Смятые простыни

      Спустя десяток минут они успокаиваются, но так и не размыкают объятий. Они ложатся на заранее расстеленный футон, прижимаясь друг к другу близко-близко, и медленно приходят в себя. Тсукишима с головой окунается в тепло чужого тела, позволяет себе глубоко вдыхать сводящий его с ума запах, перебирает мягкие пряди волос между пальцами, раз за разом прокручивает в голове все, что было произнесено за этот вечер, и прикрывает глаза.       Сморенные усталостью и эмоциональными потрясениями, они вырубаются в считанные минуты.       Утро проходит в исключительной неловкости. Ямагучи просыпается чуть позднее и обнаруживает, что во сне обвился всеми конечностями вокруг чужого тела, и буквально отшатывается от него, когда это осознает. Тсукишима закатывает глаза и говорит, что тот не был таким стеснительным, когда набрасывался на него с поцелуями, и мгновенно осознает свою ошибку: Ямагучи краснеет и прячет лицо, после чего просто вскакивает и уходит в уборную. Тсукишима проклинает себя и свой длинный язык… а потом до него доходит смысл произнесенных им же слов, и смущение охватывает уже его самого.       Они практически не разговаривают. Собираясь, Ямагучи болтает про какую-то учебную чепуху, но Тсукишима и в обычном состоянии особо не настроен на бессмысленную болтовню, так что разговор быстро стихает. Во время завтрака, любезно приготовленного Тсукишима-сан, они оба утыкаются в свои телефоны, но все равно постоянно ловят изучающие взгляды друг друга… после чего судорожно хватаются за столовые приборы в надежде спрятать свое лицо. Разговор не задается, и все время, что они идут до тренировочного зала, между ними висит напряженная тишина.       Мда.       Он определенно… не это себе представлял, когда в самых смелых мечтах воображал их отношения.       Они переглядываются весь день, а на обеденном перерыве заводят разговор о химии, но так и не решают нарушить негласный барьер и перейти к самому главному. Ямагучи постоянно отводит глаза, ловя на себе чужой взгляд, и с настырным постоянством смотрит на Тсукишиму, когда думает, что тот его не видит. К середине дня это начинает порядком раздражать, и Тсукишима срывается в раздевалку сразу, как только заканчиваются занятия. Ямагучи, беседующий с одним из одноклассников, обескураженно смотрит ему в след, но не пытается остановить… или последовать за ним.       «Да какая же срань», — думает Тсукишима и прислоняется лбом к холодной металлической поверхности шкафчика. Вчера все было так легко. Они прикасались друг к другу и признавались в таком важном и чувственном, а сейчас не могут и слова произнести без удушающего чувства неловкости. Почему с Ишидой было не так? Почему с ним было так легко, а с Ямагучи — до нелепого и раздражающе сложно?       Может, потому что к Ишиде он не испытывал таких серьезных и крепких чувств и не боялся, что любое неосторожное слово или действие разрушит все, что они толком и не успели построить?       Ему надо запихнуть свою гордость и боязнь показаться нелепым куда подальше и хотя бы раз в жизни побыть искренним перед самым близким человеком.       …Его воинственный настрой пропадает сразу же, как Ямагучи входит в раздевалку, и он поспешно выходит из нее, не перекинувшись с ним и парой слов.       Ладно. Ладно. Он настроится, пересилит себя и свое неумение разговаривать… к следующему дню. Подходит конец тренировки, они практически не контактируют, и Тсукишиме удается привести в порядок свои чувства и мысли. Ему просто нужно привыкнуть. Ямагучи обязательно поймет. Все хорошо. Они поговорят об их отношениях, неловкость пройдет, и они, возможно, даже снова поцелуются, и все будет хорошо.       — Ты жалеешь о вчерашнем?       …Или ему придется настраивать и пересиливать себя прямо сейчас, иначе Ямагучи, который смотрит на него подавленным, но гребанным смирившимся взглядом, и правда уверится в том, что Тсукишима его ненавидит или что-то вроде того.       — Что? Нет, — не дав себе возможности передумать, Тсукишима хватает чужую ладонь и крепко сжимает ее. Ямагучи поднимает брови, Тсукишима ослабляет хватку и медленно переплетает их пальцы, но удивление Ямагучи никуда не исчезает. — Я бы сказал.       — Ты буквально ненавидишь говорить о своих чувствах, — тут же возражает Ямагучи, но руку не убирает. Он прижимается своим плечом к нему чуть ближе, и Тсукишима чувствует приятное тепло в месте их соприкосновения.       — Я…       Вот только возразить нечего. Он и правда ненавидит это делать. Но они только начали отношения, и он не позволит своему неумению…       Стоп.       — Мы встречаемся?       Ямагучи останавливается. Свет уличного фонаря падает прямо на его лицо, и Тсукишима может разглядеть малейшую смену эмоций своего друга. Ямагучи медленно моргает и так же медленно произносит:       — Я надеюсь на это. Мы встречаемся?       — А мы встречаемся?       — Это ты мне скажи, встречаемся мы или нет.       — Так... мы встречаемся или нет?       Они резко замолкают, осознавая всю нелепость этого разговора, и их фырканье перерастает в слегка истеричный, но искренний смех. Ямагучи пихает его в плечо и с радостным волнением произносит:       — Если ты хочешь, то… да. Мы встречаемся. Ты и я.       — Мы… вместе.       — Да. Совершенно верно.       Ямагучи мягко улыбается ему, приближаясь почти вплотную. Опечаленным и встревоженным он больше не выглядит, но Тсукишима на всякий случай решает уточнить:       — Я думал, это очевидно, что я не целуюсь с кем попало.       — Ну не знаю, — тянет его парень, склоняя голову и ухмыляясь. — Возможно, ты просто не смог устоять перед моим обаянием.       — Ты плакал в этот момент.       — Тсукки!       Озорство пропадает, а на его месте расцветает смущение. Чужие щеки покрываются румянцем, и Ямагучи избегает его взгляда, отворачиваясь в смятении. Тсукишима усмехается этому, наклоняется и искренне произносит:       — Ты мне нравишься. Я просто… не знаю, как себя вести.       — Ты же встречался с Ишида-куном, опыт должен быть, — меланхолично парирует Ямагучи, впрочем, выглядя менее смущенным. И неужели в его словах звучит ревность?.. Тсукишима решает оставить эту мысль на потом, чтобы посмаковать ее в одиночестве, и вслух возмущается:       — Это другое. Мы не были так долго знакомы. И… — Вот. Вот оно. Эта чертова самая смущающая часть. — Мои чувства… не были такими.       — Какими «такими»? — Ямагучи тут же вскидывает голову. Его глаза расширяются, а пальцы сжимаются чуть сильнее, но Тсукишима не обращает на это внимание.       — Неужели я все должен говорить вслух?..       — Так значит, я должен? — неожиданно смеется Ямагучи, на что Тсукишима вскидывается, но не успевает сказать и слова, как оказывается заключен в чужие объятья. Ямагучи обнимает так крепко, что в какой-то момент Тсукишиме становится тяжело дышать, но он ждал этого момента слишком долго, чтобы сейчас возмущаться. Чужая хватка становится слабее, но отпускать его явно не собираются, и Тсукишима прикрывает глаза и утыкается лицом в крепкое плечо. Они делятся нежными прикосновениями и наслаждаются ощущением чужого тела в своих руках, все внутри заполняет восхитительная нега, и ощущение этого момента мягко накрывает их обоих.       — Ты мне тоже нравишься, — глухо говорит Ямагучи куда-то в его шею. — Очевидно. И… очень давно.       «Очень давно».       