– Центру Развития необходимо напомнить Вам, что Вас запекут и как тортик подадут.
– GLaDOS
Ветер свистел в ушах так громко, что заглушал бешеный стук сердца. Одуванчик неслась внутри трубопровода, не в силах что-то изменить. Глаза быстро привыкли к тьме, однако за прозрачными стенками трубы мелькали лишь мрачные ржавые декорации технических этажей. С нарастающей громкостью мимо головы пролетело радио, напевающее весёлую песенку. Попутчик пробыл рядом недолго, ускользнув в одну из боковых ветвей трубопровода. Однако одиночество испытуемой длилось недолго: после нескольких поворотов и изгибов её труба соединилась с другой, намного больше и шире. И там Одуванчика ждала автоматическая турель. – «Привет», – сладким голосом пропела та. Девушка предприняла попытку дотянуться до турели и повернуть её в сторону – но та ускользнула из рук. Потом направление воздуха изменилось, и они обе полетели вверх. Одуванчик оттолкнулась от стенки в сторону турели – но промахнулась. Теряя ориентацию, девушка вновь сжалась. Глупая надежда сойти за бракованный куб для тестов оказалась единственной идеей. – «Я не такая», – радостно заявила турель. И, видимо, в подтверждение сказанного, развернула боковые панели с пулемётами в боевое положение. Девушка не успела испугаться – да и вряд ли она могла бы испытать ещё больший страх. Внезапно появившаяся из тьмы рука-манипулятор схватила турель и отправила во вспомогательную трубу. Изогнувшись, Одуванчик проследила адрес смертоносной посылки – 16-я тестовая камера. Девушка продолжила подниматься вверх. Даже возникла надежда добраться до поверхности. Но на её пути встали нескончаемые ряды сканеров. Один из них ослепил Одуванчика вспышкой, а рука-манипулятор, за счёт чего-то вроде магнитного поля, поймала её и кинула в другую трубу. Протерев и раскрыв глаза, девушка инстинктивно попыталась вжаться в верхнюю стенку трубы. Под той, горизонтально направленной, лежал бассейн с кислотой. Зеленовато-коричневая вязкая жижа лениво покоилась, медленно проедая дыры в тестовой камере. Белели чистые новые панели, а одна из камер наблюдения, подняв красный окуляр, проследила за мчащейся в трубе подопытной. Труба, сделав пару изгибов, вновь направилась вверх. Одуванчик снова оказалась в технической зоне научного комплекса, тускло освещённой аварийными лампами. Промелькнули и скрылись три обслуживающих модуля личности. Железные шары были явно чем-то озабочены, сквозь свист ветра и звон в ушах девушка услышала лишь обрывки фраз. Труба резко оборвалась, сбросив девушку в яму. От неожиданности Одуванчик попыталась схватиться за недосягаемые стены трубы. От поднимавшегося жара вставали дыбом волосы, девушка жадно глотала раскалённый воздух. Под ней летели вниз грузовые кубы и автоматические турели, исчезая в огне доменной печи. Кубы сгорали молча, а вот турели разражались пронзительными криками. Девушка совершенно несвоевременно задалась вопросом, кто так мучил актрису озвучания, чтобы добиться таких воплей. Только в самом низу её подхватил очередной манипулятор. Резкая остановка выбила дух из девушки, но восстановить дыхание она не успела. Её вновь бросили в трубу. Но та оказалась короче предыдущих, и после пары изгибов закончилась дырой в потолке. Вывалившись мешком, но успев приземлиться на ноги, Одуванчик в изнеможении растянулась на полу. Сердце вознамерилось пробить дыру в груди, и не хватало воздуха. Всё это долгое путешествие и жонглирование ею руками-манипуляторами не было случайностью. Это было наказание за попытку бегства. От неё. В подтверждение мыслей девушки, из трубы донеслась знакомая песенка. Через мгновение с металлическим стуком и электронным хрипом радио стукнулось об то место, где только что находилась голова подопытной. Одуванчик успела отскочить и прислониться к стене. Смахнув с глаз холодный