Into Radioactive Ashes

      Джон крутит у виска пальцами, когда видит труп. Пожалуй, ему нужно было расстроиться хотя бы чуть-чуть, но он ничего не чувствует, поэтому просто говорит, чтобы тут прибрались. Джон категорически не понимает, что Джозеф нашёл в помощнике шерифа. Чем он мог быть так важен, когда единственное, на что был способен Рук — это сеять хаос и разрушение. И неконтролируемую агрессию.              Диких животных порой тоже приходится выгуливать. Вот и Джон решает, что пора салагу выгулять — учитывая то, что помощник шерифа выглядел как-то уж больно подавленно от длительного пребывания в бункере.              Рука уже успели схватить. Руки связали, осталось напялить на него только намордник, чтобы не покусал. Джон подходит к нему и тяжело вздыхает, вопросительно изгибая бровь:              — Я думал, мы договорились, что ты будешь вести себя как минимум сносно.              Рук кривит губы и отворачивается, рассматривая, как двое поднимают труп и уносят его. Потом смотрит на Джона, которому, кажется, откровенно плевать, что салага убивает его людей.              На этом диалог заканчивается. Джон даёт себе обещание, что больше никогда не подпустит Рука к лопате ближе, чем на метр. А лучше их вообще не показывать.              Сид пытался пойти навстречу, решил дать чуть больше простора и свободы, забрав помощника шерифа на своё ранчо. И что Рук сделал в первую очередь? Дотянулся до лопаты, пока его вели к коттеджу, а потом кинулся на одного из помощников Джона. И, соответственно, тот бедняга не выжил. С разрубленной головой вообще трудно выживать последнее время.              Джон даёт себе обещание, что при первой же возможности он спустит с помощника шерифа кожу, а потом повесит её над камином в качестве трофея. Чтобы он знал — чтобы каждый знал, — что Рук, он не всемогущий, что у него тоже есть слабые точки. Например, его можно было задушить — о-о, Джон просто обожал душить, обожал сжимать чужую шею пальцами, пока человек перед ним не начнёт смотреть с мольбой в глазах, пока он не начнёт задыхаться и судорожно открывать рот в попытке сделать глоток кислорода.              А потом — минус один грешник.              Теперь, когда региону Джона ничто не угрожает и самая главная угроза в лице Рука сидит на его коротком поводке, можно было расслабиться, организовать охрану получше, и выпустить зверушку погулять в просторном богатом доме. Камин, дорогая мебель, чучела и шкуры животных, новая техника, второй этаж со спальнями и ещё несколькими комнатами — на всё это Джон заработал сам. Медведя, шкура которого валялась перед креслом, конечно, не сам убил, но это не отменяло того, что его дом в глазах помощника шерифа выглядел достаточно богато, чтобы у Рука буквально отвисла челюсть.              Потому что он вспомнил бункер Джона. Он вспомнил клетку Джейкоба. И вспомнил свой дом. И это был ощутимый контраст. Наверное, одна шкура этого медведя стоила, как сам Рук, если кто-то внезапно решит продать его внутренности на чёрном рынке.              Сид заранее жалеет о своём выборе, но командует подчинённым отпустить Рука. Салага дёргает руками, когда их развязывают, и отступает от эдемщиков на пару шагов. В итоге оказывается напротив Джона. Они смотрят друг на друга ровно столько, чтобы Рук моргнул первый, а потом оглянулся, чтобы лучше осмотреться.              Откуда у Джона было столько денег. На ум приходило только одно: это деньги паствы. Но с другой стороны — Джон изначально явился сюда не с пустыми руками, скупая те земли, которые ему соглашались продать. Если нет, то в бой шли угрозы. И тогда некоторые семьи просто покидали округ Хоуп, чтобы не стать жертвами этого ненормального.              Коттедж действительно выглядел богато. Даже слишком. Салага не особо привык к такой роскоши, поэтому чувствовал себя максимально неуютно. Ещё и Джон перед ним довольно улыбается, одетый так, словно все эти шмотки, включая пальто с самолётами, стоят… хрен с ним — очень дорого. Салага был в своей стандартной одежде, которую согласился выдать ему Джон. По крайней мере она была чистой.              — Тебе придётся пожить здесь, — говорит Джон. — Я не привык проводит в бункере так много времени.              Рук косо смотрит на Сида — и кивает. Джон, похоже, действительно не любил бункер. И всё из-за того, что свежего воздуха мало, как и предметов роскоши, которые все, наверное, находились здесь.              Окна тут открыты, а с улицы приглушённо доносится запись проповеди Джона. Рук отчасти даже рад, что это не очередные бредни Джозефа. В целом, это место можно назвать чем-то вроде курорта: Рук может отдохнуть, а потом снова ринуться в бой с новыми силами. И сразу же прикончить — хотя лучше было бы посадить — Джона. А потом и его братьев.              