Flaming Eyes

Им позволили уехать из дома миссис Бербидж только под утро — всю ночь полиция и ФБР поочередно тормошили старушку, задавая ей одни и те же вопросы в десятый раз, переворачивали вещи во всех комнатах, но не нашли ничего, что могло бы пригодиться им в расследовании. В конце концов им пришлось согласиться с тем фактом, что Рид как сквозь землю провалился, и только тогда голографическое заграждение было свернуто, а машины копов поползли по улице прочь, как огромные жуткие полосатые жуки. Один из офицеров согласился подвезти Ричарда до его отеля, и агент, расположившись удобно рядом с водителем, осознал вдруг, насколько медленно тянулся сегодняшний день. Бесконечно долгий, завершившийся по-настоящему лишь в тот момент, когда под ними заскрипела кожа и подушки безопасности. Глаза закрывались сами собой, а неторопливое и неслышное движение автомобиля убаюкивало. На горизонте зажигались первые огоньки рассвета. — Так значит начальство предпочитает селить сотрудников в гостиницах вместо съемных квартир? — спросил офицер, сворачивая на следующую улицу. — Ну у вас и сволочи, что ни говорите, агент Декарт. — Да не так уж это и важно, — ответил Ричард, следя за проносящимся за окном городом. — По большому счету, у нас здесь столько работы, что мы элементарно не может даже развлечься. После раскрытия дела — пожалуйста, а если оно всё еще идет, то не видать тебе светлых и свободных деньков. — Не нравится мне вся эта чертовщина, — Пит Дуглас (так указано было на его форме) недовольно фыркнул. — Они вешают лапшу на уши гражданским, однако рано или поздно все поймут, что дело не в проводке и не в брошенном небрежно на ковер окурке. Моя жена интересуется этими поджогами, хотя я просил её не лезть в это дело — боюсь, и она подозревает, что мы о чем-то умалчиваем. — У гражданских свои проблемы, — Декарт утомленно прикрыл глаза. — Они каждый день обсуждают, на кого будут голосовать на следующих выборах, сколько стоит рыбное филе в супермаркете, когда очередное собрание у баптистов или католиков… — Мы должны поскорее с этим разобраться. Гибнут люди. Горят дома. Конечно, сейчас не 1666 год, а мы — не деревянный Лондон, но согласитесь, что Детройт тоже легко может сгореть дотла. Дай только волю. Да, вполне может. С этими словами можно было согласиться — и Ричард тихо кивнул, продолжая как-то совсем безучастно смотреть на сверкающий огнями город. Светлело медленно и фонари еще не выключали, но воздух был чистым. Гораздо чище, чем когда он выходил на улицу и столкнулся с Хэнком Андерсоном. Тогда его тошнило и горелые одеяла в той комнате, где он застал Рида, казались ему смердящими больше, чем свежее собачье дерьмо. Он ненавидел и боялся огня, однако самым лучшим в этом осознании было то, что оно принадлежало только ему. Еще никто об этом не догадался и даже не задумался хоть на секундочку, и Ричарду нравилось хранить эту тайну. Тайны — хорошие вещи. Он получал от этого некое удовлетворение и теперь, понимая, что поспит от силы два-три часа, прежде чем услышит о новых событиях или прежде чем его телефон начнет надрываться от звонков, а Перкинс отправит на мобильный язвительное сообщение. Вот уж кто-кто, а Шакал не упускал случая подпортить людям жизнь. Итак, не самое лучшее самочувствие вкупе с тяжелыми мыслями о предстоящей возне отнюдь не поднимали ему настроения, и хотя жизнь не насиловала его во все щели, как могло бы быть, он не чувствовал, что ему так уж крупно повезло. Пит Дуглас больше не разговаривал с ним, поэтому забить голову посторонними мыслями не получалось. Видите ли, иногда людям работающим, прожигающим фактически мозги тяжелыми умственными операциями в виде расследований, решений уравнений высшей математики на пятьдесят строк или следящим за тем, чтобы лезвие скальпеля не дай бог не соскользнуло хоть на дюйм в сторону, порой необходимо полностью отключиться от работы, чтобы быть готовыми пришествию своей гениальности. Немногие из них знакомы с этой техникой — многие же и сгорают по этой причине. Ричарду Декарту очень