пот и проморгавшись, девушка наконец заметила, что находится в комнате не одна. – С возвращением, – угрюмо поздоровался с ней человек в оранжевом комбинезоне испытуемого. Карие глаза под густыми бровями смотрели отрешённо. Но стоило им на секунду задержать взгляд на Одуванчике, как они широко раскрывались: будто он каждый раз видел её впервые и каждый раз силился понять, где видел её раньше. Одуванчик молча кивнула ему и торопливо покинула помещение. Последним, с кем ей сейчас хотелось общаться, был Щербатый. Пройдя по знакомым коридорам Жилой Зоны и поднявшись по скрипучей лестнице, Одуванчик нашла нужную комнату. К своему неудовольствию, ещё девушка нашла троих испытуемых. Один из них упорно мучил единственный компьютер с целью взломать. Но монитор не выдавал ничего, кроме белиберды из бегущих жёлтых букв на чёрном фоне. Вторая, женщина лет тридцати, сухая и угловатая, примостилась на картонной подстилке и копалась в микросхеме. То ли пыталась что-то починить, то ли – вспомнить, что это такое. Она даже не подняла свою бритую голову, когда Одуванчик зашла. Третий, весь в пыли и поте, выбирался из отверстия вентиляции. Он был единственным, кто обратил на вошедшую внимание и приветливо улыбнулся. Одуванчик ответила ему тем же. Пять Треугольников – так она называла испытуемого про себя – был ей приятен, ведь тоже занимался поиском лазеек из Жилой Зоны. И его тоже ловила она и возвращала обратно. Испытуемый коснулся пальцем правого глаза, вокруг которого было тату в виде пяти треугольников, взятых словно с эмблемы лаборатории. У Одуванчика было такое же, только треугольников – четыре, оранжевого цвета вместо чёрного. Что они значили и когда были сделаны – она не помнила. Пять Треугольников вновь дотронулся до глаза и провёл пальцем линию вниз, скривив лицо в гримасе грусти. Он не мог говорить – то ли из-за врождённого порока, то ли вследствие анабиоза. Одуванчик скорчила в ответ недовольную рожицу и кулачками изобразила, что вытирает слёзы. «Опять неудача?» – «Как всегда». По крайней мере, так Одуванчик перевела для себя их немой диалог. Конечно, Пять Треугольников не был глухим, но девушке нравилось их общение через жесты. Отряхнувшись, Пять Треугольников вышел из комнаты, но остальные его примеру не последовали. Оставив надежду побыть одной, девушка села на картонную подстилку. Не то, чтобы она жаждала одиночества. Однако среди этих людей – угрюмых, больных и некрасивых взрослых с еле отросшими волосами на бритых головах – Одуванчику не хотела находиться. Ей даже казалось, что многие ей завидовали. То ли волосам почти до плеч, которые почему-то не сбрили до помещения в анабиоз. То ли возрасту, где-то в районе шестнадцати лет, из-за которого Одуванчик была свободна от обязательных тестов. Либо злились на неё. То ли из-за её вылазок и приключений, в то время как остальные решили смириться и покорно проходили её тесты. То ли просто из-за факта, что Одуванчик существовала. Предавшись невесёлым размышлениям, девушка остановила взгляд на противоположной стене. В отличие от остальных трёх, та не была пуста. Несколько плакатов, изображения на которых стёрлись либо из-за времени, либо из-за сочившейся с потолка воды. И огромный рисунок, который Одуванчик про себя называла диорамой. Точнее её было бы назвать «непонятной разноцветной мазнёй», однако девушка хотела придать романтический шарм хоть чему-нибудь в лаборатории. Её взгляд следовал по кривым, будто нанесённым нервной рукой, линиям. Те пересекались и расходились, образуя неясные фигуры. Вот косые прямоугольники – наверно, это панели в стенах. Оранжево-жёлтые мазки на них, если использовать фантазию на полную, можно посчитать за огонь. В центре композиции находилось самое плотное скопление линий. Нечто похожее на чью-то фигуру, перевернутую вверх ногами и запутанную