга и знают, что следует, а что не следует говорить. Им всегда было комфортно друг с другом. Возможно, именно поэтому Ямагучи любить так легко.       Тсукишима скорее удавится, чем позволит себе разрушить все своими собственными руками.       И поэтому он молчит.       Однако это не значит, что это не тяжело.       Тсукишима бы хотел нравиться Ямагучи в ответ. Он бы хотел вызывать в нем такое же отчаянное и сильное желание, хотел бы чувствовать себя любимым, хотел бы целоваться с ним и держаться за руки, хотел бы знать, что никто, ни одна живая душа не сможет забрать его. У Тсукишимы нет опыта в отношениях, он никогда не представлял себя с кем-либо, но с Ямагучи… это так легко. Так легко представить, как после очередной подколки Ямагучи встанет на цыпочки и подарит ему легкий поцелуй, так легко представить, как после тренировки они дойдут до развилки и Тсукишима наклонится, чтобы накрыть чужие губы своими, так легко представить, как Ямагучи будет называть его «своим парнем», а Тсукишима будет вздыхать, но ухмылка все равно появится на его лице.       Так легко.       Основная проблема в том, что он может только представить.       Тсукишима с трудом приспосабливается к своим внезапно открывшимся чувствам, и однажды, когда их сокомандники шумят и творят какое-то безумие на фоне, когда Ямагучи просто хочет, чтобы он его услышал, и все превращается в сущий кошмар.       Ямагучи мог бы просто повысить голос. Мог бы подойти ближе к нему и сказать то, что он хотел сказать, на тон повыше, и Тсукишима услышал его. Мог бы сохранить свой комментарий при себе и сказать его вечером, после тренировки. Мог бы.       Но вместо этого он прижимается к его плечу и приподнимается на цыпочках, и его губы случайно мажут по его уху. Ямагучи делает выдох прямо на его расгоряченную от тренировки кожу, и Тсукишима вздрагивает, и его тело покрывается мурашками, и в голове проносятся молитвы всем богам, что он только знает, и       Тсукишима дергает головой, и чужой нос проводит по его щеке, а после — мгновенно отдаляется от его лица, и Ямагучи цепляется за его предплечье, чтобы не упасть. Как Тсукишима вел себя раньше? Как обычный, не влюбленный Тсукишима повел бы себя в этой ситуации? Он бы сбросил чужие прикосновения? Позволил Ямагучи сказать то, что он там хотел сказать, и тренировка потекла бы своим чередом? Не обратил внимания на это прикосновение и сосредоточился только на чужой фразе? Что бы он сделал? Что бы он, черт возьми, сделал?!       — Эти придурки такие шумные. Они могли бы забить пару мячей просто звуковой волной.       Ямагучи перекатывается с носков на пятки и прижимается к нему еще ближе, и внутри Тсукишимы загорается неоновая кричащая вывеска со знаком «ОПАСНО». Внутри все мгновенно вспыхивает, и он еле подавляет инстинктивную дрожь на такое же инстинктивное действие.       «Нет, отвратительный ты человек, успокойся», — мысленно командует он сам себе, но это не помогает. Все его тело, мысли, чувства концентрируются только и исключительно на Ямагучи, и ему перестает хватать дыхания.       Ямагучи, как и тысячи раз до этого, просто хотел пошутить. В последнее время он сдружился со всеми сокомандниками, поэтому естественно, что он не хочет, чтобы его язвительные фразы на их счет были услышаны. Он доверяет ему, поэтому и понижает свой голос, чтобы услышать мог один только Тсукишима.       Он доверяет ему.       Тсукишима ещё раз вздыхает, успокаивая свои нервы, а потом бормочет какую-то чушь, делая голос ниже, а обстановку между ними ещё… интимнее.       — Хината явно какое-то животное, раз эта необходимость отвечать криком на каждую фразу второгодок у него чуть ли не инстинктивна.       Ямагучи фыркает, и это посылает целую кучу мурашек по телу Тсукишимы. Он забывает, что они в раздевалке, полной посторонних для них обоих людей. Сейчас есть лишь они двое, в своем маленьком мирке, в который не проникают остальные звуки, в котором есть только их вздохи, выдохи и насмешливые, язвительные фразы, и даже воздух тут чувствуется иначе. Он выходит горячими, тяжёлыми выдохами, и что-то внутри него громко кричит, когда Ямагучи утыкается лбом в его плечо.       Ямагучи снова задевает губами его ухо, и внутри него разгорается что-то темное и жгучее, и он спешит отойти, прежде чем это «что-то» высвободится и выльется прямо на Ямагучи, который просто хотел переброситься с ним парой язвительных фраз, и Ямагучи почему-то молчит и не улыбается, и он смотрит на него, и его глаза — темнее обычного.       