– В эти моменты я почти понимаю логику этого места. Невозможность, фантазия какого-то безумного архитектора, оставшаяся от эпохи, которой, возможно, никогда не существовало. Мутирующая смесь дополнений, изменений и связей, создающая себя из себя же самой. Прекрасная и ужасная – и, созданная по принципу раковой опухоли, она, вероятно, бессмертна.
– Даг Раттманн
Из вентиляционной шахты, в которую собралась залезть девушка, донёсся протяжный низкий вой. Вой нечеловеческий – девушке сложно было представить человека, способного издать такие звуки. В вое не было ничего живого или органического. Скорее, было похоже на гул огромных мехов, поддающих жар под котлы в аду. Научный комплекс дышал. Вся эта огромная подземная лаборатория – о её размерах девушка имела лишь посредственное понимание, основанное на мысли: «Я не знаю, сколько отсюда до поверхности или до центра Земли» – жила своей жизнью. Где-то билось сердце лаборатории – ядерный реактор, а провода и трубы служили артериями. А где-то должен был, по логике, находиться мозг. С ним девушка встречаться не собиралась. Тьма вентиляции поглотила её. Достав из кармана, грубо пришитого к оборотной стороне куртки, древнюю, помятую зажигалку, девушка попыталась её зажечь. Каждый раз, когда та не срабатывала, сердце сбивалось с ритма. Помятый корпус с пожелтевшей от времени белой эмалью никогда не внушал доверия, однако в нём ещё оставалось немного топлива. Что и подтвердил наконец возникший маленький огонёк. Его явно не хватало, чтобы осветить хотя бы метра два, но девушка успокоилась. Лучше так, чем ползти вслепую, боясь каждого шороха. Она начала движение вперёд. Будучи миниатюрной, девушка нормально умещалась в вентиляционной шахте, при желании могла усесться и отдохнуть. Да и голова не страдала от неаккуратных встреч с холодной сталью. Она ползла под аккомпанемент гулких металлических звуков, сопровождающих каждую постановку коленки. Было холодно, рука, что не держала зажигалку, быстро замёрзла. Девушка не знала, сколько ползла. В лаборатории вообще невозможно было узнать время – тут были либо тестовые камеры и жилые зоны, круглосуточно ярко освещаемые, либо технические и заброшенные участки, в которых обитала тьма. Она слишком поздно поняла, что произошло. После очередного её движения металл противно взвизгнул, девушка потеряла необходимые секунды, чтобы сдвинуться – и свалилась вниз вместе с оторвавшимся дном шахты. До пола было метра три. Девушка приземлилась на ноги, охнула и села, подняв тучу пыли. Нет, ноги были в порядке. Непонятное, а потому, наверняка, дьявольски сложное устройство сапог с рессорами полностью поглотило энергию столкновения. За ноги девушка не боялась, но у неё было стойкое ощущение, что сердце выпрыгнуло из груди и куда-то укатилось. При пристальном осмотре местности сердце не обнаружилось, зато нашлась зажигалка, которую девушка немедленно убрала обратно. Здесь свет уже был – тёмно-синий, такой густой, что казалось: его можно обмотать вокруг палочки и съесть, как сахарную вату. Никаких источников света в поле зрения не было. Значит, свет шёл из многочисленных трещин в стенах от огромных прожекторов лаборатории. Её конструкторы явно страдали острой формой любви к гигантизму. Всё помещение представляло собой зал с высоким потолком, заполненным металлическими конструкциями. Арматура и каркасы блестели в темноте, как изглоданные скелеты огромных китов. Под сапогами трещало и визжало разбитое стекло. Пыль поднялась вверх, отчего девушке пришлось прикрыть лицо руками. Она шла куда-то вперёд, ведомая интуицией. Воображение пыталось дорисовать к обломкам вокруг целые конструкции, найти им назначение. Почему-то – девушка сама и не помнила, почему – в голову пришли неуместные для лаборатории фермы с подопытными курицами. А вот здесь, чуть расчищенное место – наверняка здесь сидела какая-то важная шишка, руководя происходящим. Фантазия рисовала пухлого человечка с жидкой бородкой и забавно дёргающимся от гнева покрасневшим лицом. Девушка так увлеклась продумыванием движений складок жира на нём, что, не заметив обломок, споткнулась и упала. Вмиг поднявшаяся, как от