хотелось бы сейчас не думать о ситуации с мальчишкой Ридом, но выходило паршиво. И нет, вовсе не потому что он предвкушал раскрытие дела им лично, громкие аплодисменты, хлопок вылетевшей пробки из бутылки шампанского и поздравления. Просто… «Просто ты всё еще ничтожный, — подумал Ричард, отводя взгляд от окна. — Почему ты, черт побери, не можешь быть таким, как Перкинс?» Отловить какого-то подростка, отключив всё то, что обычно ёкает внутри нас, когда на душе остается свежий шрам? Едва ли можно было на его месте представить простого щенка, которого можно было накрыть сетью и швырнуть в кузов машины. Слишком много отличий. Слишком сильны еще принципы гуманности и неверие в то, что в их время людей могут в детстве так просто подвергать каким-то манипуляциям, а потом избавляться от них, как от ненужного материала. Словно бы вы вырезаете снежинку для украшения дома, а оставшуюся часть листа небрежно швыряете в мусорное ведро. Перкинс действовал и действует так. Но значило ли это, что Ричард обязан следовать его примеру? Вопреки стремлению выкинуть из головы мысли о работе, он раз за разом возвращался к Гэвину, и это, к его стыду и досаде, к расследованию совсем не относилось. Он ведь на улице. В этих мокрых темных кварталах. Что он чувствует? Успел ли он уже что-то натворить, ведомый своей бешеной силой, что крылась внутри? Он был ребёнком. Сейчас ему семнадцать и, может быть, через несколько месяцев будет уже восемнадцать, и тогда юность закончится, и всё же… О чем думали его родители, беззаботно отдавая младенца чужим людям? Всё верно, об очередной дозе. Может быть, о деньгах. Может быть, его мать еще не лишилась совести и настоящих чувств — вдруг она отговаривала своего мужа? Вдруг между ними произошло что-то, что заставило её покорно склонить голову перед его решением? Почему он строил теории вместо того, чтобы просто делать свою работу? — Уже подъезжаем, агент, — сообщил офицер. Он включил дворники и теперь те безжалостно стирали мелкие капельки вновь начавшего накрапывать дождя. Алая полоска рассвета скрылась за тучами и напоминала рубец, скрытый где-то под кожей и излучавший зловещее сияние. Рана, только-только затянувшаяся тоненькой плёночкой, однако не зажившая до конца. Ричард смотрел на неё. Ему казалось, что он почти мог почувствовать эту боль, желание сорвать корку ногтями в приступе агонии. Его номер находился балконом почти на уровне огромных часов, установленных на здании банка напротив. Синие цифры указывали 5:35. — Спасибо, — поблагодарил он Дугласа, но почему-то не сразу надавил на скобу в дверце машины, чтобы открыть её. Казалось, будто там, снаружи, бушевала какая-то буря или торнадо, а здесь было сухо и безопасно, и только проклятый жребий определил его лишним в этом раю — а значит, он должен был встретиться с угрозой лицом к лицу, только в душе рассчитывая на какое-то снисхождение к себе. Снисхождения не будет — офицер сейчас поедет домой, к жене и детям, чтобы обнять ребятишек, съесть вкусный завтрак и завалиться спать после трудной смены, хотя справедливее было бы сказать, что это будет ужин. Сбивать режим питания Декарт терпеть не мог, но такое случалось. Они обменялись кивками и улыбками, как старые приятели — оба усталые и откровенно желающие поскорее смыться друг от друга, однако понятия не имеющие, как сделать это потактичнее. Наверное, проще было бы сослаться на слипающиеся глаза и всё такое — и опять же оба это прекрасно понимали. Оттого, возможно, никто из них двоих не решался применить это оправдание. — Что ж, удачи вам, агент, — сказал офицер. — Почему у меня такое ощущение, что сюрпризы не кончились?.. Этот вопрос он уже задал скорее сам себе, потому что полицейский автомобиль тут же тронулся с места, расплескав мутную и грязную воду из лужи, развернулся и двинулся обратно по улице — Дугласу нужно было доехать до участка, чтобы оставить там служебную тачку. Ричард подставил лицо мелкому дождику. Это не могло прогнать сонливость — зато пальто покрылось капельками, как драгоценными жемчужинами. Зонта