Эти слова отдаются во всем его теле, а сердце, кажется, норовит просто-напросто вырваться из груди. Скорее всего, Ямагучи тоже это чувствует, иначе почему он отстраняется, чтобы посмотреть в его лицо, а после улыбается нежно-нежно, глядя прямо в его глаза? Они смотрят друг на друга, осознавая, что все это и правда происходит, и Ямагучи счастливо улыбается ему и резко тянет на себя, снова сжимая его в своих руках.       «Ты мне тоже нравишься».       И какое же счастье, что Ямагучи не видит этой глупой улыбки, которая появляется на его лице.       Оказывается, Ямагучи влюблен в него… довольно давно. Тсукишима около десяти минут проводит в увлекательном рассматривании стены напротив, когда узнает, что мало того, что его чувства были взаимны все это время, так Ямагучи еще и осознал их намного, намного раньше. Ямагучи это, конечно же, невероятно забавит и почему-то совсем, совсем не смущает! Он со смехом обнимает его, когда Тсукишима прячет лицо на подобные откровения, и с трепетом прижимает к себе, бормоча глупости и признания в любви. Тсукишима честно думал, что со временем его сердце перестанет сжиматься от каждого нежного слова в свой адрес… но ему хочется, чтобы Ямагучи говорил еще и еще.       И Ямагучи говорит.       Что даже не помнит, как все началось.       Что он всегда относился к Тсукишиме с симпатией, а в какой-то момент осознал, что к ней примешивается и искренняя любовь. Что все их взросление он сначала боролся, а потом скрывал свои чувства, потому что не хотел терять их дружбу, которой всегда так дорожил. Что Тсукишима всегда вдохновлял его, восхищал, помогал в трудные минуты, и влюбиться в него было так легко. Что его чувства не утихали ни на миг, и он думал, что они достаточно очевидны, а сам Тсукишима просто из вежливости не поднимает эту тему. Что ему было невероятно тяжело видеть, как он строит отношения с другим человеком, но еще тяжелее было представлять, что его не будет рядом в этот момент.       И что он даже не мог себе представить, что когда-нибудь Тсукишима полюбит его в ответ.       Как он мог быть таким глупым? Как мог не замечать, что его лучший друг, к которому он и сам испытывал чувства, страдает от (как ему казалось) неразделенной любви? Сколько же всего Ямагучи скрывал. И сколько времени провел с разбитым сердцем, смирившись с тем, что его любимый человек всегда будет рядом, но при этом — всегда далеко?       Свои собственные переживания и загоны вмиг становятся мелкими и ничтожными. Тсукишиме становится откровенно не по себе, когда он думает, сколько боли принес своими поступками и отказом увидеть очевидное. Но Ямагучи действительно хорошо его знает: он тыкает его в лоб, распрямляя морщинку, и строгим тоном говорит:       — И не вздумай загоняться! Наши отношения не стали бы такими, какими они есть сейчас, без всего, что мы испытали. Ну скажи, было лучше, если бы мы встречались, когда тебе было четырнадцать?       Тсукишиму передергивает, и он отрицательно мотает головой. Нет. Какой кошмар. Он, со своими гордостью и моральной травмой, испортил бы все, что можно было бы испортить, и вряд ли смог бы потом восстановить. Ямагучи понимающе улыбается ему и переплетает их ладони.       У Тсукишимы говорить не получается. Он изредка делится чем-то из своих переживаний, упоминает, что любит улыбку Ямагучи и закрывается в себе всякий раз, когда слышит комплименты в свою сторону. Неловко. Ему попросту неловко. Ему неловко получать столько любви от человека, от которого он и не надеялся ее получить, и поведение Ямагучи меняется слишком кардинально, чтобы можно было к этому быстро привыкнуть.       