Но Джона нужно было аннулировать в первую очередь.              Наверное, в этой ситуации было всё шикарно. Особенно то, что Джон не понял, что произошло несколько дней назад, когда он притащил рацию. Салага надеялся, что Джон не понял. Или он проявит чудеса тактичности и просто не станет про это вспоминать. А если понял… странно, что Сид так долго держится и не шутит, чтобы задеть помощника шерифа.              — Первая спальня справа на втором этаже — это твоя, — Джон делает занятой вид и смотрит на часы, что-то мысленно решая. — За тобой будут следить, так что можешь даже не пытаться что-то выкинуть. Рацию в этот раз давать не буду. Ты, похоже, не знаешь, что с её помощью обычно связываются для более важных дел.              О-о, думает салага. О-о, что может быть важнее ненависти к Джону Сиду. Он неопределённо хмыкает и вскидывает средний палец в качестве ответа. Улыбка Джона становится ещё шире и довольнее. Все эти несколько дней, пока Джон молчал, были настолько восхитительными, а сейчас… сейчас хорошее настроение салаги медленно и уверенно начало скатываться всё ниже.              Сид уходит под облегчённый вздох Рука. Наконец-то он остаётся один. Сначала он думает, что лучше сразу запускать мыслительный процесс и соображать план побега, потом решает осмотреться. Похоже, все эдемщики патрулируют улицу, решив, что Рук не сможет выбраться из дома незамеченным.              Почему-то ему становится совершенно неинтересно пытаться вот так сразу сбегать. Да и рана всё ещё периодически не даёт свободно передвигаться. Рук чувствует себя меркантильным засранцем, когда понимает, что он, считай, халявно живёт за счёт Джона. И решает так быстро не упускать такую возможность.              Он успевает осмотреть весь первый этаж, каждую шкуру, которая валяется на полу или висит на стене. Потом думает о Персике и Чизбургере, которые могли бы оказаться тоже трофеями Сида. Мысленно помощник шерифа отмечает, что лучше брать с собой Бумера — уж его шерсть не должна кого-то заинтересовать в качестве украшения. Впрочем… он замечает чучело пумы.              Потом Рук просматривает все книги, которые находятся на полках Джона. Точнее пытается найти что-то знакомое. Но в итоге натыкается на кучу литературы по праву и юриспруденции и примерно такое же количество книг по психологии. Если Джон всё это читал, то, пожалуй, салага мог им восхищаться. На другой полке была и художественная литература. Рук сначала пробежался по названиям, потом вытащил несколько книг, чтобы осмотреть их. Даже обложки выглядели так, словно эти книги были забраны с королевского дворца.              Помощник шерифа взял одну из книг, решая, что лучше с пользой провести время, и снова прошёлся по всему первому этажу, выбирая себе кресло. Коттедж Джона был огромным, вот только почему-то тут совершенно не было кухни. Весь первый этаж был чем-то вроде гостиной или столовой. Пока Рук ходил, он случайно наткнулся на телефон — слишком легкомысленно было для Джона оставлять его на виду. Мигал огонёк, уведомляющий об одном непрочитанном голосовом сообщении.              Рук сомневался. Реально сомневался. Он мог ненавидеть Джона всем сердцем, но никак не мог решиться на то, чтобы прослушать его сообщение с автоответчика. Возможно, у него была девушка, которая записала ему что-то. Возможно, это был какой-то отчёт от одного из братьев или Верных.              Салага вспомнил о том случае с рацией совершенно случайно и неожиданно. Потом вспомнил, как Джон про это напомнил. А потом нажал на кнопку, чтобы прослушать сообщение с автоответчика. Голос Джозефа он узнал сразу же: было сложно не узнать голос того, чьи проповеди он слушал днями по милости Джона.              — После всех искуплений, после всех исповедей и после того, что ты сделал для меня и «Врат Эдема», этого недостаточно. Не так ли, Джон? — послышался голос Джозефа из динамика телефона. Рук чуть вздрогнул, внезапно ощутив в этом какую-то угрозу и желание задеть Джона. — Отбрось своё прошлое. Тебе нужно открыть своё сердце. Тебе нужно увидеть, что вокруг тебя столько любви. Вся боль и страдания, которые ты сеешь, не помогут нам в нашем долгом пути.       Эти поступки будут только кормить грехи внутри тебя. Они будут становиться сильнее. И это склонит тебя к злым вещам. Это ранило тебя слишком глубоко, но эти раны заживут. Они станут вместилищем твоих грехов. И грехи распространятся на других. Я видел твою смерть в видении. Тебе предначертано быть поверженным своими собственными грехами. Они вернуться к тебе в новом виде. Вопрос только в том, когда это произойдёт.       