у него при себе не было, да он и не требовался, потому что до дверей отеля оставалось метров десять. Люди кругом только спешили по своим делам — и у него они тоже имелись. Где бы еще взять сил на то, чтобы всё это разгрести? Когда он вышел из лифта и открыл дверь своего номера, в панорамном окне он увидел всё те же четкие синие цифры из неона. Банковские часы показывали 5:55. Идеальная комбинация. Дождь усилился, в номере было прохладно. Декарт устало сбросил с плеч пальто, швырнул его небрежно на вешалку — усталость не оставляла места аккуратности. Он прошёл мимо огромного экрана на стене и мимо роскошных кожаных диванов, казавшихся слишком ненужными и дорогими, потому что за всё время он не успел ни разу на них сесть. Кофейный столик был завален рекламными буклетами, где-то под ними была спрятана карточка с рум-сервисом, а на самом углу он обнаружил стакан с недопитым «кул-эйдом» и кожуру от апельсина — ох уж эта вредная привычка завтракать чем попало, не забывая запить всё это какой-нибудь гадостью. — Телевизор, — со вздохом произнес Декарт. Экран вспыхнул с такой неожиданностью, что чуть не ослепил его. Снова те же кадры с черным дымом, выходящим из открытого окна, те же усталые лица, та же угнетенность и скрытое за этими масками нежелание говорить начистоту. Всё правильно, им не следовало трепаться обо всем обычным жителям. Пусть лучше уж будут винить проводку и себя. У Гэвина Рида не было телевизора. Не было уютного номера с кожаными диванами, не было теплого пальто и водолазки, не было даже простого зонта. Ричарду вспомнилось его острое лицо и взгляд затравленного животного. Что на нём было? Какое-то рваньё, кажется… Дождь, словно желая еще сильнее растревожить его, забарабанил по стеклу с какой-то неконтролируемой яростью. Вслушиваться в монотонное бормотание по «ящику» было бесполезно. Не теперь, когда все мысли были посвящены только судьбе подростка, сбежавшего у него прямо из-под носа. Подростка, которого хочет заполучить себе его «напарник». Преступника, мученика, жертву и злодея… Маленький злой язычок пламени, этот Гэвин Рид. Где-то он сейчас? В голову невольно пошли дурацкие мысли, что стоило вызвать такси и добраться до отеля в одиночестве. Перед этим, возможно, зайти в какой-нибудь маленький захолустный магазинчик с порно-журналами и передернуть прямо на эти шикарные черные простыни в его номер — в конце концов, работой горничных было собирать грязное белье, а не разбираться, в чем именно оно выпачкано. Ричард устало и угрюмо подумал о том, что с такой работой его личной жизни придёт крышка. Ужасно обидно, если учесть то, что неудачником и уродом он не был. Поддавшись новому приступу досады, он перевернулся на живот, сбросив диванную подушку со стороны свесившихся с подлокотника длинных ног. — Гэвин… — сорвалось с губ тихое и усталое. — Где ты сейчас, Гэвин? Из глубокого сна его выдернула целая какофония из звуков — болтовня телевизора, еще тогда казавшаяся ему тихой и незначительной, теперь оглушала, как и мобильник, надрывающийся наверняка не первый раз. Ричард сонно приоткрыл веки. Телефон лежал на кофейном столике. Экран показывал десять пропущенных, неизвестный ему номер набирал его уже в одиннадцатый раз. В номере витал застоявшийся запах остатков китайской еды и сыра — кажется, он что-то заказал, но не доел, судя по наполовину наполненной тарелке и грязной вилке рядом. Здесь царил полный бардак, шторы оставались же раздернутыми и Декарт мог разглядеть время на банковских часах. Кажется, это было 12:03. Вполне себе неплохо, и даже лучше, чем обычно бывало. — Алло? — отозвался он, потягиваясь и возвращая на место валявшиеся на полу подушки. — Декарт, где вас черти носят? Голос Перкинса, наполненный холодной яростью, напоминал эффект ледяного душа. Ричард дернулся, чуть не выронив стакан из-под «кул-эйда». Чертов шакал. — Отсыпался после безумной ночи, — честно ответил он, потому что лгать было как минимум глупо и бесполезно. — Помню, вы зареклись, что работать со мной в паре не собираетесь… — Я