взрыва, стеклянная пыль миллионом иголок пронзила её лицо и горло. Почти вслепую девушка рванулась вперёд и подальше, наткнулась на лестницу, поднялась. Ладони болезненно саднили, однако времени и возможности для перевязки не было. Грубо обтряхнув их об штаны, она продолжила путь. Узкие стены лестницы покосились, некоторые панели практически полностью вылезли из своих гнёзд, обнажив сгоревшую проводку. Девушка не разбиралась в технике и не знала, насколько можно доверять разговорам о том, что в каждой панели находился собственный искусственный интеллект. Но паутиной из проводов и кабелей было заполнена вся «изнанка» лаборатории. Лестница кончилась выходом в новое помещение, ещё более огромное. Разрушению здесь подверглись не все конструкции, большинство из которых представляли собой кубы со стеклянными стенами. Содержимое каждого из кубов повторялось – странная, похожая на лежащее яйцо капсула, унитаз, тумбочка и пару кружек. Десятки капсул и сотни кружек. Девушка, хрустя стеклом под сапогами, полезла их осматривать. Содержимое кружек давно испарилось, оставив коричневый, возможно, кофейный налёт. Унитазы же были жёлтыми от… Кивнув своим мыслям и посетовав на неуёмное любопытство, девушка решила больше к ним не лезть. Белые яйцеподобные капсулы никакой подсказки о своём назначении не давали. Верхняя их часть была из стекла – видимо, намного более прочного, чем то, что было в разрушившихся стенках кубов. Стекло так потемнело от времени, что сколько девушка не дышала на него, пытаясь затем оттереть полой короткой курточки – увидеть, что под ним, не удавалось. А на самой капсуле не было чего-либо похожего на кнопку включения. Вновь послышался вой, где-то наверху. А вместе с ним и скрежет. Девушка мгновенно спряталась за капсулу, высовывая наружу лишь припорошённую пылью голову. Вой и скрежет раздавались всё громче и ближе. Что это? Какой-то робо-пёс, скулящий и жаждущий человеческой крови? Девушка сразу же представила длинные, кривые и ржавые когти, скрежещущие об пол и стекло, каждый длиной с её ладонь. И два голодных красных глаза, светящихся в темноте. Нет, не так. Если бы это был робо-пёс, блуждающий по лаборатории, звук шёл бы по полу. Значит, это существо движется по воздуху? Или по потолку? И это правда робот, или же, может, какой-то мутант – как в книжках об ужасах ядерной войны? Чем ярче девушка представляла себе эти образы, тем более ватными становились её ноги. В конце концов, куда бежать? Влево повернёшь – в лабораторию попадёшь. Вправо – тоже. И вверх, и вниз. Сжавшись, прижавшись лбом к коленям, девушка начала молиться. Самозабвенно, путаясь, но не останавливаясь, она что-то тараторила под нос. Страх парализовал её конечности. Она почувствовала взгляд. Подняла голову. Тени металлических конструкций обступили девушку, кривые и сломанные. И лишь одна из них выглядела по-человечески. Тень подняла руку и помахала. Загипнотизированная наваждением, девушка махнула в ответ. И внезапно поняла, что источник визгливого воя уже здесь. Висит на направляющем рельсе и изучает её своим единственным глазом. – Тебя здесь не должно быть, – с подозрением прищурив янтарный глаз, заметил железный шар. У него был низкий электронный голос с акцентом, который девушка не могла определить. Спокойно. Глубокий вдох, чтоб насытить мозг кислородом и придумать отмазку. – Я… Я просто здесь гуляла, – выпалила она пищащим голоском. В следующих миг ей захотелось пробить себе ладонью лоб. От стыда. Однако железный шар не придал её словам значения: – Из какой ты Жилой Зоны? Девушка моргнула, переваривая информацию: – А есть и другие? – Да. Девять Жилых Зон, за каждой закреплён свой смотритель из числа Модулей Личности. Какой у тебя? – А, – девушка поняла, что Модули Личности – это и есть эти железные шары с ручками-держалками и единственным глазом, – у нас эта… как же её?.. У неё противный женский голос и глаз розовый. – Противный женский голос… – повторил модуль, обводя помещение вокруг взглядом. Потом его железные веки широко раскрылись, имитируя удивление: – Так, ты про Бетти? – У вас имена есть? – девушка от недоумения заморгала так часто, что будь