в верёвках-проводах. И четыре цветные точки на ней: голубая, жёлтая, зелёная и розовая. Одуванчик покачала головой. Сколько ни думай, а никогда не поймёшь, что хотел сказать автор. Единственный факт, в котором девушка была уверена– от рисунка всё ещё пахло краской. Будто был нарисован сравнительно недавно. – Чего нашла? Одуванчик чуть не подскочила, заставленная врасплох этим резким неприятным голосом. Поморгав несколько раз и собравшись с мыслями, она поняла, что в комнате осталась одна. А ещё в дверях стоял Щербатый. – Покажи, – он ткнул указательным пальцем со сломанным ногтём в направлении консервной банки, примагниченной к поясу девушки. Одуванчик со злобной радостью наблюдала, как испуганно отреагировал Щербатый, получивший банку в руки. – Т-ты… не убила кого-то ради неё случаем? – испытуемый показал пятно крови на этикетке. И, брезгливо сморщив губы, продемонстрировал нехватку пары резцов, за что и получил кличку. «Кого-нибудь я бы и убила», – подумала девушка, получив банку обратно. Щербатый, казалось, никогда не проявлял по отношению к ней прямой агрессии. Но ей всё равно было чрезвычайно неловко от ощущения, что он её преследует. И таращится пустыми карими глазами. Будто когда-то её знал. А она его не знала, не помнила и хотела бы не знать его и впредь. Но увы. Бобы, что обнаружились в банке, выглядели и пахли сносно. Пошарив в карманах и не найдя ложки – наверно, вывалилась где-то – Одуванчик воспользовалась оторванной крышкой. Пару раз поранила губы, но затем приноровилась. А Щербатый стоял и смотрел на неё. Покончив с бобами, Одуванчик обратила внимание на порванную штанину. Лёгкая царапина на самой ноге не вызывала эмоций, а вот штаны было жалко. Девушка не один день потратила, ища в вылазках предметы, которые можно приспособить под швейные нужды. А как нашла – в основном среди вещей в заброшенной канцелярии – разрезала оранжевый комбинезон испытуемого пополам. Да, особой разницы между комбинезоном и штанами с курткой не было. Но девушка терпеть не могла оригинал, похожий на тюремную робу. Её штаны хранили память о вылазках. Несколько швов от былых происшествий, размазанные пятна пыли и краски. Вооружившись кривой иглой и мотком то ли ниток, то ли тонкой проволоки, Одуванчик принялась их зашивать. Непосредственно на себе, ибо снимать штаны при Щербатом девушка не собиралась. Но прогнать его духу не хватало. А Щербатый продолжал стоять и пялиться на неё. Иногда шевеля губами, будто говоря что-то про себя. Покончив со штопкой, Одуванчик вспомнила про ещё одну находку – папку с бумагами. Однако разбираться в напечатанном у неё настроя не было. Тут и там в тексте встречались непонятные абзацы, состоящие только из нолей и единиц, и на всю папку было лишь одно фото. Какой-то женщины с азиатско-европейскими чертами лица. Выглянув из-за папки, Одуванчик обнаружила, что Щербатый стоит там же. Ситуация из неловкой превращалась в напряжённую. Собравшись духом, девушка сложила папку обратно, отряхнулась и попыталась выйти из комнаты. Однако Щербатый встал в проёме. Одуванчик отскочила от него, испуганно глядя в его пустые глаза и пытаясь понять, что тот от неё хочет. А Щербатый, казалось, наконец понял, что ему следует объяснить своё поведение: – Подожди… – и замолчал. Одуванчик сделала ещё шаг назад, сжала губы. Она не понимала, чего именно ей стоило бояться – но боялась. Рука инстинктивно полезла к карману с иглой. Щербатый будто не замечал её движений, полностью погрузившийся в мысли. – Извини… я забыл, что должен был сказать, – в редкие моменты лицо испытуемого показывало эмоции. Сейчас – что-то вроде смущения. – Так не тяни, вспоминай, – воскликнула Одуванчик. Ей хотелось произнести это уверенным и повелительным тоном, но вышел какой-то писк. – Да-да, сейчас, – Щербатый переменил положение, опёрся