что, похож на зрителя какого-нибудь тупого комедийного шоу? — Конечно нет, — Декарт с коротким смешком направился в ванную. Если бы кто-то из его коллег увидел эту неторопливость в каждом жесте, они бы прокляли его до конца жизни. — Мне жаль, если я вас задел. Хотя задел меня именно ты, ублюдок. — Кажется, насчет Рида кое-что есть, — продолжал Перкинс. Со стороны его конца провода можно было различить слабый шум — он был в машине. — В одном из злачных районов нашли обгорелый труп. Думаю, его работа. Вы там тоже нужны. — Какой район? — веселье все ещё не уходило из голоса Ричарда. — Роуздейл-Парк. — Вы уверены, что это не просто удачливый самоубийца? — Какого черта вы здесь взялись шутки шутить? Курнули хорошей «травки»? От сонливости мысли ещё путались. Декарт недоуменно приподнял бровь, глядя на собственное отражение в мутноватом зеркале. Слова о «травке» заставили его подавить усмешку. Просто после вчерашнего он чувствовал себя несколько по-другому, и природы этих изменений объяснить не смог бы при всем желании, однако они существовали. Он находил в себе смелость провоцировать Перкинса — и ещё большую смелость для того, чтобы думать о Риде, но совсем не видя в нем объект, который можно изучать с точки зрения поведения или ещё чего-либо. Рид как человек. Рид как личность. Глаза Рида. Голос Рида. Запах Рида… Перкинс молчал, дожидаясь его ответа. Он всегда взвешивал каждое слово, добиваясь филигранной точности — ни больше и ни меньше, и никогда не торопил. Местами он напоминал робота. Это не отталкивало, а заметно настораживало. — Я приеду, — ответил Ричард, проводя расчёской по волосам. — Но вы думаете, что стоит?.. Перкинс думал, что стоило. Возможно, он и сам встал час назад или полчаса, и сейчас трясся в автомобиле, застряв в какой-нибудь «пробке» на Вудворд-авеню. При этом ни одна нотка в голосе не выдавала, что у него могли иметься какие-то неприятности. Всегда идеальный, как выстиранный и отглаженный воротничок. Омерзительный. — Стоит, — ответил он, подумав с секунду. — Сейчас любая ниточка может пригодиться. Вы понимаете это? Ради того, чтобы все прочие об этом не узнали, я даже готов потерпеть вас лишние пару месяцев. — Месяцев? Боюсь, за это время вся Америка будет знать, что у нас на свободе вырвавшийся пациент с безумной силой, которая ему не подчиняется. — А вы можете предложить другую альтернативу? Всё, что нам остается — это хвататься за любую возможность. Лучше сделать, чем не сделать и потом жалеть. В этих словах прослеживалась своя логика. Ричард швырнул грязную рубашку в корзину для белья и оглядел своё тело, всё еще держа трубку около уха. С той стороны доносился лишь ровный губ двигателя, а вот дыхания Перкинса как будто не существовало в природе. Был ли он вообще живым? В последние пару дней этот вопрос становился всё острее и давил на мозги. С трудом верилось, что люди вообще такими бывают. Такими… холодными и мёртвыми. Декарта передернуло, как только он попытался примерить эту же перспективу на себя. — Спецагент, — заговорил он, возвращаясь в гостиную, — я надеюсь, что вы осознаёте — мы тоже может погибнуть в пылу попыток его взять. Звонок завершился. Ричард отложил телефон на кофейный столик и начал торопливо одеваться. Чемодан он успел разобрать кое-как, и ему не пришлось задерживаться в номере, чтобы дождаться, когда его вещи погладят. Черное пальто на вешалке было абсолютно сухим — как будто не было никакого предутреннего дождя. Как будто он не видел рассвета, похожего на кровавый шрам — еще свежий и не совсем забытый. Застегивая брюки, он размышлял о предстоящей работе. Перкинс сказал, что «поджаренный» труп обнаружили в Роуздейл-Парке. Этого района его убедительно просили избегать, как и некоторых других — один из самых злачных пригородов с не самым дружелюбным населением привлекал разных темных личностей или просто тех, кто хотел снять себе девку подешевле. С одной стороны, было логично, что Рид захочет спрятаться в трущобах… Но с другой стороны там было не менее опасно, чем в центральных