Я видел, как ты умер молодым. Я видел, как ты умер пожилым. Различия между двумя этими видениями в том, как много слов любви ты скажешь и как много любви ты подаришь, пока не стало слишком поздно. Я хочу увидеть тебя взрослым мужчиной в нашем раю, который мы готовим. Я люблю тебя, брат.       Я люблю тебя.              Рук хмурится, когда сообщение заканчивается. Отчего-то у него возникает навязчивое желание стереть это, чтобы Джон не слушал. Но Рук просто отступает и садится на первое попавшееся кресло. Он открывает книгу и пытается сосредоточиться на тексте, но вместо этого в его голове творится беспорядок, с которым он не может справиться.              «Каша, какая каша». *              Теперь стоит принять несколько важных решений. Первое: удалять или нет это сообщение. Любой выбор повлечёт за собой кучу последствий. Если Рук удалит это сообщение, то в итоге Джон всё равно когда-то о нём узнает — и тогда обязательно задаст салаге закономерный вопрос: «Зачем?» Тогда помощнику шерифа нечего будет ответить. Он может сказать, что просто не хотел, чтобы Джон слышал в свою сторону что-то подобное — ха-ха, Рук, ты такой заботливый мальчик. А мог сказать, что удалил, чтобы Джон не понял, что его сообщение — важное сообщение от самого Отца — успели послушать.              В любом случае — это сообщение не было какое-то тайное. Скорее было нарушением личных границ. Поэтому салага решает столкнуться с претензиями лицом к лицу и не удалять сообщение. В таком случае следуют другие два варианта: или подождать, пока Сид сам заметит сообщение, или сказать всё самому.              Салага выбирает второе.              Пока Джон пытается перетащить одеяло на себя, пытаясь сделать так, чтобы Рук стал частью Проекта, сам Рук попытается сделать всё, чтобы Джон, наоборот, покинул «Врата Эдема». А слова Джозефа могли только усилить эффект речи помощника шерифа, которою он обязательно подготовит.              С такой кучей мыслей в голове день проходит быстро. Очередной помощник Джона даже появляется в доме, чтобы молчаливо оставить тарелку с едой. Сначала Рук есть не хочет, потом всё же заставляет себя сделать это, учитывая то, что еду приносят нормальную. Потом он оставляет книгу в покое и прогуливается по второму этажу — часть комнат кроме ванной и спальни оказываются закрытыми.       Кажется, тут так же неинтересно, как и было в бункере.       Когда солнце заходит, Рук уже начинает откровенно скучать. Бункер был закрытым местом, и эти тяжелые толстые стены сразу давали понять, что свежего воздуха ты здесь не почувствуешь, ровно как и не увидишь солнца. Помощник шерифа подходит к окну, чтобы получше разглядеть закат. Сначала его взгляд падает на невероятно красивое небо в тёплых тонах, потом он замечает кучку эдемщиков, которые что-то обсуждают во дворе.              Рук замечает «Слово Джозефа» у одного из них. А потом вспоминает, что Джон давно не заставлял его читать эту дрянную книжку. Где-то на полке он, кажется, видел белый корешок этой ереси.              Сид возвращается как раз тогда, когда салаге становится скучно достаточно, чтобы просто развалиться в кресле, уныло разглядывая потолок. Рана немного ноет от неудобной позы, но боль быстро стихает. Джон в дом заходит молча и снимает своё пальто с рисунками самолётов. Только потом он смотрит на Рука.              — Я был уверен, что ты попытаешься сбежать, — говорит Джон. Он бросает пальто на спинку стула и осматривается: всё выглядело так, как и когда он уезжал. Джон устал, и единственное, что он сейчас хочет — это как-то поднять себе настроение за счёт салаги. Например, напомнить ему о том случае с рацией. Возможно, в этот раз он даже скажет, что Рук был не единственный, кто решил «сбросить напряжение» в тот раз. Сид поправляет ворот рубашки, делает шаг в сторону Рука, который как раз садится на кресле удобнее и кривится от неприятной боли чуть выше бедра.              — Знаешь, — начинает Рук, — у меня назрел вопрос.              Джон моргает. Потом отменяет свой план издевательств над помощником шерифа. Он снимает свои очки и откладывает их на стол.              — Какой? Что нужно сделать, чтобы присоединиться к Проекту?              — Это мне никогда не будет интересно, — Рук противно кривится. — Как Джозеф вообще принял тебя в Проект, если ты такой грешник?              Сид откровенно теряется, но лицо его ровным счётом не отражает ничего того, что переживает он внутри себя.              — Каждый, кто хочет стать частью «Врат Эдема», должен искупить свои грехи и очистить душу, — уклончиво отвечает Джон. И если он старается не показывать свои эмоции, то Рук не скрывает своего недовольства ответом.              — «После всех искуплений, после всех исповедей и после того, что ты сделал для меня и «Врат Эдема», этого недостаточно. Не так ли, Джон?» — важно цитирует заслушанное голосовое сообщение салага. Сам Джон узнаёт в этих словах мысли Джозефа, который не единожды, говорил про то, что порой (вернее очень часто) Джон переходил все допустимые границы. Наверное, даже в лагере Джейкоба не было таких ужасных условий, которые мог организовать Джон. Никто не убил столько человек, сколько Джон.              Джозеф искренне хотел всё сделать мирно, и у него почти получалось это сделать. Тогда как Джон предпочитал совершенно другие методы работы с грешниками.              — Ты репетировал? Всё это время? — Джон вздыхает и качает головой. Теперь потерянным выглядит салага. Отлично. Сид понимает, что этот раунд за ним.              Салага не верит своим ушам. Это не должно было подействовать так. Джон должен был быть задет. Должен был задуматься над тем, чтобы уйти с Проекта, раз его старший брат не может принять его таким, какой он есть. Но вместо этого Джон улыбается и разводит руками, всем своим видом показывая, что фокус Рука не удался.              Это было не первое сообщение от Отца и, наверное, не последнее. Джозеф мог осуждать Джона за его методы, за то, как он жил раньше и до каких грехов опускается сейчас, но Джон всё ещё был его младшим братом, которого Джозеф хотел спасти от Коллапса. Любой ценой.              — Я не… — Рук недоумевающе смотрит на Джона, но тот жестом показывает замолчать.              — Ты репетировал, — перебивает его Джон. Он даже несколько раз хлопает в ладоши с язвительной усмешкой. О-о, он тоже кое-что репетировал. — У меня тоже к тебе вопрос: рацию забрал с бункера?              — Нет, — резко выпаливает салага.              — Тебе не понравилось?              — Что не понравилось?              Рук пялится на Джона так, словно обсуждается это всё перед всей паствой, а не исключительно между ними. Дерьмо. Рук не включал рацию лишний раз, чтобы Джон ничего не понял. А он, похоже, или всё действительно понял, или говорил таким тоном про попытку рассказать о своих влажных фантазиях в отношении Джоанны.              Точно, Джоанна. Рук решает, что этот вариант как раз подходит. Даже если Сид о чём-то догадался, то салага просто сделает вид, что ничего не было. Потому что признаваться в чём-то подобном было просто унизительно. Наверное, даже признаться в том, что Рук представлял тогда Джона, было бы просто провалом.              — Ты говорил, что ненавидишь Джоанну, — Джон упирается бедрами в стол и насмешливо смотрит на помощника шерифа.              — Ненавижу, — соглашается Рук и кивает. Он ненавидит Джона Сида.              — И ты представлял её, пока говорил со мной?              Рук кивает и непонимающе хмурится, пытаясь понять, к чему клонит Джон.              — И пока ты говорил со мной, ты представлял её рот, так? — Джон отлипает от стола и делает шаг вперёд, приближаясь к помощнику шерифа. Рук вжимается в спинку кресла и внимательно следит за каждым движением Сида.              — Что ты хочешь? — салага напрягается от очередного шага и скрещивает руки на груди.              — Скажи «да». Ведь рукоблудство — тоже грех, а ты, помощник, должен признать свой грех.              Естественно, Рук не планирует ничего признавать, особенно какой-то там грех. Особенно такой. Это даже не грех. Салага смотрит на Джона с таким непониманием на лице, что Джон даже начинает сомневаться в том, что к помощнику шерифа стоит подходить ближе.              — Серьёзно? — не выдерживает Рук. Он встаёт с кресла слишком резко, поэтому рана снова даёт о себе знать. Джон снова делает шаг и теперь он стоит точно напротив помощника шерифа. Рук особого энтузиазма не испытывает, пытается отступить и свалить от такой близости, но в итоге натыкается на кресло. Поэтому пути отступления больше нет.              Джон ликует и окидывает салагу изучающим взглядом. Он мысленно представляет его на той кровати, чтобы была в спальне бункера. Представляет, как он откидывает рацию на матрац, чтобы расстегнуть штаны и чуть стянуть их. Представляет, как…              — Отойди, — требует Рук. Джон даже не двигается.              Вместо этого он хватает салагу за рубашку и притягивает к себе, чтобы шепнуть на ухо:              — Не хочешь сказать «Джоанне» лично, как ты её ненавидишь?              Вместо ответа он слышит только обречённый стон.