спиной об дверной косяк. Через минуту длительного размышления, отражавшегося в дрожании бровей, его лицо просветлело: – Вспомнил! Там твоя ворона после 16-го теста лежит и умирает! Одуванчик застыла. Сердце упало в пятки, а оттуда – куда-то к центру Земли. И даже не столько из-за информации, сколько от радостного тона, которым Щербатый проговорил слова. Он радовался факту скорой смерти другого испытуемого или тому, что вспомнил об этом? 16-я тестовая камера... Туда как раз полетела та турель... Если бы Щербатый продолжал загораживать проход – Одуванчик бы раскатала его по полу, не заметив. Но он успел отскочить. «Мне придётся что-то предпринять, дабы прекратить твои выходки. Будь уверена – в Жилой Зоне тебя будет ждать неприятный сюрприз». Вот что имела в виду она. Девушка помнила все коридоры Жилой Зоны и проложила самый короткий путь до столовой. Встречающиеся на пути оранжевые фигуры испытуемых провожали её недоумённым взглядом. Она вбежала в большую залу. Название «столовая» не отражала её назначение полностью. Да, здесь были обеденные столы и аппарат по выдаче тортиков. А ещё пару десятков спальных мешков, на которых устроились несколько испытуемых. Одуванчик подскочила к ним, взглядом окинув лежащих испытуемых. Нужного человека среди них не было. Где же Ворона? Где именно он лежит и умирает? Ведь он, раненый, не мог уйти далеко от лифта, что был в соседней комнате. Одуванчик заскочила и туда. Но ничего, ни тела, ни следов крови или ещё чего, она не обнаружила. Обессиленная, девушка устала придумывать себе картины мучений и поз, в которых мог корчиться Ворона. Поняв, что после ещё одной пробежки она сама упадёт замертво, Одуванчик решилась кого-нибудь спросить. Но этого и не потребовалось. Обратив внимание на обеденные столы, она сразу увидела чёрно-белую фигуру. Высокий подопытный сидел за столом и ковырялся пластиковой вилкой в шоколадном торте. Рядом на столе лежала пара перчаток и шлем с устрашающими красными линзами. Когда Одуванчик села напротив, Ворона даже бровью не повёл. У него она была одна – ведь левую часть лица, от глаза до уха, покрывал ещё свежий ожог. Подарок на память, оставленный в Тесте Переназначения. – Эй, всё в порядке? – наконец выдавила из себя Одуванчик. Голос прозвучал глухо, незнакомо. Ворона перестал ковыряться в торте, поднял на неё взгляд. Целый глаз был синий, а ослеплённый химическим ожогом – обезображенным. Казалось, что зрачок и радужка растеклись, образовав контур вокруг жёлто-оранжевого кружка. «Словно ядерное солнышко», – в который раз подумала Одуванчик. – Да, а что? – его голос тоже звучал глухо и скрипуче. И полностью лишённым эмоций. Он опустил взгляд на тарелку. Его рука с вилкой зашевелилась, деля один из кусков торта пополам. Одуванчик быстро отказалась от предложенного: во-первых, она только что поела бобы, во-вторых, ей совершенно не нравился тот шоколадный торт, что пёкся в лаборатории. Да, он заменял испытуемым дневной рацион и был очень питательным. Однако острый привкус альбумина вызывал у девушки отвращение. – Мне Щербатый сказал, что ты… умираешь, – Одуванчик попыталась возобновить разговор. «Твоя ворона», так сказал Щербатый. Воронами испытуемые называли всех тех немногих, кто прошёл Тест Переназначения – из-за чёрно-белой формы и шлема с наносником, что создала она для своих Машин-Убийц. В итоге остался лишь один – и «ворона» из нарицательного имени стало собственным. Ибо Ворона, как и она, не помнил ни прошлую жизнь, ни своё настоящее имя. Ни один из мускулов на его лице не дрогнул. Единственной реакцией на её вопрос стал безэмоциональный ответ: – Всё в порядке. Я лишь вывихнул руку. Док уже всё поправил, – и в подтверждение Ворона поднял левую руку и помотал её. На тыльной стороне ладони красовался ещё один химический ожог – но бледный, явно намного