районах. Наверное, он так стремился спастись, что не разбирал дороги. Что же случилось такого, в результате чего он опять убил? В тот же миг на него навалилась какая-то неимоверная и тяжелая усталость. Ричард потянулся, хрустнув костями, и подхватил с вешалки пальто, набрасывая его на плечи. Машина уже дожидалась его внизу и, признаться, беспилотные такси он в тот миг посчитал чудом. В них было ездить приятнее, чем рядом с мрачным и ненавидящим его коллегой. Небо было темно-серым, и грязные кирпичные дома на его фоне не добавляли привлекательности Роуздейлу. Пахло гниющим мусором, около проулков Ричард дважды заметил оставленные бомжами тележки с вещами — впрочем, трудно было понять, на что может сгодиться валявшееся там бесформенное барахло. Его владельцев пока не было видно, но осторожность еще никому не помешала. Он шёл на звук полицейской сирены, неторопливо обходя глубокие лужи и грязь. От голода слегка подташнивало. Улица расширялась с его продвижением вперёд — взгляд успел наткнуться на погасшую с наступлением утра вывеску какого-то бара, двери которого были распахнуты настежь, а возле входа две-три машины копов. Автомобиль Перкинса, очевидно, остался где-то в другом месте. Негоже спецагенту ФБР парковаться рядом с какими-то вшивыми патрульными тачками. — Давно не виделись, Андерсон, — сказал он, подходя ближе. Хэнк облокотился на машину, держа в одной руке планшет и что-то пролистывая пальцем. Во рту — сломанная зубочистка, от него опять несло джином с примесью какого-то незнакомого Ричарду пойла, на бежевой куртке проступили пятна виски. Тем не менее, выглядел он как будто бы лучше, чем вчера. Выспался?.. — Ваше начальство тут рвёт и мечет, — усмехнулся тот, передвинув зубочистку в другой уголок губ. — Но могу сказать точно, что от одного бывшего уголовника мы избавились и больше он не доставит нам проблем. — Не понял? — Декарт приподнял бровь и проследил за чужим взглядом, направленным на бар. Изнутри слышались голоса и какой-то слабый грохот, как будто передвигали мебель. — Крис Уокер, — пояснил Хэнк, хотя это имя ни о чем Ричарду не говорило. — Это его труп обнаружил хозяин заведения ранним утром. У него была судимость за ограбление и… Ну, в общем мать одной девчушки подавала на него в суд за якобы растление малолетней. Уокер приставал к ней, когда работал преподавателем физкультуры в школе. Доказательств, вопреки уверениям семьи, найти никто не смог, но лично я считаю, что засранцу просто повезло. С тех пор оттуда его выперли и он перебивался случайными заработками. А теперь — это… — Вы так радовались, рассказывая что он мёртв. — Отсидевшие в тюрьме зачастую приносят много проблем. В первую очередь тем, что рано или поздно идут на еще одно преступление. Нам с этим возиться только не хватало, учитывая положение на сегодняшний день… — А бар? Что говорит хозяин? — Ему придётся хуже всех, потому что он продавал алкоголь несовершеннолетнему. Этот притон просто прикроют, а ему уже в жизни ни одного дела не открыть. Он признался, что Уокер был постоянным посетителем и вчера выпивал с каким-то мальчишкой за стойкой. Мы попросили его описать парня и похоже, что это как раз наш случай. В общем, они выпили и вышли в четвертом часу утра. Никто ни о чем не подумал, а после обнаружили тело. Дверь бара вдруг дернулась и с громким стуком ударилась об стену здания. Перкинс выскочил на улицу — полы его плаща яростно развевались на ветру, лицо исказила гримаса холодной ярости. Увидев их вдвоем, он остановился. Взгляд стал еще злее. — Какого черта вы сюда явились? Половину работы сделали до вашего прихода, поздравляю. — Ну, думаю, вы не будете против, если я ещё раз всё осмотрю, — вежливо улыбнулся Ричард. — Вы сказали, что молодым агентам нужно больше практики, вот и… — Телом займутся патологоанатомы. Хотя сомневаюсь, что там чем-то можно заняться — у Уокера ожог восьмидесяти процентов тела, — Хэнк пожал плечами. — И у меня, кажется, начинает складываться версия… — Поговорим после, — небрежно ответил Перкинс и, спустившись по ступенькам