А нет.       Он хмыкает.       Его плечи расправляются, и по его телу проходит дрожь, и он говорит, уже не следя за громкостью:       — Он кричит и в разговоре со мной. Думаю, это его естественная реакция на посторонних.       Ладно. Это смешно.       Это смешно, и Тсукишима издает пару смешков, и Ямагучи отвечает такими же, но он все равно не спешит разорвать эту тягучую, сладкую атмосферу между ними.       Вместо этого ее разрывает Ямагучи.       Он бормочет что-то себе под нос, после чего кидает ему кривую улыбку и стремительно уходит из раздевалки, забыв свою бутылку с водой.       Гипотетический румянец на его ушах так и не появился.       Жаль.       [Так либо ты выбираешь за меня что мне стоит купить либо я выстрелю себе в ногу я торчу здесь уже несколько часов]       [Изображение]       [Изображение]       [Изображение]       Тсукишима промаргивается, когда получает кучу сообщений от Ямагучи с утра (ладно, уже полдень, но он принципиально не встаёт в воскресенье раньше трёх), и промаргивается ещё раз, когда до него доходит смысл.       Ямагучи просит выбрать ему… одежду? Он точно не проснулся в какой-то тупой версии альтернативной реальности?       Он резко понимает, что сообщения как бы были посланы в реальном времени, а он не отвечает уже четыре минуты, и быстро набирает ответ.       [кхх, такие радикальные меры?]       [я не разбираюсь, бери что нравится]       [В том-то и дело, что мне нравится ВСЕ]       [Толстовка удобная и теплая, но я давно хотел купить себе подобное пальто, НО мне нравится, как эта рубашка смотрится на мне, и я уже полчаса сижу в примерочной и консультантка уже волнуется]       Тсукишима задерживает взгляд на рубашке… На темной рубашке с яркими красными вкраплениями по всей поверхности, и у нее, кажется, воздушные рукава, и она выглядит свободной, и Тсукишима правда сосет в подобных терминах, поэтому даже не пытается как-то обозвать отдельные элементы одежды.       Ему внезапно, просто до смерти, хочется узнать, как Ямагучи будет выглядеть в ней.       Поэтому он, перевернувшись на живот и зевнув, пишет:       [мб мне было бы проще если бы это все было щас на тебе]       Ответ не приходит долгие пять минут, и Тсукишима успевает уже практически задремать снова. Но вот, наконец, ему приходит три сообщения подряд, и он с трепетом открывает их диалог.       Чтобы с криком (позже он во всем винит свой сонный мозг) откинуть телефон на другой конец кровати и с широкими, паническими глазами пялиться на него издалека.       [Изображение]       [Изображение]       [Изображение]       На первой фотографии Ямагучи выглядит мило. На нем зеленая толстовка с собачкой, и он надувает щеки, и он выглядит таким мягким, что Тсукишима резко мечтает о том, чтобы он оказался сейчас его в кровати — только для того, чтобы уснуть в его теплых и мягких объятьях. Тсукишима мысленно одобряет этот выбор.       Вторая фотография менее милая и более… горячая? Стильная? Тем не менее. Ярко-синее пальто смотрится на Ямагучи просто замечательно, и тот, вроде, действительно упоминал о таком ещё зимой. Его руки раскинуты в дурацком жесте, из-за чего футболка задирается, и Тсукишима может видеть тонкую полоску его кожи. Но не это оказывается причиной его панического выкрика.       Рубашка. Гребаная темная рубашка, которая обтягивает его грудь и подчеркивает широкие плечи, и ему действительно идут эти воздушные рукава, и пуговицы застегнуты до самой шеи, и блять блять блять какой же он горячий…       Его сонный и взбудораженный мозг представляет, сколько времени понадобится, чтобы снять эту рубашку. Как он медленно будет расстегивать пуговицы, одну за другой, и как Ямагучи, извиваясь под ним, будет просить его быть быстрее. Он представляет, как на это он только ухмыльнется и начнет расстегивать ещё медленнее. Он представляет, как Ямагучи застонет под ним, и как он подавится этим самым стоном, когда он начнет покрывать поцелуями оголившиеся участки кожи. Он представляет…       Кровь устремляется вниз, и он внезапно благодарит себя, что все ещё не встал с кровати, и телефон резко издает звук, напоминая о своем существовании.       «Окстись, грешный ты человек», — мгновенно ругает себя Тсукишима, переводя дыхание и сжимая кулаки из-за разыгравшейся в его воображении сцены. «Одежда предназначена для ношения, а не раздевания».       