Он будто, наконец, получил все, о чем когда-либо только мечтал. Улыбка не сходит с его лица, каждый взгляд, каждое прикосновение пропитано счастьем, он выглядит таким, таким влюбленным, и у Тсукишимы происходит ужасный диссонанс от осознания, что все это происходит из-за него. Он… никогда не видел влюбленного Ямагучи, а теперь тот перестал что-либо скрывать, и всей этой информации оказывается слишком много, чтобы его мозг мог спокойно выдержать.       Ему нравится. Конечно, ему нравится.       Но ему с трудом удается переварить сам факт изменения статуса их отношения. Что уж тут говорить обо всем остальном?       — И как нам теперь называть друг друга?       Кей, занятый контурными картами, не сразу улавливает суть вопроса. А потом просто поднимает голову, и Ямагучи, улыбаясь, тут же поясняет:       — Ты же не можешь называть меня по фамилии! Это совсем неромантично.       — Я похож на романтичного человека? — сухо спрашивает Тсукишима.       Ямагучи склоняет голову и осматривает его с головы до ног.       — Ну… Я всегда считал тебя скрытым романтиком…       — Дурак, — фыркает Тсукишима, возвращаясь к своим картам. И как они еще могут друг друга называть?.. Это действительно так необходимо?..       Он ни за что не признается, что от мысли, как Ямагучи называет его милыми прозвищами, у него банально учащается сердцебиение. Это глупо! И странно! И его никто никогда так не называл, так почему…       — Милый? — Ямагучи хихикает, когда Тсукишима поднимает взгляд. — Нет. Странно звучит. Родной? Любимый? Солнце? Любовь моя?       Тсукишима вздыхает. Абсолютно все из этого вызывает в нем глупый влюбленный трепет, но позабавленный голос Ямагучи не звучит искренне, когда произносит эти слова, поэтому он никак не комментирует этот странный набор.       — Кей?       Тсукишима сглатывает.       Ох черт.       Ямагучи медленно подсаживается ближе и так же неторопливо кладет голову на его плечо. Тсукишима может почувствовать запах чужого шампуня, и внезапно история перестает казаться такой интересной. Он прикрывает глаза, наслаждаясь теплом.       — Кей. Мой хороший.       Голос Ямагучи звучит невероятно тепло и нежно. Он мягко проводит ладонью по его щеке, прижимаясь чуть ближе, и оставляет трепетный поцелуй на мягкой коже.       — Тадаши…       Рука замирает. Поцелуй не повторяется. Дистанция между ними увеличивается…       И Ямагучи, абсолютно красный, отшатывается от него и прячет лицо в сгибе своего локтя, отказываясь показывать свой взгляд.       Ну вот и как Тсукишиме теперь спокойно делать свою домашнюю работу?..       Если бы кто-нибудь ему сказал буквально пару месяцев назад, что он будет задерживать дыхание, только чтобы услышать чужой сдавленный стон, полный стыдливого удовольствия… Он бы определенно подготовился к этому моменту своей жизни хотя бы морально.       Но конкретно в данную секунду он нихрена не готов, и все происходит слишком быстро, и ему приходится зажать свой рот рукой, и он возбужден так, что, кажется, ему не понадобится ни одного движения рукой, чтобы кончить…       Все начинается с простой переписки.       Они видятся каждый день, проводят почти каждую секунду свободного времени вместе, много говорят и так же много прикасаются друг к другу, у них уйма возможности если и не остаться наедине, то хотя бы в относительном спокойствии, и им этого все равно не хватает. Как можно оторваться от Ямагучи, который так нежно, так тепло, так счастливо улыбается ему? Как можно не проводить вместе все выходные, если он до сих пор не привык к чужим прикосновениям, этим мягким поцелуям, этому «можно», сквозящему в каждом их взаимодействии? Как можно не думать о том, что его чувства взаимны, что все хорошо, что есть человек, которого он любит и который любит его в ответ?       