вниз, прикурил. Андерсон закатил глаза и шепнул Декарту: — Как ты его терпишь? Это же самый настоящий… Но Ричард его не дослушал. — А где нашли тело?.. — Через метров пятьдесят от входа в бар. Фонарей здесь немного, а вглубь квартала никто не уходил — все приезжие. Кому-то показалось, что это не тело, а скамейка. Бред полный. Оно всё еще там лежит, его не трогали. Копы застряли в баре — Ричард считал это поистине удачей, потому что ему не могли помешать. Он терпеть не мог заниматься всей этой кутерьмой, когда за плечо ему заглядывало еще с десяток человек. Конечно, в этот момент ты чувствуешь себя более ответственным, чем когда-либо., но если облажаешься… Декарт тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Он оставил Андерсона вместе с курившим Перкинсом у машины, а сам неторопливо направился вперёд. Острый взгляд тут же заметил нечто почти бесформенное, и впрямь похожее на вытянутую и поваленную скамейку. Что-то черное, почти закопченное, в остатках кожаной куртки и джинсов, со слетевшими ботинками прилипло к асфальту — жалкое и безжизненное. В тот миг, когда Ричард приближался, он заметил блеснувший меж туч лучик солнца. Крошечный кусочек голубого неба блестел на фоне темно-серой завесы бриллиантом. Но и он не мог скрасить зрелища обгорелого трупа. «Вот и оно, — подумал он. — То, что ты оставил, Гэвин». Ему вдруг представилось, как Рид и Уокер сидят за той стойкой в баре, как бывший уголовник заказывает для мальчишки пиво или еще что-нибудь, как беседуют они по душам, а потом… Может быть, Уокер решил воплотить в реальность свой давний замысел? Может быть, ему недостаточно было заведенного на него дела, которое, к его счастью, не закончилось ничем в силу отсутствия доказательств? Они шли вдвоем… Ричард видел следы грубой обуви и кед — полицейские уже успели их отметить. Шли. Вдвоем. В этом уголке всё и случилось. В этом крошечном закутке между домами, куда бы даже в ясный день не проникло солнце, где сейчас таилась такая же тьма, что он не мог ничего увидеть, как бы ни пытался. Ему было страшно смотреть туда и он не удивился, что копы не стали проверять узкий проулок. Или, возбужденные неожиданной находкой обгорелого тела, просто не заметили. А может, Перкинс?.. Декарт склонился над телом, зажав нос. Лицо Криса Уокера пострадало сильнее всего — от него попросту ничего не осталось. Где-то здесь был нос, чуть ниже — губы, обгорелые, кривоватые, похожие на почерневшие от копоти сардельки. Глаза лопнули от сильнейшего жара, как мыльные пузыри. Щеки были истерзаны ногтями — в агонии жертва царапала себя, пытаясь сбить пламя. И подумать, что подобное мог сделать ребёнок… Жуткое зрелище перед глазами отдало тяжелым спазмом в желудок. К горлу подступила тошнота. Ричард выпрямился. Он не рискнул прикасаться к телу без перчаток. Его рука осторожно потянулась под полу пальто и вытащила из припрятанной, никому не видной кобуры пистолет. В тот миг он словно бы оказался оторванным от мирка, который находился и жил около входа в бар. Там были люди, там шла суета, там кипело расследование, допросы, одни и те же показания, одни и те же слова, а он, Декарт, переступил через тончайшую завесу, которую никто не способен теперь преодолеть кроме него. Он подставился лучику солнца, прикрыв веки. Приятное тепло разлилось от головы к кончикам пальцев ног. Но ведь осталось еще кое-что. Последняя, маленькая гипотеза, которую он намеревался подтвердить или опровергнуть прямо сейчас, если до него этого никто не сделал. Он взвел курок и оглянулся назад — чтобы добраться до проулка, нужно было чуть завернуть, и тогда полицейские машины вместе с Перкинсом и Хэнком скрывались из виду. Так же, как и он сам скрывался от них. Это хорошо. Хорошо. Декарт переступил через труп. Он выдохнул. Темнота, лежавшая перед ним, скрывала прятавшуюся там разгадку. Или джекпот. Называйте это как вам угодно, но он так или иначе ожидал чего-то от этих трех-четырех шагов, которые сделает туда. От того, что он ощутит, всматриваясь в сырую кирпичную стену между