ресницы длиннее – взлетела бы. – Конечно. – Которые… вам дали люди? Девушка замерла, во все глаза следя за железным шаром. Больше всего на свете она хотела узнать, что случилось с лабораторией и всеми сотрудниками, что здесь работали. – По-разному. Кому-то имена дали люди. Кто-то придумал себе сам. – А… зачем? Модуль перестал двигаться, вперив в неё безэмоциональный взгляд электронного глаза. – Зачем вам имена? – на всякий случай уточнила девушка. Модуль буквально передёрнуло. Все его немногочисленные элементы вздрогнули, будто от сильного раздражения. Да и в голосе зазвучали помехи, будто ему стало сложно говорить: – А зачем имена вам, людям? – ещё раз вздрогнув, будто от отвращения, модуль развернулся и поехал по рельсу дальше. Понимая, что может остаться одна в полной тьме, девушка, не разбирая дороги, помчалась за ним. – Нам имена нужны, чтобы… – она прервала фразу, перепрыгивая через перевёрнутый унитаз. – Ну… чтобы было понятно, к кому обращаться… – Правда?! – модуль резко остановился, вновь направив на девушку свой коронный подозрительный взгляд. Она никогда бы не подумала, что робот может выказывать такие эмоции. Да, была она, голос сверху, которую все называли суперкомпьютером. Но девушка не могла поверить в такое, слишком тот голос был живым и эмоциональным. Будто там, наверху, сидела настоящая женщина. Но вот робот перед ней. Тоже выказывает эмоции. Простые, которые искусственному разуму было бы, наверно, несложно сымитировать. Но всё-таки… – А зачем тебе имя, испытуемый? Разве другим людям недостаточно твоего серийного номера или «Эй-ты-коротышка-со-светлыми-волосами»? Девушка собрала на лбу бровки, обдумывая вопрос. – Ну… они называют меня Одуванчиком, – и тряхнула головой с пышной шевелюрой. – Это имя? – уточнил модуль. Девушка покачала головой, разводя руками: – Нет… Скорее, кличка… «Как у собачки». Модуль повернулся таким образом, чтобы смотреть на неё свысока: – У меня есть имя. Эйнджел. Одуванчик вновь похлопала глазами, переваривая услышанное. – Ты ведь в курсе?.. Что это женское имя? Модуль в точности повторил её движение, только с одним глазом. – Женское? Что ж… Человек, который придумал его мне, явно страдал отсутствием идей, – произнёс он своим низким голосом, не оставляющим сомнений, что он самоопределяется как мужчина. – А кто это был? – поинтересовалась девушка, вновь двинувшись за модулем. Теперь тот не гнал вперёд, будто бы и правда увлёкся разговором. – Кэтрин Тереза Стоун, – медленно и чётко произнёс собеседник. С должной эффектной паузой. Будто бы это имя должно что-то значить для Одуванчика. – И кто она? – Она была самым выдающимся изобретателем Aperture Science. Создала текущий дизайн Портального Устройства. Упростила и улучшила создание нейросетей, что позволило исключить ранее обязательную процедуру по компьютерному оцифровыванию личности для создания ИИ. – Оу, – Одуванчик состроила умное выражение лица и важно покачала головой, будто всё поняла. Рельс, на котором висел модуль, направился вверх, и девушке пришлось лезть по лестнице. Ржавый металл царапал саднившие ладони. Одуванчик отстала от железного шара, покрашенного, как она смогла разглядеть в свете появившейся люминесцентной лампы, в забавный жёлтый цвет. «Имя Эйнджел ему всё-таки идёт», – подумала девушка. Модуль на этот раз ждал её, с интересом разглядывая. – Знаешь, ты похожа на неё. Одуванчик вскинула голову, с надеждой смотря на шар. А если вдруг… Если вдруг она и правда эта… Кэтрин Стоун? Гениальный изобретатель, потерявший память из-за долгого медикаментозного сна? Создатель… чего-то там, каких-то сетей – не важно! Главное, что у неё есть имя, что у неё есть прошлое, где она была кем-то очень важным… – Но у неё не было веснушек, – произнёс Эйнджел. Будто бы даже с ноткой разочарования. Ох уж эти веснушки! У Одуванчика появилось резкое желание ногтями сорвать кожу с лица. Такая надежда – обрести имя, обрести прошлое, обрести себя – и всё коту Шрёдингера под хвост. Эйнджел же отправился дальше, и девушке ничего не оставалось, как идти следом. В этом коридоре всё тоже было разрушено. Сломанные лампы свисали с потолка, будто бы вырванные