Как вообще в таких условиях можно оставаться спокойным?       И естественно, что они много переписываются. После тренировки они расстаются ровно до того момента, пока не приходят домой, и после этого половину вечера проводят за глупыми сообщениями, в которых нет абсолютно никакой смысловой составляющей.       Какой-то день они просто обмениваются эмоджи, стремясь развеселить друг друга, и даже эти глупости вызывают у него улыбку и кучу смешков. Они скидывают друг другу скриншоты сериалов, задают вопросы, которые постеснялись бы спросить лично, и в целом ведут себя так слащаво и мило, что Тсукишима и сам задается вопросом, когда он успел настолько поменяться.       Но он не имеет ничего против: пока глаза Ямагучи светятся счастьем, он готов делать и говорить любые глупости.       [На самом деле я встречаюсь с тобой, чтобы ты решал за меня контроши по истории]       [я так и знал.]       [но я разгадал твой план еще в самом начале]       [???]       [на самом деле это я начал с тобой встречаться, чтобы ты решал мне лабораторки по физике]       [О БОЖЕ МОЙ]       [Но ты еще не знаешь, что все это время этот план был прикрытием другому коварному плану]       [удиви меня]       [На самом деле, я просто хотел поближе подобраться к десертам твоей матери]       [ты не посмел…]       [Ее меренговый рулет стоит всех коварных планов в мире]       Тсукишима ловит на своем лице глупую улыбку, но он слишком расслаблен, чтобы что-то с ней сделать.       [но ты не знал одного…]       [что ее выпечка вызывает привыкание]       [и теперь ты НИКОГДА не сможешь со мной расстаться]       [О. Боже. Мой.]       [(Я доволен)]       [О нееееееет… Как же так…]       [Но подожди… Теперь ты не сможешь никогда расстаться со мной…       [Потому что…]       [У меня есть фотографии, где ты спишь с плюшевым динозавром :P]       [удали.]       [НЕТ АХАХ ТЫ НА НЕЙ ТАКОЙ МИЛЫЙ]       [какой кошмар.]       [мы и правда никогда не расстанемся.]       [ты знаешь обо мне слишком много позорных вещей]       [Ага типа того понедельника]       Стоп.       Ямагучи не мог…       Тсукишима откидывает телефон в сторону. Он пялится на экран несколько долгих минут, после чего с каким-то мазохистским интересом наблюдает на то и дело вспыхивающее уведомление о наборе нового сообщения его собеседником, и не может перестать панически дышать.       Он же не мог напомнить…       О боже. Он же не мог не догадаться… что Тсукишима тогда думал…       Его телефон вспыхивает, кажется, миллиард раз подряд, и ему требуется несколько минут, за которые ему приходит еще несколько сообщений, чтобы настроиться и взять телефон (и себя) в руки.       [ПРЛСЬИ]       [Я НЕ ПОДУМАЛ]       [ЧКОРТ]       [ПРОСТИ ПРОСТИ ПРОСТИИИИ]       [ВСЕ ХОРОШО МЕНЯ ЭТО НЕ НАПРЯГАЕТ ПРАВДА]       [Пожалуйста ответь]       [Кей]       [Простиии]       [Давай поговорим о чем-то еще :(((]       [Кей]       [Я думал о тебе]       [Когда ты говорил что видел]       [Да и в принципе всегда]       [Я всегда думаю о тебе]       Тсукишима честно случайно нажимает иконку вызова. Он в панике мечется глазами по диалогу, не с первых секунд найдя отмену вызова (кто делает весь интерфейс в одном цвете?!), но этих несколько секунд хватает, чтобы собеседник успел взять трубку.       — Я-я случайно ответил—       — Я случайно позвонил!       Между ними повисает гробовая тишина. Тсукишима слышит чужое судорожное дыхание, понимает, что с его губ срывается точно такое же…       И в следующий момент их диалог наполняется истерическими смешками и фырканьем, которое они судорожно пытаются сдержать при себе. Конечно, у них ничего не выходит. Они сдавленно смеются, изо всех сил стараясь не сорваться и не рассмеяться в полный голос, и только спустя несколько минут у них получается успокоиться. Между ними повисает тишина, не такая напряженная, как могла бы быть, и Тсукишима снова ловит себя на улыбке.       