Если это и помогает унять пыл, то ненамного.       Куда лучше помогает мысль, что Ямагучи может что-то заподозрить, ведь его сообщения с фотографиями прочитаны уже несколько минут назад.       [Тсукки?????]       [Настолько все ужасно??????]       [бери пальто]       [толстовок у тебя куча, а рубашку тебе некуда носить]       [Хм]       [Справедливо]       [Ок, возьму пальто]       [эй, вот только не скидывай потом ответственность за решение на меня]       [я знаю тебя]       [Ахах, изначально я вообще писал матери]       [Ошибся диалогом]       [Но твои советы в любом случае полезнее, чем ее]       [Она говорит, что мне все прекрасно идёт и она не может решать за меня:/]       Что-то внутри сжимается от этого «ошибся диалогом» и расцветает от «твои советы полезнее, чем ее», и Тсукишима просто измученно откладывает телефон в сторону.       Как же это выматывает.       И, черт, перед ним все еще стоит одна проблема, поэтому он спешит закончить этот разговор.       [ок.]       С каких-то пор совместные ночёвки превращаются в сладкую, горячую пытку, но Тсукишима, вопреки всем доводам разума, отчасти не против. Есть что-то в этом будоражущем, переворачивающем все внутренности чувстве, которое охватывает его каждый раз, когда он думает, насколько Ямагучи близко. Есть что-то в этой жажде, от которой не хватает дыхания, в этих искрах, появляющихся от их случайных касаний. Есть что-то в этом тепле, в этой нежности, возникающей из-за этих растрёпанных волос и растянутых футболок.       В этот раз Ямагучи практически падает, когда они доходят до развилки, и Тсукишима одним взглядом предлагает ему остаться. Ямагучи настолько устал, что просто кивает ему головой, не открывая глаза, и практически наваливается на его плечо. Тсукишима устало хмыкает и позволяет ему набраться сил для последнего рывка до его собственной двери. Чужие волосы щекочат его щеку, и Тсукишима не удерживается и со вздохом утыкается в его макушку, и его волосы мягкие и пахнут шампунем, и Тсукишима думает, что мог бы так стоять весь день. Мог бы. Но Ямагучи довольно скоро отстраняется и отворачивается, и они, так и не сказав друг другу ни слова, идут дальше.       На самом деле, Тсукишима тоже устал. Совсем скоро отборочные, и он невольно выкладывается вместе с остальными, даже если практически и не остаётся после тренировки, чтобы отработать тот или иной прием. В последнее время Ямагучи остаётся тренировать свою подачу, и Тсукишима не говорит ни слова, хоть и скучает по нему. В такие дни Ямагучи приходит поздно, из последних сил делает уроки и вообще не пишет ему. Тсукишиме есть что сказать, но… Он никогда не оставался на скамье запасных. И в средней школе, и в старшей он попал в основу благодаря своему высокому росту, и он понятия не имеет, каково это — смотреть со стороны. Он понятия не имеет, каково это — хотеть помочь, но не в силах этого сделать.       И поэтому он молчит.       И, несмотря на все свои противоречивые чувства, он немного, самую малость… восхищается.       — Я дома! — кричит он и резко закрывает рот, когда слышит такое же рядом с собой. Ямагучи моргает, а потом до него доходит, и он вспыхивает и закрывает лицо ладонями. Тсукишима фыркает и прячет свою улыбку. Ямагучи, отойдя от резкого приступа смущения, повторно кричит:       — Извините за вторжение!       И снимает свою обувь вслед за ним.       Они не включают ноутбук. Не достают приставку. Не ищут старые журналы с мангой, чтобы в приступе ностальгии перечитать вместе. Они принимают душ, достают домашнюю работу, крайний срок сдачи которой — уже завтра, и с усталостью принимаются за химию. Они справляются с домашней работой в два раза дольше, чем могли бы, и пару раз Тсукишима оказывается на грани «встану-на-час-пораньше-и-доделаю-все-утром». Судя по страдающему взгляду Ямагучи, в этом он оказывается не одинок. Усталость окутывает их мягким туманом, и один раз Ямагучи чуть не засыпает. Он опускает голову на стол, за которым они делают уроки, и долгие пять минут от него не слышно ни звука. Тсукишима, увлеченный историей и попыткой не уснуть прямо на месте, этого не замечает, а когда все же вскидывается и понимает, что уже давно не слышит перелистывание страниц, с мягкой усмешкой шлёпает Ямагучи тетрадью по макушке. Тот резко подскакивает и издает громкий непонимающий звук. Тсукишима успевает прочитать черновик его сочинения, пока Ямагучи протирает глаза и промаргивается, после чего достает свою тетрадь и кидает ему в руки.       — Можешь перефразировать третий абзац, у нас вывод практически одинаковый.       И старается не расклеиться от радостной, облегченной улыбки, которая, как солнце, озаряет всю его в комнату после этих слов, и чего-то необычного и неизведанного в чужих глазах.       — Если я не лягу прямо сейчас, у меня сломается спина, — громко заявляет Ямагучи, откидываясь к краю кровати, через десять минут. Тсукишима фыркает. Ямагучи разгибается и практически ложится на его кровать, но неудовлетворенно стонет и начинает ерзать. Тсукишима так быстро опускает голову, что слышит, как в шее что-то возмущенно хрустит, и старается не думать. Ни о Ямагучи, ни о своей кровати, ни о двух этих вещах вместе взятых. Он поднимает голову только тогда, когда слышит скрип матраса, и натыкается на невозмутимого Ямагучи, который берет учебники с собой на его кровать. Тсукишима приподнимает брови. Ямагучи так же невозмутимо говорит:       — Ты хочешь, чтобы у меня сломалась спина?       Тсукишима не отвечает.       Ямагучи поправляет подушку и удовлетворённо вздыхает.       Тсукишима уже давно перестал возмущаться, что, вообще-то, у Ямагучи есть личный футон, который они достают каждый раз, когда он остаётся на ночь, и нет нужды в том, чтобы мять бедные простыни Тсукишимы. Раньше это было бесполезно, а сейчас…       В глубине души он надеется, что Ямагучи спохватится и слезет с его постели. Где-то ещё глубже он мечтает, чтобы он не слезал с нее никогда.       — А разве гелий не относится к p-элементам?       — Нет, это s-элемент, — моментально отвечает Тсукишима, даже не отвлекаясь от учебника. Задумывается. Замирает. — Нет?..       Ямагучи мычит. Тсукишима издает стон и достает свой телефон, и Ямагучи переворачивается на бок и заинтересованно смотрит на него, и Тсукишима пододвигается. Он ставит локти на кровати и открывает поиск, и Ямагучи наклоняется к нему так близко, что практически прикасается своей щекой к его. Тсукишима давит в себе порыв отшатнуться и прижаться к ней одновременно и выжидает несколько секунд, за которые привыкает к резко ускорившемуся биению сердца, прежде чем медленно и осторожно отодвигается.       — Я же говорю нет, это исключение, — недовольно говорит Тсукишима, когда первые страницы поиска, наконец, прогружаются, и стонет уже Ямагучи. Он тянется за ластиком и стирает что-то в своей тетради, и Тсукишима прикрывает глаза. Он слышит, как Ямагучи записывает новую информацию, как он спокойно дышит, как тянется за тетрадью, слышит шелест перелистываемых страниц. Он слышит, как Ямагучи зевает, и шелест страниц затихает. Он слышит, как Ямагучи ерзает и чувствует, как он съезжает на подушках вниз и задевает его своими локтями.       Все затихает.       Он просыпается посреди ночи от того, что ему становится душно, и долгое мгновение не может понять, где именно он находится. Что-то мягкое и теплое прижимается к нему, и на талии чувствуется приятная тяжесть, и его лицо утыкается во что-то твердое и мягкое одновременно…       Тсукишима понимает, что рядом Ямагучи, ещё до того, как открывает глаза. В нос ударяет мягкий запах — его запах, — и Тсукишима чувствует такое тепло и умиротворение, и он приоткрывает глаза, хоть в этом и нет никакого смысла, и тело, обнимающее его тело, начинает ворочаться.       — Привет, — слышит он сонное где-то сверху и фыркает в чужую грудь.       — Привет, — так же сонно и глухо отвечает он и чувствует, как в его волосы зарываются чужие пальцы. Сонная дрёма мягко окутывает его тело, и двигаться ему не хочется. Ему тепло и хорошо, и он практически проваливается в сон вновь.       В следующий момент Ямагучи немного съезжает вниз, и их лица оказываются на одном уровне, и их губы — прямо напротив друга, и…       Губы Ямагучи мягкие. Они безумно мягкие и прикасаются к его губам всего на секунду, и за эту секунду чужое дыхание успевает мазнуть его нижнюю губу. Тсукишима вздыхает и прижимается к чужому телу ещё ближе. Чужие пальцы мягко обводят контур его челюсти, проходят по щекам, приподнимают подбородок, и его целуют снова.       Мягко. Тепло. Лениво. И очень сонно. Тсукишима чувствует, как проваливается в сонный туман, и все, что имеет для него значение — это мягкая и теплая влажность чужого рта и такие же мягкие и теплые губы, прижимающиеся к его.       Он засыпает.