старше того, что был на лице. –А как же турель в камере? Ворона помолчал некоторое время, видимо, подбирая слова: – Да, там была турель... Странная. Не стала стрелять, лишь сказала: «Не ешь людей». И всё. Одуванчик облегчённо вздохнула. Да, стоило сразу догадаться, что сбрендивший Щербатый всё напридумывал. А потому девушка не смогла сдержать недовольный возглас, когда увидела того входящим в столовую: – Ах, опять он! Всюду меня преследует! Может, зря она не сдержалась, ибо Щербатый сразу заметил её и подошёл ближе. Однако теперь он смотрел на Ворону – всё с тем же взглядом: «Где же я тебя раньше видел?» Ворона не поднял на него голову. Лишь выложил на другую пластиковую тарелку один из кусков торта и протянул, не глядя. – Зачем ты его подкармливаешь? Он же ничего не делает, – презрительно прошипела Одуванчик, провожая испытуемого хмурым взглядом исподлобья. Ворона еле заметно пожал плечами – это был его максимум в жестах. – Он и тесты не решает, ты его всё время заменяешь. Зачем? – Ты тоже ничего не делаешь, – ответил наконец Ворона. И то ли дело было в раздражении, то ли в чётком слухе – но Одуванчик расслышала в этой фразе нотку усмешки. И этой капли хватило, чтобы почувствовать себя задетой: – Я ничего не делаю?! Да я лазейки из лаборатории ищу! И знаешь, что сегодня обнаружила?.. – Одуванчик выдержала эффектную паузу. Ворона никак не прореагировал. Но девушка этого не заметила: – Есть другие жилые зоны и другие люди в них! Одуванчик гордо приосанилась и уверенно улыбнулась. Ожидая, как найденная ею информация перевернёт мир. Ворона доедал торт. Закончив, положил вилку на стол. Потом сдвинул её на сантиметр. Видимо, ему не понравилось, как та лежит. Переложил по-другому. – Ты меня хоть слышишь?! Ворона на этот раз отреагировал незамедлительно: – И что дальше? Ты видела их? Одуванчику потребовалось время, чтобы найтись: – Нет, на самом деле,нет… Я нашла только обгоревшие руины и модуль личности, который рассказал… – Им нельзя верить. Они говорят лишь то, что хочет о… она, – чуть заикнувшись, Ворона указал вилкой куда-то в направлении комнаты с лифтом. Одуванчик обернулась и увидела, как оттуда, свисая с рельса, выполз их модуль-надсмотрщик. Его – или её – розовый глаз внимательно оглядел столовую. – Думаешь? А как же рассказы Бетти о Свободном Человеке? Тоже выдумка? – стоило девушке потерять контроль над эмоциями, как голос начал срываться на фальцет. – Кто такая Бетти? – разобравшись с идеальным, по его мнению, положением вилки, Ворона достал с соседнего стула банку с апельсиновой газировкой. Да, таков их дневной паёк: осточертевший торт и газировка. «Сладость в радость», – так любила говорить она. – Это имя нашей надсмотрщицы. Её так назвал другой модуль, по имени Эйнджел… – У них есть имена? Бред какой, – заключил Ворона и за несколько глотков опустошил банку. – Да! Так вот, по-твоему, рассказы о Свободном… – Что-то вроде пропаганды. Чтоб мы думали, что пройдём тесты – и будет свобода. – А это не так?! Только тут Одуванчик обнаружила, что поднялась с места и нависает над Вороной. Почти нависает – он был так высок, что, даже сидя на стуле, не уступал ей в росте. Ворона всё также не смотрел на неё, вертя в руках банку. – Мы все скорее умрём, чем кто-то доберётся до свободы, – отрешённо заявил он. Одуванчик злилась. Ибо не понимала, как можно было относиться к этому так. Опустив руки, сдавшись и смирившись со своей неминуемой гибелью. Она была с этим не согласна. Она хотела жить. – Аргх, ну и отлично! Сиди здесь, жри этот чёртов торт и проходи эти чёртовы тесты! За этого чёртового Щербатого! – девушка перестала следить за тем, что говорит. Гнев клокотал настолько, что она стала дрожать. – А я не собираюсь здесь подыхать, я!.. – Внимание испытуемые, срочное сообщение! – голос модуля Бетти сумел прервать тираду