Пускай.       — Хм. Так…       — Да…       — Интересно…       Снова тишина. И снова фырканье, впрочем, приступ их смеха проходит намного быстрее предыдущего.       — Мы такие нелепые, — стонет Ямагучи, когда они затихают, и в его голосе отчетливо слышится удовольствие.       — Позволю себе напомнить, что все это целиком и полностью ты…       — Если бы ты мне не потворствовал, я бы не вел себя так глупо! Я обожаю твои улыбки и твой смех!       — Дурак, — обескураженно, но тепло отвечает Тсукишима, зная, что Ямагучи ни капли не обидится. Между ними повисает комфортная тишина, и Тсукишима собирается пожелать Тадаши спокойной ночи и повесить трубку, но его намерения разрушаются робким и тихим:       — Кей, я… Я говорил серьезно. Я и правда… думаю о тебе. Постоянно.       …ох.       Он ведь. Говорит именно в том плане. О котором Тсукишима думает?       Ох, черт.       — И-извини, тебе неловко, я должен замолчать и…       — Я тоже, — Ямагучи затыкается, а Тсукишима неловко, но продолжает: — Я тоже думаю о тебе. И в понедельник…\       Ямагучи издает судорожный вздох.       — Я думал о тебе.       Сказать, что Кей чувствует себя смущенным в этот момент — не сказать ничего. Он… он никогда не думал, что подобные слова вообще сорвутся с его уст и что он добровольно позволит Ямагучи узнать обо всем…       — И что ты думал? — осторожно, но с явными нотками любопытства и… чего-то еще спрашивает Ямагучи…       И Тсукишима максимально закапывает свое смущение в самую глубокую яму хотя бы на один единственный вечер.       — Хотел, чтобы ты был рядом, — спокойно (естественно, напоказ) произносит Тсукишима, не в силах представить, о чем именно сейчас думает его парень. — И чтобы ты использовал свой рот не только для того, чтобы болтать им.       — Ты даже не представляешь, для чего я использую его в своих мыслях, — со смешком и слишком поспешно для попытки показать свое спокойствие отвечает Ямагучи, но это работает, потому что Тсукишима абсолютно не представляет, что именно ему следует сейчас произносить.       Видимо, Ямагучи улавливает его настроение. Он мягко, смущенно, но вместе с тем уверенно перехватывает инициативу, и он…       Он начинает говорить.       — Я думаю о тебе постоянно. Как бы ты отреагировал, если бы я поцеловал тебя под челюстью? Сотрясла бы тебя дрожь, если бы я дотронулся до твоих бедер? Что бы сказал, если бы я залез под рубашку? Я… я столько раз представлял, какие звуки ты мог бы издавать. Ты очень красивый, ты знаешь? И мне так хотелось потрогать эту красоту, зарыться пальцами в твои волосы, снять эти очки, и… И я так хочу сделать тебе приятно.       — Ты делаешь, — почему-то ужасно хриплым голосом вмешивается Кей. Он представляет все это вслед за чужим голосом — эти прикосновения, эти поцелуи, эти слова, — и не может сдержать желание, которое мгновенно вспыхивает под его кожей.       Он так, так хотел бы, чтобы Ямагучи сейчас был рядом.       — Я ничего не хотел больше, чем присоединиться к тебе тогда, — продолжает Тадаши, и в его голосе слышится голод, и отчаяние, и точно такое же желание, которое испытывает сейчас он сам. — Ты так изгибался, и я не смог заставить себя уйти… Я так хотел поцеловать тебя в тот момент и помочь тебе… Соединить наши ладони и…       — Блять, — Тсукишима не осознает, что стонет это вслух. Это… это слишком, но он скорее откусит себе палец, чем потребует остановиться. Голова затуманивается, и ему не хочется ничего сильнее, чем поцеловать Ямагучи прямо сейчас.       — Кей… Прикоснись к себе. Так, будто это делаю я.       Кто он такой, чтобы не послушаться?       С его губ вырывается громкий выдох. Это смущает. Это сводит с ума. Это ошеломляет, и это…       Невероятно заводит.       — Ты тоже, — невнятно стонет он ответ, пряча свои слишком громкие выдохи в ткань подушки. Ямагучи делает короткий вздох, и его член тут же отзывается на этот звук. Вот же блядство. Они… они правда занимаются этим?..       — Кей, — стонет Тадаши, — конечно же он стонет, он ведь громкий, он ведь такой громкий и всегда таким был, — и судорожно, прерываясь на выдохи, продолжает: — Ты… такой хороший. Такой красивый. Я так хочу расцеловать каждый участок твоего тела. Ты такой отзывчивый и… Черт, я так хочу тебя…       Каждый вздох, каждый тихий стон, каждая нуждающаяся интонация заставляет его тело сходиться в судороге. Ему приходится вцепиться зубами в большой палец, чтобы не издать слишком громкие и такие позорные звуки, но Ямагучи быстро ловит его небольшой маневр и недовольно стонет.       — Нет, Тсукки, убери, убери ладонь, дай мне тебя услышать!..       Это чертово «Тсукки» отзывается на нем… слишком бурно. Его выгибает, и он цепляется пальцами за простыни, чтобы хоть как-то удержать себя в узде, и с очередным движением ладони с его губ срывается судорожный вздох…       — Блять, почему ты там, а не здесь… — заходится он в проклятиях, чувствуя, как подходит очень близко к разрядке. В ушах звенят чужие стоны, перед глазами мелькают образы, которые больше раздражают, чем хоть как-то помогают, и он до боли прикусывает губу, чтобы не закричать.       Голос на другом конце телефона замолкает, и спустя пару мгновений из трубки доносится всхлип.       И это в мгновение доводит его до края.       Они молчат долгие минуты, так и не решаясь отсоединиться. Тсукишима достает пачку салфеток и с чувством нереальности происходящего вытирает себя, вслушиваясь в тишину. Он прокручивает в голове все, что сказал и простонал Ямагучи, и не может не чувствовать себя открытым и обнаженным. Даже несмотря на то, что он молчал практически все время, передав инициативу в чужие руки.       Он чувствует невероятную интимность в той тишине, которую не решается разрушить, и даже представить себе не может, какими теперь станут их отношения. Более раскрепощенными? Полными неловкости? Или они предпочтут забыть о происходящем и сделать вид, что ничего не произошло?       Но он оказывается не готов к той заботе, с которой Ямагучи спрашивает:       — Все в порядке? Будешь ложиться спать?       «Будто не ты сейчас довел меня до самого яркого оргазма в моей жизни», — мысленно язвит Тсукишима, чувствуя себя невероятно уязвимым в этот момент. Черт… и почему он всегда недооценивает Ямагучи?       — Кхм. Да. Пора бы. А ты?       — Лучше некуда, — с улыбкой в голосе отвечает Тадаши, и ему только предстоит догадываться, насколько, на самом деле, неловко он себя чувствует в этот момент.       В голове царит полный хаос, его откровенно тянет в сон, по всему телу растеклась усталая, но приятная нега, и он с зевком говорит:       — Ложись. Тебе вставать рано.       — Конечно.       Но трубку они класть не спешат. Они вслушиваются в эту тишину, не чувствуя дискомфорта и ожидаемой неловкости, и горло Тсукишимы внезапно схватывает спазм.       — Тадаши…       — М? — с готовностью отвечает Ямагучи.       — Спокойной ночи.       — И тебе.       Он вкладывает в это пожелание всю мягкость и нежность, на которую он только способен. И может почувствовать даже сквозь расстояние, как Тадаши расплывается в улыбке.