оттуда. Ноги постоянно спотыкались об обломки стен и непонятно откуда взявшиеся стулья. Становилось всё темнее. – У тебя есть фонарик? – Одуванчик прервала молчание. – Да. Но нам запрещено его включать, – ответ был сух и краток. Отвечай так модуль постоянно, и вправду можно было бы решить, что он безэмоциональный ИИ. – А почему? Раз он у вас есть, почему его нельзя включить? – Запрещено, – опять кратко ответил Эйнджел. Но через какое-то время продолжил: – Один модуль не послушался, включил фонарь. – И что? – И чуть не уничтожил весь комплекс. А перед этим прикончил всех испытуемых в Центре Продлённой Релаксации. Меня назначили туда смотрителем, после него. Однако делать там нечего, и меня перевели сюда, следить за Жилой Зоной. И… Модуль вновь резко затормозил. Одуванчик не сумела провернуть такой же манёвр, споткнулась, упала на колени. Впереди было ничего не видно. Только какие-то неясные покорёженные конструкции и разрушенные стены. Ничего нового и необычного. Кроме запаха. Тошнотворная вонь сгоревшей проводки была настолько противна, что глаза было невозможно открыть. – Что здесь произошло? – давясь кашлем и прикрывая рукой то глаза, то рот, просипела Одуванчик. Ей пришлось повторить вопрос, прежде чем Эйнджел ответил: – Это… – он вновь замолчал. Потом всё-таки признался: – Это и есть моя Жилая Зона, – и модуль покатился по рельсу дальше, поворачиваясь из стороны в сторону, оглядывая руины. Девочка на миг остановилась, пытаясь взвесить, что будет лучше: остаться в одиночестве или направиться в непроглядную тьму. Она всё-таки побежала следом, не видя ничего и ориентируясь лишь на визг движущегося по рельсу модуля. Это было ошибкой. И поняла это она в тот момент, когда после очередного спотыкания столкновения с полом не произошло. Гироскопический механизм на сапогах сработал исправно, и, сама не понимая, как, девушка вновь приземлилась на ноги. Но затем всё равно рухнула на пол, глотая ртом воздух. Пару секунд просидев в тишине, Одуванчик наконец поняла, что произошло. И, хоть было уже поздно, издала пронзительный крик ужаса. Накричавшись, она почувствовала себя лучше. Ведь и правда, зачем кричать? Она не первый раз падала неизвестно откуда и неизвестно куда. Ноги не сломала, голова цела. На бедре обнаружилась лёгкая царапина и порванная штанина. Видимо, результат её беготни в потёмках среди металлических конструкций. Визг наверху исчез. Заметил ли он отсутствие спутницы или нет, но жёлтый модуль уехал восвояси. Видимо, и вправду обеспокоился исчезновением целой Жилой Зоны. Осознав последнее, девушка подпрыгнула на месте. Другая Жилая Зона! В которой были другие испытуемые, живые! По крайней мере, не так давно. И проберись она сюда днём раньше, нашла бы их! Минутка испуга сменилась мгновением полного восторга. Она была права! В лаборатории есть другие испытуемые! И они тоже, возможно, пытаются выбраться наружу, пытаются найти других людей! Подскочивший к горлу адреналин требовал выхода, и девушка крутанулась вокруг оси на носочках. Теперь ей надо вернуться обратно, к своим, и рассказать о том, что она здесь узнала! Может, на этот раз она убедит кого-нибудь пойти за ней, может, другие подключатся и будут искать новые лазейки и выходы! Крутанувшись в третий раз, Одуванчик замерла. Не столько от закружившейся головы, сколько от осознания, что всё тщетно. Да, здесь – где бы она сейчас ни находилась – была раньше Жилая Зона. И другие люди. А теперь – ничего, только сгоревшие руины. И, может быть, сгоревшие трупы. Их она не успела разглядеть. Одуванчик энергично покачала головой, пытаясь выкинуть из неё плохие мысли. Не могло быть так, чтобы все люди погибли. Они наверняка сбежали куда-то, оставив за собой одни руины. Чтоб все решили, что они и правда погибли. И ей тоже пора бы отсюда сбежать. Или, для начала, хоть бы понять, где она. Достав из пришитого к штанам кармана мел, она начертила огромный крест на полу. Теперь если кто-то – или она сама – окажется здесь, то поймёт, что здесь уже кто-то был. Вокруг было темно, только где-то по левую руку мерцал бело-розовый свет. Не имея иного выбора, девушка полезла к нему. Наконец