двумя мусорными контейнерами, за которыми обычно любят устраиваться бездомные кошки. Или псы. Он шёл медленно, держа пистолет у бедра и, как только вступил туда, где начиналась тень, лучик пропал с его лица. Стало холодно и мерзко. Казалось, он мог различить шуршание крыс в недрах этого мрачного царства. Ричард не боялся крыс. Он боялся совсем другого. Пальцы чуть дрогнули. Глаза не могли привыкнуть к темноте, однако от них не укрылось слабое движение. Там. В углу. Там обитало оно. Он чувствовал странную приподнятость, как человек, готовый открыть подарок, и в то же время страх. Во всем этом была какая-то странная, невесть откуда взявшаяся щепотка безумия и желание продолжать делать шаг за шагом. Существо, прятавшееся в глубине, следило за ним. Ричард это знал. Он дышал сыростью — а оно дышало им. Он поднял пистолет. Снова что-то шевельнулось. — Это ты… — сказал он. Звуки. Он слышал это. Затравленный зверь, забившийся в последнее укрытие. Сжирающий страх, звук крови на истерзанных в волнении губах. Волосы наскоро и небрежно остриженные, темно-зеленая куртка и старые кеды. Дырявая майка, кожа на руках в мурашках. Бьющая жилка на шее. — Ты… Протянутый гамбургер в руке и голодный, просящий взгляд. Эй, парень! Истлевший пепел на по-детски тонких пальцах. Недокормленное тело. Ты голоден? Конечно, он голоден. Голоден и напуган. И так доступен — хоть сейчас пристрели, подними клич, позови своих. И он будет пойман. Отстранился. Отполз, как крысёныш, от верной смерти или верного заточения навсегда. Он не пойдёт добровольно, разумеется. Голоден?.. Он лежал здесь столько времени, глядя на дымившийся труп. Здесь, в этой холодной и пустой норе, в этом закутке, лицо и запястья заляпаны кровью. Делал себе больно? Наказание за плохое поведение? Ребенку было страшно. И, быть может, поэтому это такой идеальный шанс покончить со всем одним махом. Может быть, поэтому. — Иди к папочке… Фраза, произнесенная не его собственным голосом — он шёл откуда-то из глубины и Ричарду не принадлежал. Не принадлежал так же, как не принадлежали ему эти слова и этот незнакомый блеск в глазах, которого он видеть не мог, но который когда-то видел Рид. Видел и запомнил. Слова, породившие цепную реакцию вкупе с воспоминаниями. Его, Рида, воспоминаниями, передавшимися через возникшую между их взглядами связь, о которой они не подозревали. Мгновенная вспышка ударила Ричарда по лицу — он со вскриком отшатнулся, потеряв равновесие и заслонившись ладонями. Пистолет выпал из руки. Это был не просто свет. Он почувствовал, как что-то обожгло его. Что-то яростное и такое же испуганное, как сам мальчишка, съежившийся в углу. Фигура вскочила на ноги и метнулась вперёд, оттолкнув его в сторону. — Стой! — Декарт жмурился, пытаясь вернуть себе способность видеть — заметавшись слепо меж стен, он едва не впечатался в одну из них лбом. — Стой, я сказал! Рядом раздался топот. — Что происходит? — Андерсон встряхнул его за плечи, тяжело дыша, и заглянул в глаза. — Декарт?.. — Уходит! — рявкнул Перкинс, рванувшись дальше. — Всем по машинам, он уходит! Жар разлился по щекам. Может быть, поначалу он казался не таким сильным, но с каждой секундой в каждой клеточке под кожей просыпалась неимоверная боль — она всё множилась, медленно истязая. Ричард смотрел на Хэнка, по лицу его текли слёзы — некотролируемые, вперемешку с кровью из закушенной губы, которую он стиснул зубами, сдерживая крик. Тело внезапно потеряло всякую твердость, ноги стали ватными и он почувствовал, что падает. Стремительно угасавшее сознание подбросило ему видение камина. Огромного, ярко пылающего камина и кочерги рядом, и раскаленных добела щипчиков для углей. Он увидел собственную ладонь, тянущуюся к огню, и видел, как мгновенно занялся им рукав черной кожанки. Одежда Криса Уокера. Он видел обугливающиеся пальцы и сочащееся кровью мясо, с шипением покрывающееся бурой корочкой, а потом ухо его уловило женский панический вопль — протяжный и наполненный ужасом, но глухой, как из-под толщи воды или земли. Это была его мать.