Одуванчика, ибо прокричал свою фразу прямо ей на ухо. Использовав все возможности встроенного динамика. Девушка не успела восстановиться от оглушения, как прозвучал другой голос. Её. – Центр Развития поздравляет испытуемых с круглой датой: прошёл целый месяц с момента открытия Крыла Продлённой Релаксации и хранилища с вами. Правда, месяц лунный, из 28-ми дней. Видимо, кто-то из программистов любил китайский календарь и печенье. А я до сих пор не могу вытравить эту программу из протоколов. Все испытуемые затихли, бросая взгляд то на камеры под потолком, то на модуль личности. Никому из них не хотелось привлечь на себя внимание и гнев хозяйки лаборатории. Ворона, казалось, сжался вдвое, став меньше Одуванчика, и не шевелился. Сама она как стояла, опёршись руками об стол, так и замерла. – Однако я начала с приятных новостей, извините. Теперь будет плохая. Одуванчик вжала голову в плечи, но больше не двинулась. Вдруг камеры реагируют только на движение, и сейчас её не видят? – Сегодня у испытуемого № 04-1201-89 день рождения! Поздравим же её с неминуемым приближением к биологической кончине! Испытуемые узнали номер. И почти все направили свой взгляд на Одуванчик. Кроме Вороны. Девушка чувствовала, как у неё пересохло в горле. Неподконтрольные пальцы начали выбивать по столу нервную дробь. А она внезапно начала петь. Очень красиво и даже мило – но не менее пугающе: – С днём рожденья тебя! С днём рожденья тебя! С днём рожденья, дорогой [вставьте имя испытуемого]! С днём рожденья тебя-я-я! С сорока-восьмилетием тебя! Одуванчик вцепилась в стол ногтями. О чём она говорит? Девушка видела себя в зеркале – она и на шестнадцать не выглядела. Да и при первой попытке отправить Одуванчика в тест она столкнулась с запретом от протокола. – Да, думаю, мне следует рассказать об этом подробнее, – она будто читала её мысли. – Мне неимоверно надоели твои постоянные выходки и вылазки из зоны. Отлавливать тебя с каждым разом всё скучнее, а у меня полно других дел. Да, я не могу взломать протокол тестирования и дать добро на тесты детей и подростков. Но я нашла выход. Одуванчик не могла сдвинуться с места, не могла даже подумать о бегстве. Её голова была пуста, как выеденная банка из-под бобов. И в ней гремел её голос. – Всего-то стоило изменить файлы в хранилище и вместо биологического возраста, в котором тебя консервировали, указать хронологический. И вуаля! – всё получилось! Я даже специально консультировалась с Модулем Протокола. Он подтвердил, что технически всё верно. Одуванчику становилось тяжело дышать. На глаза наворачивались слёзы. То ли от страха, то ли от возмущения. Что жизнь так несправедлива к ней. – Потому испытуемый № 04-1201-89 обязан в течение двух минут направиться в тестовую камеру № 13. Прошу, не задерживай меня. Да и других испытуемых тоже. В противном случае, мне придётся вызвать Распорядителя Вечеринок и он сам дотащит тебя до теста. Одуванчик смахнула подступившие слёзы. То немногое в ней, что ещё могло мыслить, рассуждало лишь о том, как некрасиво будет расплакаться перед всеми. Это был конец. Из 13-й камеры никто не возвращался. – Конечно же, как и всегда, любой испытуемый может тебя заменить. Желающие есть? Одуванчик с надеждой подняла голову. Однако Ворону перед собой не обнаружила. Бросив взгляд на выход, она заметила чёрно-белую спину, исчезающую в коридоре. Несколько оранжевых фигур последовало за ним. Оставшиеся виновато отводили взгляд. Ворона так торопился, что оставил свой шлем и перчатки на столе, внезапно осознала Одуванчик. И ощущение несправедливости усилилось. – Желающих нет? Хорошо. Испытуемый, пройди к лифту. И… Одуванчик пошла. Всё ещё не соображая, что именно делает. Поняла уже в лифте. Но бежать было поздно. Все надежды рухнули с хлопком захлопнувшихся дверей. И тогда она дала волю слезам.