Одуванчик наловчилась и почти не спотыкалась об обломки. Руками аккуратно водила перед собой, будто слепая, пытаясь нащупать преграду. Узкий коридор закончился большой залой. Посредине её стоял очередной стеклянный куб, правда, три из четырёх стен были разбиты. Взгляд уцепился за привычные атрибуты подобных камер: унитаз, тумба с чашками, капсула с открытой крышкой… Не веря удаче, Одуванчик бросилась к капсуле. Внутри неё оказался жёсткий прорезиненный матрас в чёрных пятнах и какие-то трубки, по которым, возможно, подавался газ. Здесь кто-то спал? Значит, эти капсулы что-то вроде тех камер стазиса из хранилища, в которой спала она? Только там она то ли стояла, то ли висела на ремнях и трубках, а тут можно было удобно лежать. Она пнула что-то сапогом, наклонилась проверить. Под капсулой обнаружились консервные банки. Одуванчик попыталась схватить одну, но та, сверкая дном, откатилась к тумбе. На белой этикетке было написано «Бобы», чему девушка очень обрадовалась. Лазя тут и там, она иногда находила заначки с бутылями воды и различными консервами. Всё найденное было вполне съедобно и отлично заменяло приевшийся торт, которым их кормили. Переведя взгляд на тумбу, Одуванчик обнаружила на ней бумажную папку. Примагнитив банку к поясу, девушка засунула нос в бумажки. Это была какая-то документация, однако в полутьме прочесть её было невозможно. Решив, что ей это ещё пригодится, не церемонясь, девушка грубо сложила папку пополам и засунула во внутренний карман куртки. А потом, довольно похлопав ладонями, развернулась, оглядывая помещение. – Тебе не следует здесь находиться, испытуемый № 04-1201-89, – слова произносились тихо и вкрадчиво, но голос гремел ледяной сталью из акустических панелей откуда-то сверху. И это был не Эйнджел. Она. Она была везде и следила за всеми. Только Одуванчику удавалось находить лазейки и прятаться от неё. Но в этой их личной игре в прятки победителем всё равно всегда выходила она. – Уже третье происшествие на этой неделе. Что на это сказал бы твой отец? Ты в курсе, как это может отразиться на твоём файле? А возиться с ним некому. Одуванчик чувствовала, как у неё онемели ноги. Она просто не могла сбежать, не могла перестать слушать этот красивый голос. Снова раздался голос, но другой. Сухой, безэмоциональный: – «Активация Пневматического Многофункционального Насоса через три…» Осознав перспективы грядущего, девушка схватилась за стенки капсулы – «Два». Разрушая панели, с потолка выдвинулась огромная труба. Пытаясь уберечься от мелких обломков, Одуванчик вжала голову в плечи, упёршись взглядом внутрь капсулы. Возникла запоздалая мысль залезть в неё и закрыть крышку. Вряд ли бы вышло, насос мог усилить давление настолько, что капсулу бы просто оторвало с проводами. – «Один». Мощный порыв воздуха начал втягивать в трубу разбросанные вокруг бумажные листки, затем кружки. Полы курточки девушки тоже потянулись вверх, вслед за волосами. А Одуванчик изо всех сил держалась за капсулу. И то ли страх подгонял её мысли, то ли к голове вовремя прилила кровь, но девочка вдруг поняла, что были за чёрные пятна внутри капсулы. Их было много, они были даже на полу – она просто не заметила. Кровь. Это была чья-то кровь. – Мне придётся что-то предпринять, дабы прекратить твои выходки. Будь уверена – в Жилой Зоне тебя будет ждать неприятный сюрприз, – она звучала серьёзней некуда. Одуванчик уже чувствовала, как её ноги против воли отрываются от земли. Уши заложило, волосы, казалось, отрывали с кожей. Последний взгляд, что она успела бросить, ещё не улетев в трубу, был направлен на источник света. Стандартный куб для тестов, высотой по бедро, стоял в отдалении, видимо, вне досягаемости для действия насоса. Мягкий бело-розовый свет исходил от нарисованных на гранях сердечек. Одуванчик хотела ещё раз помотать головой, чтобы сбить наваждение. Какие сердечки? На всех кубах для тестов изображалась диафрагма, символ лаборатории. Она сама видела такие, о них же рассказывали другие испытуемые. Но времени на обдумывание и споры уже не было. Ноги поднялись вверх, пальцы расцепились. Через мгновение Одуванчик пропала в чёрной пасти трубы.